, « Вооооскресенье - радостный дееень…»,- промурлыкала Татьяна древнюю песенку и подошла к окну отдёрнуть тяжёлые сонные шторы. Ночью выпал снежок, и яркое утреннее солнышко искрилось и сверкало на нем.. «Сейчас проснёмся, расшевелимся, позавтракаем и пойдём с Машуней погуляем, пока снежок не перемесили», - весело подумала она. Этот день был редким и единственным в неделе, когда Таня могла и хотела посвятить его дочери , потому что часто и воскресенье отнимали обязательные домашние хлопоты, дела и делишки. Времени на общение c Машенькой оставалось мало-Татьяна была занята на двух работах . Детсад брал на себя педагогическую заботу о малышке в будни. Получалось как-то странно: надо было работать на первой работе, чтобы жить, на второй, чтобы заработать на дикие коммунальные платежи и садик, который даёт возможность зарабатывать. Замкнутый круг! Детское пособие Таня принципиально откладывала, чтобы к концу года купить на него бутылку приличного вина и выпить за процветание правящей партии власти. Телевизор и DVD были палочкой-выручалочкой:Машенька смотрела всё, что ни транслировалось, особенно привлекала реклама. Быстрое мелькание кадров, звуки, слоганы, которые дочка даже цитировала, отвлекали её от капризов. Этот готовый к заполнению «сосуд» жадно впитывал в себя знания о жизни. Таня прошла в детскую и стала будить малышку , нежно целуя и теребя за раскрасневшиеся во сне щёчки: - Машенька, просыпайся, маленькая, у нас с тобой сегодня «великий» день - мы с тобой сегодня пойдем куда-нибудь в интересненькие места. И направилась на кухню выбрать, какую кашку разболтать на завтрак дочке: фаст-фуд, даже детский, всё-таки давал некоторые преимущества. - Доченька, надо вставать, - прокричала Таня в сторону детской. - У-у-у! - Не «у-у-у», а нужно! Вставай, будем умываться! Молока в тетрапаке оставалось «как раз» - не фонтан, конечно, но сейчас подобную пищу все едят. Молоко своим вкусом напоминало, что это всё-таки продукт молокообразный, реклама на пакетиках с сублимированной кашей бодро гарантировала ребёнку супер-здоровье, экстра-рост, мега-ум и остальные параметры вундеркинда, а рецепт прост – размешать и вскипятить…или наоборот... «Нокиа» пропиликала свою «коронную» мелодию вызова, и Таня, глянув на дисплей мобильного, радостно ответила: - Да, Людок, привет, подруга! …Конечно, заходи, я уже и не помню, когда виделись…Планы? Никаких…забегай, поболтаем… - Маша, сейчас тётя Люда к нам в гости придёт, пошли умываться! Татьяна умыла, одела и расчесала дочку, завязала над ушками два забавных хвостика и сказала: - Пошли завтракать, кашка уже остыла. Телевизор на кухне вещал: где-то опять бунт и война, с её непременным атрибутом – смертью; где-то катастрофа природная или техногенная, с теми же атрибутами (опять реклама «окрылённых» средств гигиены, которые способны чистить, мыть, впитывать ещё лучше, чем час назад); что-то тонуло в воде, падало с неба, кого-то засыпало землёй - везде Её Величество-Смерть (снова реклама для лысых, потливых и перхотливых) . Таня кормила дочку и обе посматривали, как из искорёженного автомобиля спасатели умело выпиливают «болгарками» окровавленного водителя с его семьёй (и опять реклама о том, как классно русскому человеку после работы «сгонять» в Альпы на горнолыжный курорт). Реанимобиль, мигающий в ночи проблесковкой, носилки, санитары и жуткая боль человеческого горя…Цинизм продажного телевидения, в поте своего безобразного лица отрабатывал «нехилые бабки» Татьяна, обычная, спокойная женщина лет 30, жила размеренно и, как сейчас говорят, - некоммуникабельно, Её совершенно не волновал внешний антураж расцветающей жизни пролетариев, в одночасье ставших буржуями - они опять увлечённо «грабили награбленное». Её не «гламурило» от Дольчегабанины, не « колбасило» от Vеrtu, не «штырило» от ночных клубов, она искренне считала такую жизнь жизнью нищих, обокравших и Аладдина, и сорок разбойников одновременно. Зато Таня обожала свою дочь, этот прекрасный бонус от раннего, но неудачного брака. Она знала о своей внешней привлекательности, тихо и ненавязчиво ждала своего единственного, поэтому была всегда рада поговорить с малочисленными и активными подругами об их несчастливом замужестве и о счастливых случайных связях . Таня верила, что и на её улице опрокинется КамАЗ с пряниками… Дверная канарейка неестественными трелями заверещала, приглашая впустить гостью. Люда принесла с собой запах мороза, шикарных духов, кофе с коньяком и какую-то праздничную суету: - Ну что, простокваша, сидишь, киснешь – созреваешь? -чмокая Таню, протараторила Люда,- где малая? Я ей тут тоже сувенирчик перехватила…на, - и протянула коробку с тортом, - твой любимый, порадуй душу, стой, возьми ещё, -Люда, опорожнив сумочку, протянула Мартини, одновременно вешая сумку на вешалку, стряхивая рукав шубки с руки и сапожок с ноги. - Сейчас, я Машку займу чем-нибудь... ты проходи. Таня прошла в комнату включила плазму, позвала дочку: - Машенька, садись в кресло, возьми вот своего любимого мишку, я тебе сейчас тортик принесу, ты чай будешь или сок? Таня явно спешила отвлечь внимание Маши, листала каналы, выбрасывая руку с пультом в сторону телика. Ничего похожего на детскую передачу не было, зато появилось крупным планом лицо Милы Йовович. Таню это устроило, потому что откуда-то знала, что Мила русских кровей и, вообще, модель приличная. - Посмотри и, если хочешь, поиграй в Милу Йовович, - сказала она и убежала на кухню к подруге. … Мила во весь экран смотрела на зрителя исподлобья. В холодном взгляде чувствовалась спокойная ненависть и уверенная угроза в неотвратимости мщения. Кадр сменился, Мила шла по ярко освещенному коридору из стекла и мрамора, её шикарное тело было увешано мужскими побрякушками огромных размеров, в набедренных кобурах блестели никелированные пистолеты, из-за спины торчали приклад помпового ружья и рукоятка сабли. Смена кадра, и другой конец коридора.…Оттуда неслась стая огромных собак-мутантов без шкур, их мускулистые тела лоснились розово-красным, глаза страшно горели, с оскаленных морд, с огромных клыков капала какая-то зелёная слизь… В углу один из этих монстров рвал на части труп человека в белом халате. Собака жрала его и мерзко чавкала… Ещё дальше брела толпа полусгнивших зомби с закатившимися глазами, на переломанных конечностях, с вытянутыми руками, издавая гнусное горловое шипение… Девочка вся подобралась в кресле, ломтик торта был забыт, она прижимала к себе своего мишку и заворожённо смотрела расширенными глазами на экран из-за него. Смех мамы и тёти Люды, иногда доносящийся из кухни, немного успокаивал, возвращая из того страшного места домой, в кресло. … Мила, не меняя темпа шагов, подпрыгнула в немыслимом прыжке и, трёхмерно вращаясь, открыла шквальный огонь из пистолетов. Непонятно, чем она стреляла, но мутанты разлетались в мелкие клочья, куски рваной плоти ляпали на потолок и пол, кровавыми полосами сплывали со стен. Гильзы замедленной съёмкой падали на стеклянный пол, подпрыгивали, дымясь, мелодично звенели. Их калибр поражал… Мутанты продолжали алчно ползти остатками изорванных тел, а очаровательная Мила ударами ноги отшибала головы зомби, те набрасывались на обезглавленных и рвали их, запихивая куски в рот. Все эти звуки: грохот из оружия, рычание собак, предсмертные крики погибающих людей, вой зомби, чавканье и звон сабли Милы - вместе рисовали дикую оргию смерти. - Мама, пойдём, погуляем, пойдём, пойдём, - девочка требовала, умоляла. Она уже боялась каждого угла в доме и была на грани истерики. -Машенька, да что с тобой? Конечно, сейчас пойдём, - Таня гладила по головке прильнувшую дочку. - А и правда, пошли вон там, на детской площадке, посидим на лавочке. Люда, отодвинув рукой тюль, смотрела на игровую площадку, где бегали трое мальчишек. Подражая Брюсу Ли и Джекки Чану, они кричали и награждали друг друга пинками. Вокруг них крутился, лаял и взвизгивал лохматый щенок с поводком. Женщины устроились на лавочке, поглядывая на Машеньку, увлечённо бегавшую за щенком и от него. Девочка ловила его, тормошила и валяла. Собачонок, играя, покусывал девочке руки. Картина была идиллической, и Таня с Людой продолжали неторопливую беседу. Валяя щенка в снегу, Машенька сидела спиной к маме в углу площадки. Снег вокруг неё становился всё краснее. Таня забеспокоилась и бросилась к дочери. Она бежала, поскальзываясь и чуть не падая. Девочка обернулась к маме: белоснежная шапочка с помпончиком съехала набекрень, два забавных хвостика, лицо, руки, одежда были густо перемазаны кровью. Девочка, как никогда раньше, неестественно улыбаясь, произнесла: «Мама, я играю в Милу Йовович…». Глаза у Татьяны страшно округлились, пальцами рук она, казалось, хотела затолкнуть в себя рвущийся наружу дикий крик… На снегу аккуратно были разложены метры кишок, внутренние органы… -Когда я вырасту, то буду, как Мила,- весело произнесла Машенька и огарком сварочного электрода выковыряла из головы истерзанного щенка второй глазик… |