Елена Павловна Романова , герцогиня Мекленбург – Шверинская

( 13.12.1774 года - 24.09.1803 года )

 

Лирический очерк из цикла "Царский альбом". « Кроткий ангел в вечернем небе…»

 

 

 

Есть такие короткие страницы в огромной Небесной Книге Судеб, что Времена пролистывают их, эти страницы, не заметив, с легкой, пренебрежительной улыбкой: Ах, что это? Жизненная тропа? Да, нет, это не тропа, тропинка. Биография? Чей то образ? Да нет, просто легкая тень, едва заметная! Всего лишь - черновик биографии'>биографии, жизни. Оборванное начало…

 

Легкое дыхание одной такой вот звездной тени испарилось на Земле прежде, чем она стала приобретать очертаемые, зримые контуры. И биография ее - забылась, едва успев начаться. История жестока к романтичному, пленительному дыханию подобных «теней и черновиков» жизни. Какое ей до них может быть дело, если и состоявшиеся, полные, яркие образы она часто и безжалостно посыпает пеплом презрительного, небрежного, почти циничного забвения? Какое ей дело, что такая вот тень когда-то и как-то страдала, жила, желала, стремилась, творила и воплощала?

 

Только дотошному историку-архивисту, пожалуй, интересна пыль забытых альбомов в кожаных переплетах с золотыми замками, пудра времени на страницах оборванных на полуслове дневников, переложенных засушенными цветами дикой розы и вербены... Вдыхая этот запах, он осторожно начертит тонко отточенным пером мимолетный силуэт истории, пытаясь закончить прерванный дыханием смерти жизненный рисунок… Удастся ли ему найти краски, слова, верные интонации?

 

Бог знает! Мы поймем это, лишь последовав за легкой тенью его мыслей и размышлений, прочитав начертанные слова, уловив все грани, штрихи его наброска.

 

Итак, отправимся в путь, читатель!

 

____________________________________________

13 декабря 1774 года в Гатчине, в Павловском дворце наследника русского престола, Великого князя Павла Петровича и его супруги Марии Феодоровны, родилась девочка. Назвали ее Еленою, ибо новорожденная удивила и родителей, и царственную бабушку свою, Екатерину Великую, присутствующую при таинстве ее появления на свет, необыкновенно правильными чертами крошечного лица. Все решили тут же, что она будет красавицею, и Екатерина утвердила за крошкою это имя, пристально вглядываясь в нее и наблюдая за чертами ее характера, может быть совсем незаметными еще другим, менее проницательным и вдумчивым современникам.

 

Мудрая «Семирамида Севера» как-то писала барону Якобу Гримму, своему постоянному корреспонденту, размышляя о судьбе цесаревен, которыми почти ежегодно пополнялась семья ее сына: « Дочери все будут плохо выданы замуж, потому что ничего не может быть несчастнее русской великой княжны. Они не сумеют ни к чему примениться, все им будет казаться мелким… Конечно, у них будут искатели, но это поведет к бесконечным недоразуменьям... При всем том, может случиться, что женихов не оберешься,… хотя и придется поискать днем с огнем. Безобразных нам не нужно, дураков – тоже. Но бедность – не порок. Хороши же они должны быть и телом и душою...» (Екатерина II. Письма барону Гримму, июль 1778 – февраль 1796 года.)

 

По старому, еще допетровскому обычаю, русских цесаревен никогда не отдавали замуж за своих же придворных, дабы ослабить влияние множественных боярско-дворянских партий и фамилий при царственной особе, во избежание всяческих интриг и заговоров.

 

Интриги и заговоры существовали, разумеется, и без этого, но обычаи отменять никто не спешил… Потому то, едва ли не с восьмилетнего возраста прелестной девочке с русыми волосами стали подыскивать хорошую партию. Это было делом долгим, тем более, что условие такого царственного брака было хоть и одно, но сложное настолько, что не каждый из возможных женихов соглашался его выполнить: высокородная невеста не должна была менять веры отцов и прадедов своих! Понятно, что при соблюдении такого жесткого требования русская цесаревна почти наверняка не могла претендовать на слишком большую корону. На княжескую или великогерцогскую – пожалуйста! В каком-нибудь крошечном княжестве, где ногою не ступишь, не нарушив границ…

 

И здесь же возникала еще одна проблема: совершенно естественная привычка княжон-невест к роскошной жизни блистательного петербургского двора с его непрерывной чередою условностей этикета, церемоний, традиций. Осознание самих себя, как личностей, принадлежащих к могучему, огромному государству, преданность его делам и интересам. Ведь так их воспитывали, ничего не поделаешь. Потому-то мудрая бабушка-императрица вполне могла представить, как трудно придется ее красавице-внучке в замужестве: не каждой под силу и по сердцу укротить гордость нрава, широту и изысканность привычек по размерам и казне какой-нибудь маленькой страны! Но, забегая вперед, надо сказать, что все пятеро внучек великой Екатерины с этой непростою задачей справились отменно!

 

С младенческих лет душа «прекрасной Елены», как называла ее проницательная бабушка, была отдана на попечение строгой и принципиальной графини Шарлотты Карловны Ливен, которая сумела так построить отношения с Малым и Большим петербургским двором ( т.е. двором Великого князя Павла и его супруги и двором самодержавной Екатерины, с блистающей золотом и бессердечием нравов шальною свитою-камарильей - автор), что на протяжении многих десятков лет пользовалась неизменным уважением всех членов императорской семьи и их безраздельным доверием. Тщательно следя за развитием душевных качеств малышки, графиня Ливен быстро поняла, что ребенок особенно чувствителен ко всему прекрасному. Она тут же обратила на это внимание бабушки, которая и без того питала явную слабость к внучке. Екатерина отдала распоряжение особенно тщательно отделать комнату маленькой княжны, ежедневно украшать ее цветами, и научить цесаревну изысканному составлению и разбору букетов.

 

Барону же Гримму императрица, с тщеславной гордостью любящей бабушки, писала о Елене: «Она, кажется, будет красавицей в полном смысле слова, у нее необыкновенно правильные черты лица, она стройна, легка, ловка и грациозна от природы; характер у нее очень живой и шаловливый, сердце доброе. Братья и сестры чрезвычайно любят ее за веселый нрав… Вот все, что пока можно о ней сказать». (Екатерина – барону Гримму, сентябрь 1790 года.) Этих слов, действительно, было мало, чтобы нарисовать полный портрет княжны. Но ведь ей предстояло еще расти и расти! И она росла. Вместе со своей старшей сестрою Александрой играла в мяч, учила азбуку, самолично составленную для нее бабушкой, постигала азы иностранных языков (к одиннадцати годам знала отлично – пять), искусство рисования, нотную грамоту. Увлекалась составлением гербариев, любила долгие прогулки по аллеям Павловского парка и, вероятно, вела дневник, но он не сохранился. Воспитание ее было тщательным, продуманным, и, конечно, соответствовало традициям, в которых она была рождена. Но чуткое и впечатлительное сердце девочки составляло резкий контраст привычной, «золотой развращенности» и цинизму высшего света и придворных кругов.

 

На двенадцатом году жизни портреты Великой княжны, Ея Императорского Высочества Цесаревны Елены Павловны, рисуют: известнейшая французская портретистка Элизабет Виже-Лебрен и русский живописец Василий Лукич Боровиковский. Портреты посылаются нескольким русским посольствам при европейских королевских дворах. Замысел Екатерины тонок и прост одновременно: младшая внучка входит в возраст невесты. Начинаются ее первые выходы в свет, первые балы. Портретами юной Цесаревны очарованы и монархи, и посланники, хотя парная

 

(с сестрою, цесаревной Александрой Павловной) миниатюра Виже-Лебрен и вызвала неудовольствие Екатерины: слишком фривольные наряды! Чтобы угодить строгой государыне-бабушке, руки княжон, неосмотрительно открытые художницей-щеголихой в первом варианте портрета, тут же были закрыты легкими рукавами придворных платьев из газа - вместо смелых греческих туник.

 

Но даже в этом не совсем удачном портрете ясно и сильно видна прелесть обаяния, которую так трудно выразить кистью и словами. Ее нужно только видеть, ощущать, чувствовать!

 

Это вечное таинство прелести, похоже на медленное раскрытие бутона цветка. Как происходит приход красоты в мир? Когда наступает таинственный час ее расцвета?

 

Это неведомо никому, кроме, пожалуй, поэтов или истинных гениев кисти.

 

Как это смогла сделать Виже-Лебрен, всего лишь легкая, кокетливая придворная портретистка королевы Марии-Антуанетты – загадка необъяснимая! Очевидно, обаяние воплощаемой ею натуры было столь огромным, что несовершенство придворной, льстивой миниатюры, слабость руки, державшей кисть, тотчас поблекло пред нею…

 

Да, увы, можно только усилием прихотливого воображения представить себе сейчас, почти три века спустя, сколь на самом деле неотразима, пленительна была живая, одухотворенная прелесть Цесаревны Елены Павловны, когда она достигла 16-летнего возраста, и официально стала невестою наследного герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха-Людвига, человека добродушного, веселого, весьма привлекательной внешности, но недалекого по уму, влюбившегося в русскую невесту сразу, едва он вместе с младшим братом Карлом прибыл в Россию, по приглашению нового императора - Павла Первого, решившего с помощью выгодного династическо-политического брака укрепить не только связи с европейскими дворами, но и «прибрать к рукам» выгодный пятачок – плацдарм, каким являлось герцогство Мекленбург-Шверинское, стоявшее на границе с грозным соседом – Швецией (к этому маленькому герцогству прилегала часть Померании, принадлежащая Швеции и находящаяся на берегу Балтийского моря – автор.) Древнее герцогство-княжество, имевшее славянские корни и сложную историю раздоров и междоусобных войн, отчаянно нуждалось в поддержке великого русского соседа. Стареющий герцог Фридрих-Франц, отец Фридриха-Людвига, очень нуждался в покровительстве сильного союзника и быстро обратил внимание на пристальный интерес русского государя к его сыну-наследнику, как к возможному претенденту на руку своей дочери.

 

Переговоры между графом Алопеусом – представителем герцогства при прусском дворе - и графом Ф. В. Растопчиным о сватовстве прошли без каких-либо осложнений. Графу Алопеусу за столь безупречное сватовство был даже пожалован русский орден!

 

17 февраля 1799 года наследник герцогства Мекленбург-Шверинского уже прибыл в Санкт-Петербург и предстал пред светлыми очами своей нареченной невесты. Конечно, он совсем не пара ей - изящной красавице с утонченными манерами, ласковым взором, то и дело с нежностью льнущей к своей матери – императрице Марии Феодоровне , с которой – волею своенравной бабушки - почти с младенчества была разлучена.

 

Ради высокой политики на многое закрывают глаза, а прекрасная Елена… О, она была слишком снисходительна и добра! И Двор и Семья, безусловно, знали об этом. И, возможно, даже – воспользовались кроткими качествами нрава милой цесаревны, как сие ни печально! Не нам судить историю, не нам!

 

Язвительные придворные, много мнящие о своих «высоких умах», ласково и презрительно называли жениха Елены «невежественным, простоватым, но, в сущности, добрым малым».

 

Но, впрочем, при всех его недостатках, воспитан был герцог Мекленбург-Шверинский весьма и весьма недурно, слыл светским человеком, и, естественно, прекрасно знал географию и историю своего маленького герцогства, наследником гербов и короны которого являлся. Кроме того, герцог Фридрих-Людвиг искренне полюбил русскую пленительную цесаревну, а в выгодно политическом браке это не так уж мало, согласитесь! Сказать точнее, это вовсе большая редкость, и ею надобно было дорожить. Что и сделала Великая княжна Елена, дав понять это всем вокруг.

 

Великая княжна мгновенно очаровала собою не только молодого герцога, но и всю его свиту, а также и отца своего будущего мужа, посылая ему почти ежедневные письма, которые она усердно и почтительно писала на немецком и французском - в перерывах между балами, концертами, спектаклями и обедами-завтраками, которые то и дело давались в честь высоких гостей Императорской фамилии.

 

Помолвка Великой княжны Ея Императорского Высочества Елены Павловны с герцогом Мекленбург-Шверинским Фридрихом-Людвигом была объявлена 5 мая 1799 года, в Павловске. Вот как писал об этом придворный камер-фурьерский журнал: « …При самом обручении выпалено было из пятидесяти одной, а при концерте – из тридцати одной пушки. Бал открыт был новообрученными особами, в новом большом зале». Пока пышною чередою катились предсвадебные празднества, придворные золотошвеи корпели над изысканным приданным, а родители невесты придирчиво отбирали будущий придворный штат молодой герцогини». Граф Ф. В. Растопчин писал графу С. М. Воронцову, русскому послу в Лондоне: «Скажите нашему почтенному отцу Смирнову, что священник Данковский водворится в Ростоке, при будущей наследной герцогине Мекленбург-Шверинской». Из этого отрывка можно понять, что никаких разногласий и проблем с сохранением Еленой Павловной православной веры и с возможностью иметь свою церковь в Шверине не было. Да и могло ли маленькое герцогство возражать! На свое приданное наследная герцогиня могла кормить всех подданных страны не один год, если бы пожелала.

 

Специальным указом Павла Первого в штат Елены Павловны были назначены не только фрейлины и священники, но также шталмейстер - князь Адам Чарторыйский, руководитель ее маленького двора.

 

12 октября 1799 года в день бракосочетания Великой княжны Елены Павловны с наследным принцем Мекленбург-Шверинским столица веселилась безудержно!

 

Свадебный бал, торжественные молебны в церквях, сто один пушечный залп, фейерверки…

 

Пышные торжества продолжались более месяца, и только накануне нового, 1800 года, по первому санному пути, отправилась молодая герцогиня Елена на новую родину, где ее ожидали с большим нетерпением, ибо наслышаны были о ее красоте и кротком нраве.

 

В начале 1800 года Елена Павловна с супругом была встречена в Мекленбурге со всеми почестями – соответственно ее высокому происхождению. Владетельный герцог-отец вышел приветствовать новую обитательницу своего дворца, ту, что вскоре станет его любимой невесткою.

 

Жители Мекленбурга тоже убедились в том, что все, о чем они были наслышаны, правда: наследная герцогиня действительно оказалась пленительной, белокожей, стройной красавицей с голубыми глазами, обворожительно теплыми манерами, без всяких претензий на величие. Это сразу расположило к ней всех и вся.

 

В честь новобрачных в герцогском дворце был устроен торжественный прием, на котором единственный раз (!) Елена Павловна появилась среди придворных в подобающем случаю и своему царственному происхождению наряде, украшенном бриллиантами, которых никогда не видели в скромном герцогстве. Но, отдав дань торжественному ритуалу и необходимому в таких случаях этикету, владетельная герцогиня в последующей, обычной своей жизни, старалась быть скромной: не настаивала на сковывающих церемониях, была приветлива со всеми: от свекра-герцога до уличного мальчишки, играющего с собакой на дороге. Очень скоро жители герцогства стали узнавать свою принцессу в лицо. Она много прогуливалась пешком, щедро раздавая ребятне, сопровождавшей ее с букетами трав, листьев, цветов и веток, серебрянные монеты и сладости, которые всегда в изобилии брала с собою. Юная герцогиня много и настойчиво занималась своим образованием, по совету матери-императрицы, которое то и дело напоминала в письмах к дочери, что она неустанно «должна следовать всему истинному и благому», что «питание ума ея еще не окончено с замужеством, и что должна она настойчиво и твердо вырабатывать в себе те черты натуры, что могут украсить ее жизнь не только добродетелью, но и высоким, живым содержанием, и принести щедрые плоды в будущности» (Сохранен стиль и орфография подлинного документа. – Автор). Конечно, императрица Мария Феодоровна была права во многом, беспокоясь о дальнейшей духовной жизни дочери: индивидуальные черты характера Елены Павловны только начали складываться, богато одаренная способностями и высокими нравственными качествами натура, не успела до конца развиться, характер не получил подлинной «алмазной огранки», но и в коротком «эскизе жизни» русской цесаревны-герцогини заметно, что она была личнорстью весьма и весьма незаурядною. Она имела добрую и отзывчивую душу, ясный ум, а сердечный такт и теплота позволяли ей обходится с людьми так, что они не чувствовали себя униженно или подавленно в ее присутствии.

 

Герцогине Елене Мекленбургской, в ее коротком земном странствии повезло все же немного больше, чем ее любимой сестре Александре Павловне, Палатине Венгерской: Елена Павловна, до самой безвременной кончины своей, была окружена любимыми и любящими ее людьми: супругом, свекром, относящимся к ней по-отцовски тепло и нежно. Прислуга и та обожала молодую, веселую, по детски шаловливую герцогиню. Однажды, в день рождения владетельной герцогини, тихая и молчаливая обычно горничная Елены Павловны, раздобыла где-то редкий в ту пору даже в теплой Германии букетик пармских фиалок, (речь ведь идет о декабре!) и подарила его своей госпоже со словами признательности и поздравления. Герцогиня, естественно, могла бы отблагодарить девушку чем-то ценным, но она сделала то, что оказалось «дороже злата»: просто обняла ее. Обе так и стояли несколько минут молча, со слезами на глазах.

 

К сожалению, таких вот, частных, теплых подробностей о жизни герцогини Елены Павловны в Мекленбурге почти не сохранилось - слишком скромна была ее жизнь в столь же скромном, далеком от главных европейских дорог и политических событий герцогстве.

 

Да и главные события в ее жизни просто не успели произойти, столь коротка она была! Впрочем, нет, два самых главных все-таки состоялись: 15 сентября 1800 года в Петербурге было получено известие о рождении у Елены Павловны первенца – сына Павла-Фридриха, названного так в честь своих дедушек - императора Павла и герцога Фридриха-Франца, а летом 1803 года родилась дочь Мария.

 

В 1803 году, когда герцогиня Елена ждала своего второго ребенка, хрупкое ее здоровье резко ухудшилось и появились вторичные признаки чахотки, исчезнувшие было вскоре после ее замужества. Срочно был созван врачебный совет, приглашены врачи из Берлина и Санкт-Петербурга, но молодую женщину ничто и никак уже не могло спасти! Чахотку в то время лечить не умели. Жизненные силы постепенно покидали наследную герцогиню, две ранние беременности совсем подорвали ее чересчур хрупкий организм. Она и сама понимала, как близок ее последний час, но старалась не думать о плохом, окружая постоянной, нежной и трогательной заботой то ошеломленного горестью мужа, то маленького полуторагодовалого сына и новорожденную дочь, то растерянного свекра, любившего ее, как собственное дитя, и с трудом сохранявшего видимость спокойствия.

 

Она упрямо, отчаянно пыталась забыть о неизбежном: составляла списки особо нуждающихся, самых бедных в герцогстве семейств, выделила часть своего большого приданного на содержания касс вспомоществования и детских приютов, усердно дорисовывала, дописывала, дошивала, дочитывала, доигрывала на расстроенном клавесине… До, до, до…

 

Но успела она не все… В самый почти день ее кончины под подушкой был найден обширный список семейств, которым она намеревалась, но не смогла оказать помощь, и письмо к матушке-императрице, что обрывалось словами: «Ах, неужели я должна умереть!»

 

Она скончалась поздно вечером, 24 сентября 1803 года (нов. стиль). В Людвигслусте, (там располагался герцогский замок) улицы которого были сплошь застланы соломой – чтобы не тревожить скрипом телег и возов больную, - в ту тяжелую ночь жители собрали все цветы, росшие в скромных садах, чтобы принести их своей герцогине, столь внезапно улетевшей кротким ангелом в вечернее небо.

 

Они все без исключения свято верили, что только Ангелом их « милая герцогиня Хелен» и может быть, а как иначе, ведь у нее не было врагов, ее любили все, кто хоть раз мог встретиться с нею, она подарила герцогству двух очаровательных малышей – наследников фамилии и короны, - она была добра и прекрасна, а ангелы, разве они не такие?!

 

Горожане боялись подарить своей юной властительнице даже прощальный колокольный звон, словно не хотели будить... Многим казалось, что она спит, столь спокойным и светлым было ее лицо на смертном одре. Впрочем, Бог всегда забирает своих любимцев вот так – даря взамен оборванной земной жизни безмятежный отсвет Небес на лице.

 

____________________________________________

P. S. Скорбя о безвременно умершей дочери, вдовствующая императрица Мария Феодоровна заказала скульптору И. П. Мартосу памятник, чтобы поставить его в своей резиденции в Павловске: урна-ваза из порфира на пьедестале из розового мрамора, и барельеф с изображением скорбящего Гения, держащего в одной руке венок из роз, а в другой – опрокинутый факел, символ быстротечности жизни. Памятник был безжалостно разрушен в годы Второй мировой войны.

 

В русской истории тихий след цесаревны – герцогини Елены Павловны Мекленбург-Шверинской - затерялся окончательно, о ней мало кто помнит и знает. Прочитав ее биографию, многие, быть может, пожмут плечами в недоумении: а что в ней особенного, в этой легкой, призрачной тени? Обыкновенная жизнь… Что на это возразить?

 

Пожалуй, и не найдется слов. Все так, все верно, читатель…

 

Вот только в Северной Германии, в городке Шверине, в одной из часовен до сих пор сохраняется в идеальном порядке тяжелое мраморное надгробие «герцогини Хелены», на котором всегда лежат свежие цветы. В каждом атласе-путеводителе по маленькому, уютному Шверину указано местонахождение этой часовни, как «особо посещаемого туристами исторического места упокоения русской княжны, дочери Императора, владетельной герцогини Мекленбург-Шверинской».

 

Германия, в отличие от нас, хоть и без особых сантиментов, но чтит свою историю. Пусть даже и простым уходом за надгробием.

 

Но почему же не совестно нам, наследникам российской «потерянной» памяти за свое малодушие полного незнания?! Почему?!! Не оттого ли, что страницы жизни, биографии'>биографии, истории, любой, без исключения, кажутся нам эгоистично неважными, незначительными, испаряющимися без следа, как легкая дымка, туман, пелена, дыхание? Говорят, история жестока к мимолетности жизни. А, может, она, история здесь вовсе и не при чем? А всему виною именно и только наша «потерянная», сухая, безликая, стертая память?

 

24-25 октября 2003 года.

 

© Princess. Член МСП "Новый Современник"

 

* В подготовке данного биографического очерка автором использованы материалы личного книжного собрания и веб-архива.

 

** Все названия городов, селений, предместий даны в соответствии с нормами произношения и топографией, принятой в девятнадцатом столетии и указанной в документах. – автор.