О самом сокровенном рассказывают

только совершенно чужим людям.

Г. Честертон

 

 

– Вы спрашиваете, с чего все это началось? Мне очень трудно и больно это вспоминать, но я попробую всё же… Наверное, в тот момент, когда я увидел их вдвоём. Они занимались любовью прямо на Его пианино. Представляете, доктор, на пианино! Более идиотского места и представить себе нельзя! Они б ещё на стиральную машину залезли… Да, видите, я могу реагировать на это с юмором. Сейчас. Но тогда…

Она сидела на крышке инструмента, а Он стоял между её ног… Я видел, как Он целует Её, как прикасается к Её волосам, лицу, шеи, груди, как водит своими руками по Её бедрам. Да, теперь эта привилегия принадлежала Ему, а не мне… А Она… На Её лице было выражение бесконечного блаженства. Она отвечала ему. Касалась губами Его тела… Боже, как же это всё было противно.

Я стоял и смотрел как зачарованный на эти их телодвижения. Ничего не чувствовал, ничего не понимал. Только глаза-предатели беспощадно записывали всё в мозг. Я наблюдал за этим всего несколько минут, а казалось, что и время смеялось надо мной. С тех пор я ненавижу пианино…

Я мазохист, наверное, раз всё так подробно описываю, вспоминаю вновь и вновь. Как на замедленном воспроизведении. Кадр за кадром.

Потом Она сказала, что любит Его. Только это. Лучше бы Она стала что-то объяснять, сказала, что между нами всё кончено, что Она бросает меня. Но, нет, только, что Она любит… Любит Его. А потом ушла.

Доктор, я задавал себе только один вопрос. Почему именно Он? Почему Она выбрала именно Его? Хотела сделать мне больно? Задеть меня? Посмеяться? Но не на один из этих вопросов я не могу найти утвердительный ответ. Нет, это судьба. Или даже не так. Это моё наказание за грехи. Мой ад, который я заслужил. Чтобы именно Он забрал самое дорогое, что у меня оставалось. Сначала Он разбил наши с ним отношения, а потом забрал у меня женщину, которую я любил. Вы спрашиваете доктор, ненавижу ли я Его? Да, я ненавижу… ненавижу их обоих, за то, что Они оба меня бросили. Отвергли… Забыли…

Я думал, что Она вернется, что это всё блажь, бред, мимолетное помутнение, состояние аффекта, как угодно.… Как новая вещь, которую Она стремилась получить, а, получив, потеряет к ней интерес. Так было со мной.… Но видимо я оказался в Её жизни вещью, а Он чем-то настоящим.

 

 

– Расскажите об этом.

 

– Рассказать.… Всего не упомнишь. Остались только какие-то отрывки воспоминаний, образы, чувства, вызванные этими образами.… Вот Она передвигается по комнате, танцуя под какую-то мелодию. Такая навязчивая музыка. Не знаю, откуда она. Может это Его песня.… Не помню. Или вот эта Её привычка вдруг сказать, что-нибудь язвительное, быстро встать и уйти. А потом Она возвращалась, как не в чем не бывало, и начинала ласкаться ко мне. Он всегда спрашивал, как я выдерживаю Её колкости. А я отвечал, что люблю Её.… Теперь Он терпит это и, наверное, Ему тоже это нравиться, как нравилось, несмотря ни на что, мне.

Она появилась неоткуда. Если меня спросить о том дне, когда я впервые Её увидел, я ничего не вспомню. Мне кажется, Она была всегда. И эти Её перепады настроения, и вдруг желание говорить со мной обо всем, а потом уход в себя, когда до Неё не достучаться, или Её попытки разобраться в моей жизни. Да Она в своей жизни запуталась, а уж в моей вообще бермудский треугольник.

 

– Вы сказали треугольник. Но это замкнутая фигура. Вы никогда не пытались его разорвать?

 

– Для того чтобы разорвать его, наверное, существует только один способ. Самоубийство… Но боюсь это не про меня. Вы уже сами видели результат. Может это страх, а может, я слишком люблю себя.

Она всегда, когда злилась, называла меня самовлюбленным кретином. Ну, что ж в этом весь я…. В этом моя цель…. Была когда-то давно. И Он тоже иногда подсмеивался над моими стремлениями. Конечно, Он всегда двигался в другом направлении. Часто говорил, что вся эта внешняя мишура для Него не важна, главное это Он и Его внутренний мир. Лицемер.

 

– Почему вы назвали его лицемером?

 

– Потому что Ему нравилось, то тем он занимался. Иначе бы Он давно послал бы все к черту. А внимание это лишь составляющая часть. И Ему это внимание, тем не менее, льстило. Обычное человеческое тщеславие. Все мы ему подвластны. Как холодно я сейчас об этом сужу, а тогда Он был для меня всем. Не только в отношениях... Это было на другом, духовном уровне. Он был идеалом. Мне хотелось во всем на Него походить, я даже неосознанно копировал Его жесты. Я сам не верю, что, наконец, признался в этом. Но это я, отвергавший идею Бога, как такового, создал себе свое собственное божество.

 

– Что произошло дальше?

 

– После того как Она ушла? Начался весь этот кошмар. Я думал, что я самодостаточен. Что отсутствие рядом со мной человека, который раньше занимал все мои мысли, не особо нарушит мою устоявшуюся жизнь. Как же я ошибался! Все потеряло смысл. Когда я шел куда-то, мне необходимо было выглядеть как-то особенно, и я делал все необходимые вещи для этого, но я вдруг ловил себя на мысли, что Она это не увидит. И мне хотелось надеть рваные джинсы и послать все подальше.

Дальше мысли цеплялись одна за одну и превращались в один большой снежный ком. Он катился по моей жизни, не оставляя ничего, за что бы я смог зацепиться и как-то наладить свое существование.

Она никогда больше не услышит музыку, написанную для Нее, не обсудит со мной только что прочитанную книгу и не покритикует новый фильм. Я не увижу разбросанные повсюду Её вещи, не услышу Её громкого голоса. Что, доктор, вы скажете, что это нормальное состояние, когда теряешь любовь? Да, еще говорят, как будто умирает часть тебя. Но это была не часть, это был весь я. Я умер. Полностью. Без остатка. Сначала Он забрал часть, а Она добрала все остальное. А теперь Они вместе... Правда, ирония какая-то, доктор?

 

– А вы не задумывались над тем, что, может, это не те люди, которые должны быть возле вас?

 

– Да, Он, наверное, тоже так считал. Он никогда не нуждался в моей дружбе. Он вообще никогда ни в ком не нуждался. Но что делать, если я чувствовал, что Он мне необходим? Мне всегда хотелось знать Его мнение или услышать Его одобрение всего того, что я делал. Но Ему не все было понятно. Мы сталкивались и отдалялись друг от друга. А потом Он сказал, что ненавидит меня. Это был удар. Хорошо, что у меня было, куда уйти всеми чувствами и мыслями, иначе я бы просто сошел с ума.

 

– А почему вы не называете его по имени? Не хотите его как-то идентифицировать?

 

– Его имя настолько ассоциируется у меня с Его сущностью, что я просто защищаю свой разум. Любое воспоминание причиняет мне боль. Она разная – сильная или терпимая, но она все равно присутствует.

 

– Вы назвали свое поведение безумием?

 

– Да, просто в здравом уме, который я потерял, никогда бы не совершил чего-то подобного. Я мог говорить об этом, но вот чтобы сделать... Так вот, доктор, я захотел убить Её. Представляете, это настолько вывело меня, вымотало, что убийство стало единственным выходом. Может, тут была и Её вина. До сих пор не пойму, зачем, уже живя с ним, Она стала часто приходить ко мне. Садилась напротив и говорила, что не может так. Что не может выкинуть меня из своего сердца. Я засел там, по Её словам, слишком глубоко. Просила отпустить Её, но я ведь не держал…

 

– Но вы же постоянно думали о ней. Наверное, она это чувствовала, и не могла начать новую жизнь.

 

– Да, Она говорила примерно так. Что я своими мыслями не даю Ей вздохнуть, что я - как камень на ноге, который затрудняет движения. Я – камень, доктор! Вот так Она отвечала на мою любовь. А потом вдруг начинала рассказывать, как безумно Его любит. Что именно Его Она искала всю жизнь. Ну, и тому подобный набор любовных банальностей. Но Она не понимала, что сводит меня этим с ума. Что каждое Её слово о нем… о них, туманит мое сознание. И я уже не понимал, кто я, что происходит. Это настолько выбило у меня почву из-под ног, что я, уже повинуясь какому-то инстинкту самосохранения, хотел задушить Её. Просто взял и сдавил Её шею своими руками. Это так просто, доктор, надо только преодолеть грань. И все. А потом уже не думаешь об этом и это уже не кажется ужасным. Я видел, что Ей не хватает воздуха, как Ей трудно дышать. Но я не разжимал рук. Она тоже должна была узнать, как это, когда тебя лишают чего-то жизненно необходимого. Например, как Она лишила меня своей любви, Он – дружбы. А теперь я лишал Её воздуха и жизни. А Его – человека, в которого Он влюбился. Так, наверное, я решил отомстить им обоим. Ему и Ей.

 

– Вы довели это до конца?

 

– Нет. В какой-то момент, вынырнув из своего помешательства, я вдруг понял, что Она не сопротивляется. Она с самого начала не сопротивлялась. Она как будто была готова к этому. Только смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Она приняла свое наказание, и смысла продолжать больше не было. Я отпустил Её, оставив лежать на диване. Она беззвучно рыдала. Моя агрессия, ненависть и злость никуда не делись и просто распирали меня изнутри. Тогда я начал крушить все, что попадалось мне под руку. Скоро от моей комнаты осталась лишь груда развалин. Так же, как и от моей жизни. Она сидела, закрыв руками лицо. Она не хотела видеть, что со мной происходит. Она не хотела смотреть на это. Наверное, тогда, именно в тот момент я потерял остатки своего разума. Я зашел в ванную и вскрыл себе вены. Вот видите, доктор, сколько безумий может сотворить человек за раз. Если его довести до состояния полной паранойи.

 

– Но вы же теперь понимаете, что сами довели себя до этого?

 

– Теперь понимаю. Но это – лишь следствие. Причиной были Они оба. Вот, смотрите, доктор, повязки еще не сняли – с того раза, на прошлой неделе. И раны еще не зажили. Я до сих пор чувствую себя так, как будто меня долго избивали. Причем боль физическую можно терпеть, а вот моральная приносит реально ужасные страдания. У меня болит все – и душа, и тело.

Что у меня теперь осталось? Куча нереализованных амбиций, разбитое сердце, следы на запястьях – от двух неудачных попыток самоубийства и карта лечения в психиатрической клинике. Меня признали невменяемым. "Этот человек болен" – эта фраза, не знаю, кем и когда оброненная, навсегда останется в моей памяти. Наверное, я действительно болен душевно. Ну, вот и все, доктор. Моя история на этом заканчивается. Впереди меня ничего не ждет. И, если бы это было возможно, то я остался бы здесь навсегда. Тут так спокойно.

 

– Спасибо, конечно, что вы оценили те условия, которые мы представляем нашим пациентам. Но я бы посоветовал вам не торопиться с подобной аналитикой. Иногда под гнетом каких-либо обстоятельств мы видим совсем не то, что отражает действительность. Делаем скоропалительные выводы, принимаем не те решения, сами рушим важные для нас отношения. Вот как вы сейчас.

К вам посетитель. Ваш друг, о котором вы только что мне рассказали. Он приходил с самого первого дня, как только вас положили сюда. Итого – три месяца, каждый день. Но у вас был как раз самый кризис болезни, и мы решили никого к вам не пускать. А теперь я вижу реальные улучшения. Динамика действительно положительная. Я говорил с ним, услышал вашу историю из его уст и думаю, что эта встреча пойдет вам на пользу. Обоим.

 

– Я не хочу никого видеть. Я ЕГО не хочу видеть. Это что ж, мне надо было попасть в психушку, чтобы он до меня снизошел?! Я не выдержу, если меня будут жалеть, и вообще – увидят в таком состоянии и виде.

 

– Поверьте, ему все равно, как вы выглядите. Он просто хочет увидеть вас. И вам стоило бы поговорить с ним, высказать все, что вас мучает, разрешить, наконец, ваш затянувшийся конфликт. Я позову его?

 

– Ладно. Теперь мне уж точно терять нечего. И, похоже, доктор, вы тоже настроены серьезно.

 

– Более чем. Вы готовы? Ну что ж, тогда я зову его… Проходите, мистер Резнор…