--- [континентальное] В раскаленных ловушках парков и площадей, в междустрочиях пыльных улиц начала без, в переулках, ведущих за`полночь, где в обрез вожделенного смысла, да и любви – людей я ищу, невидимкой сонной по мостовым беспредметно слоняясь, верю в твоих щедрот чёрно-белую полосатость, ты слышишь – тот, кто придумал меня случайно, и иже с ним?.. Перегревшийся город пуст – не чума, не мор, но законный хлебнувших экшена* выходной… А души, что брела бы по` воду – ни одной, ни бродяг, ни собак, ни птиц… На меня в упор зрит-пылает-пытает глаз, мне понять бы – чей и смогу замолчать – подробнее… вот те крест!.. И когда тебе только, Господи, надоест безопасная страстность жарких моих речей?.. --- [тишина] Так поймай, если сможешь, на слове меня, тишина, это будет не просто, слова позабыты – сире`чь разобраться придётся, когда мне и кем внушена вместо внятной молитвы – моя неразумная речь, и боюсь, слишком долго тебе соглядать и стеречь бесполезный, как явка с повинной шальной головой но, увы, непокрытой…мы квиты? – запальчивый бред, наблюдать, как сбивается в стаи неверный конвой и привал затевают бессонные гончие пред непоследней войной за молчание. Выдержишь, нет?.. Только кажется – стань я чуть ближе к одной из границ между после и до, между светом и тенью – смогу ледяного молчания видеть подробности в ниц опрокинутых лицах… Не стану желать и врагу этих танцев с тобой, тишиной, застывающей у филигранной работы ворот в послезавтрашний день, где ослепшие зодчие ждут, запахнувшись в закат, когда схлынет непрожитых заживо фраз дребедень и появится проблеск в туннеле, ведущем назад, когда ляжет подросшая прошлого тень – на плетень… --- [постскриптум] Нам нажитый всуе теперь ни к чему капитал заманчивых фраз о полезной привычке на воду взволнованно дуть, ни к чему он расстрельному взводу слепых волонтёров, поскольку смертельно устал хмельной режиссёр, вербовавший бессонных тетерь в реалити-шоу, где титрами в замкнутой рамке – герои, последние (?). Слово, не зная огранки, здесь было – в начале. И будет, и есть… А теперь Позвольте мне вымолчать этот последний рассвет, случайный постскриптум войны за неверную ноту И…раз-два-три – вальс беззаветно-бездарных длиннот у незапертой двери, где эхо камлает в ответ, сбиваясь на истовый шепот. Позвольте посметь узнать в первом встречном весомую поступь пророка, и пусть он не знает дороги, но знает дорога того, кто с собой уведёт молчаливую смерть. Предисловие к морю -------- [жара] Плотно забиты окна, как кляпом, пухом, нежностью тополиной ты сыт по горло, душно, стакан воды бы, и ты не гордый, можешь позвать на помощь кого угодно, только вот – никого здесь... Какая муха в кровь искусала Богом забытый город? Жадностью болен ты, словно та старуха с битым корытом – мимо по водостокам пусть бы текли соблазны, незорким оком их провожают тени… Не так уж плохо в этой бетонной клетке – тепло и сухо, только тебе всё кажется, что жестоко кем-то наказан ты. Пережженный вечер не бесконечен. Легче дышать, похоже, станет, когда осядут шаги прохожих пылью на тротуарах - немного позже, может, и ты дотянешь... Когда бы ветер - тот, что заходит с моря, тогда - возможно, было бы проще, впрочем… ты осторожно… -------- [соль] … руку мне дай, и я приведу тебя к морю – там, где всерьёз реален лишь абрис паруса, ветер не спит ночами, пришпиленный к молу, там… только море - жизнь, остальное - пауза. Видишь ли, море не предаёт, любя, души – если цунами – значит, не то мы делаем – море играет с нами честнее, чем суша - пенно сбиваясь, шепчет: вы были смелыми, бредит прибоем… переведу тебе, хочешь?... и горизонт, в волнах растворённый, ближе нам. Всё, что считали мы берегами – не… очень. Здравствуй, вода солёная, здесь мы - выживем, это не трудно нам, побывавшим там – ниже… -------- [дно] … некуда ниже, когда под ногами – дно. крепко держи загубник, дыши и слушай – бьётся ли сердце, и третьего не дано – стой на коленях или всплывай. На сушу можно вернуться и без приключений, но незачем, если там никого, кто – нужен. Бросит ракушку (не решка ли?) здешний бог мелкопесчаных снов – ты, похоже, пленник, и – глубоко … не-приветственно осьминог щупальца тянет, водорослей сплетений не разобрать… да и стоит ли? – ни дорог, нет под водой, ни звуков, ни света-тени… Не заплывай – не вернёшься! – за тишину, трудно свободным быть на одном баллоне воздуха, а погремушка всё тише – дну в общем-то, безразлично, что Бог уронит в крепко солёный Эдем - покорившись сну, души плывут, а звёзды на небосклоне все на местах положенных… точно? кроме… -------- [прибой] …кроме того, что море живёт, как дети, нежно сплетая волны и сны в рассветы, любит оно, волнуясь, искать ответы на берегу истоптанном – кто ты, где ты? Что ты поймаешь, в небо забросив сети? Можешь молчать и ждать золотую рыбку, если ещё имеешь к ней порученья, можешь играть в рулетку с подводной чернью, или души солёной начать леченье, можешь построить замок в песочке зыбком… На берегу, где ветер-то волен - не был, для моряка, сведённого – не с ума ли? правилами игры пострашней цунами – крыс берегут, да и капитан не с нами – выбор обычен – если не дно, то – небо. Это привычка – лишь бы не здесь… а мне бы… -------- [путь наверх] …выплыть, не захлебнувшись своей свободой, не растеряв сокровищ и… Здравствуй, Немо! Знаешь, ты всё такой же – нейтральны воды, даже, пожалуй, слишком… всё ждёшь погоды, для разговора с небом? Пора… на землю - к тем кораблям, добравшимся до причала – в странствиях по морям корабли стареют счастливо… но мечты, что висят на реях, были когда-то парусом… Слишком мало жизни на суше, чтобы в неё – поверить… Это не горе, если под плеск ладоней волны размоют контур твоей вселенной – помнишь ли: море пьяному – по колено – пьяному жизнью - он и в воде не тонет, и не горит в огне… Приходи на землю – сам всё увидишь: можно начать – с начала, как поступают птицы, весной вернувшись, можно – с конца… не знают морские души о берегах, а надо бы… Слишком мало жизни в воде для тех, кто рождён на суше… Корабельная молитва позволь нам – быть, хотя бы до поры последних звёзд, ныряющих с причала и что с того, что вечность обмельчала - немудрено, раз точат топоры для плахи те, кто строил корабли… и всё-таки, позволь начать – с начала, с тех берегов, где смели и могли мы звёзды называть по именам, ловить ветра в мерцающие сети и имя бога не держать в секрете, не верили портовым крикунам про то, что ни вернуться, ни вернуть… нам раздавали пряники и плети – на выбор, мы ушли куда-нибудь, не захватив ни компаса, ни карт… пусть с каждым днём длиннее тени наши, позволь нам – быть, а где – уже не важно, позволь сказать спасибо – за азарт в твоей, без правил и ветрил, игре – затянутой на вечность рукопашной с самим собой, за церковь на горе, за истовую верность звонарей колоколам, известную тебе лишь, за зыбких снов горячечную ересь, за снег в июле, ливень в январе, за то, о чем волна в шторма молчала, за то, что ты по-прежнему не веришь ни нам, ни в нас… Позволь начать – с начала… Многоточия Междометий осенних, слетевшихся стаями к ночи, опрокинутой навзничь, дождём не отмыть добела. Пусть наступит зима, поднимая пургу многоточий, распластает над Городом снежные рифмы-крыла и укроет ржавеющих рельсов абзацы – неточно, но старательно вышептав имя… была, ни была!.. И откроется дверь в самой дальней из запертых комнат – там, где ветер седеющий пробует выжить и…вспомнить. Нас не любят слепые. Мы жители странного дома, он построен из капель случайных дождей и стекла. Мы живём от весны до весны, нам зима незнакома, потому что не видно ни в окна, ни в души… Игра?.. Но игра затянулась – петлёй на мечте астронома и упала звезда – та, что дом от камней берегла, и посыпались камни – пришло это самое время – собирать то, что бросят… А мы оказались не с теми. Бледный выкормыш тени, юродивый брат Гуимплена, месяц ставит – на убыль, и этот урок нам не нов – недосказанный мир наугад преклоняет колена и сдаётся на милость беспечную нежных врунов. Мы живём, сдавшись в плен. Умираем, не выдержав плена. Предрассветная гонка чужих не-проявленных снов завершится, как обморок хрупкой надежды – и снова выйдут в матричный день пилигримы неверного слова – мы – последнее войско канатных…смотри!.. плясунов. Танцы на плацу --- I Поправив звёзды, рухнувшие ниц, раскинув над вселенной руки-реки, Бог растерялся – странные калеки украдкой смотрят в небо из бойниц закрытых окон. Страшно, человеки? На славу, видно, роковых яиц восстав из пепла, Феникс снёс. Вовеки не угадать, кто нищий тут, кто – принц. Все преуспели в танцах на плацу – нет слуха, но хотя бы – чувство ритма. И пусть разит торговлей их молитва, пусть им везёт, как в карты – подлецу, всё – до поры… По воинам – и битва. Всё – до поры… Но каково – Творцу? --- II Достанет Бог надежды из петлиц – «Я их дарил на память разве?...Но в любой цепи есть слабое звено – и это – ты… Подобных мастериц в искусстве нарушения границ я не встречал уже давным-давно». …Полусухая полночь, как вино, затопит мой родной Аустерлиц – холодный город вечных сквозняков, где русские дороги – смерть подвеске, где вечны на заборах, словно фрески, послания потомкам – дураков – о том, что мир, подвешенный на леске, войны не лучше – без обиняков. --- III И усмехнётся, не смывая грима, но временно сменив репертуар, из подворотни беженец – Икар: «Да не умрёшь ты, не увидев Рима и Город на воде - туда, вестимо, ведёт и этот грязный тротуар, и все пути-дороги, но в разгар сезона не ходи – неумолимо, проступит из воды Армагеддон сквозь мусор переполненных каналов, Рим сам своих не вспомнит идеалов, а колокол Сан-Марко сменит тон с молитвы - на набат… И Рима – мало. Рим Риму рознь, как песне – обертон...» «…Представь себе вечер, свечи. Со всех сторон – осьминог. Немо с его бородой и с глазами голубыми, как у младенца. Сердце сжимается, как подумаешь, как он тут одинок…» (Иосиф Бродский «Новый Жюль Верн») --- IV Венеция… Сон, набранный курсивом – затем, чтоб нам запомниться, наверно… И жизнь, и смерть, до жути соразмерны, застыли в реверансе терпеливом, и мир глядит на танец суеверно в безумии своём благочестивом… Течет вода скупым речитативом туда, где автор «Нового Жюль Верна» всё так же ищет капитана Немо… Или – не ищет? Нас у Бога много, потерянных впотьмах у осьминога, А по воде протоптана дорога на остров мёртвых, там Иосиф… Где – мы? Никто не ищет нас. Все ищут Бога. --- V А под водой идёт на дно незримо блистательная вечности тоска – так смутное предчувствие виска становится подчас неумолимо… Не оглянувшись, проплывают мимо открытых окон рыбы-облака – туда, где сны сбываются – пока – к рассвету, где – пока – мы исцелимы. И Лета тоже, стало быть, река, раз дважды не… А что здесь не случайно? Наш выбор между вискасом и кофе? Асфальт сродни истоптанной Голгофе, когда смотреть на нас издалека и исподлобья… Остальное – тайна. Баварское небо --- I. Чужая ночь - ступени выше, выше… И образы… абрисы… образа раздавлены крылом летучей мыши среди желе… среди бетонных скал. О Господи, как ты меня – не слышишь!.. О Господи, как этот мир – устал... Дорическая полночь – беспросветна. Над ратушей – безглазая луна танцует твист. Бессильная планета распята синей тенью валуна страны, где мне всегда хватало света. Чужая ночь… чужая дочь … война пришла отсюда. Мостовые – гулки под утро в этом городе дворцов. Нелепые пустынные прогулки в ночи баварской, белое лицо глухого безнадёжно переулка - наотмашь... Это – наш парад, слепцов. --- II. Чужое небо… небыль…небылица, Незапертый, немыслимый сезам жестоких снов, расколотых на лица – так плачет бог. Изящная Изар изгибами напрасными стремится вернуться в мир. Тщеславия базар хмельной – вернётся к нам кошмаром пенным, когда забудем, как оно – сгорать в ухмылке обезумевшей Вселенной, где сны безумцев, поднимая рать, нас учат молча проходить сквозь стены. Чужое небо – немо. Спящий тать задумывает, видимо, злодейство. О Господи, как ты в себя – не веришь!.. Невинное – до жути - лицедейство ребёнка, перепутавшего двери или ключи… Смешное фарисейство в глухой ночи… … Молчишь, усталый дервиш? Сквозняк Звёзды пришли усталые с похорон, падают в руки, небо предав - огню, сальто холодных призраков в стиле ню, только сквозняк повсюду, со всех сторон, слева и справа, сзади, а также над теми, кто забывает про свойство крыш течь, да и просто падать, а ты не спишь, не умираешь, смотришь на звездопад и продолжаешь думать, что эта ночь тоже – не наша, чаша весов вполне может ещё вместить, и ещё больней думать о тех, кто может тебе помочь. Тень твоя – аки посуху, по слезам бродит, едва касаясь холодных стен, в шорохе болью битых - избитых тем, сквозь - не пройти вслепую, по голосам только по краю круга, в котором сны тянут к рассвету руки, а кто просил(?), света отмерено точно по мере сил кем-то, кому молитвы твои – ясны, вот и сквозняк - повсюду, перевелись ветры, которым можно доверить дом, переплелись, застыли задолго до времени, когда звёзды упали вниз. Можно уйти и спрятаться от беды если идти за кем-то, кто знает путь к дому, из дома, просто куда-нибудь но на асфальте трудно найти следы, камень – не то же самое, что песок, даже сыпучий – лучше, терпенья не хватит, стирая локти, как на войне молча ползти, затягивать поясок лучше потуже, чтобы уже - никак не развязать, а лучше морским узлом, сцилла с харибдой те же – добро и зло, а проскользнуть непросто, пока сквозняк. |