Что же вы так разгалделись, как вороньё на пашне? Что же вам так не мило? Или мой день вчерашний? (Т.Калашникова) Я снова пьян. Прости меня, родная. Я задыхаюсь в винной глубине. Не осуждай, за мною наблюдая. Коль всё равно, - не осуждай вдвойне. Я снова пьян. И вязкая трясина любовного настоя на спирту меня глотает. Нет ни чувств, ни силы. Болотной слизи запах за версту. Изрыто сердце-пашня и червиво. И жадно вороньё его клюёт. Улыбкою бесчувственно-глумливой я признаю, - сегодня их черёд. Пируйте всласть над неумелым сердцем. Я разрешаю, клюйте тусклый взгляд. Не вкусно вам. Что? Слишком много перца? Не бойтесь, это – горечь, но не яд. Горчит душа, горчат дурные слёзы. У пьяной горечи недобрый вкус. Мне не милы вчерашние берёзы и не близка рябиновая грусть. Я снова пьян. Прости меня, родная. Мне весело. Сегодня день такой… Я проводы устроил. Провожаю себя туда, где благость и покой. Перед уходом я глаза закрою, последний раз в былое окунусь. Твой тонкий стан горячею рукою прижму к себе и тихо закружусь. Твой лоб усталый грустно поцелую, волос коснусь и шеи… (Боже, плачь – на этой шее свит наискосую воздушный длинный шарф – цветной палач). Прости меня за то, что дал и не дал, за ревность деревенскую мою. Я ухожу, не одержав победы. Прощаюсь и за всё благодарю. Чернила-кровь из вен возьму, - так что же? – мне больше не понадобится это. Прощай, мой друг. Я ухожу, похоже, непонятым, но признанным поэтом. Прощайте все, кого любил, сторицей расплачиваясь сердцем и рукой. Прощай, моя балетная царица. Тебе – полёт и слава. Мне – покой. Жестокой лентой душит всё сильнее. Мне страшно, но страшнее бытиё. (Зловещее немое совпаденье – воздушный шарф преследует её). О, Боже! Жутко, жутко…Душит, душит… "Остановись! Не поздно!", - бьёт набат. Не про мою изорванную душу в последний миг попятиться назад. Ну вот и всё. Никто не потревожит и не коснётся мертвенной руки. В последний миг мне то всего дороже, что покидаю землю налегке. Апрель 2000 |