Елена Павловна Романова "Мадам Мишель, Княгиня Свобода". Очерк из цикла "Царский альбом".

 

Глава первая.

Долгий взгляд на портрет.

 

Я пристально вглядываюсь в портрет, который искала долго, уже отчаялась найти, и мысли о котором преследовали меня где - то лет пять- шесть, если не больше.

 

Он словно выплыл из мрака, из небытия, из пучины ненужности: В нее сбрасывались в нашей стране почти 90 лет имена, принадлежащие к славному, древнему боярскому,царственному роду Романовых!

 

(Прямо ли принадлежавшие или - косвенно, значения не имело.)

 

Боже мой, неужели я, наконец, нашла его?! Неужели я воочию вижу лицо той, чьи черты старалась угадать столь тщетно, и выписать когда - то на обрывках желтоватой, старой бумаги первыми робкими фразами своей наивной, романтической прозы?!

 

Опыт того, уничтоженного от пыла досужих насмешек романа, почти не сохранился, но интуитивная догадка - обрисовка облика героини,как ни странно, оказалась верна: роскошная белизна покатых плеч (что, впрочем, не редкость для женщин того, позапрошлого уже, века!), мягкая линия красивых рук, с длинными пальцами, которые так тщательно выписаны, что кажутся живыми.

 

Гладкость высокого, белоснежного лба, обрамленного рядом причудливо завитых локонов с обеих сторон; необыкновенно притягивающме, очаровывающие с первой минуты, глаза и - ум.

 

Ум, который светится во всем облике этой женщины: в повороте головы, аристократически выразительных чертах лица, спокойной, достойной позе. Поза именно так, "непарадно", спокойна, и портрет мог бы считаться вовсе не музейным, представительским - для посольств и кабинетов,- а домашним, частным - такие обычно дарили близким в какие либо памятные даты, к тому располагает и поза, выбранная живописцем для модели, и неяркий, приглушенный тон картины, - если бы не одно обстоятельство: дама на отоманке, с раскрытой книгой в руке, сидит на мантии, подбитой мехом горнастая, и складки одеяния, теряющегося в темно- алом, очень густом и мягком бархате ложа,недвусмысленно указывают на высокое происхождение, принадлежность сей Дамы, ни больше ни меньше, - к роду Царственных особ!

 

Ей так явно не хочется "выпячивать" знаки своего сана, что мантия даже немного смята! Да и вряд ли на "священные" знаки власти и величия вообще позволительно садиться! Тем не менее, дама спокойно сидит на "горнастаевом" великолепии, как бы "затмевая" его собой, и все внимание созерцателя портрета привлечено только к ее книге и проницательному взгляду, в котором вместе со скрытым живительным огнем есть и капелька легкой, чуть ироничной грусти..

 

Что же это? Специальный умысел живописца: показать живого человека и его душу, для которой власть и тщеславие мало что значат, или же все - просто случайное совпадение, и никакого умысла не было, ни у живописца, ни у его высокородной модели? Вряд ли последнее верно.

 

Портрет в те давние времена являлся строгим документом эпохи, на него тратилось много сил и времени, и каждой деталью, каждым мазком кисти, густотою или светлостью красок, художник старался донести до того, кто будет держать этот портрет в руках, смотреть на него, нечто значительное, емкое, важное. Она и действительно была такою: знала блеск своей красоты, чудную силу своего магнетического обаяния, но ни в грош ни ставила ни красоту, ни шарм, ни свои ошеломляюшие светские успехи, ни высоту положения, ни то, что одним мановением своего мизинца часто могла, образно говоря,"казнить или миловать"!

 

Для одной из Первых Дам Империи Российской - а Великая Княгиня Елена Павловна,супруга брата императора Николая Первого, Михаила Павловича, именно ею и являлась - все это было совершенно неважным!

 

Своенравная, умная, гордая, блистательно образованная,(Николай Первый называл ее "Ученый нашей семьи!" - автор.) и при всем этом обладающая еще великолепным светским тактом и широтою сердца, Великая Княгиня Елена - или как ее полушутливо звали при дворе "Мадам Мишель" - вслед за императором Николаем, безмерно уважавшем невестку и слушающим каждое ее слово,- никогда не боялась поступать так, как велело сердце и проницательный, острый ум: окружать себя друзьями, которые при Дворе были не очень удобны и вели себя не очень по - светски, ( поэт и дипломат Федор Тютчев, историк и писатель - правовед Юрий Самарин, Александр Иванов - художник и мистический философ) или читать запрещенные цензурою в России книги.

 

Княгиня Елена не боялась совершать "ложные шаги" и неординарные поступки, не боялась не "осуждения" света ни даже - самое грозное - его непрятия! Она прослыла "отчаянной республиканкой", первой в России освободив крестьян своего имения Карловка в Полтавской губернии. Ее пугали бунтами, а она - лишь прищуривалась лукаво и продолжала совершать и далее нечто неординарное, столь присущее ей, столь органичное для нее! Защитой от нападений злоязычного света ей служило не только само ее высокое положение и уважение Царственной Семьи, но и неизменная, присущая только ей, высота Духа, искренность Веры в то, что она делала, и огромная глубина ума, который почти всегда сопровождается мягкостью сердца и столь трудным умением прощать!

 

Она, Княгиня Романовского дома, Особа царской крови, терпела, страдала, огорчалась, теряла не меньше, чем любая другая, простая женщина.

 

Похоронила четверых детей из пяти.

 

Двадцать шесть лет прожила рядом с человеком, у которого был сложный характер, и который - по своему, безмерно обожая, - не всегда ее принимал и понимал.

 

Любила человека, не могущего ответить ей взаимностью, а лишь выражющего сердечное, хоть и глубочайшее, уважение. Таила и всячески усмиряла свою Любовь, выражая ее порывами деятельной помощи и неослабного, тонкого внимания. Теряла и вновь обретала почву под ногами. Одним словом, шла тем путем, который был ей предназначен Небесами. Давайте и мы с Вами пройдем несколько шагов рядом с нею. Короткий отрезок ее Жизни. Несколько глав. Приподнимем завесу времени. Попытаемся, во всяком случае: Итак:

 

Глава вторая.

Хозяйка Михайловского замка или "Снежная королева".Начало пути.

 

Осень 1823 года. Россия. По пути в Петербург.

 

-Madame,Vous ave faire grand succees!* (Сударыня, Вы делаете большие успехи! - франц. - автор) Профессор Кювье может без ложной скромности гордиться такою ученицей! В столь краткий срок освоить русский так, что Вы смогли уже прочесть два тома из этой громадной Энциклопедии..

 

-Истории, M - lle - мягко поправила старушку - гувернантку принцесса Шарлотта, сидевшая у промерзшего насквозь окна скрипящего дормеза. Она тщетно пыталась разглядеть сквозь тонкий кружевной узор льда на тусклых стеклах хоть что то. Ей не удавалось. Так, лишь какие то неясные очертания деревьев, полей, дымных деревушек с низкими соломенными крышами. Все, словно в искривленном зеркале - затейливое, иногда даже немного страшное. Она пыталась расслышать что то на остановках при почтовых станциях, где меняли лошадей,но и голоса доносились до нее пока что нечетко, неясно, не совсем понятная до конца, протяжная русская речь сливалась в какой то один чарующий гул, напоминающий немного ей то перезвон мАлинских колоколов ( колоколов, изготовленных в голландском городе МАлине - автор.) на маленькой лютеранской кирхе Штутгардта*(*столица королевства Вюртемберг, где родилась Принцесса Шарлотта - автор.),а то - мерный шум волн холодного Балтийского моря.

 

Постепенно она привыкала к тряске, к тому что старинный дормез* (Дорожный экипаж со спальными местами - автор.) высоко подскакивал на ухабах и узорчатые стекла звенели, рискуя вот - вот вылететь прочь! Она, устав смотреть на ледяные наросты окна, поудобнее пристраивалась у складного дорожного столика, вытаскивала из нессесера бумагу с ее личной монограммой: герцогской короной в переплетении букв:"С - F -M. Р der V"-

 

*(*Полное имя Великой Княгини Елены Павловны до принятия ею православия, 5 декабря 1823 года: Шарлотта - Фредерика - Мария, Принцесса Вюртембергская. - автор.) и начинала писать пространные письма профессору Ж.Кювье, в Париж. Она подробно описывала каждую мелочь своего длинного вояжа, пыталась даже передать словами хруст тонкой ледяной корки под ногами, цвет и запах первых осенних листьев. Ей он всегда странно нравился - тонкий и чуть терпкий, непохожий на аромат ни одних знакомых ей прежде духов.

 

Но больше всего Шарлотта писала старому профессору об их долгих совместных прогулках по Парижу, о нескончаемых беседах на "растительную" тему. Она столько знала о растениях, что, казалось, могла написать об этом самую толстую на свете книгу!

 

Книгу о таинственной жизни стеблей, по котором день и ночь течет живительный, питательный сок, о лепестках, что, свернувшись в тугой бутон, притягивают к себе от солнечных лучей и прохлады вод всю яркость красок и берут теплоту от радуг, раскинувшихся в небе!

 

Шарлотта безотчетно тосковала по своей прежней жизни в пансионе госпожи Campaine, по свои подругам - пансионеркам, по вечерней болтовне в дортуарах, при неярком свете свечных огарков, по запаху сильно подслащенного кофе по утрам и вкусу слегка пригоревших крендельков, обсыпанных сахарной пудрой и цукатами. Она не знала, что ожидает ее в России.

 

Казалось, нужно было только радоваться: ей, скромной принцессе маленького княжества Вюртемберг, повезло, что на нее обратила внимание вдова Павла Первого, императрица Мария, и выбрала Шарлотту в невестки своему младшему сыну, Великому Князю Михаилу Павловичу. Шарлотта - Фредерика приходилась своему жениху двоюродной племянницей, так как русская Государыня - вдова тоже была из вюртембергского великокняжеского семейства.

 

Лотти, как ее называли домашние, понравилась императрице - матери тем, что была весела, скромна, очень учтива,находчива в беседе и весьма рассудительна.

 

Она почти не знала Великого Князя Мichel`я, видела только портрет - румяный юноша с привлекательным, открытым лицом, но что то в этом портрете настораживало ее, казалось, что порывистость движений, и как бы уловленная художником некая ипульсивность, может с годами перейти в нечто большее, пугающее. Странное. Но ей не хотелось верить своим предчувствиям. Проще было посчитать их детскими, несерьезными. Она увлеченно читала письма жениха и они ей нравились: написаны были с теплотою и разумно - строгой заботливостью о ней, несмотря на краткость и некоторую нарочитую сухость слога. Будто бы за плечом стоял гувернер и наблюдал, не посадит ли влюбленный ученик чернильного пятна на атласную бумагу с гербами!- внезапно подумала Лотти, вспомнив листы писем русского принца, старательно заполненные каллиграфическим почерком с сложными росчерками и завитушками. Ей стало смешно, при мысли о строгом гувернере и она не удержалась, чтобы не прыснуть. Интересно, а Мсье Ламздорф, наставник, позволяет Мichel`ю смеяться во время перемены? Или они обсуждают философские проблемы?

 

Вот ей проофессор Кювье и мадам Кампань разрешали говорить обо всем, а в перерывах между занятиями она много веселилась и бегала с подругами -пансионерками по саду с мячом и сачком для бабочек. Надо узнать, умеет ли ее избранник ловить бабочек и различать растения по листьям и запаху?

 

Тут дормез снова резко тряхнуло, и чернильница, подпрыгнув, оставила на гербовой бумаге густые капли, которые тут же расползлись по строчкам, превратив стройный ряд букв просто в черную полосу - ленточку. Лотти огорчилась: придется переписывать заново!

 

Но ее досада улетучилась быстро - кажется, остановка, можно бужет размять затекшие на бархатном сиденье ноги, выпить чаю:

 

В сопровождении офицера из большого - в двадцать человек - экскорта охраны она вошла в маленькую , низенькую избу, вовсе не похожую, ни на таверну, ни на чистенький трактир у дороги, к которым привыкла у себя в Вюртембергском уютном княжестве. Окна были затянуты чем то темным, плохо пропускающим свет и отвратительно пахнущим - как ей сказал потом офицер - бычьим пузырем, за неимением стекла. По грязному полу вместе с ребятишками - босыми и чумазыми от печной сажи - их было трое - бегала почему - то весело кудахча, пестренькая , коричневая в белую крапинку, курочка - наседка, а у печи стояло лукошко, наполненное чем - то желтым, копошащимся и надсадно пищащим. Шарлотта поняла что это цыплята.

 

Удивлению ее не было границ: домашнюю птицу держат в переднем углу дома, пол - нечист, дети - босы, а с упряжью почему то вместо мужика - крестьянина ловко управляется выскочившая в холодный сенник почти налегке жилистая, худая, высокая женщина в повойнике* (*женский головной убор замужних, похожий на высокий платок и шапку одновременно. - автор), с лицом морщинистым и темным, как запеченная картофелина!

 

По нему трудно было определить точный возраст.

 

На удивленные расспросы Шарлотты о том, где же ее муж, и почему она возится с хозяйством и лошадьми вот так, одна, женщина залилась тихими слезами и только несколько минут спустя сумела ответить "доброй знатной барышне", что "хозяин ее сгинул в треклятой войне с нехристем - французом, а старшего брата забрали в рекруты на 25 лет, так что помогать ей сильно то и некому, живет - Божьими молитвами!" Потрясенная, растерянная Шарлотта сунула в теплую, шершавую ладонь плачущей женщины серебрянный рубль и, отказавшись от чая и теплых булок, в полном смятении чувств, выбежала во двор.

 

Как?! Россия, которую ей рисовали в письмах, как огромнейшую страну, полную благодатных земель, богатую хлебом, лесом, реками и озерами,не может сделать счастливою даже одну единственную семью трудолюбивой женщины,потерявшей на войне мужа?! Можно ли понять это и смириться с этим?! А где же благодатный и хлебосольно - благодушный край, нарисованный остроумным и веселым Michel`ем в его пространных письмах?! А она то - так наивно верила им!

 

Перед глазами Шарлотты вновь встала соломенная крыша, грязный пол избы в щелях, кудахчущая курица, голодный блеск в глазах ребятишек. Она не выдержала и расплакалась - слишком тяжелой для ее впечатлительной, ранимой души оказалась увиденная картина!

 

Поспешивший вслед за нею во двор старший офицер охраны, в изысканнейших выражениях, склонив голову, пытался выразить "ее Высочеству Принцессе свое почтительнейшее неудовольствие излишней впечатлительностью и порывистостью ее Высочества!

 

Конечно, добросердечие - всегда похвально, и он не может приказывать Ее Высочеству, как поступать, однако, не рекомендовал бы столь открыто нарушать этикет.

 

Она, как Особа Царской крови и Невеста Императорского дома, должна быть более сдержанной и осмотрительной в поступках, ее поведение может не понравиться Императрице - Матери, Царственному Жениху или, еще того хуже, самому Государю!"

 

Шарлотта непонимающе уставилась на офицера. О чем он говорит? Разве дать серебряный рубль семье, потерявшей кормильца, такая уж большая благость? И почему ее сердечный порыв мог оскорбить Императорский Дом?!

 

В ответ на это офицер тихо и внятно принялся доказывать, что крестьяне и так "сверх меры облагодетельствованы Государем и Его неусыпным попечением об их житии, а излишние дары только помогут развить в них лень, жадность и неблагодарность. Крестьяне - что дети неразумные. Нужно относиться к ним с строгостью. Эта женщина держит постоялый двор, имеет с него доход и.. довольно ей. Нужно принимать все тяготы Судьбы со смирением!"- грассируя, внятно шептал по - французски офицер, пересыпая свою речь русскими словами. Он знал, что Принцессе уже хорошо знаком язык ее новой, холодной, Родины.

 

Шарлотта пылко возразила на все его изысканные, усыпляющие тревогу и смятение доводы, что, видимо, "доходы бедняжки - трактирщицы невелики, раз дети - голодны, а крыша - из соломы, и что "очень трудно быть смиренной, когда у твоих ног ползают трое голодных ребятишек", чем несказанно удивила раздушенного "кельнской водою" лейтенанта! Он покраснел и серебряные шнуры его аксельбантов негодующе зазвенели. Не найдя, что ответить, он, вытянувшись во весь рост и отдав Ее Высочеству честь,"осмелился наипочтительнейше посоветовать Сиятельной Царственной даме не выходить более при переменах лошадей из экипажа, дабы не навлечь на себя неудовольствие Высочайших особ и во избежание всяческих других недоразумений. Тихое размышление в одиночестве должно склонить Ваше Высочество к бОльшему благоразумию и сдержанности!" - закончил свой поучающий монолог офицер и верноподданически щелкнул каблуками сапог. Аксельбанты снова зазвенели, на этот раз тихо и покорно.

 

"Непонятная страна!- с досадою подумала Шарлотта, усаживаясь вновь в дормез с великокняжескими гербами на позолоченных дверцах. - Те, что бедны, - щедры на чувства и благодарность сердца, а те, что купаются в роскоши - холодны и сдержанны, словно лед!" Да и ей, похоже, предлагается здесь "заморозить" сердце. Стать Снежной королевой. Будто настоящего льда здесь и так - не довольно!

 

Санкт - Петербург. Михайловский Дворец. Июль 1824 года.

 

- Helen,ma fillie! (* Елена, дочь моя!- франц.) Вы должны помнить и понимать, что Вы теперь прежде всего - представительница Царствующего Дома, супруга брата Государя! На Вас смотрят сотни глаз, каждую складку на Вашем платье замечают, каждый взгляд! Почему Вы вчера, присутствуя на памятной поминальной службе по Великой Княжне Марии Александровне,*

 

(* Старшая дочь императора Александра Первого, умершая в полуторагодовалом возрасте, в июле 1800 года - автор.) не ответили княгине Нарышкиной на ее привествие?

 

Вдовствующая императрица вздохнула и с треском сложила большой, инкрустированный испанский веер слоновой кости. Только по этому треску и было заметно, как сердита Государыня - больше не один мускул на ее лице не дрогнул!

 

-Ваше Императорское Величество, Матушка, - Елена легко присела в низком почтительном реверансе, но спина ее оставалась прямой и головы она почти не наклонила. - Я просто подумала, что скорбящая мать, Ее Величество, Августейшая Государыня Елизавета Алексеевна, более нуждается в утешении моем и сестринском ободрении, нежели княгиня Мария Антоновна!

 

И, кроме того,предмету столь пристального внимания Государя* (*Княгиня Мария Нарышкина была долгое время фавориткой императора Александра Первого - автор.) следует быть скромнее в те моменты, когда его Семья скорбит. Все уставились на прелести княгини - она делает столь низкие поклоны совсем нарочно, позвольте заметить, Матушка! - а горе Ее Августейшего Величества в одну минуту стало просто досадным недоразумением! Вся церковь шепталась только о том, как великолепно лежит гранатовый крест на низком вырезе платья мадам Нарышкиной, словно позабыв, что идет памятная панихида, да еще по маленькой Цесаревне!

 

-Елена, придержите язык! Каким тоном Вы говорите о Священной особе Государя?!

 

-Я говорю о княгине Марии Антоновне. Она не имеет к Священной Особе Государя никакого отношения. Разве только как мать его незаконной дочери Софии?.. Но охотно держу пари, - Губы Елены Павловны чуть дрогнули в язвительно - насмешливой улыбке - что еще несколько вельмож из знатных русских семейств в доверительной беседе наедине с радостью назовут себя отцами княжны Софии Львовны Нарышкиной.

 

-Елена, побойтесь Бога! Что это с Вами! - Императрица - мать побледнела и резким, свистящим шопотом выдохнула: Если Вам не жаль Государя, подумайте хоть о бедняжке Элизе!

 

-Всегда думаю, Матушка. Вам известно мое искреннее отношение к Ее Августейшему Величеству. Именно поэтому, я и не ответила на приветствие княгини Марии Антоновны, столь нескромное и отвлекавшее на себя внимание! На панихиде место скорби, печали и воспоминаниям, а не праздным любезностям! Однако, Ваше Императорское Величество,Матушка - пять пробило! Не угодно ли чаю? - Княгиня тут же позвонила в серебряный колокольчик. Двери отворились, лакей внес поднос с горячим чаем и полное блюдо сладких бисквитов. Махнув рукой, Елена отослала его, и сама налила Императрице - матери душистый напиток. Чашка, украшенная позолотой романовских вензелей, блестела в ее маленьких,ловких ручках. Между приятным делом две дамы продолжали разговор.

 

- :Да, Матушка, Вы еще мне хотели показать счетные бумаги Повивального института, успеем ли мы до вечернего чая у Ее Императорского Величества? От Михайловского замка до Зимнего ехать порядочно.

 

-Ничего, дворцовые лихачи домчат быстро! А ты то под стать Мишелю, милая! Тебе пальца в рот не клади, того и гляди - откусишь! - Императрица одобрительно усмехнулась, внезапно перейдя на "ты" с дерзкою невесткой. Это означало, что официальная часть беседы и время строгих "распеканий" закончены. - Понапрасну зовут тебя "Снежной девицей". Сердце то у тебя горячее.

 

-Какое Бог дал,Матушка! - вспыхнула от искреннего, теплого тона императрицы Елена. Щеки ее заалели.

 

-Любишь Элизу? Это весьма похвально. Судьба ее столь горестна, несмотря на Высокий венец, что измученное сердце ее нуждается в нашей Любви и привязанности.. Тебе скоро быть матерью самой, ты должна понять всю меру испытанного Элизой горя!- Императрица окинула быстрым взглядом фигуру Елены, еще не начавшую полнеть. Княгиня не смутилась под строгим оком, только тихонько вздохнула.

 

-Что ты, дитя! Не вздыхай! Грешно это. Благодари Господа, да проси его быть милостивым к тебе и сохранить дитя живым и здоровым..

 

-Повитуха говорит, будет девочка.. А доктор Эйхвальд (*личный врач Великой Княгини Елены Павловны, первый директор Еленинского клинического института, построенного на ее пожертвования - автор.) над нею смеется:"Сие только Богу ведомо!" Матушка, молитесь обо мне! Сердце полно дурных предчувствий каких - то! - Елена перекрестилась и поставила изящную чашечку на стол.

 

-Всегда, дитя! Неустанно молюсь за всех Вас! А о дурном - не думай. Я сама родила девятерых и только трех по Промыслу Божию - потеряла, остальные живы и радуют меня теплом любви. Упаси меня Бог, пережить еще кого то из них! Однако, на все - Его Святая Воля, мы - лишь песчинки в Ладонях Божиих!- императрица молитвенно сложила руки, потом, минуту посидев молча, начала сугубо деловой разговор:

 

-Мой секретарь Вилламов, мне посоветовал ввести тебя в комитет Опеки учрежденного мною Ведомства Императрицы Марии и попечительского комитета Повивального института (будущий институт Акушерства и гинекологии, учережденный Императрицей Марией Федоровной в 1801 и находящийся под ее неустанной опекой - автор) заранее. Не возражай, я достаточно стара, чтобы делать распоряжения в Завещании: У тебя острый ум и горячее сердце, где мне по нездоровью сил уже не хватает - заменишь меня. Элиза с Александрин - Шарлотт* (*жена Великого князя Николая Павловича, Александра Федоровна, урожденная принцесса Шарлотта Прусская - автор) - хрупкие цветки, у них нет твоего пламени, да и русским ты владеешь лучше чем, я.. Не перебивай, дитя! - остановила императрица хотевшую опять возразить невестку, властным, коротким жестом. Я прожила здесь три десятка лет, знаю, что говорю. С профессорами медицины надо говорить на языке науки, а он тебе с младых ногтей известен. Матушка - императрица Екатерина Великая возрадовалась бы, на тебя глядя: Любила она, когда в женщине ум, словно алмаз ограненный, блистает! Вот только языка предерзостного не жаловала, ни во мне, ни в покойном государе Павле Петровиче, ни в ком ином! Белоснежной пухлой рукой, с единственным украшением: фамильным рубиновым перстнем - подарком покойного Государя, императрица ласково коснулась плеча Елены, чуть насмешливо улыбнулась: -Справишься, справишься, ум и пылкое сердце для человека, что светильники в пути, дарованные Господом!..Ну, идем, на бумаги счетные взглянешь, чтоб позже меня, старуху - немку, недобрым словом не поминать, да отправимся к Элизе чаевничать, не то она, душа голубиная, беспокоиться будет понапрасну! А что ты Нарышкину на место поставила, то - правильно! Только - не по царски. Для коронованной особы,этикет - дело наипервейшее, дитя, помни это!

 

Государыня Мария Феодоровна, поднялась, тем самым, давая понять и невестке,что беседа окончена, пора перейти к делам. Траурный креп ее юбок крахмально зашуршал, а Елена Павловна, спешно вставая следом, внезапно подумала, что, пожалуй, зря свекровь при Дворе Государыни, Августейшей сестры Элизы называют "Тучей", есть в ней и теплота, и мягкость, да и сердце, много пережившее, претерпевшее, не совсем "застыло" под толстой коркой светского "льда"! А как тяжела та "корка," молодая Великая Княгиня Елена Павловна и по себе уже знала слишком хорошо:

 

Глава третья.

Письмо из Севастополя.

 

Санкт - Петербург. Михайловский дворец. Середина сентября 1854 года.

 

- Ваше Императорское Высочество, в свете и так уж недовольны Вашим излишним рвением в делах благотворительности! Вы направили в Севастополь уже два санитарных поезда с женщинами, пожелавшими работать прямо на поле боя. При Дворе говорят: не пора ли и остановиться? - камер - секретарь многозначительно кашлянул, и уставился на Великую княгиню Елену, не поднимавшую глаз от бумаг, лежавших на столе.

 

Она что то внимательно просматривала в огромных счетах, делала пометки, потом аккуратно выписывала цифры в толстую тетрадь, лежащую перед нею.

 

-Ну и что там еще говорят? - сухо, отрывисто поинтересовалась она.

 

-Что не пристало Даме Вашего положения много времени проводить в лазаретах, приютах, и на постройке храмов.. Говорят, дай Вам волю, Вы и сами бы отправились в Севастополь и ползали бы там среди раненых..

 

-Да, Милостивый государь, ползала бы и ничего зазорного в том не вижу, и почла бы за Великое счастие! - резко и устало, почти сердито ответила Княгиня Елена. - Нашей армии еще никогда не было так тяжело, солдаты гибнут сотнями, английские крейсеры и пушки уже почти около Кронштадта, а нашим дамам светским лень полчаса корпию пощипать для защитников Отечества, им бы все на балах туфельки протирать! Что, от Николая Ивановича*

 

(*Николай Иванович Пирогов, выдающийся русский хирург и врач, добровольцем отправился в Севастополь и оказывал помощь раненным. Впервые, именно во время Крымской кампании

 

1855 - 56 годов, он применил метод анастезии - эфиром - при операциях тяжелораненных воинов. Был лично знаком с Великой княгиней Еленой Павловной и высоко ценил ее дружбу. - автор) - есть ли письма, нет?

 

- Да, Ваше Императорское Высочество, не далее, как вчера получено. Вот,прошу -с: - Секретарь, торопливо раскрыв тяжелое пресс - папье с золоченым гербовым орлом в середине,подал Великой княгине конверт запечатанный сургучом и пропахший насквозь пороховым дымом.

 

Княгиня тут же вскрыла письмо, торопливо пробежала его глазами, читая негромко вслух:

 

":Не хватает бинтов, эфира, хирургических инструментов, палаток и главное, людей, людей: Если есть возможность, благоволите , Ваше Императорское Высочество, отдать распоряжение по отправке необходимого незамедлительно.. Сильно отличилась при помощи раненным простая девушка по имени Даша Михайлова.Наши солдаты зовут ее просто: сестричка. Рассказывали мне, что еще до прибытия сестер из Вашей, Ваше Императорское Высочество, Крестовоздвиженской Общины, когда наши войска, потеряв сражение 8 сентября - (*речь идет о поражении русских войск у реки Альма - автор) , возвращались после продолжительной и упорной битвы обратно к Севастополю, изнуренными, обессиленными физически и морально, со множеством раненых и увечных, истекающих кровью, Дарья, которая, оставшись сиротой, зарабатывала стиркой белья, и вместе с прачками следовала со своей повозкой за войсками, обратилась в сестру милосердия и принялась безвозмездно помогать страдальцам. К счастью, нашелся в ее повозке и уксус, и какое-то тряпье, которое она употребила для перевязки ран... Проходившие мимо нее команды с ранеными являлись к ней, как на перевязочный пункт, за помощью... Движимая милосердием своей женской натуры, она здесь на полях битвы и госпиталях с таким самопожертвованием помогала раненым, что обратила на себя внимание высшего начальства..."

 

Елена Павловна при чтении этих строк посмотрела на секретаря вопросительно. Тот поспешил ответить: - Указом Его Императорского Величества, Августейшего нашего Государя Николая Павловича, мещанке Дарье Лаврентьевне Михайловой, пожалованы золотая медаль на Владимирской ленте с надписью "За усердие" и 500 рублей серебром, а также велено объявить, что "по выходу ее в замужество пожалованы будут еще 1000 рублей серебром на обзаведение. Но Дарья Лаврентьевна, Ваше Императорское Высочество, выразила желание вступить в число сестер Крестовоздвиженской общины под Вашим Августейшим покровительством, насколько я наслышан, - секретарь почтительно склонил голову. - и дала обет целомудрия. При личной беседе с Николаем Ивановичем выказала она немалое мужество и искреннее добросердечие. Николай Иванович весьма ею и ее примером доволен, сколько я наслышан был, Ваше Имп. Высочество:

 

-Так то и хорошо! Велите от Моего имени отдать распоряжение об отправке третьего поезда, да вот..- Княгиня подала секретарю несколько листов бумаги, испещренной бисерным почерком, с еще не совсем просохшими чернилами, - поправьте к завтрашнему полудню: то Воззвание для сестер - монахинь Крестовоздвиженской общины.. Надеюсь, что услышат его и наши танцующие на балах сиятельные дамы, да откликнутся. Елена Павловна захлопнула тяжелую тетрадь счетов, посмотрела в окно, чуть отдвинув малиновый бархатный занавес, вздохнула:

 

-От Екатерины Михайловны есть ли известия? Со вчерашнего дня жду!

 

-Ее Высочество, княжна Екатерина Михайловна писать не изволили, Ваше Императорское..- Елена Павловна, против обыкновения, перебила секретаря:

 

-Полно! Язык заплетется, в десятый раз титулуете!

 

Позвольте мне просто побыть одинокой и огорченною матерью, которой строптивица - дочь не шлет писем. Что ж, ей в компании Мэри и Олли* (Старшие дочери Императора Николая Первого, родные племянницы Елены Павловны - автор) в сто раз веселее, чем со мною. Ступайте,Вы свободны до утра, довольно книжную пыль глотать! Оставьте меня одну, дайте вволю погрустить.- Елена Павловна сделала жест рукой, указывая секретарю на дверь.

 

-Ваше Императорское Высочество, доктор Эйхвальд Вам рекомендует прогулки в этот час, осмелюсь напомнить.- почтительно возразил тот - И никакой грусти.

 

-Да? Что то я не помню.. Ну что ж, велите тогда быстро закладывать коляску, поедем на Елагин Остров, посмотрим что там наш pallazzio*,(дворец - итал. - автор.) готов ли для concherto grosso Vivaldi. (Большого концерта Вивальди. - итал. автор.)

 

Хотя до музыки ли сейчас! Севастополь полон крови!

 

-Но Членам Российского Музыкального общества уже разосланы пригласительные билеты,Ваше Императорское Высочество! Все только и ждут начала..

 

-Да уж,этому свету бы все веселиться! Одно утешает, концерт сей - в пользу наших бедных раненых. Помнится мне, в день смерти нашего великого Пушкина в 1837 году, я отдала распряжение на несколько дней отменить музыкальные собрания в Михайловском дворце, так и то нашлись роптающие.. Или - ропчущие? Как правильно?

 

-Затрудняюсь сказать, Ваше Императорское..

 

Вы - опять! Несносный Вы! Отыщите лучше вечером в библиотеке "Словарь Академии Российской", да велите принести в кабинет! Только пыль стряхните, а то прошлый раз, как греческие фолианты принесли, так я два часа пыль со стола стирала, десять носовых платков извела! - Елена Павловна погрозила пальцем покрасневшему до корней волос секретарю, но тот, по молодости лет, так и не понял, что она шутит, склонился виновато, пряча глаза: -Слушаюсь, Ваше Императорское.. - и тут же смолк, потому что ответом на тон его был неожиданный, мелодичный, заливистый смех Елены Павловны:

 

-Ровно сорок раз за день и одиннадцать за вечер! Специально сосчитала! Прикажу снизить Вам жалованье, несносный chevalie de calante* *(галантный рыцарь - франц.автор.) Берегитесь у меня! Распорядитесь же о коляске, да поскорее! У меня еще пять неотвеченных писем, придется до ночи сидеть, чернилами пачкаться. А то между прочим, Ваша прямая обязанность..

 

-Ваше Императорское Высочество! - снова залепетал было молодой рыжеволосый паркетный шаркун в белых воротничках, но внезапно, расхохотавшись, и сделав на скользком вощеном полу кабинета почти танцевальное па, ловко увернулся от белой руки Княгини, намеревавшейся схватить его за ухо.Он вылетел за дверь птицей, слыша позади себя бархатистый, молодой не по возрасту, смех:

 

-Коляску, живо! Негодник, вот разжалую в кучера - будете знать!

 

Запыхавшийся секретарь летел, сломя голову, вниз , по широкой дворцовой лестнице и все думал:

 

" В 50 почти лет так не не смеются! Но - пятьдесят ли Ее Высочеству? Иной раз она похожа на 20 - летнюю кокетливую красавицу. И это, несмотря на потери, смерти дочерей, ранее вдовство!"

 

Он много раз пытался разгадать ее "Августейший", как говорили при Дворе, секрет, но так и не смог! Она выглядела моложе всех, моложе Императрицы Александры Феодоровны, всю жизнь искусно молодящейся и пребывающей в непреходящей уверенности своей неотразимости и пленительности, моложе царственных племянниц, Мэри и Олли, которым едва ли было по двадцать! В чем же была тайна Княгини Елены, пленительной и пленяющей всех "мадам Мишель"? В огромной, неиссякаемой любви к жизни? Или просто - в Любви? Но к кому?

 

Секретарь на минуту замедлил бег и, подумав, что уж этой то тайны ему точно никогда и нипочем не отгадать махнув рукой, снова стремительно понесся вниз, перепрыгивая через три ступеньки:

 

Глава четвертая.

Княгиня "Свобода".

 

19 февраля 1861 года. Петербург. Малая гостиная Зимнего дворца.

 

-Видишь ли, Alexander, г -н Самарин опасается только одного: что партия опозиции в Государственном совете будет достаточно сильна, чтобы убедить тебя в обратном. Это единственное, что меня тревожит!

 

-Этот Манифест, ma tante, готовился достаточно долго, чтобы еще раздумывать о его принятии! У нас больше нет времени. Черновые заготовки Манифеста я нашел еще в 1856 году, в столе покойного Папа. Он сам готовил его, и, я думаю, что только последние неудачи в Крымской кампании и смертельная болезнь помешали ему заняться этим делом вплотную! Вы, у себя в Карловке, оказались смелее Государя!

 

-Милый мой, 12 лет* (*эксперимент по освобождению крестьян длился в фамильных владениях Великой Княгини Елены 12 с лишним лет. Опыт, полученный в результате этого эксперимента, и практические выводы и были положены в основу реформы 1861 года - автор.) - слишком много времени, чтобы научиться быть смелою! - устало улыбнулась Великая Княгиня Елена. Она была уже одета для Большого парадного выхода Членов всей Императорской фамилии и теперь только поправляла завернувшийся бант Екатерининской ленты на расшитом бисером и жемчугами белом, с золотыми позументами, платье.

 

Александр, у меня такое ощущение, что нас освистают, когда ты зачитаешь Манифест! - княгиня Елена внезапно порывисто перекрестилась.

 

-Тетушка, это в Государственном Совете - то?! Господь с Вами! Мы ведь не в театре! - нервно рассмеялся Александр и крепче обхватил пальцами рукоять парадной сабли. - Народ, кажется, ликует!

 

-Так то народ! А как - господа Сенаторы? Один граф Шувалов с князем Паскевичем* (* представители оппозиционных мнений в Сенате, тоже работавшие в комитете по земельной реформе - автор.) об руку, чего стоят! - Елена Павловна еще раз нервно дернула бант на платье.. Совершенно не понимаю, к чему весь этот маскерад! Его на балах хватает!

 

- Они работали с 1856 года, основали 21 губернский комитет, несколько секретных отделов, два раза вынуждали меня назначать новое лицо на пост министра внутренних дел: то Бибиков, то - Ланской.. Бибиков все же лучше знал дело, чем этот образцовый джентльмен Ланской, привыкший больше вертеться на балах перед зеркалами, но дворянство воспринимает его как то спокойнее. Как более своего, что ли. Даже на меня они ощетинились, как ежи! Если б не бунты еще тогда, в 1856 году, в Рязанской, Воронежской и Пензенской губерниях, при записи крестьян в ряды Ополчения, не знаю, что бы и было и чтобы заставило их думать над проектами реформ!*

 

(* Подробности исторической обстановки перед Манифестом 19 февраля 1861 года см: В. О. Ключевский. "Курс русской истории", т. 5. - автор.) - Император, словно не заметив реплики Великой княгини о "маскераде", высказывал вслух свои мысли, столь тревожащие и занимавшие его, повернувшись к ней спиной, и смотря в окно..

 

-Александр, милый, ты забываешь,что обычное, тихое, уездное дворянство всегда было далеким от жизни Двора и Правительства, равно как и от придворных интриг. Если они сейчас еще не поняли всей полезной сути реформы, то уяснят это позднее! Медлить более было нельзя, ты сам говорил только что!

 

-Да не о том речь, тетушка! Ваша и брата моего, Великого Князя Константина, "красная партия"* (* Партия приверженцев земельной реформы 1861 года носила при Дворе название "красной". В нее входили: Великая княгиня Елена, Великий князь Константин Николаевич, Ю. Самарин, граф Н. Кисилев. Н. и Д. Милютины, виленский губернатор, граф Назимов, и другие влиятельные лица - автор.) может быть довольна своим Императором, он предпочитает "хирургические" методы действия: быстро и резко! Но не наживает ли он себе этим новых, совершенно неожиданных, врагов? Боюсь, что я становлюсь чужим и непонятным для всегда прежде легитимной*

 

( здесь: свободной, привычной, лояльной - автор.) опоры престола - Дворянства. А сюзерену нельзя становиться в оппозицию своим рыцарям - вассалам. Сие - опасно! - Александр как то устало, обреченно улыбнулся, и провел рукой по лицу. - Ведь все можно было сделать еще раньше и еще быстрее! Я надеялся на их расторопность и заинтересованность в сем важнейшем для Империи деле,а они только доклад Виленского губернатора, графа Назимова, о предложениях крестьян остезийских земель вертели в руках так и сяк почти пять лет!

 

-Но теперь - все позади! Мы их одолели, наконец! - Елена Павловна, раскрыв по - птичьи, как два крыла, руки, осторожно обняла племянника. Я так счастлива, что моя Полтавская Карловка с 12 десятинами земли на каждого крестьянина*( *самым большим наделом для крестьянина, по императорскому указу, считалось семь десятин - автор.) была для них решающим аргументом! Мой 12 - летний опыт свободного хозяйствования их сильно убедил, смею думать!

 

-А бунты Вас не страшат,ma tante? - внезапно мягко поинтересовался царственный племянник, освобождаясь от объятий мягких, теплых, затянутых в белое кружево перчаток, знакомых с детства, таких красивых и родных рук Княгини Елены.

 

-Человек, свободный и занятый делом, редко думает о чем - то неправедном, друг мой. Дух вольности для него дороже темниц, поверь!

 

-Тетушка, вы неисправимая идеалистка! - Александр рассмеялся

 

-Тем не менее,друг мой, все крыши у меня в имениях покрыты железною и черепичною кровлею, и хлеба в крестьянских амбарах довольно на год и более!

 

-Это что ж, ma tante, мне - упрек?

 

-Нет. Просто - маленький повод для гордости.- Княгиня вновь лучезарно улыбнулась.

 

-ПОлно! Вас и так обвиняют в самолюбовании, лютой гордыне, и Бог знает, еще в чем:- Император развел руками в притворном ужасе.

 

-И лицемерно сожалеют, что "я не являюсь подлинным бесценным украшением Императорского Двора", не могу умерить кипение своего " не бабьего " ума - в тон ему продолжила Княгиня Елена.

 

-Государственного ума, cherie ma tante!*(*Мллая тетушка - франц.- автор)- живо возразил Александр - Такие женщины, как Вы - бесценный бриллиант для Короны Российской..

 

-Кто знает, сверкал бы так этот бриллиант,останься мои бедные дочери живы? Все. - внезапно вздохнула Княгиня Елена,и как то растерянно опустилась в стоявшее рядом с нею кресло. Силы,казалось, разом оставили ее. - Одна Катенька* - утешение мое на закате дней! (* К 1861 году в живых осталась лишь одна дочь Великой Княгини Елены - княжна Екатерина Михайловна, в замужестве - Ее Светлость Герцогиня Мекленбург - Стрелицкая. Четверо других дочерей умерло. Великий князь Михаил Павлович, супруг Княгини Елены, скончался еще в 1849 году, в Варшаве - автор.) Ни Мишель, ни Лизанька, ни Мария, ни Анна не задержались на этом свете. Оставили меня тут одну - иссушать себе сердце чужими заботами.

 

-Они стали Вашими - чужие заботы, тетушка!- Император мягко положил руку на плечо поникшей женщине.- Сестры Елизаветинской детской больницы не устают Бога молить о Вашем здравии, а сколько сирот искренне считают Вас Ангелом - Хранителем своим?! Есть ли повод для слез и раздумий? Сотни детских ладошек и сердечек греют Вашу душу, разве этого - мало? Катенька осчастливила Вас прелестными внуками! Надо Бога благодарить за столь щедрые дары! Что там Антон Григорьевич со своими музыкальными вечерами, не думает еще чем либо усладить наши уши в честь столь знаменательного события, как сегодняшнее?

 

Готовим пианистический концерт. - задумчиво улыбнулась Княгиня Елена, и благодарно сжала руку племянника, пытавшегося отвлечь ее от грустных дум. Да вот он все о консерватории мечтает, дабы обучать пианистов и музыккантов, не по заграницам, в землях италийских, а у нас, в России..

 

Идея - то хороша! - Вы составьте с Антоном Григорьевичем смету, подумаем, во сколько это казне Российской обойдется. Небось меньше, чем графиня Бобринская или князь Паскевич своим лакеям в год на позолоченную ливрею тратят! Ну, пора, пора, камергеры с ключами на заду в Госсовете ждать не любят! - Александр, со смехом собственной остроте, галантно подставил тетушке локоть калачиком:

 

- Прошу - с, Princess la Liberte,*(* Княгиня "Свобода" - так стали называть Великую Княгиню Елену Павловну при Дворе вскоре после реформ 1861 года, зная, что именно она была их горячей сторонницей - автор.) до дверей провожу, а там - не обессудьте уж, в собственные руки братца Константина передам - по протоколу не имею чести сопровождать, дабы Государыню не разгневать: ревнуют - с, к вниманию родственному! - шутливо вздохнул Александр и пожал плечами, возведя очи горЕ.

 

-Ой ли?! - погрозила ему пальцем Княгиня. Хорошо ты назвал меня, милый, завтра весь Двор повторять будет! Она снова рассмеялась:

 

-Ну и поделом мне, старой перечнице с бриллиантами на шее!

 

Пойдем, а то как бы не сорвать парадный выход! Да и Marie*

 

(* Государыня Императрица Мария Александровна, супруга Александра Второго. По придворному протоколу Император при торжественных выходах имел право вести под руку лишь Ее. Старшую в семье Даму, каковою, в данном случае, являлась Великая княгиня Елена Павловна, всегда сопровождал кто - либо из Великих князей Дома Романовых. - автор) недовольна будет, ежели опоздаем.. И взяв племянника под руку, лучащаяся лукавой улыбкой тетушка, торжественно поплыла к выходу. Двери бесшумно распахнулись и блистательная пара: Император - Освободитель об руку со своенравной " Княгиней Свободой" - плавно исчезла в длинной галерее коридоров Зимнего.

 

Зеркала отрахили лишь пустоту комнаты, да едва заметное колыхание занавесей на окнах. Свежее, зябкое дыхание февраля проникало в комнату, несмотря на запертые наглухо окна.. Несмотря ни на что.

 

Глава пятая.

"Любви последней, зари вечерней"

 

Санкт - Петербург. Михайловский замок. 1872 год.

 

Федор Иванович, Вы кажется обиделись на нас с Константином Николаевичем! - улыбаясь, Княгиня Елена шла своей знаменитой, легкой походкой, раскинув крылья- руки, навстречу прихрамывающему человеку в пенсне с растрепанными вихрами седых волос, в дипломатическом фраке, слегка поношенном и выглядевшем на всей его нескладной фигуре как то небрежно и и даже нелепо, Огромный, выпуклый лоб и блеск глазах, невольно причаровывали, притягивали к этому нескладному человеку всех, кто с ним сталкивался. А уж если Федор Иванович Тютчев, а это был он и никто иной- начинал говорить, то и вовсе забывалось и время и место встречи, царствовал лишь его негромкий, глуховатый голос, его блестящее остроумие, его парадоксальные выводы, его оригинальные сравнения, его глубокие и дальновидные, часто наполненные юмором - скрытым и явным - умозаключения. Но сейчас камергер, поэт, дипломат разом позабыл все уроки светскости и такта, которые столь долго и усердно преподавала ему жизнь. Он, приволакивая подагрическую ногу, шел по ковру приемного зала к Великой княгине, и обычно мягкое и доброжелательное лицо его было совсем нелюбезно, напротив, угрюмо и устало. Уголки тонких губ желчно опустились вниз. Когда он, здороваясь с Великой Княгиней, склонился к ее руке, то молниеносный его взгляд на нее, из - под стекол пенсне, был полон скрытой, холодной иронии и.. недоуменной горечи. Княгиня молниеносно почувствовала всю тяжесть смятения цапившего в душе старого, еще с сороковых годов, друга. Она решила растопить лед внезапной обиды прямым объяснением:

 

-Федор Иванович, милый, верьте мне, не было у нас с Великим Князем никакого злого умысла против Вас! Ни оскорбить, н обидеть мы Вас сердечно не желали. Константин сам плохо видит, но не желая в этом сознаться, распорядился, чтоб на том пресловутом маскераде все были в розовом домино и очках.

 

Никаких намеков на рассеянное и нетактичное поведение с Вашей стороны, милейший Федор Иванович,честное слово! Уж как я бранила Константина, Вы не представляете! А он только отмахивался и бурчал, что не будь такого недоразуменья, мы бы не услшали и вовсе Ваших новых изумительных стихов! Ну не сердитесь, Федор Иванович, умоляю Вас! Садитесь. - Великая княгиня опустилась на диван у окна, подле роскошно сервированного чайного столика, и изящным жестом позволила сесть подагрику - дипломату, чем тот незамедлительно воспользовался, тяжело опустившись в соседнее кресло, напротив Августейшей собеседницы.

 

-Разве я смею сердиться и как - то длить на Вас обиду, Ваше Императорское Высочество?! - тихо, но внятно промолвил он, помолчав минуту и собравшись с мыслям, взяв себя в руки. В сем постыдном недоразумении виноват я сам, только я! Не разобравшись вспылил, наплел рифмованной околесицы! Уже и Эрнестина Федоровна и Дарья, и Анна*(*Дочери и супруга Ф. И. Тютчева - автор) ругали меня нещадно за сию эскападу! (здесь - неблаговидный поступок франц. - автор.) Я ведь знаю и понимаю, что не прав вовсе, и мое сердце не может роптать и обижаться на человека, столь осыпавшего меня милостями и принявшем живейшее участие в судьбе моих бедных детей!

 

Всех молитв мне не хватит, чтоб Вам выразить благодарность..

 

По лицу Великой Княгини внезапно пробежала легкая тень. Она нахмурилась:

 

-Федор Иванович, не вспоминайте, прошу Вас! Не надо делать больно сердцу прошлыми, уже отлетевшими, днями! Я всегда делала для Вас то, что подсказывала мне душа. Была бы искренне счастлива, если б все сложилось иначе, и несчастная малютка Леля* (Дочь Ф. И. Тютчева и его возлюбленой Елены Александровны Денисьевой. По ходатайству Великой княгини Елены Павловны, после смерти матери, девочка была принята в самое аристократическое учебное заведение столицы - пансион madame Truba. Умерла в 12 с небольшим лет, от чахотки - автор) была бы жива, но все в Божией власти..- Княгиня перекрестилась, глаза ее посветлели от непролившихся, сдержанных слез. Она на миг отвернулась. Поверьте, я понимаю Вас. И как Мать, и как Женщина, которой знакома вся внезапность горячего чувства.. Слишком знакома!

 

-Ваше Высочество, - внезапно смутился и куда то "обронил" обязательное "Императорское" бывалый царедворец и дипломат. - Поверьте, всем сердцем, я бы желал.. Но не смею.. - потерянно бормотал блистательный оратор и куазер* (Собеседник =франц. - автор) Тютчев. - Не смею ничем утешить Вас, увы!

 

Да, я знаю! - Княгиня, повела плечами, словно озябнув, плотнее закуталась в гипюр накидки шарфа. Ваше сердце совсем охладело к старым, добрым друзьям! Что Долли и Анна больше не ревнуют Вас к Островам? Да и к чему ревновать, все - в прошлом. Вы так редко нас чтите своим присутствием! Ступени Михайловского замка и Елагинский дворец скоро вовсе забудут звук Ваших неспешных шагов..

 

Ваше Императорское Высочество - подагра, лестницы, будь они неладны!- горько усмехнулся Тютчев, а в глазах все ширилась, всё росла растерянность и боль. Или только - воспоминание о ней?

 

- А я еще вспоминаю иногда тот теплый, соловьиный вечер. Вы расказывали мне о Ваших безумствах, о романе с Амели Крюднер - все так мило, мягко, поэтично! Вы помните? - прервала затянувщуюся паузу Великая княгиня.

 

Да, как же, на Вас тогда еще было белое платье с каким то кружевом. Вам чудно шло белое. И эти цветы в волосах!

 

-Мне легко было представить Амели. Она похожа на Государыню Александру Феодоровну, ведь они кузины! Только Амели была чуть выше и стройнее.

 

-А Вы похожи на Нести*( * Супруга Ф. И. Тютчева Эрнестина Федоровна, урожд. баронесса Дернберг - автор).. Я говорил Вам когда - нибудь, нет? Особенно - сейчас- внезапно каким то резким, словно содранным голосом проговорил Тютчев и сдернув с носа пенсне, яростно принялся протирать его носовым платком, рискуя сломать хрупкие стекла.

 

-Нет,никогда! Спасибо. Я не знала.- Елена Павловна мягко, мимолетно коснулась теплыми пальцами руки Поэта. Спасибо, Theodor.

 

Как жаль, что так стремительно уходит наше время.. Кем мы останемся в памяти тех, кто придет на смену нам?

 

Я то уж точно - неряшливым поэтом и строгим цензором, растерявшим десяток собственных стихотворений по разным углам! - рассмеялся Тютчев, опять водрузив на нос пенсне и словно обретя вновь, утраченное было в этой странной беседе, равновесие духа

 

-А я? Кем же - я?- Княгиня Елена Павловна плавным жестом развела в стороны руки и улыбнулась: Старухой, не помнящей , когда овдовела? Матерью, оплакавшей четырех дочерей, двое из которых умерли в родах, едва познав счастье любви и семейной жизни? Бесполезным украшением светских гостиных. Древним осколком николаевско - александровской эпохи, уже ушедшей в небытие? Меня так и величают теперь новоявленные господа - либералы - демократы.

 

- О,нет, не слушайте их! Это неверно. Вы так и останетесь для России блистательной звездой на ее суровом небосклоне..

 

Только - Madame Michel - мягко улыбнулась в ответ на эту горячую тираду Елена Павловна. Так меня звали при покойном Госудaре Николае Павловиче.

 

Только Princess la Liberte. Так Вас зовут сейчас,и смею надеяться, будут звать и сто лет спустя. Княгиня Свобода. Только этого имени Вы и достойны в скрижалях нашей Истории - горячо возразил Поэт.

 

- Спасибо, Teodor.....- Второй раз за вечер она назвала его этим именем. -В другое время , я бы подумала о лести царедворца. Но ведь на пороге Вечности почти не лгут, правда? У нас с Вами слишком мало осталось времени для неправды. Она, странно смотря на него , протянула руку. Он склонился, припал словно к Высшей милости. Обретая? Прощаясь? Никто не знал.

 

9 января 1873 года Великой княгини Елены Павловны не стало. Через полгода после нее, в июле, от повторного инсульта скончался и Ф. И.Тютчев.

 

Суд истории над блистательной "Княгиней Свободой" был очень суров.

 

Ее имя, хоть и не было вымарано из памятных скрижалей России полностью , но почти все даты долгой, насыщенной событиями, интересной жизни Ее, все тайны Души до сих пор покрыты мраком и пылью архивов. Дневники ее непрочитаны, письма - не изучены.. Загадка ее еще не разгадана, а полная биография, кажется, никем не написана. Буду счастлива заблуждаться, ибо горечь неправоты для меня в этом случае более желанна, чем сладость уверенности.