Я проснулся. Кот Матвей лежал на мне и смотрел в мои глаза, не мигая. Ах ты, желтоглазый хитрец. Я погладил его по голове, по спине, до самого хвоста. Он зажмурился, привстал, и начал топтать мою грудь, стараясь вогнать в нее когти. Так всегда, когда утром долго сплю, он запрыгивает на меня, и громко мурлыкая, начинает свой танец. Это он так будет, и просит, что бы его покормили. Улегся, зажмурился. Ага, сейчас слюни пустит. Ладно, толстый пушистик! Мне же больно! Брысь чувак, я уже встаю! Отличный июльский день. Солнце так и жарит. На небе не облачка. Вон телки идут, почти с голыми сиськами. Ох, если бы не переться на службу, обязательно пошел на пляж. Но работа как всегда обламывает все желания. Материалы обрабатывать. Одной ходьбы по адресам хватит на весь день. Хотя, возможно. Ладно, после планерки решим. На часах половина одиннадцатого. Вчера работали допоздна, а надо иметь презентабельный вид перед начальством. Как говорит Михал Михалыч: «Господин участковый, твои проблемы». Я долго распаривал свою щетину, потом побрился на два раза. Порезался. За десять лет бритья, наверное, уже в трехтысячный раз пускаю себе кровь. Когда чистил зубы, опять пошла кровь из десны. Куда только спешу? Все. Сегодня куплю новую мягкую щетку. Устроил в ванной сам себе харакири. Ладно, ничего страшного, пройдет. Не впервой. Мама как всегда, уходя на работу, оставила завтрак на столе. Творог со сметанкой и бутерброд с сыром. Вчера была перловка с бананом. Пока я спал, она остыла. Но все равно вкусно. Как говорят: «Люблю повеселиться, особенно поесть». И так далее. Я включил чайник и телевизор. Пока греется вода, пойду соберусь. В комнате сел за стол, из папки достал кучу бумаг и начал их перебирать. Нужно отложить свежачек вниз, и взять с собой материалы постарее, у которых трехдневный срок проходит. Так, это у нас заявление по семейному скандалу. В нем объяснения взяты все, она уже ничего не хочет, муж за пьянку предупрежден. Возьму с собой, отказной напишу вечером, и сразу сдам. Так, а это спецсообщение из травмпункта. Диагноз: кровоподтеки правой стороны лица, ушиб правого локтевого сустава, алкогольное опьянение. Возвращался ночью домой, запнулся за бордюр, упал в кусты и поцарапался. Молодец. В заявлении написал: «Прошу уголовное дело по факту полученных мною телесных повреждений не возбуждать. В случившемся виноват сам. Претензий ни кому не имею». Подпись корявая. Скорее всего, писал дежурный, а он подписал. Ладно, ходить никуда не надо. Выведу справку и объяснительную напишу сам с такой же закорючкой. Отказной. Так, это свежее заявление. Вчера вечером начальник распределял материалы с Бориного участка, так как тот в отпуске. Мне дал полегче, потому что у меня своих завались. Эта психбольная пишет: «Уважаемый начальник милиции! Пишу Вам уже третье письмо, но участковый инспектор не принимает никаких мер. Он, наверное, считает, что я ненормальная. Убедительно прошу Вас принять меры к моим соседям, которые в течение пятнадцати лет травят меня различными газами. От этих газов у меня возникли хронические заболевания. Не проходит и дня, что бы у меня не болела голова». И так далее на пяти листах. Вот Борька кайфует в отпуске. Ладно, возьму с собой. А это задания по оружию. Раз, два, три. Четвертое задание предупредить больную ВИЧ об уголовной ответственности. Вечером заскочу. Это тоже с собой. И мало и много. На один день хватит с лихвой. Бывает хуже. Позавтракав, я еще раз почистил зубы. Надо бы к зубнику сходить на консультацию, да все некогда. На выходе из ванной в ногах запутался Матвей. Ну, чего тебе надо? Я же тебе насыпал твоей наркоты. Брысь. Надел форменную рубашку с коротким рукавом, брюки, на ремень кобуру, взял папку с материалами и вышел на улицу. Какая жара! По дороге куплю водички. Иван-Купала уже прошел, а дети все обливаются. В соседнем детском саду вывели на прогулку детишек-малышек. Визжат как ошпаренные. Я и мой брат такие же были. В начале мы ходили в один сад. А когда я пошел в первый класс школы, Алика перевили через дорогу. Во втором классе я уже самостоятельно, вместо родителей, забирал его из сада. Еще помню, как пацанами дразнили сторожа. Однажды он нас поймал, долго держал у себя в подсобке. Пугал милицией, но все-таки отпустил. Алик более задиристый, весь в своего отца. Родители его с трудом домой с улицы загоняли. И в милицию он больше меня попадал за хулиганства. Маленькими мы постоянно дрались, и как старшего отчим наказывал меня. Алика вообще не били, а мне доставалось от родителей. Особенно за двойки. Можно сказать, что ум вбивали. Теперь в милиции работаю. Да?! Это не смешно. В маршрутке к моему удивлению набилось много народа. В основном молодежь. Девчонки полураздеты. Душно. От всех пышет жаром. Через три остановки вспотел и я. Но не час же пик! Видимо многие едут на пляж. Везет людям, кто в отпусках, а студенты на каникулах. А тебе дают отдыхать только зимой. Второй раз отрываю себе отпуск на Новый год. И то хорошо. Даже очень отлично. Вообще праздников не люблю, кроме Нового года, и считаю все праздники народным бедствием. Людям проблемы, а милиции работа. В последний раз тридцатого декабря дежурил до полуночи на елке. Охранял общественный порядок. Было холодно, поэтому греться бегал через дорогу в баню. Коллектив там весь женский. Обалдеть! Директриса устроила проводы Старого года. Пару рюмок пропущу с бабками, закушу картошечкой с грибками, и на улицу. А там уже пьяную мадам жигуленок переехал. Вернее, он успел затормозить на льду, и несильно ударил ее в бок. Летела она параллельно горизонта метра три, успев перед этим помять бампер. Водитель, пацан, перепугался. А этой чувырле ничего. Вызвали скорую и ГАИ. Скорая помощь приехала только через полчаса. Гаишники более оперативны. А до этого наша пострадавшая, отказалась от медицинской помощи, и, матерясь, вместе со своим мужем и дочкой, но меньше пьяными, отправилась домой. На всякий случай, я записал ее данные и адрес. Парень выразил надежду, что ей по дороге не станет плохо. Но его не отпустили. Работники ГАИ измерили путь торможения, я опросил пару свидетелей, и только после этого он уехал. Выходить их полного автобуса еще страшнее, чем в него залазить. Вылез. Граждане чуть не оторвали погоны, и папкой зацепился за чей- то локоть. А может, ее хотели отобрать. И так хотелось врезать этому прыщавому студенту. Ух. Здесь вдоль остановки разместился стихийный рынок. Вечная толкучка между ждущими автобус и покупателями. Правда, удобно. Вышел из транспорта, и вот тебе свежее молоко, сметана, яйца и зелень с огорода. И разогревать на плите не надо, на солнышке все уже готово. Продавщицы косятся на меня. Ладно, сегодня трогать их не буду. Пусть подзаработают. Тем более это не мой участок. Я к ним не лезу, и они у меня не шерстят. Волки и овцы сыты и довольны. На опорном пункте милиции меня встретил сержант Андрей, высокий симпатяга и с ним был какой то новенький, маленький, лицо красное и все в прыщах. Если бы я был врачом в нашей военной комиссии, то обязательно забраковал такого. Вид у него глупый. Куда такому в милицию. Но ничего, через месяц другой по другому смотреть будет. Однажды, для себя я открыл, наверное один из законов человеческого общества, что каждая профессия на своего человека накладывает свою печать, на поведение, манеру общаться, и даже на внешность. Взять хотя бы любого работягу, или учителя, или чиновника. Особенно эта печать заметна на человеке не один год отбывшем наказание в колонии. Ее видно во взгляде, в манерах общаться. Она как клеймо на челе. Ведь каждый опытный милиционер может с ходу определить судимого человека. - Привет Славчик! – удивился Андрей. - Ты сегодня что-то рано. Ваших еще никого не было, наверное в райотделе. - Привет! Работы много. Всегда приятно с ним общаться. Открытый, улыбчивый. Весь чистый, форма опрятная. Блестит как рубль олимпийский. - Кто сегодня дежурный? – Спросил я, протягивая ему руку под стеклом в ограждении. - Олег. Он в кабинете с женщиной разговаривает. Я пожал руку новому прыщавому милиционеру и прошел в кабинет. Олег, подкаченный здоровяк, сидел за столом, откинувшись на спинку стула и расставив руки во весь стол, внимательно слушал женщину средних лет. Временами он молча кивал. Его лицо в подобных ситуациях всегда имеет как бы два выражения. Одно - серьезную сосредоточенность, второе – «я сейчас рассмеюсь». Но это видно и понятно только своим. Для посторонних он сдержан и серьезен. - Это уже стало невыносимо. – Говорила она, вытирая слезы желтым платком. – Сергей ворует из квартиры все, что может унести. Я и бабушка не в состоянии за ним уследить. Днем я на работе, бабушка одна с ним воюет. Я прихожу, его уже нет. Приходит за полночь. Мы переживаем, не спим. Заявления я писать не могу, все-таки сын. Сделайте что-нибудь. Пересадите его дружков наркоманов. - Поймите нас гражданочка. Мы рады Вам помочь. – Ответил Олег, и привстав над столом, и при всем своем росте и размере стал еще убедительнее. – К наркоману мы можем принять меры, только когда задержим его с наркотиком. И то, в первый случай он получит условно. Но употреблять наркотики не бросит. На принудительное лечение его отправить мы не можем. Советское время кончилось. Только с его согласия. Принуждать ни кто не имеет право. Лечение очень дорогое. А так только прийти к вам домой, попугать его?! Но мы не пугалы… - Я Вас хорошо понимаю, что у милиции сейчас нет никаких прав. А у нас нет денег на такое лечение. Да и он сам отказывается лечится. Говорит что не больной. Но мы то видим, что сын пропадает. Я уже сама как бабушка пью кучу лекарств. Но все же войдите в мое положение. На днях он избил бабушку, когда она не дала ему денег из пенсии. - В травмпункте снимите побои с бабушки. Тогда мы возбудим дело. - Бабушка его любит и жалеет. Боится, что он попадет в тюрьму. Он не может понять, что калечит себе жизнь. Может он одумается? Ведь надежда умирает последней. Голос у женщины дрожал. Она понимала, что ни кто, ни что не сделают для спасения ее сына. - Если он колется, его все равно задержат и будут судить. – Отвечал Олег. – Только с Вашей помощью, убеждениями, угрозами. Вот участковый Вячеслав Алексеевич, нам поможет. Женщина посмотрела на меня. В ее глазах уже была безысходность. Мне всегда противно такое слушать, но это чистая, правда. Уже половина первого. - Вячеслав Алексеевич, Вы на планерке сегодня будете? Передайте мои бумаги начальнику. Олег протянул мне пачку отказных. - Хорошо, сейчас я пойду по своим адресам. И вышел из кабинета. Андрей говорил по телефону. Я подождал и потом сказал: «Если меня будут спрашивать, я на участке. А к четырнадцати часам поеду в отдел». - Пока! И отличной работы. – Ответил он вслед. До планерки оставалось полтора часа, и я решил сходить по заявлению психически больной. Как раз успею опросить кого-нибудь из родственников и пару объяснительных от соседей. Двери открыл мужчина лет шестидесяти. - Добрый день. Я участковый инспектор. Моя фамилия Борисов. Пришел по заявлению Игнатьевой. - Проходите пожалуйста. Это моя жена. Она больной человек. – Говорил он в полголоса. - Вы ее не очень слушайте. Ольга, участковый пришел. Ты что, опять заявление написала? Из комнаты вышла женщина. На вид ей было лет шестьдесят, и выглядела она вполне нормальной и здоровой. - Здравствуйте, - произнесла она, вздохнув, и в ее голосе я почувствовал глубокую усталость, - проходите. Я прошел в зал. Обычная хрушевская однокомнатная квартира. Из зала сразу попадаешь или в коридор или на кухню. Туалет, совмещенный с ванной, вентиляция плохая, первый этаж, поэтому воняет сыростью из подвала и мусором, который неделями не выносят. - Да я написала заявление. Третье по счету. Передала заявление соседка. Я почти ходить не могу. Но почему-то Вы не принимаете никаких мер. Ведь надо что-то принимать, вы же милиция?! Она внимательно посмотрела на меня, но в ее взгляд как будто блуждал. Со вздохом она села на диван. - И почему-то присылают разных участковых. В прошлый раз был старше и с усами. Тот что, не хочет к нам идти? - Ваш участковый в отпуске. Я временно его замещаю, – ответил я. - Хорошо. Тогда я Вам все расскажу по порядку. - Спасибо. Я прочитал Ваше заявление. Оно очень подробное. - Мне совсем не трудно. – Ответила она и натянуто улыбнулась. Ее муж вышел из зала на кухню. Было слышно как он гремит кастрюлями. Потом включил воду в раковине. - Вы только посмотрите на эти отверстия в стене. – Она стала показывать пальцем на серую стену над диваном. - А ведь недавно мы делали ремонт. Вот видите трещинки, через которые они подают газ. - Вы давно проживаете в данной квартире? - перебил я. - Двадцать пять лет. Раньше мы жили в бараке, здесь недалеко. Муж от завода получил квартиру. - Дети у Вас есть? - Да дочь и внуки. Она с семьей живет в другом районе. На днях она приезжала и говорила, что у нас так плохо пахнет. Она может подтвердить. И отверстия в стене она видит. Ко мне вчера соседка заходила, врач. При ней газ пускали. И я в обморок упала. Наверное, ремонт они делали лет пять назад, или еще тому раньше. Откуда сейчас у стариков деньги на ремонты. - А пойдемте в коридор. Там тоже пускают газы. Мы прошли с ней в коридор. Свет не включался, видимо лампочка перегорела. Открыли дверь в подъезд. - А вот посмотрите, - настаивала она, и нагнувшись к полу, подняла половицу, - под порогом дыры, через которые так же идет газ. И при этом я слышу, как они переговариваются у себя на кухне. «Надо заморить ее и ее мужа». Для вежливости, я нагнулся и стал внимательно изучать порог. Он давно прогнил от подвальной влаги и требовал замены. - Зачем они это делают? – спросил я, сдерживая улыбку. - Они такие люди. День не проживут, что бы ни навредить. У них есть дети. Дочь живет в другом городе, а сын вообще не приходит. Наверное, сидит в тюрьме. - Хорошо, я поговорю с Вашими соседями. - Что Вы!? Что Вы!? – быстро сказала она, и посмотрела мне в глаза. - Только не говорите им, что я написала заявление. Они меня тогда сразу задушат газом. - Не бойтесь, я буду осторожен. - А лучше давайте я заберу заявление, как будто ничего не было. - Ну, заявление Вам уже не вернут, потому что оно зарегистрировано и по нему нужно принимать меры. - Вы все равно ничего не сделаете. - Зачем же Вы писали заявление? - Я уже устала от такой жизни. Целый день сижу дома. Да и муж меня не выпускает, сидит со мной. Ходит только в магазин, или меня выводит во двор. Боится, что со мной что-нибудь случится. Я даже сквозняков боюсь. Слава Богу, Вы пришли. Я Вам поплакалась, и легче стало. Но все-таки прошу Вас. Помогите хоть чем-нибудь. Я понимаю, что все бездоказательно. Но поверьте мне. Меня ведь травят? Вот посмотрите. – Она снова стала показывать на стену. Нужно было успокоить и все ей объяснить доходчиво. - Скажите. Ваша квартира не приватизирована? - Нет. Из кухни вышел ее муж. - Ладно, Оля, ты отвлекаешь человека от более серьезных дел. - Ну почему ты так говоришь? – Обиделась она. - Наше дело тоже важное. От этого зависит наша жизнь. - Не беспокойтесь. Это моя работа. – Ответил я, и стал рыться в своей папке. Нужно было найти чистый лист бумаги для объяснения. - Так вот. Вы платите коммунальные услуги. Тем более Вы инвалид второй группы. Вам необходимо прийти в наш ЖЭК к начальнику, или инженеру и сделать письменную заявку на ремонт Вашей квартиры. Придут мастера и заделают Вам все дыры в стенах и полу. И ни какой газ к Вам больше не попадет. С одной стороны я Вам помогу, а с другой и ЖЭК сделает полезное дело. Тем более это их обязанность. - Спасибо Вам товарищ участковый. Я вот тут написал. Возьмите. – И он протянул мне лист бумаги. Взяв лист, прочитал на нем следующее: «Прошу по заявлению моей жены Ольги Владимировны Игнатьевой расследований не проводить, так как она психически больной человек, состоит на учете у врача. Все, что она написала в своем заявлении, ей привиделось. В настоящее время у нее рецидив, и она проходит домашнее лечение. С уважением. Н. Игнатьев». - Ну что же. Я надеюсь, что в ЖЭК Вы сходите. - Обязательно сходим, – ответил Игнатьев. - Теперь прошу прощения. Сейчас я ухожу. О принятых мерах Вас уведомят письменно. - Ну, уж, пожалуйста, примите какие-нибудь меры, – отозвалась женщина. Я направился к выходу и открыл дверь. - До свидания! - До свидания! – тихо отозвались они. Да! Жили, были, спали в рознь, а дети были. Почему? В баню вместе ходили! Теперь зайду к соседке, врачу. А потом в райотдел. Больная часть народа нашей страны так живет. Наверное, мы все с ума сошли, или действительно нас травят неизвестными нам «газами». Люди болеют, стареют, умирают. Дома ветшают, рушатся. Травимся, и травим других собственными продуктами. Задыхаемся от собственных отходов жизнедеятельности. Кто же за нас, их уберет? Только мы сами. Или когда в конец вымрем, кто нас уберет со всем нашим дерьмом? Время само закопает нас как мамонтов и динозавров. На днях одна очень хорошая знакомая мне сказала: «Если хочешь изменить мир, начни с себя»! Да, любого человека можно убедить поменять свое поведение, образ жизни, принудить силой не совершать проступков, а, в крайнем случае, изолировать от общества в больнице или тюрьме. Но изменить себя внутренне человек может только сам, добровольно, осознанно! Но далеко не всем это под силу! Я позвонил в соседнюю дверь. Через минуту из-за двери отозвался женский голос: «Кто там?» - Добрый день. Я участковый инспектор. Моя фамилия Борисов. Пришел по заявлению вашей соседке Игнатьевой. Август - октябрь 2004 |