Над ледовым островом “Северный полюс” разносится голос Эдиты Пьехи - любимой артистки зимовщиков. К её голосу и к скрипшороху пластинки, которая с каждым зимовьем становится всё более скрипучей, давно привыкли не только люди, но и белые медведи, которые в ожидании выкинутой банки из-под сгущёнки, вынуждены тоже слушать Эдиту Пьеху, хотя им, признаться, она никогда и ни при какой погоде, не нравилась.

В кают-кампании жарко и душно. Пронюхивается, - держи ноздри шире! - запах соляра, гниения и электричества.

Толя Гринес никогда бы не подумал, что электроны, которые бегают в проводе туда-сюда, имеют запах. Специфический.

Тепло, светло. Лук, высаженный в деревянных посылочных ящиках, салютует зелеными стрелками краткосрочному солнечному времени года. Всеми оберегаемая муха Джульетта, ползает по мутному стеклу-плёнке, стрекоча, докладывает полярникам, - лето в Северном Ледовитом океане наступило!

Да это и без Джульки видно! В это время года, ослепительное до рези солнце, несёт свою круглосуточную вахту.

Толь Толич, - так его зовут местные журналисты, - хоть и много раз бывал на “СП” и на прочих станциях зимовщиков, но он так вкусно умел смотреть и так вкусно расспрашивать, что его везде принимали с уважением.

Сам Толя Гринес считал себя не только журналистом, но и поэтом. Не знаю, пробьётся ли он в страну Поэзии, - корифеи на подступах насмерть стоят! - но несколько тоненьких сборничков накропал, и издал!

В данный момент Толь Толича привлёк майский номер стенгазеты с приказом-передовицей начальника “СП” Артура Чилингарова...

 

Да, да, это тот самый Артур Чилингаров, который заседает в Российской Думе, и, как показывают события, не собирается больше разогревать задницей лёд, а посему переметнулся к мэру Москвы Юрию Лужкову...

Но Толе Гринесу это ещё предстоит узнать, через много, много лет...

 

Вчитываясь в строки приказа, Гринес сразу же отметил про себя: такие приказы могут писать только добрые люди. Но даже сверхдобрые люди могут позволить себе подобную вольность, находясь далеко-далеко от Москвы, далеко-далеко от бдительных юристконсультов, ставящих на приказы визы.

“Взмахнув крылышками, улетают на Большую Землю наши друзья, - в попы им кисточки...”

И - перечень фамилий, закончивших зимовку. И для каждого Артур Чилингаров находит доброе слово!

“Хороший человек, этот Артур Чилингаров” - думает Толя, переписывая строки приказа в свой блокнот.

- Что это вы, Толь Толич всё с бумажками возитесь, а живых людей игнорируете? - окликает его “шеф-повар” “СП” Валя Дондуков.

У Дондукова лицо словно посыпано мукой, - повар же! Но можно сказать, что он только что вылез из подземелья, где прожил безвылазно несколько месяцев.

Но такие лица, молочно-восковой спелости, не у одного Дондукова: нехватка кислорода, свежих овощей, нормальных солнечных лучей при наличии огромной полярной ночи, превращает обыкновенные человеческие лица в белесые маски. Лишь у начальника станции “Северный полюс - 22” Артура Чилингарова кожа тёмная, - дар предков! - и никакая полярная ночь не в силах с ней совладать.

Гринес перебирается поближе к Вале Дондукову.

- Толь Толич... Можно я буду называть вас Толь Толичем?

- Можно и так, - улыбнулся Толя.

- Давно на северах?

- Давно.

- Давно!? - удивился Валя Дондуков. - Тогда вы должны были слышать о перегоне мамонтов с берегов Ледовитого океана в Ленинград, Такого нельзя не слышать... Впрочем, операция была секретная...Умеют у нас из всего делать секреты!

- Признаться, не слышал.

- Странно всё это... Впрочем, это ещё до полюса было.

- Интересно, - заинтересовался Гринес, - только ты, Валя, не упускай подробностей.

Дондукова не надо было просить дважды. На разговор потянулись и другие полярники.

- На Тикси, кажется было... Или на острове Врангеля? За давностью лет, я что-то подзабывать стал.

- На Тикси, на Тикси началось, - подсказал Артур Чилингаров и дёрнул себя за чёрную роскошную бороду, - на Тикси началось, а на острове Врангеля продолжилось.

- Благодарю, товарищ начальник. Значит так, на Тикси нам

предложили перегон мамонтов, а мы в это время готовились к первой зимовке на “СП”...

- Понимаете, - захотел прехватить разговор начальник радиостанции Олег Брок, - честно говоря, Толь Толич, мы не особенно любим отвлекаться перед отлётом, да и начальник наш этого не любит.

- Точно, - подтвердил Чилингаров, продолжая теребить свою хаджимуратовскую бороду, - с мыслями хочется собраться, обдумать...

- Но Валя вновь потянул нить разговора на себя:

- Да, хочется подумать: захватили ли с собой лаврушку, достаточно ли чесночка, перчика и специй разных... А тут - здравствуйте, я ваша тётя! Мамонты какие-то! Но с начальством спорить, что мочиться против ветра!

- Исключительно верная мысль! - подтверил и на этот раз Чилингаров. - В начальника плевать - только время терять!..

О мамонтах Анатолий Гринес готов был слушать день и ночь. Он даже досье на них завёл...Был в его бумагах и знаменитый мамонтёнок Дима! Известный всему миру тем, что найден был в полной сохранности и с полным желудком непереваренной травы.

Были в его записях десятки, а то и сотни, других находок...

Но сколько бы не случилось находок, разговор шёл о мёртвых мамонтах, а тут - о живых!

- Я вас слушаю внимательно, Валентин!

- Так вот, - продолжил Дондуков, - хотели мы всё-таки отказаться...У нас же другие задачи, вы можете это понять, Толь Толич!?.А в это время слышим передачу по центральному радио передают важное сообщение из Арктики:

“ Блестящей победы добились наши мамонтоведы! Завтра утром, начнётся большой перегон мамонтов от острова Врангеля до северной нашей столицы Ленинграда...”

- Так вы говорили, операцию по перегону объявили секретной!? - вставил и своих несколько слов Толя Гринес.

- Это я думал, что по центральному, а передали по нашей гостинице.

- Я бы даже заметил, - внедрился в разговор Олег Брок, - по нашему номеру. Дундук спал в это время, мог спросонья что хошь услышать.

- Принято, - сказал Гринес и сделал в своём блокноте очередную пометку.

Валя Дондуков отвернулся в сторону, чтобы Гринес не заметил его победной улыбки: рыбка подплывает к крючку всё ближе и ближе и сейчас заглотнёт червячка вместе с потрохами!

Пока Дондуков тихо радовался, отвернув свою физиономию, Олег Брок снова перехватил инициативу.

- А почему вы не спросите, отчего перегон поручили именно команде Артура Чилингарова!?

- Действительно, - почему?

- А потому, что у нас уже был опыт! Именно мы в своё время перегоняли мамонтов для нью-йорского зверинца.

- Лично я, - снова вмешался Дондуков, - был против американцев: пусть прекратят вооружаться до зубов!

Олег Брок повернулся в сторону Дондукова и зашипел, но так, чтобы Дундук его слышал, а все остальные - нет:

- Не мог ли ты, поварёжка, помолчать, а то “по центральному радио, по центральному радио”, чтоб я больше тебя не слышал! И вновь лицом к Гринесу:

- И в Сан-Пауло мы перегоняли мамонтов, - и поймав растерянный взгляд представителя прессы, Олег добавил для большей убедительности, - небольшой городок такой есть в Бразилии.

Артур Чилингаров счёл своим долгом вмешаться и дать пояснения представителю прессы:

- Понимаете, Анатолий Александрович, в Сан-Пауло, в этой столице Бразилии, тепло. Я бы даже заметил, жарко, а поэтому перегон намного упрощался: подножный корм - в любое время года! Это зверьё кроме травы, никаких харчей не признаёт! Дондуков, открой личико!

- Как что, сразу Дондуков!

- Я хочу забыть, Дондуков, но не могу. Это ты пытался животных накормить шашлыком?

- Наговаривают на меня, товарищ Чилингаров!

- Сам видел! - сказал, как отрубил. - С этим делом мы ещё разберёмся! - и к Гринесу, - Понимаете, Анатолий Александрович, эти мастодонты съедают в наших условиях по полтонны сена в сутки!, - видя, что это сообщение перекочевало в блокнот корреспондента, продолжил: - Выделили нам самолёт и на всём протяжении следования от острова Врангеля и до окрестностей Ленинграда... Не думаете ли вы, Анатолий Александрович, что скотоферма расположена в самом центре города?

- Не думаю.

- Вот и отличненько! И по всему пути следования, скидывали по пуку сена с воздуха, на земле он разбивался и сено разлеталось на большое расстоянияние, так что животные могли не толпится, а ели своё положенное в гордом одиночестве. - и довольный Чилингаров в

очередной раз крутанул свою нерусскую бороду - “только для тепла и выращиваю!”

 

Но, судя по сегодняшней бороде, правда, не такой пышной, и совсем не черной, он и на тепленьком местечке в Думе, её нежит и холит!

 

- Понимаете, Анатолий Александрович, я хоть и уроженец Кавказа, но человек мирный, но с лётчиком пришлось тогда поругаться. Он настаивал, что кипы сена надо освобождать от стяжек ещё в самолёте, чтобы оно могло разлететься в разные стороны, а я настаивал на обратном, - у меня же был уже опыт! Я его подчерпнул ещё с нью-йоркского зверинца!..

Чорт знает что! В еврейском мозгу Гринеса всё перевернулось! Поначалу было уловил, шутит Валя Дондуков, травит, если выразиться на языке полярников. Но отчего серьёзен Олег Брок! Артур Чилингаров! Неужели невыдуманна вся эта петрушка!?.Только и нашёлся спросить:

- Вы что, хотели мамонтов пригнать прямо на Невский проспект?

Шутку не приняли.

- Ни в коем случае! Это так говорится - в Ленинград! На самом деле в двухстах километрах от Питера построили мамонтовую ферму, по разведению мамонтов .

- Экспериментальную! - подсказал Дондуков.

Но Чилингаров остановил Валентина взглядом,” дескать, слово тебе никто не давал, ты уже отговорил своё!”

- Мартышкин труд! - в голосе Чилингарова уверенность в правоте своих слов. - Мамонт в неволе, как и настоящий кавказец, рожать не станет!

- Ещё как станет! Это вам не капиталистическое общество! - вклинился в разговор Олег Брок, забыв, что с начальством не спорят.

Но Артур Чилингаров, изящным движением, закрыл этот словесный фонтан, и повернулся к Гринесу:

- Странные люди засели на той скотоферме, сколько раз телеграфировали туда, просили сообщить о результатах, - молчок! И пресса наша помалкивает, - неужели засекретили объект? В таком случае, у нас к вам, Анатолий Александрович, коллективная просьба: узнайте, что там твориться на мамонтовой ферме, и напишите об этом!

- Постараюсь, если позволят обстоятельства, - ответил Гринес уклончиво, и стал что-то торопливо записывать в свой блокнот, - в журналистском рюкзаке, как в хозяйстве Чичикова, любой верёвочке место найдётся!..

Незаметно для себя, Толя уснул, а когда проснулся, никого вокруг не было. Он снова закрыл глаза и воспоминания прямо нахлынули на него. Он вспомнил с каким трудом и с какой лёгкостью он впервые появился на Северном полюсе. И в словах “с трудом и лёгкостью” никаких противоречий нет.

Это случилось ещё в первые годы пребывания Анатолия Гринеса в Арктике, и ему очень захотелось побывать на макушке земли.

Гринес, как и положено, обратился с подобной просьбой к редактору “Колымской правды” Ивану Перевеслову.

Перевеслов нахмурился, с подобными просьбами к нему ещё никто не обращался. И не обращались потому, что знали мнение редактора по этому поводу: “СП” - дело столичных журналистов, - дело районной газеты - зимник, сменно-звеньевой выпас, охота, рыбалка и вечная рубрика “Пьянству - бой!”

Но посодействать пообещал. И не только пообещал, а обратился к начальнику Колымо-Индигирского авиапредприятия.

Начальник авиапредприятия продержал в своём персональном столе ходатайство редактора “Колымки” несколько месяцев, и не вспомнил бы о нём, если б Толя Гринес не пришёл к нему на приём.

Но не будет же начальник говорить о себе:

“Да я не тот, за кого себя выдаю! Да я ужасный бюрократ и страдаю манием величия! И вообще, у меня сволочной характер и меня надо гнать с моего насиженного места поганной метлой!”

И начальник самого крупного на северах Колымо-Индигирского авиапредприятия на секунду задумался, затем посмотрел Анатолию Гринесу прямо в глаза.

- Тяжёлый, прямо скажу, случай...Вашего редактора, прямо скажу, уважаю...Передайте от меня ему привет... Хотел сразу же наложить визу о своём согласии, но товарищи, прямо скажу, меня поправили, говорят, коллегиально решать нужно. Значит мы с вами договорились, комиссия решит - я ей подчинюсь.

- Когда заседание комиссии?

- Вот этого, прямо скажу, я не знаю! Будет борт на полюс - будет и комиссия...Мы вам сообщим!..

Но не сообщил! О самолёте, летящем на “СП” Толя узнал сам. Узнал и рванул снова к начальнику!..

Действительно, заседала комиссия. Ровно за двенадцать часов до полёта. И решала она, не кто из журналистов должен появиться на полюсе, - вопрос давно решён! - а кто поведёт самолёт из Черского на

самую макушку земли, на северный полюс. Вопрос о полёте на “СП” Анатолия Гринеса в повестке заседания даже не значился.

Больше того, Толины документы преспокойно лежали в архиве авиапредприятия вместе с визой начальника: “ В виду перегрузки самолёта - отказать!”

Комиссия, как обычно, заседала в кабинете начальника. И, когда Гринес вошёл в здание авиапорта, работу свою сворачивала. Лишь в предбаннике, - так называлась огромная комната перед кабинетом, - шумно и дымно.

Из открытых форточек валит дым, лётчики выясняют, - гадают на кофейной гуще! - шансы на полёт...

А шансы у всех одинаковые: любой из летунов может оказаться за штурвалом самолёта, летящего на “СП” - судьба в руках божьих и начальства.

В “предбаннике” к Гринесу подошёл человек, на нём - лёгкая меховая куртка, унты выдавали его профессию. Вроде, знакомое лицо.Но где он встречался с этим человеком, припомнить не мог. Но видел же!..

- Забыл, а ещё в вечной любви клялся!

И Гринес вспомнил: встречались они в ресторане “Огни Колымы”. Но это было так давно, что капризное арктическое солнце успело не один раз дать бой полярной ночи!

Кажется? - ну не шла в Толину голову фамилия этого человека, - То ли - Блувштейн, то ли - Эпштейн, то ли...

- Да Лёвка Бронштейн я! Теперь узнал?

Лёвка Бронштейн - милейший человек и любитель выпить. И не имеет значения, за свой счёт или чужой! Кажется, в прошлый раз расплачивался Гринес?..

Работал Лев Бронштейн завхозом в Колымо-Индигирском авиапредприятии, в том самом, в который и пришёл Толя Гринес. А был когда-то Лёва известным штурманом, и имя его гремело по всей Арктике.Но вмешался Бахус и Бронштейн отдал за него последнюю рубаху-с. И вот - завхоз.

Тогда за столиком, - общий стол и познакомил их! - Лев Бронштейн, приложившись к очередной рюмке, сказал:

- Толька, если тебе что-нибудь понадобиться в нашей конторе, обращайся прямо ко мне. Я таки имею вес!

Гринес посмотрел на Лёву и рассмеялся: Бронштейн действительно имел вес, и если с этого веса сбросить пару пудов, никто и не заметит!

Пьяный трёп! На Колыме каждый бич, - бывший интеллигентный человек! - независимо от веса, имел свой “вес”, - но узнавал об этом Гринес, только после распитой бутылки.

И не стал Гринес искать встреч с Бронштейном, неинтересен он ему был! А тут, через несколько лет, такая встреча!

Бронштейн поинтересовался: какие такие ветры занесли сюда его “лучшего друга Толю”?

Выслушав, хмыкнул:

- Говорил, что ко мне надо обращаться при всех неувязках? Нет ты скажи, говорил!?

От Бронштейна шёл насыщенный запах коньяка и Толе не хотелось поддерживать разговор.Лёва заметил это, и, приоткрыв дверь, втолкнул Гринеса в кабинет.

- Давай, давай! - подтолкнул упирающего Гринеса, Бронштейн, -поспеши, пока начальство не разошлось! И знай, я здесь!..

В кабинете стоял такой же сизый дым, как в “предбаннике”. Начальник авиапредприятия строго посмотрел на непрошенного гостя, делая вид, что не узнаёт.

- По какому вопросу, товарищ?

- По обыкновенному! Редакция делала запрос о возможности моего полёта на “СП”. Гринес моя фамилия!

Членам комиссии сразу стало интересно:

- Как же, как же, “Колымку” и мы почитываем.Золотое перо вложил в ваши руки Господь Бог!

Второй член комиссии добавил:

- Давно пора и местным журналистам слетать на полюсок!

- Своим у нас открыта дорога! - это уже третий член комиссии подключился.

Но первый-второй-третий сразу замолчали под тяжёлым взглядом начальника. Этот взгляд недвусмысленно говорил: поперед батьки лезете, бисовы диты! Комиссия - это я, остальное - пустые формальности, тоже зависящие от меня! Суров начальник, - но...несправедлив!

- Ничего не имею против вашего полёта, Анатолий Александрович, если документы в полном порядке. Выкладывайте на стол, сразу и решим в рабочем порядке!

- А какие это документы? - поинтересовался Толя, понимая, коль речь зашла о документах, то это означает - отказ. Полный и бесповоротный!

- Во-первых, справка от врача. Во-вторых...

- Во-вторых, - всё понимающие члены комиссии, те, которые за минуту до этого были на стороне Гринеса, включились со взгляда начальника, в игру-футбол, - во-вторых, требуется ходайство редактора “Колымской правды”...

- В-третьих , - отпасовал мяч начальнику третий, - это дело не одного дня, хотя бы за месячишко обратились...

- Не в этом дело, - промычал начальник, в архиве как раз и лежало ходатайство редактора “Колымки”, а заключение врача, можно было получить перед самым полётом, - не в этом дело, требуется специальное разрешение на такой полёт самого Толстикова!

Толстиков - заместитель Папанина на Главсерморпути, без Толстикова не делается ничего. Этот крупный учёный, хоть и был заместителем Ивана Папанина, но вся полнота власти была у него. И согласен с этим был сам Папанин, зная свои силы в большой науке!

- А где находится Толстиков в данный момент?

В Ленинграде, - ответил начальник, - хотя, в данную минуту он в Москве, там конгресс какой-то проходит...

Гринес понял окончательно, ни на какой “СП” он в этот раз не полетит, поняли это и члены комиссии и включились в игру, предложенную начальником:

-Толстиков после Москвы поедет в Париж, может быть вы там его застанете, товарищ корреспондент?!

Понял! - сказал Гринес. - А что, в Парижике тоже конгресс?

Толя Гринес понял одно, кто то, с кем то сводит счёты, а он только пешка в игре. Любые доводы, приведённые в этом кабинете, ничего не значат.

Вспыльчив часто бывал Гринес, оттого и сердечко раньше времени барахлить стало! Хотел сказать, что он думает о начальнике и его натренированной своре, но в это время вошёл...Нет, не вошёл, ворвался старый знакомец Лёва Бронштейн. Был он навеселе, а по сему по-хорошему возбуждён.

- Лёша! - это он таким макаром к начальнику обратился.- Лёша, ты мне опять бейцы гуталином мажешь!

- Ты о чём, Лёва?

- Так это ж мой лучший друг! - Бронштейн повернулся к Гринесу. - Я ему обещал этот полёт.

- А что он молчал до сих пор! - начальник тоже повернулся к Гринесу, - с этого бы и надо начинать. Товарищи! - это он уже обратился к членам своей комиссии. - Никто не возражает, если мы дополним наш список улетающих на “СП”, славной и известной всем фамилией, корреспондента, я бы даже заметил, талантливого корреспондента “Колымской правды”?

Возражений не последовало.

- Быстро, одна нога здесь, другая там! - приказал начальник..

- Да я же не успею в Париж, к Толстикову! - подковырнул начальника Колымо-Индигирского авиапредприятия.- “Лёши” - как назвал его всегда пьяненький завхоз Лёва Броннштейн.

“Лёша” усмехнулся:

- Обойдёмся без Толстикова! И не разговаривать, время пошло!..

Вот, оказывается, от кого пошла знаменитая фраза, вымогателей сегодняшнего дня - “время пошло?!”

- Мой совет, - это тоже продолжение ответа, заинтересованного “Лёши” , - одеться во всё тёплое Колыма ещё та стерва, грипперок подхватить можно в любое время года! И поспешите, самолёт без вас улететь может, а вы без самолёта никогда.

- Сколько же у меня остаётся времени до вылета?

- Шесть часов! И ни минуты больше!..

Чтобы “ужать” время, на своём “Москвиче” Лёва Бронштейн повёз Толю Гринеса по маршруту: квартира, редакция, самолёт.

В “Колымке” редактор очень удивился, “неужели летишь!?”.

Почему так удивился редактор, Гринес не понял, разъяснение дал всё тот же Лёва Бронштейн:

- Понимаешь, вражда у них с вашим редактором. Усёк! Главное, лёд тронулся, после тебя полетят и другие. Ох, вы, евреи, всегда стремитесь быть первыми, за это вас и не любят!

- А тебя, пархатого, за что начальник авиапредприятия любит!?

Лёва Бронштейн , на минутку задумался, говорить-не говорить! Решил сказать. Как еврей еврею! - Понимаешь, обрезанный, я его от вышки спас...Ваш Перевеслов на него телегу накатал, а я ту телегу попридержал на вираже!

- Каким образом?

- А меня, в Москве корешочек, мы с ним тоже в Арктике по-пьяному делу познакомились, крупная шишка, фамилии тебе называть не буду, скажу только, по редакторской телеге моему начальнику, - это мне тот, московский сказал! - вышка полагалась!

- Вышка, в смысле, расстрел!?

- Он самый!..И - молчок, земеля!..

Так Анатолий Гринес впервые попал на станцию “СП - 17”, а на “СП - 22” летел уже как бывалый человек! И он был единственный, летевший от газеты “Колымская правда”...Другим корреспондентам “Колымки” путь на полюс был попрежнему закрыт. До тех пор, пока Перевеслов не откинет копыта!..Что в скорости и случилось, но после того, как Гринес покинет Колыму. Переедет в город Горький, где ясные зорьки и где отбывал свою ссылку самый честный человек на планете Земля, - Андрей Сахаров!

 

Гринес вздохнул, припоминая всё это, и карандаш в его руке заходил ещё быстрее, ведь перед ним лежал подлинный “Вахтенный журнал”.

Конечно, Анатолий Гринес - журналист опытный. Он бы и без вахтенного журнала способен написать очерк, зарисовку... И рассказать печатным способом способом о незаходящем полгода солнце, о коварных льдинах, о белых медведях, в поисках сгущённого молока, уничтожающих склады с продовольствием... Но это и без него известно читателю! Журналисты всех центральных изданий, описали и трескучие морозы, и северное сияние во всё огромное небо, и этих белых мишек...

Можно, конечно, повториться, особенно в “Колымке”, но Толя Гринес этого сделать не мог, именно в силу своего незаемного таланта, который в массе “ спецкорров” так редок.

Гринес усмехнулся, когда вспомнил свою первую корреспондению -интервью в “Колымке” .

В этом интервью, он впервые для себя применил слово ”зимовщики” и северные газетные волки, высмеяли его за это слово:

“Ну при чём тут зимовщики!? В Арктике работают гляциологи и радисты, гидрологи и механики, метеорологи и лётчики...”

“Но - почему!? - стал размышлять Гринес, - Папанина и папанинцев можно было так называть, а его последователей нельзя? Арктика потеплела? Мандарины стали произрастать на вечной мерзлоте? ”

И до него дошло: во всём “виновато” телевидение. Это телевидение “приблизило” страшную полугодовую ночь к теплой материковой квартире, да так, что она она, - арктическая ночь! - стала не так страшна с голубого экрана; и этот белый медведь с цирковой добродушной мордой совсем не страшен; и эти зигзагообразные полыньи не страшны...

Не показывают же по телеящику “удобства, которые во дворе”- диких минусах и под шакалье завывание ветра, - штаны толком не возможно спустить! - а “струя Ильича” замерзает на лету.

А полярники... Так те, - один в один! - улыбаются в телевизионную камеру, и поди разгляди человеческие чувства, которые они прячут за бородами, усами, улыбками, - дескать, вот они наши герои крупным планом, руками можно потрогать!

Действительно, не зимовщики, ничего страшного, если их назовут полярниками! Не папанинские времена! Если сегодня что и случится, то на помощь им тут же придёт наша могучая, наши арктические ассы, наши тра-та-та... тра-та-та та!...

Думал так Толя Гринес и перед его глазами стояли его друзья-зимовщики, оставшиеся один на один с жестокой Арктикой, на одной из станций без порядкового номера, когда всего за несколько минут сгорел цельнометаллический аллюмиевый дом.

Толя ещё удивился тогда, с какой быстротой горит аллюминий, несмотря не нехватку кислорода!

Зимовщиков , как и Толю Гринеса, - меня, между прочим, тоже! - спасли через несколько дней, когда мы уже превращались в сосульки.

Нет, несмотря на все достижения науки, Арктика осталась прежней: коварной!

Но сейчас Толя переносил в свой блокнот “Вахтенный журнал” и на строках : “открыты кунделевские бани, теперь-то и начнётся настоящая жизнь! Ура!” - оторвался от чтения:

- Это что ещё за такое - кунделевские бани!?

Валя Дондуков посмотрел на него внимательно, - не прикидывается ли?.. Такого не знать! Какое это счастье первым поведать человечеству, в лице Толь Толича, хотя бы такую малость, что есть такое - “кунделёвские бани”!

Глаза у Вали забегали, завертелись в разные стороны, - ему бы в цирке работать, шакалам хвосты крутить, а он на “СП”! Каши варит!

- Товарищи, - простонал он, - этот джентльмен не знает, что такое - кунделёвские бани! Друзья мои по классу, духу и убеждениям, этому индивидууму неведома и целительная сила кунделевской парной!

Валя Дондуков плюхнулся на табурет, руки свесились, глаза закатились, - та ещё картинка была!

Подбежал доктор, схватил Вальку за кисть, стал искать пульс:

- Нет пульса! - доктор, - всамделишний врач! - строго оглядел присутствующий.

- Честное слово, мы его не брали! - Олег Брок опустился на колени и его чёрные гляделки невинно уставились на доктора.

- Ты за себя ручайся! - буркнул доктор.- У пациента возможен летальный исход! Точный диагноз установить невозможно, пока не будет найден первоисточник болезни.

Все, как по команде, повернулись к Гринесу. Глядели молча, выжидающе.

- Он не хотел, - подал свой слабеющий голос Дондукова в защиту

корреспондента, - понимаете, турецкие бани он знает, сандуновские - знает, серные -тоже, а о кунделёвских он даже не слышал!

- Что делать!? Что делать!? Вот в чём вопрос! - это уже Олег Брок подал голос.

- Ребята! - неожиданно предложил Артур Чилингаров. - А перед кунделями, не мокнуть ли нам уважаемого Анатолия Александровича в проруби? - о, сколько жестокости в этом кавказском человеке!

- В прорубь не полезу! С детства боюсь простуды! - отказался Гринес от такого гостеприимства.

- Ой, мамонька, мне плохо! - застонал Дондуков, - да, когда это наш советскиё человек боялся простуды!? Если партия прикажет...

- Комсомол ответит - “есть!” - снова попытался вырвать инициативу Олег Брок. - Не пристало советскому человеку пасовать перед мелкобужуазным капиталистическим микробом. Лично я выше этого! В топку паровоза его, то бишь в прорубь!

Доктор, - на то он предствитель милосердия! - вступился за Гринеса:

- Причина у Толь Толича уважительная. Я, как эскулап и тракторист по-соместительству не могу пойти на этот эксперимент без письменной санкции свыше, - он выразительно посмотрел в сторону Артура Чилингарова.

- Толщина льда!? - деловито осведомился начальник “СП”.

- Тридцать пять метров!

- Эх, не успеем пробить лунку. Заменить Анатолию Александровичу Гринесу, купание и пропаривание в кунделёвской баньке дать разъяснение, что есть такое - кунделёвские бани и кунделёвская парная...

Кунделёвские бани - детище инженер-механика Абрама Кунделёва, пробывшего на “СП-21” несколько лет и оставившего после себя добрую память.

И теперь всех, кто попадает на станцию “СП-22”, непременно попарят в знаменитой по всему побережью Северного Ледовитого океана баньке! Ещё бы, макушка земли и нате вам - банька! С настоящей парилкой!

Теперь Гринесу стала понятна надпись на огромном полотне, принятая за шутку: “НА “СП - 22” БЕЗ БЕРЁЗОВЫХ ВЕНИКОВ ПОСАДКА САМОЛЁТОВ ВСЕХ СИСТЕМ НА ЛЕДОВЫЙ АЭРОДРОМ СТРОГО ЗАПРЕЩЕНА”

Когда Анатолий Гринес искупался, вдоволь избив себя берёзовым веничком, завезённым этим же самолётом, - в отличие от Гринеса,

лётчики не единожды читали плакат! - когда после возгласов “С лёгким паром!”, угостился шведским консервированным пивом, то, естественно, стал одеваться. Тут то он и обнаружил, - нет одного ботинка!

“Не могут без хаханек, не могут без хиханек, не могут без шуточек” - подумал так Толя Гринес и внимательно посмотрел на Олега Брока. - Вот те хрест, не видел ботинка!

Анатолий перевёл взгляд на Дондукова.

- А был ли мальчик!? - философски заметил Валентин. - Может быть вы в одном ботинке и пришкандыбали сюда?

- Ребята, перестаньте шутить! У меня с годами выработалась привычка, ходить в двух ботинках! Причём, это характерно для меня, один из должен быть обязательно левый, другой - правый!

Это был убедительный довод и Дондуков проникся: заглянул под скамейку, ни-че-го, заглянул в укромное место - ни-че-го!

Лётчики уже успели одеться и изнывали от жары, ожидая Гринеса: “вечно эти журналисты задерживаются!” А Толь Толич стоял в носках, вертя в руках оставшийся ботинок.

- Как же мне быть, Валя? Как мне...

Договорить Гринес не успел: в полуоткрытую дверь просунулась собачья морда. Гринесу даже показалось, что собака ехидно улыбается и подмигивает ему левым глазом...Потом узнает, что не показалсь - выучка Олега Брока.

У зимовщиков особая привязанность к животным. Может муха Джульетта и собака-сучка Генриетта, напоминают им о далёком материке?..

Как бы там ни было, но любили её все. И, когда Генриэтта убежала в “самоволку”, не предупредив никого, то искали пропавшую все. Облазили соседние торосы - может поранилась!? Решили, её придавил белый медведь! Такое случается часто, - белые медведи ненавидят лютой ненавистью этих лающих особ, не одна операция по сгущенке, срывалась после их воя-лая!

Генриетта появилась через пять суток. Исхудалая, измученная, как бы после утомительной работы, но счасливая, - ещё бы, ведь каждый хотел ей угодить.

Генриетта, - безпородная сучка, помесь всех собак на свете, хитрющая и умнющая, не даром поддалась в бега, таки нашла себе кавалера, - это стало известно через несколько месяцев, когда Генриетта не смогла разродиться. Спасая её от смерти, доктор сделал кесарево сечение, вылечил, выходил и... вот бегает это лохматое чудо по льду, посыпанному снегом. Только от потомства ей пришлось

отказаться, не сможет после кесарева иметь щенят, - это нашептал ей северный Айболит...

- Она! - воскликнул радостно Валя Дондуков. - Следствие идёт по правильному пути.Именем закона вы, Генриетта, арестованы !..

Полярники бросились вдогонку за лохматушкой.Только бы больше не сидеть одетыми в этой парилке, дожидаясь Гринеса!

Но где им, ведущим в основном сидячий образ жизни, в своём многокилограммовом одеянии, угнаться за быстроногой северной жучкой! Сопя и пыхтя пошли по следу и нашли злополучный ботинок. Вернее то, что при рождении называлось ботинком, - клочья войлока и меха!

Когда методом дедукции было установлено, что из ЧерскогоТоля Гринес вылетел всё-таки в двух ботинках, - показания лётчиков и свидетельство Артура Чилингарова! - Валя Дондуков позаимствовал у бензозаправщиков, вымазанный сверху мазутом и пропитанный насквозь соляром валенок. Бензозаправщики передали через Валентина Дондукова,- валенок обязательно вернуть!

На одной ноге - мазутный валенок, на другой - ботинок, под ехидные реплики лётчиков и полярников, Толя Гринес и заявился в кают-кампанию, где по случаю банного дня и прибытия-убытия гостей, был накрыт стол.

Стоит ли говорить, что львиная часть весёлого застолья, была посвящена кореспонденту “Колымской правды” Анатолию Гринесу и представительнице собачьего женского пола Генриэтте , она же - Чилингаретта Артуровна!

А, когда переменили пластинку, когда разговор съехал на привычную колею - о письмах с материка, о жёнах и детях, растущих без отцов, о малохудожественных фильмах, засылаемых в Арктику, о взлётно-посадочных полосах! - Анатолий Александрович вновь подобрался к “Вахтенному журналу” и погрузился в чтение, делая какие-то пометки в репортерском блокноте:

“ 14 декабря 19... года.

Не смогли принять самолёт: погасли сигнальные костры - солярка кончилась...”

Гринес усмехнулся, подумал: если б из валенка, который у него на левой ноге, выдавить соляр, костры бы не угасли!

“17 декабря 19... года.

Пятёрка смелых во главе с Артуром Чилингаровым и Чилингареттой Артуровной, - честь им и слава! - двинулись по молодому льду на вырубку лебёдки. Операция закончилась успешно. После обеда, сытного пресытного, - да вовеки пусть будет славен Дондуков! - вновь

запуржило, - пришлось откапывать дизельную электростанцию и домик механиков.

Но мы,племя молодое,очень даже хорошо знакомое, - за исключением Артура Чилингарова и Генриэтты Артуровны! - не унываем: ведь у нас есть настоящая земля в оранжерее, и она выдаёт самую настоящую материковую зелень! А это то, что нам сегодня не хватает!..”

Гринес подумал: судя по витиеватому стилю с гастрономическим уклоном, к записи приложил руку Валентин Дондуков. Он посмотрел на бледные щёки Дондукова, - даже шведское пиво не в состоянии их подкрасить! - и спросил вежливо, как посол иностранной державы на приёме у английской королевы:

- Сэр, Валентин Андреевич, дозвольте обратиться?

- Просю.

- Ваша работа, сэр?

- А шо вы там читаете!?

Гринес прочёл несколько строк.

- Ну-у! Чувствуется почерк бывшего шеф-повара одного из лучших ресторанов Ленинграда “Астории”!?.Не вы первый, Толь Толич, это отметили. Между прочим, товарищ Райкин тоже это отмечал, когда побывал у нас на полюсе...

- Аркадий!

- Ну-у...не совсем, но кровь - райкинская, это , скажем, тот да нет, - Дондуков расхохотался, да так, что полярники шикнули на него. Валентин обиделся. По-мальчишечьи: - Как шашлык на стол, так - Валечка! Как петрушечки да стрелочек луковых - милый Валечка! Как торт полярный, родной и единственный, так вовсе - Валюшончик! Обижают меня на полюсе, Толь Толич!

- Тебя обидешь! - улыбнулся Чилингаров. - А Райкин как раз в этом году и прилетал, Анатолий Александрович.

- Так у него со здоровьем не ворядке, что он к вам с инфарктом прилетал?

- Инфаркт это совсем плохо. Только прилетал не Аркадий, а его родной брат.

- И откуда мне знать, что у него есть брат? Когда произносят “Райкин” без имени и отчества, то это ОН, единственный и неповторимый! Райкин, одним словом!

Валя Дондуков взял из рук Гринеса “Вахтенный журнал”, перелистал страницы:

- Вот тут читайте, сэр!..

“ 5 ноября 19... года.

В который раз готовим полосу к приёму самолёта. Погода

скверная. Облачность - низкая! И - боковой ветер.Надежды на то, что будет совершена посадка, мало. Несколько раз самолёт проходил над полосой, но посадочных костров не заметил, начали гаснуть, - кончилась солярка...”

Опять - двадцать пять! Опять эта солярка! И опять Анатолий подумал о своём мазутном валенке, источающим ароматы на всю кают-кампанию! Выбросить, что ли, этот валенок на мороз, пусть там пахнет! Но тут же подумал, - если выбросит, то в какой обувке он доберётся до Черского?..

“... кончилась солярка. И тут, к обшему нашему ликованию, “ЛИ-2” вырвался из облаков, вышел на полосу и со второго захода совершил посадку... С самолётом прилетели: начальник экспедиции “Север - 20” Н.И.Блинов и корреспондент газеты “Вечерний Ленинград” С.И. Райкин.”

- И это вы тоже писали, Валя? На этот раз вам не удалось блеснуть изящной словесностью!

- Поварёжкой клянусь и колпаком своим, не моя эта работа! - Дондуков заглянул в журнал и рассмеялся, - это почерк самого Артура Чилингарова. Только вы меня не выдавайте, пожалуйста, Толь Толич!

А, что - выдавать?! Артур Чилингаров сидел тут же и всё слышал.Наверное, хороший человек этот Чилингаров, чтобы он только не скурвился там, в Москве, занимая высокие посты в Думе! Как же, - помощник спикера! И у мэра Москвы подвизается в какой-то роли!..

Но об этом никто тогда не знал и знать не мог, - фортуна играет человеком, а человек играет на трубе!

Чтобы ответил Чилингаров на этот выпад, неизвестно: в автоматической рации вначале раздался мелодичный перезвон релюшек и почти сразу же - пронзительный звонок! Спишь - проснешься!

Олег Брок схватил трубку, включив перед этим общую трансляцию, так что разговор слышали все:

- Олежек! Передай Чилингарову, чтобы через пятнадцать минут подготовил взлёт! Портится погода и задерживаться нельзя! Повтори, правильно ли понял?!

Олег Брок повторил.

- Всё верно! Артуру и Дондукову наш персональный привет! Пусть готовят “кунделёвку” и торт!..Отбой!..

- Слышали?

Но Артура Чилингарова и лётчиков уже не было за столом, - они готовили полосу и самолёт к отлёту...

 

Последний прощальный круг самолёта над оранжевыми крышами

“СП-22” и ледовая станция ушла из зоны видимости. Из продогшего холодного салона, Гринес перебрался к бортрадисту.Здесь - Ташкент!

Угрелся. Раскрыл свой затрепанный блокнот, - сам понимаю, что “затрепанный” - штамп! - но что я могу поделать, если гринесовский блокнот, действительно потрепанный”! - и стал воспризводить на бумаге, то что сегодня услышал, увидел... Так - наброски. Не зная ещё, что пригодится газете, пославшей его, что отложится в долгий ящик...

Толя посмотрел на свои красавци-унты, - обувь эта в Арктике считается аристократической и пользуется особым уважением! - улыбнклся, - найдётся что рассказать коллегам!

А Толь Толич уже было подумал, что ему, - курам на смех и всему колымскому журналисткой братии! - придётся лететь в одном меховом ботинке и в мазутном валенке. Ровно за двадцать минут до взлёта, по личному указанию Артура Чилингарова, - “ распишитесь, пожалуйста, в ведомости, - вас наградили унтами за пропаганду знаний среди нас!” - выдали новые унты из премиального фонда полярников!

Самолёт летел над сплошными ледяными полями и слегка вибрировал, а Толя Гринес почувстовал какой-то зуд в затылке, аж засвербило. Он знал это своё знобящее состояние:сейчас случатся стихи. Хорошие или плохие - неизвестно. Но - стихи!..И - точно!

Что такое “СП”?

Островок, отогретый дыханием

Эта вахта мужчин, для которых работа - судьба,

Тра-та-та... та-та-та....

Мой студённый привал - океаном бредущая льдина.

Вижу оттиск унтов на опасной медвежьей тропе.

Ходит солнце по кругу.

Ночь склонилась крылом лебединым

Над кочевьем учёных, которому имя “СП”...

Сколько раз талдычил ему под бутылочку-другую:

- Толька, ну не пиши стихов, не получаются они у тебя.

- Не хуже других, - отвечал мне Гринес.

- Вот именно, не хуже. А надо лучше! Не ходи под Пастернака, ходи милый под себя!..

Толя Гринес всё понимал, от того и мучился! Но стихи продолжал писать...

Вот и сейчас, улетая с очередного “СП”, начал не с рассказа, ни с очерка, на которые был мастак, а со стихов...

Но первый сам и покритиковал свои стихи:

“ Фу ты, ну ты, лапти гнуты! Сколько красивостей пролезло в одно-единственное стихотворение: Крыло лебединое... Кочевье учёных... А вот “оттиск унтов” - это находка! Шкандыбал бы сейчас в мазутном пропитанном соляре, валенке, на радость редакционным острословам!”

Однако стихи, раскритикованные им самим и мною, в очередной поэтический сборник, вставил!