Искусно вырезанная, в форме вытянутой узкой сосновой шишки, ручка, упорно утягиваемая вверх тяжестью, висящей, с другого конца цепи, гири, уже почти упёрлась в нижнее основание часов. Завод почти закончился. С минуты на минуту часы остановятся. И тогда наступит тишина, которая сведёт её с ума. Впервые, за годы одиночества, у неё не останется ни чего. Лишь тьма и тишина. Воспоминания, сменяемые горем утрат.

И всё.

Дотлевающий уголёк, некогда полыхающего огня жизни, ставший ненужным ни людям, ни Богу, и не способный согреть даже собственную угасающую душу. Жалкий сморщенный комочек, вылетевший, из бешено несущейся лавины жизни, и запутавшийся в ветвях болезней и старости.

Сквозь сомкнутые веки Нины Ивановны сочатся слёзы. Память рисует картины на чёрном экране реальности. А песня часов, оживляет их, заставляя вновь переживать давно исчезнувшие в прошлом моменты.

 

Муж купил часы, когда они получили отдельную квартиру. Это был первый предмет, поставленный на пол этой маленькой, уютной комнатки, где, на протяжении последующих пятидесяти лет, они встречали гостей, танцевали, смотрели телевизор, любили друг друга. Жили. Он, сам, аккуратно вынул их из кузова машины, взвалив на свои широкие сильные плечи, поднял на третий этаж, и поставил к стене.

Узкая башенка, высотой с человеческий рост, увенчанная сверху короной из маленьких резных ёлочек.

- Отныне,- сказал он.- В нашем доме всегда будет звучать песня.

Он взялся за резную ручку, венчающую цепь, и потянул её вниз. Качнул маятник, и комната ожила. Часы действительно запели. Это было не просто тиканье. Это было эхо стука их сердец. Сердец поющих в унисон.

С тех пор прошло полвека, но песня часов не умолкала в их квартире ни на секунду.

 

А потом он, умер. Инфаркт. Ни чего удивительного, в их возрасте. У него, это был уже третий. Старое, уставшее сердце не выдержало и остановилось. Обрело покой. Оставшись одна, она стала слышать биение его сердца в мерном, и ставшим родным для неё перестуке часового механизма. Долгими, тёмными вечерами, она сидела на диване, не включая свет, и закрыв глаза, слушала стук его сердца. Вспоминала, тот день, когда они впервые встретились.

Это было на фронте.

Она - молодая девчонка, ещё не переступившая порог двух десятилетий - в белом халате, с огромной сумкой на плече, в слетающих с ног, огромных сапогах, бежит к грузовику с раненными, прибывшему с передовой. Солдаты вытаскивают из кузова своих товарищей, снуют санитары с носилками, крики, мольбы о помощи. Плачь. И посреди всего этого кошмара, она вдруг замечает его. И замирает на месте. Он сам переваливается через борт грузовика, и спускается вниз. Зажимая правой рукой живот, свободной он отталкивается от сухой плешивой земли, и отползает от всеобщей суматохи – опирается о колесо грузовика, и медленно, начинает расстёгивать пуговицы гимнастерки. Весь его живот в крови. Она выходит из ступора, и бежит к нему. Падает на колени. Её огромная сумка падает рядом. Она расстёгивает пуговицы. Всё не так страшно: пуля прошла навылет. Но рана сильно кровоточит. Он смотрит ей в глаза. Она открывает сумку, ищет бинты. Он кладёт свою руку ей на ногу, скрытую под грязно-серым халатом и, улыбаясь, говорит:

- Станешь моей женой?

Она замирает, и медленно поворачивается к нему.

- Что?- её голос дрожит. А, его, звучит так бодро, чётко – будто ему совсем и не больно.

- Выйдешь за меня замуж? Когда война закончится.

Она всматривается в его лицо, и понимает, что он, этот раненый, истекающий кровью боец, не намного-то и старше её. Если, вообще, старше.

Она кивает головой.

- Да,- она, наконец, отворачивается, и вновь лезет в сумку.- Конечно. Но только, когда война кончится. Сейчас нельзя. Сейчас работы много.

Он смеётся. Осознав сказанное, она тоже начинает смеяться вместе с ним…

 

Через месяц, он уехал.

Всё это время, они обменивались лишь кроткими взглядами, и короткими приветствиями. А через год война закончилась. И он нашёл её. И они поженились. И с тех пор расстались лишь однажды.

Три года назад. В тот миг, когда гроб с его телом, исчез в ненасытной печи крематория.

А ей осталась лишь песнь его сердца. И тьма. Лишь возвращаясь в свою пустую квартиру, садясь в темноте на диван, закрыв глаза и слушая стук его сердца - она не чувствовала себя одиноко.

 

А год назад её парализовало.

Сосед, приятный молодой человек, не очень богатый, но целеустремлённый бизнесмен, пожалел старушку. Его дочь, молодая девчушка, смешливая и разговорчивая, приходила к ней почти каждый день. Приносила фрукты. Рассказывала забавные истории.

И всегда, прежде чем убежать, заводила часы.

Ярким солнечным лучом, она ворвалась в, казавшуюся беспросветной, тьму окружившую Нину Ивановну. Сверкающей звездой разрезала ночной небосвод…и, вспыхнув, исчезла…

 

Однажды вместо девочки пришёл её отец, он принёс пакет с фруктами, соком, печеньем. Нина Ивановна наблюдала за тем, как он выкладывает продукты на стол, и молчала. Он тоже молчал. Его лицо было бледным, глаза красными, а руки тряслись. Он скомкал пакет, и через силу улыбнулся.

- Извините,- произнёс он дрожащим голосом.- Она больше не сможет к вам приходить.

Он отвернулся. Она молчала. Он немного постоял - ей показалось, или он вытер глаза? - и подошёл к часам. Натянул цепь, и нетвёрдыми шагами направился к двери. На пороге он остановился.

- Вы не беспокойтесь, я договорился, к вам будет приходить женщина из собеса,- он снова попытался улыбнуться – не очень удачно, и повторил.- Не беспокойтесь, всё будет хорошо.

Он ушёл.

 

На следующий день пришла женщина из собеса. Она покормила Нину Ивановну, помогла ей помыться и переодела. Затем, улыбнувшись дежурной улыбкой, сказала, выдохнув слабый запах перегара:

- Меня попросили заводить часы.

- Да, пожалуйста,- произнесла Нина Ивановна слабым голосом.

 

Она приходила к ней раз в три дня. Кормила, мыла её, но долго разговаривать с Ниной Ивановной она не могла – сколько у неё таких за день. Беспомощных, и ни кому не нужных. Терпеливо ожидающих своей очереди в вечность…

 

Женщины нет уже пятый день.

Лёжа во тьме, Нина Ивановна слушает, как часы допевают свою последнюю песню.

С минуты на минуту…

Она всё понимает. В жизни бывает всякое. Она ни кого не винит – в её привычки ни когда не входило, осуждать чужие поступки. Она не боится жажды, не боится голодной смерти. Дожив до этого момента, не впав со старостью в маразм, теперь она хочет лишь одного – встретиться с мужем, прибывая в здравом рассудке. Не сойти с ума от грядущей тишины. Грядущей с минуты на минуту…

 

Тк…тк……тк…………

 

Она чувствует, как кто-то садится на кровать, и открывает глаза.

- Ну, что ты плачешь, старая дурочка – шепчет ей голос из прошлого.

Она улыбается, вглядываясь в туманные очертания мужа.

- Ты за мной? – спрашивает она, так же шёпотом, что бы ни спугнуть ведение.

Он встаёт с кровати.

- ПОКА НЕТ,- отвечает он и, наклонившись, гладит её по лицу, вытирая сухими ладонями слёзы.

Яркий свет заливает её сознание. Она вновь видит его, спрыгивающего с поезда, и со смехом бегущего к ней. Той первой весной, когда жизнь возвращалась на обожжённую войной землю.

Она ждала его.

Но не чаяла встретиться с ним.

Слёзы хлынули из её глаз. Она рыдала и смеялась одновременно. Он прижал её к себе.

- Ну что ты плачешь, дурочка?- кричал он.- Война кончилась!

- Ты нашёл меня,- шептала она.

- Ну конечно. Ведь мы же должны пожениться.

Вокруг цвела весна. Они кружились в танце. Среди радостных криков, слёз счастья, моря цветов.

Их жизнь начиналась.

 

Всё ещё улыбаясь, Нина Ивановна открыла глаза и поняла, что проспала всю ночь. За окном был яркий солнечный день. Качали листвой деревья. В видимом краешке неба плыли облака. Мир жил.

И комната жила, озаряемая светом этого мира, улыбкой старушки, и звучащей, в такт её сердца, ритмичной песней часов.