Что хочет автор. Литературные конкурсы

Тонкая ниточка лесной тропы, по которой они шли, резко вильнула в сторону, лес расступился, и перед ночными путниками открылась небольшая уютная долина, зажатая с трёх сторон крутыми глинистыми утёсами, а с четвёртой – густым сосновым бором, неясной стеной возвышавшимся в предутренних сумерках. На поляне, словно кусочек тлеющей бумаги, светился электрическими лампочками санаторий «Еловые Шапки». Над поляной лёгкой подушкой серебрился дымок, добавляя ей вид уютный и обжитой.

– Красиво! – выдохнул Игнат.

– Красиво… – сдержано кивнул Л.И. Добавил, протягивая путёвку. – И тихо. Возьмите.

– Да. – Л.И. ссутулился. – Тихо.

Игнат спрятал в карман жёлтый конверт и вопросительно глянул на проводника.

– И как называется долина?

– Это не долина, а урочище. Урочище Горького Смеха. – Ответил Л.И. – Идём. – Он быстро зашагал по плавно спускающейся серпантином тропинке. – Я думаю, что через десять минут будем уже там.

Игнат осторожно погладил ноющую селезёнку, тихо застонал и заторопился за Л.И.

…Однако только через час из предутренней мглы выплыли покосившиеся деревянные ворота, распахнутые настежь. Над воротами была протянута железная дуга, истёртая рыжим лишайником ржавчины, неровные буквы. «Еловые Шапки».

Ворота оглушительно заскрипели – старые петли забыли, что такое смазка. Игнат вздрогнул – из сумерек пронзительно залаяла собака. Л.И. осклабился.

– Не боись, не укусит!

– А я и не боюсь! – Голос Игната дрогнул от негодования. За время пути проводник до края наполнил чашу его терпения. Градом сыпались бесконечные колкости и едкие замечания. Л.И. словно нанялся довести учёного до белого каления. – Думаю, дальше я разберусь сам.

– Да? И, наверное, Вы даже знаете куда идти?

Игнат, не сказав не слова, свернул в направлении приземистого сооружения с размашистой табличкой над витиеватым деревянным крыльцом: «Регистрация». На пороге развернулся и взглянул на Л.И. Тот широко ухмылялся. Это было видно даже в предрассветной мгле. Игнат аккуратно закрыл дверь и огляделся.

Девушка, сидевшая за регистрационным столом, что-то читала. Ей было лет двадцать. Смуглое азиатское лицо, каштановые волосы, стянутые янтарной заколкой, блестели в ярком свете потрескивающей лампы дневного света. Большие голубые глаза были раскрыты от волнения, цвета спелой черешни губы подрагивали, прошёптывая буквы. Видно, сюжет раскрывал карты. «Красное ей идёт!».

Игнат кашлянул. Девушка взмахнула огромными ресницами. Игнату показалось, что она подняла этим слабый ветерок.

– Извините, я вас не сразу заметила.

Шелестя красным сарафаном, она встала, положила книгу на столик перед собой. Приятно улыбнувшись, глянула на Игната. Их глаза встретились. За окном зашелестел лес. Игнат, вздрогнув, отвёл взгляд, девушка присела на корточки и принялась рассеяно искать что-то в столе. Всё она делала плавно, словно изысканно-немудрено. Игнат любовался каждым её движением. «Хм... Наверное в часы сезона регистрация – самое посещаемое место холостых отдыхающих» – решил Игнат.

– Агата Кристи? – Бросил он, кивнув на блестящую обложку.

– Что? – Огромные глаза поднялись на физика.– А! – Улыбнулась. – Да, я люблю детективы.

– Читал… Немного. Кстати, только Агату Кристи. «Десять негритят»… – Вспомнил он – Понравилось. Но, если честно, мне больше нравится историческая классика. Всё продумано, незыблемо, чётко стоит на столпах документализма. Вам помочь?

Девушка пыталась выдернуть что-то из стола. Мотнула головой, всколыхнув головокружительный веер каштановых волос.

– Нет-нет, я сама... Д-да, я читала… немного… – Девушка целенаправленно раскапывала колоду документов, низко опустив голову. – Классика? «Война и мир»…

– О? – Уважительно взглянул на неё Игнат. – Если честно, не осилил. Неужели всю прочитали?

– Да. Хотя знаете... – Она скривила губки. – Не понравилось!

– И зачем тогда было читать?

– Толстой входит в программу десятого класса.

Она улыбнулась. Игнат, не удержавшись, засмеялся.

– Вы, видно, литературу плохо учили в школе.

– Как вы угадали? У меня в атестате 4 с огромной натяжкой.

Они помолчали. Потом девушка спохватилась:

– Вам же надо документы заполнить!

И выдвинула перед собой несколько бумаг, тут же сильно изменившись. Посерьёзнела.

– Вот тут распишитесь, заполните этот бланк... Нет, не сейчас, сейчас дайте мне паспорт… Разверните, пожалуйста, страницу с фотографией… Так, теперь путёвку… Люкс?... – Она вдруг замешкалась, присматриваясь к паспорту. И звонко засмеялась. – Это Вы победили в розыгрыше? Я читала в газете. Но там Вы были таким серьёзным, в очках... – И вдруг она побледнела. Сразу, как внезапно мрачнеет небо перед майской грозой. Спросила осторожно. – Вы же... Вы учёный?

Игнат кивнул, забирая со стола необходимые бумаги, и направился к подоконнику.

– Куда Вы?! – Всплеснула руками регистраторша, когда он занёс над верхней бумажкой припружиненную к белому пластику ручку. – Не эту бумагу, я же ясно сказала, копию документа, а не сам регистрационный лист!

– Хорошо. – Игнат, сконфузившись, вернулся. – Как я могу отличить копию от оригинала?

– Городской… – Качая головой, поставила диагноз девушка. – Тут цвета более блёклые, а тут более яркие.

– Я понял. – Сказал Игнат, удивляясь произошедшей в ней перемене.

Он вернулся с правильными документами и снова занёс перо над листком. Вопросы в регистрационном бланке были будто взяты из какой-то викторины. Чего стоил, например: «Если вам не сложно, перечислите все известные группы элементарных частиц?». Или «В каком году умер Альберт Эйнштейн?». Игнат чесал затылок, удивлённо моргал. Всё это скорее напоминало не регистрацию в санатории, а экзаменационный билет. Наконец, после вопроса «Чему равняется (если можно, с точностью до третьего знака после запятой) постоянная Планка?», Игнат не выдержал.

– Извините…

– Да? – Девушка нервно посмотрела на него.

– А на эти вопросы обязательно отвечать?

Она посмотрела на листок.

– Вы ответили?… – Она стала ещё мрачнее. Но потом улыбнулась. – Нет, но Вы можете выиграть приз, если ответите больше чем на десять. У нас договор с научной газетой «Квант».

– Понял. Что ж, я попробую. – Ему показалось, или улыбка собеседницы была сильно натянута?

Комната оказалась достаточно уютной, несмотря на растянувшиеся по углам пересохшие сети пауков-косиножек. Бревенчатые стены, изрезанные витиеватой росписью древоточцев, потускневшие, стиснутые блестящими лакированными рамами стёкла задёргивались пёстрыми бархатными занавесками, а обычная для недорогих санаториев пружинная кровать, к удивлению, не скрипела. Из мебели, помимо кровати, были комод и два тяжёлых железных стула, укрытые змеящимися барельефами и чугунными листиками. Стулья никак не вязались с общей обстановкой и выглядели случайными графами на балу черни.

В углу комнаты был настоящий камин, доверху забитый серой горой мокрых газет.

Войдя в комнату, Игнат сразу распахнул настежь окно – почему-то нестерпимо пахло рыбой и протухшими яйцами. Впрочем, источник запаха нашёлся быстро – в одном из ящиков облезлого комода обнаружился забытый предудущими отдыхающими провиант, укрывшийся живописной шубой плесени.

Брезгливо морщась, Игнат подцепил испорченные продукты и понес их к мусорнику. Возвращаясь, он залюбовался теремком, в котором были его апартаменты.

Архитекторы, планировавшие «Еловые шапки» доказали, что всё гениальное просто. Санаторий был построен прямо в лесу, без валки деревьев, бережно сохраняя девственную чистоту природы урочища. Обозначенные бетонными квадратиками дорожки пронзали насквозь территорию. Среди пышных трав игриво звенели ручьи. В нескольких местах они сливались в небольшие речушки, перекрытые романтичными мостиками.

Достигнув забора – вертикально забитых в землю брёвен, Игнат развернулся и ещё раз пересёк санаторий. Солнце, теряясь в зелени, рисовало на мягкой, усеянной серыми иголочками земле разноцветные узоры. С осин срывались остроконечные листья, и, кружась в последнем вальсе, мягко опускались на смертное ложе. Иногда с сосен срывались шишки, и, отскакивая от веток, зарывались в слой листвы. Всё это происходило в неестественной тишине. Теперь Игнат понял, что имел в виду Л.И. Действительно было тихо. Даже слишком.

Небо помрачнело. На Солнце наползла туча, лес нахмурился. Физик поднял взгляд. По небу медленно ползла туча, чем-то похожая на вихрастую голову мужика, как их изображал на своих картинах Рерих. Глубокие глазницы, неровный нос, распушенные ветром густые «борода» и «волосы». Иссиня-чёрная громада медленно и деловито заслоняла прозрачную небесную бирюзу. «Ого, будет дождь!» – мелькнуло у Игната. Словно подтверждая его мысль, туча заурчала.

– Любуетесь? – раздался звонкий голос за спиной Игната. Он резко оглянулся. На пороге стояла знакомая девушка. Гуляя по санаторию, физик случайно вышел к домику регистрации.

– А паспорт Вам уже не нужен? – она, улыбаясь, спустилась с крыльца. Остановилась рядом с обескураженным Игнатом. – Это, насколько я понимаю, Ваше.

В её руке синела жёсткая книжечка.

– Что?.. – физик потянулся, намериваясь забрать паспорт. Но когда пальцы коснулись тепла её руки, он вздрогнул. По коже прошёл озноб. Игнат замер, бережно зажав тонкую кисть. Девушка повела плечиками и отвела взгляд.

– Ну, что же Вы не берёте?

Голос девушки почему-то дрогнул. Игнат заставил себя отпустить её руку.

– Возьмите же… – прошептала она.

– Ой… – физик, поняв, что забыл самое главное (а главное ли?), порывисто взял паспорт и спрятал в кармане. Посмотрел на неё. Девушка отчаянно прятала глаза. «Да что же это? – мысли Игната путались, – Я же её только второй раз в жизни вижу… ». Пауза затягивалась. Её усугубляла царившая в лесу тишина. Надо было что-то срочно сказать. Хотя бы что-то! И он сказал…

– Хорошая погода.

Голос вышел хриплым, как у простуженного.

– Да… – сказала своим изящным кремовым туфелькам девушка.

– Видели, какая туча? Наверное, скоро будет гроза.

– Да… – она вздохнула.

– А туча похожа на мужика. Когда пойдёт дождь, будет мокро… – Глубокомысленно добавил Игнат.

– Да… – она встряхнула головой, будто говоря себе «А, будь что будет!».

– Что Вы сказали?

– Ничего. Мне нравится, что Вы смотрите вверх, а не под ноги. Немногие сейчас смотрят на небо.

– Правда? – Игнату показалось, что его наполняют гелием, и он становится лёгким-лёгким.

Опять напряжённая пауза.

– Спасибо, что нашли мой паспорт. – Игнат улыбнулся, придумав, что сказать.

– Да не за что…Никак не пойму, как Вы его умудрились потерять?

Игнат опять глупо улыбнулся. С неба зарокотало. Девушка задрала голову.

– И правда, похоже на мужика… – Она засмеялась. – Странно, как Вы не заметили в этом облачке главного…

– Ну… Законы термодинамики, восходящие потоки, водяной пар. Там… Аш два о.

– Чего? – повторил Игнат.

– Вы же учёный.

Игнат тряхнул головой, заставляя себя прекратить пожирать глазами собеседницу и начать хоть как-то думать.

– Ну и что? Среди учёных, по-вашему, не может быть романтиков?.. – Игнат почесал затылок, осознавая, что пока собеседница не отойдет от него хотя бы на пять метров, трезво соображать у него не получится. Он ни к селу, ни к городу сказал. – Кстати, знаете какая разница между водой и близнецами?

– Вода – это «аш два о», а близнецы – «о, аж два»!

Шутка была стара, как мир, но девушка засмеялась. Снежно-белые зубы, казалось, разбрасывают солнечных зайчиков (пусть Солнце было скрыто тучей). Звонкий, как журчание ручья, смех. Игнат поймал себя на том, что её улыбка умиляет его больше, чем следы электронов в пузырьковой камере.

Солнце на мгновение прорвалось сквозь пушистую пелену, преображая лес. Где-то далеко несмело затарахтела сорока, но тут же смолкла, будто испугавшись своего голоса. Девушка прекратила смеяться.

– Вы не похожи на учёного. – Очень серьёзно сказала она.

Игнат вспомнил Л.И., и в сердцах сказал:

– Далось вам всем, что я учёный!

– Да… – Девушка смотрела ему прямо в душу, заставляя сердце трепетать. Вдруг она встрепенулась. – Ой… Мне же пора!

– Куда? – Игнат шагнул к ней.

Она отступила. Потом ещё раз.

– Мне пора… Дела.

– Погодите. – Игнат не узнавал своего голоса. – Стойте. – Он набрал воздуха. – Можно будет мне ещё раз зайти к Вам?

– Конечно. – Как-то слишком быстро, почти перебив Игната, сказала она. Покраснела, улыбнулась. – Заходите.

Убежала. Красное платье раскачивалось в такт бегу. Игнат проводил её длинным взглядом. Он чувствовал, что что-то меняется, и явно в лучшую сторону. Любуясь ею, он не заметил, как из кисти выпала синяя книжечка…

В начале казалось, что следовать за руслом будет легко, но первое впечатление оказалось обманчивым. Серебристая дорожка так и норовила скрыться от глаз, петляя, ныряя в самую гущу крапивы, змеясь среди колючек и прыгая в овраги. Кусты хлестали по лицу и рукам, оставляя саднящие царапины, ноги укрылись ожогами от крапивы. «Идиот! – шипел на себя сквозь зубы Игнат. – Дурак!». Но тут же прерывал себя и думал с нежностью: «А как она на меня посмотрела. «Немногие сейчас смотрят на небо». Надо же. Немногие. Неужели я влюбился? Вряд лИ. Это же надо… Как всё скоро… Слишком быстро». Он болезненно поморщился – очередная ветка, резко свистнув, подарила новое «боевое ранение». «Так тебе!» – с мазохистским удовольствием подумал физик, но снова прервался: «А ведь она не вырывала руку. Значит…». Он морщился от ударов, но улыбался как мальчишка, которого неожиданно пообещали сводить в зоопарк.

Над положением, в которое попал бедняга, можно было бы вволю посмеяться, но Игнату было не до смеха. Паспорт – без вопросов, великое изобретение человечества, достояние цивилизованного общества, но, увы, доверять его некоторым небезопасно для них же самих. Задумавшись, – что тут говорить, влюблённые – люди не от мира сего! – они постоянно что-нибудь теряют, а иногда даже и эту неотъемлемую частичку своего гражданского портрета.

Ко всем бедам, с противным писком слетелась огромная туча голодных комаров. Оставалось лишь отплёвываться.

«Может, дешевле будет новый сделать?» – думал измученный Игнат. Комары наседали, облепляли, шевелили сыто поблёскивающими тельцами. Уничтожать их было бессмысленно. Вместо десятков полёгших приходили сотни. Сонмы, армии носатых кровососов. Кусали беспощадно, пикировали, разгоняясь, и протыкали даже джинсовые штаны. Гул стоял, как в трансформаторной будке. Даже уши закладывало. И вдруг крылатые бестии отступили. Как ветром сдуло. В тот же миг невидимым саваном придавило беззвучие. И лес расступился. Игнат вышел… нет, скорее вывалился на открытое пространство. Прислонился к ближайшему дереву – плевать на то, что приклеится! – и с блаженством начал чесаться. Долго, как заведённый, до красноты, до сыпи. Только когда на ногтях заблестели красные капельки, вспомнив прочитанную в поезде статью о заражении крови, остановился и решил оглядеться. Поляна была с трёх сторон затиснута плотной стеной зелени, а с четвёртой – бесформенным нагромождением облезлых брёвен, заменявших в некоторых местах частокол забора. Ограниченная таким образом клякса поросла невысокой, по щиколотку, заячьей травкой. Игнат глянул под ноги и отшатнулся. Два чёрных горбика, поросшие молодой, словно волосы младенца, зеленью. Два аккуратных берёзовых креста. На могилах лежали цветы. Свежие, не успевшие утратить ярких красок жизни. Розы и астры, тюльпаны, рассыпавшиеся нежными лепестками. По четыре штуки. Игнат присмотрелся к ближайшему кресту. На нём было что-то выцарапано. «Чтобы вера жила, – прочитал физик, – он поставил точку». Под странным некрологом – имя и фамилия: Виктор Зеленский. Дата смерти, было написано даже время в точности до секунды. Дата рождения отсутствовала. В том месте, где обычно стояло отчество, был пропуск. На соседнем кресте менее разборчивая вязь. «Уставший рок настигает настырных смертников». Михаил, пропуск, пропуск. Пропуск, тире, временные координаты смерти. «Что за загадки?» – Игнат почему-то раздражился. Это место – точно декорация к детективу, а, несмотря на то, что он сказал симпатичной регистраторше, он ненавидел детективы.

«Вихрастая голова» сползла с Солнца, и тёплые желтые потоки прорвались сквозь деревья. Косо застыли в воздухе лучи. Хоть светило закрывали пышные кроны, но на травяном пятачке было светло… Как в храме. Странная ассоциация возникла внезапно, заслонив декорацию, она точнее соответствовала этому месту. Именно как в храме – светло... словно ладан, пахла хвоя... и тихо... Очень. Тишина была словно пристальный взгляд в спину – упруго давила на затылок. Физик даже вздрогнул – настолько сильным было чувство. Точно кто-то стоял сзади и пристально разглядывал его измазанную древесным клеем спину.

Сзади пронзительно затрещали ветки, и на плечо Игната легла тяжелая рука, сдавив его, грубо развернула.

– Что Вы здесь делаете?!

Игнат впервые как следует рассмотрел лицо Л.И. Огромное – не мясистое, именно огромное, как впрочем, весь Л.И., нос горбинкой, прямые чёрные волосы, торчащие сейчас во все стороны, ярко-красный шрам через правую щёку. Могучая шея. Заросшие белым пушком уши. И морщины… Ветвящиеся, глубокие – паутина, сплетённая временем… или горем.

– Что Вы здесь делаете?! – повторил Л.И.

– Понимаете, я попал в глупое положение… – Игнат аккуратно подбирал слова – Л.И. был бледен от ярости. – Крайне глупое. Всё произошло совершенно случайно…

– Естественно! Как иначе Вы бы сюда попали? В одну из самих глубоких чащоб! Садил, специально оберегал… Ан нет! И сюда свой длинный нос надо сунуть!

– Извините, попрошу без оскорблений! – Игнат сам удивился, как у него это вырвалось. Гигант с хрустом сжал огромные кулаки.

Игнат отступил не шаг.

– Если это очень важное для Вас место, то извините меня, я не знал. Я уйду. Но не надо оскорблять меня. Вообще не надо…

– Зачем ты сюда пришёл?! – От необъяснимой ярости вчерашний проводник сорвался на «ты».

– Я потерял паспорт. – Решив не вдаваться в подробности, скороговоркой выговорил Игнат.

– Паспорт? – Л.И. даже прекратил нависать от удивления. – И… чего Вы искали его тут?

– Я уронил его в ручей. А ручей…

– В ручей? – Губы грубого собеседника Игната исказились в презрительной ухмылке.

Л.И. смотрел через плечо физику. Потом быстро обошёл вокруг него и, нагнувшись, поднял что-то.

– Это Ваш паспорт?

Игнат присмотрелся и обрадовано всплеснул руками.

– Да! Спасибо. – Он взял покоробленный влагой документ. – А я уже думал, что застрял здесь надолго. Вы же знаете…

– Знаю. Это хорошо, что он нашёлся. Теперь уходите.

– Конечно, но можно я задам…

– Нет, я только спрошу. Почему…

Наверное, Л.И. было слышно в ближайшем селе, а может даже и в столице, но не рык заставил Игната пошатнуться, как от пощёчины, а взгляд, которым Л.И. окинул при этом Игната. Учёный попятился. Л.И. не наступал, просто смотрел. Учёный развернулся и стремительно вошёл в стену зелени. Спину ему жёг холодный, почти материальный взгляд.

Обследовав жилые корпуса, Игнат понял, что значили слова «не в сезон». Ни одной живой души. Казалось, что тут никогда никого не было, и никогда уже не будет. Между ровно расставленными домиками чернели мокрые угли старых кострищ, неопрятно блестело битое стекло и желтели вдавленные в землю бычки дешёвых сигарет. Явно были видны следы присутствия цивилизованных «дикарей». К сожалению, только следы…

Между корпусами сиротливо скрипели, жаловались на жизнь покрученные временем цепные качели. Качели были одной из «фишек» санатория. Когда-то выкрашенные пёстрыми красками, прикрытые козырьками, теперь они выглядели мрачно и грустно.

Подул тёплый пронзительный ветер. Игнат поёжился и, перевернув лежащий возле входа в ближайший корпус сосновый сруб, присел на него. Физику стало очень тоскливо. В слабом свете предгрозового неба осколки бутылок смотрелись ещё отвратительнее. Со всех сторон слепо смотрели пыльные окна. Тёмные и пустые, они были похожи на глаза мертвецов. Физик запахнулся в плащ поглубже. В урочище по-прежнему было «бабье лето», по-прежнему последние тёплые дни перед зимой, но ему стало очень холодно. Он отряхнулся и медленно пошёл к домику номер одиннадцать. Вначале показавшаяся уютной комната теперь выглядело мрачной. Тяжело вздохнул и, не разуваясь, повалился на кровать. Поджал ноги к животу и закрыл глаза. Прислушался. Тишина. Одна большая и монотонная, рвущая барабанные перепонки, заставляющая закрывать уши. Пронзительная застывшая тишина. Игната передернуло.

– Надоело! Хочу домой! К книгам и пузырьковым камерам. – Вслух сказал он. Подумал и добавил. – Или к той прелестной девушке. Кстати, как её зовут?

«Надо будет спросить… – Решил он. И в который раз подумал. – Как же так случилось? Жил-был убеждённый холостяк, да весь вышел… Ведь даже со студентами спорил, что ни-ни. Эх… придётся теперь для них шампанское покупать. Так, надо ведь спросить у неё, как зовут, а то как-то неприлично так делать предложение… Это же надо, какие планы!». Игнат улыбнулся, не раскрывая глаз. «Фата будет сидеть на её голове словно корона!». Ему представилась недавняя знакомая в белой фате. Каштановые волосы распущены и водопадом спадают на обнажённые плечи. Белоснежное длинное платье, кремовые, усыпанные блестящими камнями туфельки. «Да что со мной?! Прямо сумасшествие какое-то». Игнат перевернулся на другой бок. И тут же мысли, вяло кружащие у него в голове, изменили направление своего неровного бега. «Странно… Почему её пугает, что я физик? И смотрит на меня как-то настороженно… А Л.И. меня за это ненавидит… За что он вообще меня ненавидит?.. Такое чувство, что я его чем-то очень сильно обидел». Физик поправил подушку и выдвинул гипотезу. «А может быть, кто-то из моих предков оскорбил предка Л.И., и теперь он мстит? Может быть, он уже сейчас, уже этой ночью собирается свершить возмездие». Растревоженное тишиной воображение услужливо нарисовало Игнату Л.И. в бурке, с огромным кинжалом наперевес, на гнедом коне. Ветер лихо развевает одеяние мстителя, на морщинистом лице застыла резкая улыбка, глаза сверкают холодным пламенем… Игнат помотал головой, снова растянув губы в улыбке. Л.И. растаял. Место всадника снова заняла избранница Игната в свадебном одеянии. Сам физик стоял рядом с ней, в коротком чёрном фраке, в белой рубашке. Лицо замерло в гримасе восторга, Игнат дрожащей ладонью держит её кисть. «Игнатушка… – шепчет она одними губами. – Отдохни. Ты слишком устал, поспи чуть-чуть, отдохни». Он смотрит ей в глаза. «Береги себя, Игнатушка. Береги себя». У неё в свободной руке зажат букет ослепительно-белых роз. Почему-то четыре штуки. «Почему четыре?» – спросил Игнат. Голос потух в тишине.

Тонкие короткие иголки роз царапают нежную кожу. На руке выступают рубиновые бусинки. Девушка плачет – солёные капли уже проложили себе русло сквозь щёки, срываются на шёлк, но Игнат понимает, что плачет она не от боли в пальцах… «Игнат… Береги себя». Взгляд её очень серьёзен, наполнен тоской и мукой. Сердце Игната сжимается от жалости. Он рукой стирает горькую влагу, касается щёк, век плачущей, берёт из тонких рук букет колючих цветов. «Ну не надо, всё хорошо… Всё будет хорошо». «Ты будешь осторожным?». Прекрасное лицо её становиться очень серьёзным. «Я обещаю…». Она благодарно вздыхает и крепко обнимает его.

Ног Игната касается что-то мягкое, горячее, неповоротливое. Он смотрит вниз.

...Огромный, чудовищный кот трется о брюки, оставляя безобразные клоки шерсти. Самое страшное в животном – это его масть, – зелёные, коричневые и серые пятна на тёмно-травяном фоне. Кот, замерев, приподняв тяжёлую мягкую лапу, хищно смотрит куда-то вдаль. И вдруг весь резко сжимается, и в прыжке царапает Игнату руку. От неожиданности Игнат роняет цветы.

Словно в замедленной съёмке, розы падают, рассыпаясь в полёте ворохом трепещущих лепестков. Встрепенувшийся внезапно ветер разбрасывает их, точно снежные хлопья. Игнат отрывает взгляд от поверженных цветов. Фата и платье на девушке теперь не режут глаза белизной – они траурно черны. Она, дрожа, словно от холода, медленно опускается и гладит изуродованные розы. «Игнат, что же ты наделал?! – её крик срывается в шёпот. – Что ты наделал?». И становиться темно…

Игнату ещё что-то снилось. Страшное и гадкое. Но он не запомнил, что именно. Запомнил только конец кошмара. Что-то про гигантского странного кота...

…Игнат, содрогнувшись всем телом, распахнул глаза. По лицу катились большие капли холодного пота. Сквозь запыленные стёкла лился, словно из перебитой артерии, кроваво-красный закатный свет. От рамы на пол падала тень. Она напоминала не то решётку, не то клеть.

Физик встал с пола – он упал во сне и откатился в дальний от кровати угол комнаты. Руки и ноги затекли – в них при каждом движении шевелились тысячи иголочек.

Игнат сел на один из витиеватых стульев и, стиснув холодными ладонями голову, обессилено откинулся на спинку стула. Казалось, даже сквозь пальцы пробивался страшный закатный свет.

Столовая отличалась от прочих зданий санатория. Высоченный, метров в десять потолок, усеянный колпаками ламп, узкие и высокие окна, стены, излизанные влагой, явственный запах извёстки и сырости делали её похожей не то на недостроенный склад, не то на заброшенный ангар. Жёлтый, свежий, точно вчера положенный кафель, устилавший пол, выглядел просто нелепо.

– Есть кто-нибудь? – с порога спросил Игнат. Голос эхом рассеялся по залу.

Никого… Игнат подошёл к раздаточному столу…

Алый закат быстро мерк, смываемый тёмными потоками приближающейся ночи. Как последние угольки закатного кострища, на небе высыпали звёзды.

Игнат постоял на пороге, глядя на золотистые точки далёких светил. Мысли постепенно умиротворялись. «Несмотря ни на что, тут красиво… – ещё раз убедился физик. – Только муть всякая сниться, да слишком тихо. И ещё эти буфетчицы… Чем я им не угодил?». Какой-то беспокойный лесной житель устраивался на ночлег. Игнат присмотрелся. На ближайшем дереве сидела белка. Зажав в передних лапах продолговатую шишку, рыжехвостая активно работала челюстями. Минуты две Игнат наблюдал за ней, а потом белка сверкнула чёрными бусинками глаз, бросила шишку и, развернув роскошный хвост, стрелой метнулась к соседнему дереву. К следующему, ещё дальше. Белка растворилась в сумерках, и снова наступило беззвучие. Игнат подошел к брошенной белкой шишке. Поднял её и вернулся к порогу дома. Присел на нижнюю ступеньку деревянного крыльца. Шишка была целая, без следов тщательной обработки маленьких голодных зубок. Учёный поковырял пальцем, и убедился, что зёрна на месте. «Что-то тут не так…» – подумал Игнат.

– А ну, встать! – зычно пророкотало над ухом. Игнат буквально взлетел со ступеньки. Позади, держа в руках огромных (даже по сравнению с ней!) размеров эмалированный таз с корявой красной надписью «Серёжа» во весь чёрный бок, стояла буфетчица и широко ухмылялась губами-сосисками. – Запрещено!

– Вы меня что, заикой оставить хотите?!

– Сидеть на ступеньках запрещено!

Заявив это, она неожиданно выплеснула мутную воду из таза. Физик, не успевший увернуться, оказался ниже пояса мокрым.

– Вы можете смотреть, куда льёте?! – в сердцах выкрикнул Игнат, отряхиваясь.

Повариха и усом не повела.

– Надо смотреть, куда идешь.

– Как… Как… Как… – Игнат закипел. Казалось, он сейчас взорвётся от накопившегося за день негодования. Но пока нашлись слова, достойные для высказывания всего, о чём он думал, собеседница вошла в столовую и закрыла дверь. Щёлкнул замок. Физик остался на пороге один, глупо открывая и закрывая рот.

Дорога в столовую пролегала через место, где заросли были погуще. Сейчас там тьма была – хоть глаз выколи, а вездесущее беззвучие тут достигало чудовищной концентрации.

Перед тем, как войти в чащу, Игнат задумался. Но, вспомнив, что эта плотная полоска леса пересекала санаторий насквозь, глубоко вздохнул и побрёл дальше по тропинке.

Деревья поредели, и впереди, словно куски чёрного шоколада в позавчерашнем кофе, замаячили жилые корпуса.

Рядом с ближайшим, сидя на корточках, кто-то возил пальцем по земле.

– Добрый вечер. – Поздоровался Игнат, приближаясь к фигуре.

Незнакомец прекратил чертить пальцем по земле и встал. В сумерках лица не было видно, выделялись только размазанные глубокие чёрные глазницы на тёмно-сером овале. В глазницах, точно клочки неба в глубоком колодце, блестели глаза.

– Добрый вечер. Не могли бы Вы сказать, сколько времени? – Начал Игнат. Собеседник молчал. Игнат, замешкавшись, продолжил. – Я Ваш сосед… наверное… Или Вы работаете здесь?

Нет ответа. Незнакомец снова опустился на корточки, не отрывая глазниц от Игната, и снова начал что-то чертить по пыли. Игнат вежливо кашлянул. – Я живу в одиннадцатом номере, через два дома, меня зовут Игнат… Слушайте, разве это вежливо – не отвечать?!.

– А меня нет! – Гордо проинформировал собеседник.

– Что? – Удивился учёный.

– Я понарошку!

– Вам плохо? – У Игната похолодело всё внутри – видимо, он встретил в этой глуши сумасшедшего! Везение, достойное Игната. Небось, местная достопримечательность…

– Вам плохо? – Спросил физик.

– Ненастоящий… Не бываю… – Твердил своё незнакомец.

– Может позвать…

– Смотри, Игнат, что тут…

– Откуда Вы меня знаете?

– Присядь, физик, посмотри, что тут.

Решив не беспокоить больного, без сомнения, человека, Игнат опустился на корточки, параллельно гадая, откуда странному встречному известно его имя.

Земля вокруг незнакомца была усеяна великолепными миниатюрными рисунками. Пастбища, десятки, сотни каких-то животных. «Баранов» – подумал Игнат.

– Барашки. – Укоризненно сказал сумасшедший. Я их рисую… Учусь рисовать… Барашков… Помочь тебе? Хочешь, я нарисую тебе барашка? Я умею. Я уже немного умею.

Игнат молча смотрел на землю. Да уж, случайный встречный умел! Нарисованные тонкими пальцами на сером прахе, животные казались живыми, были ясно видны даже в предвечерних сумерках. Подробно прорисованная шерсть, маленькие рожки, анатомически скопированные черты морд…

– Мордочки. – Поправил Игната собеседник.

– Э… Я говорил вслух?

– Нет. – Собеседник встал. – Не говорил. Я и так понял. – Посмотрел на свои рисунки и внезапно начал затаптывать их. Пояснил. – Всё ещё неудачно! Тяжело учиться…

– Хорошо, неудачно. – Примирительно согласился Игнат, тоже поднимаясь с корточек. – А теперь пойдём со мной… Я покажу Вам одно место, где все умеют рисовать, и обязательно вас научат.

Собеседник, перекатываясь с носка на пятку, сдувал и раздувал щёки, глядя то на физика, то на землю у своих ног.

– Как ты не понял, Игнат Васильевич. А ещё умный человек называется… Я не сумасшедший!

– Конечно-конечно! – Быстро закивал Игнат. «Откуда он меня знает?» – крутилось в голове.

– Да… Дорогой мой учёный, зря Вы тогда сжигали «Маленького Принца» и «Волшебника страны Оз». То была правда.

– Что?.. Откуда Вы всё знаете про меня?

«Художник» его уже не слушал.

– Я не сумасшедший! – крикнул он в сгущающиеся, словно тучи перед бурей, сумерки. – Я просто не бываю!

Медленно побрёл мимо Игната. К лесной стене.

– Погодите! – Сказал профессор в спину уходящему. – Больной мог причинить бед и себе, и другим.

– Не бываю… Не бываю… Не бываю… – скороговоркой бормотал под нос «сумасшедший».

Из плотного облачного покрова вырвался молодой месяц и застыл бледным серпом в антрацитной глубине небесной сферы. Игнат отшатнулся – тонкие, точно нити, белесые лучи пронзали недавнего собеседника насквозь…

Первым, что исчезло, были ноги. Они плавно растворились в воздухе, сдуваемые лёгким дыханием ночи.

– Не существую… Не настоящий…

– Что же это такое… – прохрипел Игнат, сползая вниз по шершавой стенке деревянного корпуса.

Тело «сумасшедшего» теперь плыло по воздуху. Плавно истончались, рассевались кисти, рассыпались на тонкие струйки пара, который тут же бесследно таял, изгибались взад-вперёд плечи, словно были без костей.

Перед самой лесной чащей всё, что осталось от «художника», развернулось. Лунный свет, рассекаемый нагромождением веток, вычерчивал перед ним резные рисунки.

– Игнат Васильевич, ты убьёшь меня. – Прозвучало глухо в густой тишине.

От говорившего осталась уже только голова, широко улыбающаяся – блестели белоснежные зубы в молочном свете месяца. Последим, что исчезло, и была эта улыбка. Повисела немного в наливающемся беззвучием воздухе, как у Льюиса Кэрролла, и исчезла. Исчез в облаках и месяц. Игнат моргнул и позорно потерял сознание.

В привидения Игнат не верил с детства. Как, впрочем, и в волшебство, пришельцев с Марса, в Бога – не верил. Принципиально. С десяти лет. До десяти Игнат жил ожиданием чуда. Но однажды ему в руки попал учебник сестры по физике. И уже через три часа Игнат сжег все свои сказки, и с тех пор твердо решил стать ученым.

После этого успеваемость слабого двоечника-фантазёра поползла вверх, и Александр Александрович, довольно потирая руки, ставил сына дочке в пример, грозя Люсе тоже провести «воспитательную» работу. А Игнат строго вычеркнул из жизни весь волшебный «бред».

Так кончилось детство.

Игнату ничего не снилось. Как провалился в небытиё, так и открыл глаза на следующее утро. «Хорошо еще, что никто меня не видел в таком виде!» - подумал Игнат, встал, отряхнулся, и оправился к регистратуре.

Игнат ещё раз подёргал ручку – но нет, дверь была заперта. Тогда он спустился с крыльца и присел на скамеечку. Задрал голову от нечего делать, рассматривая небо.

Вчерашние тучи за ночь ушли, и сейчас небо во весь свой необъятный мягко-голубой рот смеялось солнечными брызгами. Игнат, жмурясь, посмотрел на Солнце. Светило послало Игнату воздушный поцелуй. В глазах застыли зелёные и синие пятна, нос защекотало, и Игнат чихнул.

Игнат оторвал взгляд от Солнца и вскочил.

Она стояла в десятке шагов и, опустив руки, огромными глазами благодарно смотрела на него. Она будто говорила: «Спасибо, клянусь Вам, я так признательна, что вы пришли!». Подле подола её красного платья лежали книги – очевидно выроненные от неожиданности. У Игната закружилась голова.

– Что Вы здесь делаете? – спросила девушка, хлопая длинными ресницами.

Игнат открыл рот, и вдруг понял, что отвечать не надо. Ответ тонкой звенящей струной был натянут между ними. Игнат подошёл к ней, остановился в трёх шагах. Думать не надо было, не было возможности – безмятежный туман наполнил голову. Сердце билось в быстром торжественном вальсе, и земля покачивалась под ногами. Деревья, серая земля, небо – всё исчезло, остался только удивленный и почему-то немного недоверчивый взгляд девушки. Игнат присел, не отрывая взгляда от любимой, собрал рассыпанные по земле книги. Не понимая зачем, чувствовал просто, что так надо. Встал и протянул книги ей. Девушка помедлила, потом взяла. И опять, когда её рука коснулась руки Игната, ему показалось, что какая-то сила отрывает его от земли. А её глаза, казалось, вспыхнули радостными искорками.

– Алиса… Я люблю тебя… – сказал он. Небо улыбалось брызгами жёлтых лучей. Ветер медленно перебирал её русые волосы. Игнат помнил её всю жизнь… Все тридцать семь часов.

– Откуда Вы меня знаете?

Вопрос, не требовавший ответа.

Три шага – это всё-таки маленькая бесконечность… На этот раз она не отшатнулась.

Качели вяло раскачивались – маятник огромных небесных часов. «Кх-кх… Кх-кх» – скрипели несмазанные, отсчитывая секунды, назойливо напоминая о времени.

– Я тебя всегда любил, всегда…

– Молчи, Игнатушка, умоляю, молчи… Не надо слов… Слова слишком неуклюжи.

Странный, беспорядочный разговор двух влюблённых сливался со скрипом старых качелей. «Кх-кх… Кх-кх…» – раскачивалась гильотина, срезая секунды. Они сидели, обнявшись, ощущая тепло близости любимого человека. Дыхание срывалось, словно воздух был разрежён. Солнце мигало, то скрываемое облаками, то вспыхивающее горячей искрой из-за деревьев.

– Алиса… Как же так?.. – прошептал Игнат, лаская её пальцы. – Почему так случилось? Внезапно… Неожиданно…

– Игнатушка… Случилось и случилось… Обними меня… Разве ты не счастлив?

– Я… Эх, Алисочка! – Игнат спрыгнул с качели и, подхватив любимую, закружился на месте.

– Игнат… – Засмеялась девушка. – Ну… отпусти.

Он послушался, опустив её на землю. Делано надув губки, Алиса легко ударила Игната кулачками в грудь.

– А если бы уронил?

– Тебя – ни за что! – Он крепко обнял ее. Шепнул на ухо, зарываясь в русые волосы. – Я тебя слишком люблю для этого.

Он отступил на шаг. Упрямые карие глаза, глубокие, словно мир, бледно-гранатового цвета уста, всегда изогнутые в светлой, немного детской, улыбке. Волосы, колечками свернувшиеся на лбу. Игнат счастливо зажмурился от её красоты. Порывисто вздохнув, он приблизил лицо и поцеловал её…

Тысячи звёзд зажигались и гасли на небе, на Ключевской сопке проснулся дремавший миллионы лет вулкан, читал по центральному каналу предвыборную речь будущий президент, на железной дороге под Еловыми Шапками некто Владимир Щедрин надпиливал ножовкой гайки на шпалах, и в этом вселенском бедламе, среди безобразного хаоса двое влюблённых соединили уста, два сердца забились в едином ритме, две судьбы навечно сплелись вместе.

– Погоди… – Алиса отступила на шаг, нежно отстранив его. – Сядь.

Игнат опустился на качели. Девушка, присев на корточки, положила ладони ему на колени и внимательно посмотрела в глаза.

– Пообещай мне, Игнат, что будешь осторожен…

Игнату фраза, сказанная девушкой, показалась смутно знакомой, но мысль об этом тут же исчезла в безмятежном тумане.

– Хорошо… – пробормотал Игнат, гладя её взглядом. И тут вспомнил. Сон…

– Ты мне этого никогда не говорила? – Игнат взял её ладони.

– Странно. – Игнат даже сощурился, пытаясь вспомнить. – Мне показалось, что ты мне это говорила… Нет! – он окончательно вспомнил. – Мне это приснилось.

– Ничего, Игнатушка… – Алиса почему-то побледнела. – Тут это бывает… – Она присела рядом с любимым. – Что тебе ещё снилось?

– А… ещё что-то странное… – обнимая девушку за плечи, проговорил он. – Не важно.

– Игнатушка, что? – прижимаясь к нему, упрямо повторила Алиса.

Он помолчал.

– Ладно… – поцеловав её в щёку, сдался Игнат. – Если тебе так интересно, слушай. В начале мне снилась ты… – Игнат глупо засмеялся. – В подвенечном платье, в белой фате…

Девушка даже не улыбнулась.

– Так, и что?..

– Ты плакала…

Игнат рассказал. Всё, кроме странного сновидения про кота, мучившего птенца. Он рассказывал, и девушка менялась в лице. Бледнела, её губы подрагивали, точно она была готова заплакать. Несколько раз Игнат пытался прекратить рассказ, но Алиса дрожащим голосом умоляла продолжать. Под конец рассказа, Игнат встал, показывая размеры кота.

– А потом цветы рассыпались, и ты сказала, что же я наделал. Даже нет, ты крикнула: «Игнатушка, что ты наделал!». Да… Кажется, так… А вверх взметнулась яркая звезда. Ослепительная. А потом мне стало тоскливо до смерти. И сон кончился…

Он опустил взгляд. Любимая плакала.

– Ну… Алисочка… Что случилось? – Игнат нежно погладил девушку по щеке, стирая солёные дорожки. – Это же всего-навсего сон…

– Нет, любимый. Это не просто сон! Ох… – Она бросилась ему на шею. – Ты не понимаешь…

Она целовала ему лицо – щёки, нос, веки, губы. Покрывала трепетными, точно далёкая весна, поцелуями.

– Поклянись мне… – шептали её губы. – Поклянись, что уедешь… Сегодня же… Сейчас же…

– Но почему? Зачем? – тёрся о её мокрые щёки Игнат.

– Я боюсь за тебя… Ради меня, уезжай!

– Я тебя люблю… Почему мне надо… Почему ты боишься?

Алиса уронила голову ему на грудь и горько зарыдала.

– Я не хочу… Не хочу… – слёзы смочили свитер Игната.

– Что, милая, что не хочешь?

– Не хочу тебя терять…

Игнат ничего не понимал.

– Но почему ты теряешь меня?

– Если ты уедешь, ты больше никогда… никогда не вернешься!

– Даже если захочешь, ты не вернешься! Сюда можно попасть только один раз в жизни!

– Почему один раз? – Продолжал удивляться Игнат. – И почему мне надо уезжать?

– Я не могу сказать, я обещала… – Алиса прикрыла кистью губы Игната. – Ох, любимый, почему всё так неудачно, так трудно складывается...

– Что труд...

Он не успел договорить. Девушка приблизила свои губы к его лицу, и крепко поцеловала Игната. Стрелки на всех часах остановились. Застыли, чтобы потом закрутиться с головокружительной скоростью, срывая шестеренки. Последующие события пронеслись перед глазами Игната очень быстро…

– Алиса! – мучительно воскликнул кто-то позади.

Влюблённые одновременно вздрогнули и оглянулись.

В тридцати метрах стоял Л.И., и лицо его было бледно. В одной руке у владельца Еловых Шапок блестел наточенным остриём топор, в другой было сучковатое полено. Неизменная серая многокарманная рубаха и чёрные поношенные брюки были облеплены мелкими деревянными щепками.

– Как ты можешь?! – не то прошептал, не тихо простонал Л.И.

– Э... – сказал Игнат.

Алиса бросилась к великану и упала тому в ноги.

– Папа! Мы любим друг друга! Очень любим! Я ничего с собой не могу сделать! Он уедет, сегодня же!

„Папа?” – пронеслось в голове Игната. Л.И., схватив дочь за изгиб локтя, оттянул её в сторону и медленно подошёл к Игнату.

– Ты хочешь отобрать у меня дочь? – прохрипел в лицо Игнату. – Родную дочь отобрать хочешь?

Тот не растерялся:

– Я её люблю, и почему вы решилИ.

Игнат рухнул на землю. Полено прочертив дугу, врезалось ему в плечо. Тело взорвалось болью, в глаза брызнула серая пелена. Игнат закашлялся.

– За что?.. – простонал он.

– Нет!!! – Душераздирающий крик Алисы застрял в верхушках деревьев. – Он не виноват! Виновата я! – Она сорвалась с места и упала перед Игнатом, заслонив того телом. – Не трогай его!

– Ты водишься с такими, как он?! – Л.И. дрожал всем телом. – Неужели ты его в самом деле любишь?!

– Да! – Девушка размазывала по лицу слёзы – Люблю!.. А тебя ненавижу! Слышишь, ненавижу!

Л.И. будто последних слов не слышал, обратился к Игнату.

– И ты... физик... любишь мою дочку?

– Да! – простонал Игнат.

– Как же это случилось за два дня... – обескуражено спросил у себя Л.И. И ответил тут же. – НеужелИ.

– Сразу... – Игнат, морщась, перевернулся на другой бок. – Всё понял, только увидел.

– Он узнал меня! – Из глаз Алисы безостановочно катились слёзы, и она не в силах была унять их поток. – Угадал моё имя…

– С первого взгляда. – Гигант весь съёжился, произнеся эти слова, словно приговор. Бросил топор и присел на корточки, спрятав голову в руках, раскачиваясь, забормотал. – Почему так не везёт... Неужели ты не могла полюбить другого... Старый осёл, зачем я отпустил его одного… Можно было сразу понять, если бы не тупое желание... Надежда на то, что...

Л.И., будто прийдя к единственно правильному решению, встал И. протянул руку Игнату. Дёрнул, ставя того на ноги, осторожно – во всяком случае Игнат даже устоял на ногах – отряхнул его. Отряхивая, отрывисто раздавал команды.

– Алиса, встань и слушай меня. Ты сегодня же поедешь в город...

– Никуда я не поеду!

– Поедешь! – С нажимом сказал отец.

Алиса закачала головой.

– Игнат Васильевич. – Продолжил он. – Соберёт вещи и первым же поездом отправишься обратно в столицу. Билет у меня есть, деньги за оставшиеся дни путевки я Вам верну.

– Я никуда не поеду!

– Я сказал! Между вами и Алисой ничего быть не может!

– Папа, может я сама буду решать?!

– Я предупредил. – Сказал великан. – Я не привык ждать! Через десять минут вы должны быть возле выхода из санатория.

Он поднял топор с земли, и пошёл прочь от качелей.

– Я умру без него!

– Переживёшь. Перетерпишь. – На ходу ответил Л.И.

– Ненавижу тебя! – Алиса вскочила на ноги.

– Хорошо, через пять минут жду возле выхода. – Безразлично парировал её отец, исчезая за углом корпуса.

На станции выяснилось, что один из путей был кем-то разобран. Но Алису Л.И. все же отправил в город – электричка ходила по целому пути.

Игнат остановился возле дома Л.И. Аккуратный деревянный особняк с башенкой десятиметровой при фасаде, стандартная для дач скошенная крыша.

Учёный бросил взгляд на дверь. Огромная, закованная в железо, она выглядела неприступными воротами в средневековую твердыню. Игнат толкнул дверь и та с внезапным скрипом поддалась. Л.И. говорил с кем-то, обладающим низким хриплым голосом.

– ... очень плохо – услышал Игнат приглушённый голос Л.И. – Ей богу, спину ломит просто невообразимо! Радикулит... Старость – не радость.

– Погода будит меняться. – Ответил хриплоголосый.

– Да? И какой прогноз сделаешь?

– Через два дня будет гроза.

Зажурчала вода – видимо, Л.И. (или его собеседник?) наливал себе воды.

– Сильная? – спросил Л.И.

– Да... Этой грозой закончиться осень и наступит зима.

„Бух!” – раздалось за дверью. Снова чирикнула вода. „Зачем её переливают?” – подумал Игнат.

– И что за гроза? – снова спросил Л.И.

– Ничего... Просто молнии изрежут небосвод, ливень изобъёт деревья, и после – холод, стерильная белизна, жгущая глаза, и бесконечное однообразие пустоши будней.

– Весело... – протянул Л.И.

– А как там Алиса? – Вдруг прохрипел собеседник Л.И.

Игнат придвинулся ближе к стене.

– Уже лучше... А то вчера устроила истерику. Еле успокоил. Влюбилась, говорит, навсегда. Я-то не против... Но ведь не в первого попавшегося! Выйду замуж, говорит, и без твоего согласия.

– Но так и будет. – Прохрипел незнакомец. – Выйдет.

„Кто это такой?” – Подумал Игнат про него.

– Что, без согласия? – Шуршание ручки прекратилось.

– Да нет, ты дашь добро.

– Хм... И откуда ты всё знаешь?..

– Игнат Васильевич ничего не понимает, потому, что не хочет понимать... Кстати, где он? Во сколько он должен был прийти?

– Десять минут назад. – Л.И. снова громыхнул чем-то. – Хм... И правда, почему до сих пор не появился? Мне он показался очень пунктуальным.

– Может стоит рядом? – С хитрецой произнёс собеседник хозяина дома.

– Нет. Он бы не догадался! Хотя, если честно... – Прошептал владелец Еловых Шапок – ...Он человек настырный. Крутиться всё, суёт нос куда не надо... В чём-то его, конечно, жалко – Алиску он, по-моему, в самом деле любит. Жаль, что почти без фантазиИ.

– Но лучшего мужа Алисе ты не найдёшь. Ты же знаешь, любовь с первого взгляда...

„Всё-таки, кто же этот умник?” – почему-то разозлился Игнат. И до того стало интересно, что он нажал на золотистую ручку, и решительно вошёл в комнату.

Л.И. был в комнате один. Перед хозяином на огромном столе стояли три кнопочных телефона. Позади них высилась огромная куча печатей различных мастей. На свободном от печатей клочке стола покоился исцарапанный, похожий чем-то на старую выцветшую киноплёнку, допотопный двухкассетник „Весна”. Динамик знакомо прохрипел:

– А вот и Игнат Васильевич.

– Я заметил! – Не отрываясь от письма, сказал Л.И.

Пол вокруг него был засыпан ворохом документов.

Магнитофон докрутил плёнку до конца, и с громким щелчком остановил проигрывание.

– С кем вы разговаривали? – Игнат с трудом заставил голос не дрожать.

Л.И. недвусмысленно кивнул на магнитофон.

– Садитесь, Игнат Васильевич, я через минуту освобожусь.

Учёный остался стоять. Его лихорадило от всей этой чепухи. В голове крутились самые идиотские мысли, зубы ломило от всей аномальщины, которая здесь происходила. „Любую аномальщину можно объяснить с научной точки зрения”. – успокоил себя физик.

– Всё, Игнат Васильевич! – Л.И. ударил печатью только что дописанный документ, расчеркнул ручкой внизу, ставя подпись, и встал.

– Простите за беспорядок... – Сказал Л.И. – Просто много дел.

Он помолчал.

– Как вам мой дом?

– Внушает. – Сказал Игнат. – Оригинальный стиль.

– Я сам строил! – гордо сказал хозяин.

– Да... Знали бы вы, сколько мороки было тащить сюда материалы.

– Представляю...

– Да нет... Вряд лИ. Помню, как пятнадцать лет назад я четыре месяца провозился только с тем, чтобы выбить бумажку на эту землю... Столько волокиты... Может, всё-таки сядите? – кивнув на своё кожаное кресло, предложил Л.И.

– Пожалуй. – Сдался Игнат и опустился в кресло.

Л.И. секунду смотрел на него. Потом хлопнул в ладоши и потёр руку о руку.

– Ну-с, Игнат Васильевич, вы, наверное, ждёте, пока я вам всё объясню.

„Наконец-то”. – Облегчённо подумал учёный.

– Хочу заранее извиниться за удар поленом. – Л.И. ухмыльнулся. – Это я со зла. Просто боялся, что вы проходимец... Моя дочка не из дурнушек, это вы, мне кажется, поняли.

Игнат почувствовал, как щёки наливаются жаром.

– Да... И к ней, бывает, пристают всякие там... отдыхающие. Но вы не из их числа.

– Но почему же мне тогда нельзя... – С жаром начал Игнат.

– Игнат Васильевич... – Л.И. зацокал языком. – Извините, не могу. Для начала я покажу вам фокус.

Гигант наклонился, поморщившись, и вытащил из-за стола гладкий, источенный морем кусок гранита.

– Вот, посмотрите.

Игнат взял камень. Тот оказался тяжёлым, и Игнат грохнул им о стол.

– Зачем он мне?

– Ну... Осмотрите там, нет ли каких секретных ящичков, зеркал?

Учёный простучал гранит со всех сторон, осмотрел и вернул хозяину.

– Отлично. – Л.И. взял камень обеими руками. – А теперь фокус.

Он подбросил камень к потолку. Камень, ударившись о побелку, оставил на ней неровный след, и полетел вниз. Игнат, ожидая удара, прищурился. Но удара не последовало. Перед самой землёй гранит сделал дугу и, проскользнув между ножками стола, снова взлетел вверх. У Игната спёрло дыхание. Гранит покружился вокруг огромной люстры с лампочками в форме свечей, потом пролетел над учёным, заставив того пригнуть голову, мимо окна, и снова к люстре.

Л.И. вытянул руку. Камень протяжно крикнул и спикировал на владельца Еловых Шапок. Игнат моргнул – на руке гиганта сидел, взъерошив перья и приоткрыв хищно загнутый клюв, Сокол-сапсан.

– Ну что? – Сияя, спросил Л.И.

Игнат сглотнул. Привстал, протянув к птице руку.

– Ты ему палец в рот не клади! – Л.И. свободной рукой потёр подбородок.

Сокол скосил голову и настороженно посмотрел на неё янтарными каплями глаз. И вдруг больно укусил профессора. Игнат дёрнулся и осмотрел безымянный палец. На средней фаланге краснели порезы.

– Я же говорил! –Засмеялся Л.И.

Игнат круглыми глазами посмотрел на Л.И.

– Как вы это сделали?!

– Вот! – Отец Алисы осторожно посадил птицу на стол (та сразу принялась изучать армию печатей, легко покусывая их) и удовлетворенно кивнул учёному. – Какой правильный вопрос! Как же я это сделал... Когда поймёте, как я сделал это, так сразу всё вам расскажу!

– Даже не только расскажу всё! С удовольствием позволю вам жениться... Но вот только надо понять одно... Как же я это сделал.

– Но зачем мне это узнавать?

– Игнат Васильевич, вы читали сказки?

– Читал. – Нехотя ответил физик.

– Там короли назначают разные условия. Там, убить дракона, разгадать загадку. Считайте, что это моё условие.

„Он сумасшедший. – Подумал Игнат. – Но, во всяком случаи, у меня теперь есть шанс...”

– Я знаю! Там леска, ведёт под потолок. Вы ещё подняли так руку, а потом опустили, словно зацепляя за крючок...

– Стойте! – Л.И. недовольно поморщился. – Вечно ваша привычка недослушивать! За день вы можете высказать своё предположение ни много, ни мало, один раз!

„Точно сумасшедший...” – повторил про себя Игнат.

– Игнат Васильевич… – Сказал в тот памятный день Л.И. До отъезда оставалось двое суток. Две ночи, полные немыслимой тоски по любимому человеку. – Ну, подумайте хорошенько. Давайте… Скажите первое, что придёт в голову. Всё же так просто!

– Вы… Вы… Магнит поставили? Да, наверное, что-то с магнитами? – Учёный с надеждой посмотрел на владельца Еловых Шапок. Тот угрюмо покачал головой.

– Нет… И близко. Ну, неужели сложно? Ведь всё понятно, даже мальчик бы понял!

– Я не мальчик… – Вздохнул Игнат, поднявшись и подходя к дверям. – До свидания, Л.И., может, завтра мне больше повезёт.

Физик повернулся к хозяину дома.

– Я ещё с Вами поговорить хочу. Вернитесь. Вот что… – Л.И. сложил ладони кулаками, и положил на них голову. – Что бы Вы сказали на утверждение: «Чудеса – живые?»

– Я бы сказал, что вы сумасшедший. – Ответил Игнат.

– Вы наверняка так думали про меня?

– Да. – Честно признался Игнат.

– Ну, это не так. Я попал в сумасшедшие обстоятельства… Ладно, попробуем по-другому. Что, по-вашему, есть наука?

Игнат кашлянул.

– Э… Это важно, что я думаю?

– Да. Очень.

– Наука – это единственно правильная попытка упорядочить беспорядок и найти закономерности. – Игнат вывел на ходу определение и снова развернулся к дверям.

– Но мы ведь не договорили! – Л.И., как и три дня назад, кивнул Игнату на кресло. – Неплохо! – Одобрил определение хозяин дома – Для начала не плохо… А давайте теперь подумаем… Нужна наука вообще? Нет, нет… – Поспешил сказать Л.И., заметив, что Игнат открыл рот, готовясь вывалить на голову собеседнику лавину фактов и контрпримеров. – Я уважаю и не отрицаю важность научных открытий, поиска истин. Но давайте пофантазируем. Что было бы без науки?

– Ничего. – Уверенно отрезал Игнат. – Люди бы жили по пещерам и ели бы на завтрак саблезубых тигров, заедая крапивой. А теперь мне можно идти?

– Ладно, если Алиса Вас больше не интересует, идите.

Игнат вздохнул – и остался на месте.

– Итак, может быть, люди и жили бы в пещерах. Может быть… Но Вы забыли про художников – писарей по камню, забыли летописцев.

– На одной писанине в новое тысячелетие не войдешь. – Усмехнулся Игнат для отмазки.

– Почему?.. Вспомните труды Карла Маркса, Томаса Мора. По-вашему, они не двигали маятник истории человечества своей… писаниной, как Вы сказали.

– Ладно, беру свои слова обратно. – Легко согласился Игнат. – Но к чему Вы всё это мне рассказываете?

– Вы поймёте. Вы согласны, что искусство тоже помогает человеку развиваться?

– Но скажите, по каким законам человек творит?

– Как совокупность жизненных событий…

– Не несите чушь. По-вашему, Верн знал, что через сотню лет на Луну опуститься первая ракета?

– Он выписывал много научных журналов. – Заметил Игнат.

– Ладно, неудачный пример… А Нострадамус?

– Шарлатан!

– Булгаков?

– «Матер и Маргарита» – сатира на окружение Булгакова.

– Брэдбери?

– Л.И., не смешите!..

– О, Вы читали Брэдбери?

– Увы, читал…

– Игнат Васильевич… Неужели Вы сами не чувствуете, что это – вдохновение, и оно не поддаётся логике. – Л.И. в расстроенных чувствах провёл пальцем по подбородку. – Вы никогда не писали стихов?

– Жаль. Ради чего тогда жить?

– Исследовать мир, ведь это и есть смысл – искать, пока не найдём! – Сказал Игнат с воодушевлением.

– Молодой человек, а что Вы собираетесь искать?

– Ах, истину! – Всплеснув руками, воскликнул Л.И. – И что за истину Вы надеетесь найти во Вселенной-формуле, вселенной без изюминки. Что интересно, делать, когда всё запланировано наперёд. Функция «вселенная от тэ». Подставил нужную дату, и – оп-ля, Земля через эн времени.

– Ну, не преувеличивайте…

– Нет, это то, чего Вы хотите добиться! Посмотрите правде в лицо! Вам понравилось бы так?

– Нет, слишком скучно.

– Именно, полностью согласен!

– Л.И., что Вы мне пытаетесь доказать?

– Потерпите… Ответьте мне теперь: что такое чудо?

– Опять Вы за своё? – Игнат прищурился. – Ладно… Допустим, я отвечу так… Чудо – это неисследованный закон.

На Л.И. сказанное Игнатом произвело странное впечатление. Он вскочил, как Архимед в ванной, и подался к Игнату всем телом, случайно подвинув стол.

– Ещё раз, как Вы сказали?

– Чудо – неисследованный закон.

– Вот это да… – Сказал гигант, быстро выбираясь из кресла. Подбежал к Игнату и протянул тому руку. – Игнат Васильевич, поздравляю Вас, Вы гений.

Игнат растеряно пожал собеседнику руку.

– Игнат. – Переходя на «ты», сказал Л.И. – Ты согласен, что как только чудо анализируется наукой, оно прекращает быть чудом?

– Мир без чудес – это исследованный наукой мир, так? – осторожно, точно у готового вот-вот расплакаться ребёнка, спросил хозяин.

– А, как Вы уже сказали, Вселенная без изюминки Вас не устраивает. – Победно закончил цепочку размышлений Л.И.

– Да, но ожидая подачки чуда, мы уподобились бы животным. Пошёл дождь – повезло, хорошее чудо, можно напиться. Молнией сожгло берлогу – плохое чудо, ну да ладно, новое отстроим. Эдак выходит тупое следование инстинктам.

Л.И. пожевал губами. Игнат внутренне торжествовал. Добавил, для верности:

– И тогда человек уже не человек.

Хозяин думал долго. Потёр подбородок, достал из кармана сигарету, походил из угла в угол, нюхая иногда курительную трубочку. Потом отбросил её. Игнат, довольный, смотрел на собеседник. Он был победителем, но стоило подождать, пока противник признает капитуляцию. Наконец, Л.И. остановился, глядя в окно, и сказал как бы невзначай, скорее бросил:

– Наука – это те же инстинкты. – Пожевал губами. – Инстинкт Гейзенберга!

– Почему это?!

Хозяин ничего не сказал. Он просто взял Игната за рукав и потащил к окну.

– Что такое? – Возмутился Игнат, и вдруг увидел…

Вороны, говорят, одни из самых умных птиц. Они даже догадываются выбивать ядро из орехов, бросая их с высоты… Используя самое бесхитростное из чудес – закон всемирного тяготения… Игнат часто заморгал. Его щёки что-то щекотало. Слёзы… И не было стыдно, что он, мужчина, плачет. Л.И. крепко, так, что у того затрещали кости и перехватило дыхание, обнял Игната.

– Нет! Вы не правы! – Выкрикнул Игнат, вырываясь. – Я не прав, но Вы тоже не правы!

Он, тяжело дыша, мимолетно взглянул в лицо Л.И.

– Никто не прав!

И выскочил в двери. Нутро Игната жгло жарким пламенем непонимание.

Тишина в тот день не давила Игнату на грудь.

Л.И. в пять часов каждый вечер уходил куда-то в лес. С ведром. И возвращался тоже с ведром, сгибаясь под тяжестью жидкости, наполняющей это ведро. Заметить это было несложно, ведь Игнат играл в карты с Пузовым как раз за столом, который стоял на маршруте Л.И.

За день до отъезда Игнат сказал Пузову, что плохо себя чувствует (кстати, не сильно соврал – пять ночей бессонницы сделали своё), и в четыре часа спрятался в зарослях высохшей ежевики, оплетавшей забор дома Л.И. Ровно в пять часов дверь со скрипом открылась…

…Поляна как поляна. Заросший васильками участок земли. Птички поют, порхая с ветки на ветку. И Тишина. Но теперь беззвучие не давило. Это была мягкая фланель, молочный шоколад, швейцарский сыр, а не обычное отсутствие колебательных движений молекул воздуха. Тишина жила своей драматичной, невидимой жизнью.

В укромном углублении затаился колодец. Не как хищник, скорее, как аккуратный, умудреный жизнью олень. Красные неровные камни, облюбованные разноцветными мхами и лишайниками, были выложены в форме сплюснутого круга. На высоте пояса каменная кладка колодца была прикрыта деревянной окантовкой. Валик колодца с намотанным на него канатом блестел маленькими росяными каплями. Неимоверная трава метровой высоты, пышно окружавшая колодец, заглядывала под своей тяжестью ему в рот.

Л.И. подошёл к колодцу, зацепил ведро, и, сбросив вниз, стал разворачивать ворот. Почти сразу раздался негромкий всплеск – колодец был не глубокий. Игнат привстал, пытаясь увидеть взлетевшие брызги, но тут стоявший развернулся лицом к его укрытию, и физик вынужден был быстро спрятать голову.

Л.И. поднатужился – сквозь прилипшую к его телу рубашку проступили могучие бугры мышц – и принялся вращать железную ручку, поднимая ведро. Несколько раз из колодца металлический бухнуло – ведро раскачивалось, поднимаясь по створу. Игнату показалось, что ведро поднимается целую вечность.

Наконец, Л.И. резко выдохнул и поставил ведро на порожек, расплескав при этом содержимое. Траву окропили потоки прозрачно-голубой жидкости. Окружавшая колодец зелень, как показалось Игнату, стала ещё сочнее.

Передохнув, владелец Еловых Шапок побрёл обратно к санаторию, пыхтя под тяжестью ноши. Игнат нырнул в траву и затих. Вскоре гигантская фигура Л.И. растворилась в салатовом тумане листьев.

Физик раздвинул ветки, огляделся, прислушиваясь. Было тихо. Тогда он на цыпочках, шурша травой, пошёл к колодцу. Раздвинул ветки и опёрся руками о бортик. Заглянул в глазницу колодца…

Светлячки… Россыпь звёзд, случайно оброненных Богом… Головастики будущих царевен–лягушек, поблёскивающие брюшками… Бриллиантовые зёрнышки забытых истин, плавающих в чёрном тумане безумия.

Но не для Игната. «Что же это такое? – Прошептал Игнат, пытаясь унять забившееся в бешеном темпе сердце. – Надо бы разобраться!». Игнат чувствовал нутром, каждой клеточкой, что разгадка всей чепухи этих мест была перед ним, готовая к препарированию.

Игнату стал избегать встреч со Л.И. Если бы Л.И. не прятал колодец, уже сейчас лечение рака и СПИДа было бы десятисекундным делом, и люди сбросили бы со своих плеч страх перед микроскопическими убийцами.

Физик собирался сходить к колодцу ещё раз, перед поездом. Он накинул куртку – ветер, примчавшийся утром, пригнал огромную тучу и сам не думал улетать, носясь между тревожно перешептывающимися соснами и норовя забраться под одежду. Игнат вышел из домика и сквозняк с хрустом захлопнул за ним дверь. Игнат вздрогнул. Но не от внезапного стука двери. Возле крыльца, улыбаясь, стояла Алиса. В её волосах шелестел ветер. Игнат почувствовал слабость в ногах, и, словно влекомый ветром, бросился к девушке.

– Я не надолго… – Сказала она. – Мне папа позвонил, просил приехать. Как он с тобой?.. Нормально?

– Да… – Нехотя ответил Игнат, положив руки ей на плечи. И понял, что ей надо всё сказать.

– Алиса! – Начал он.

– Милый, я знаю… Я тебя тоже… У нас мало времени! Папа сказал, чтобы я к тебе не заходила. Он уже видел меня, поэтому…

Она страстно поцеловала его… Потом отпустила, и коснулась Игнатовой щеки.

– Ты не поняла меня… – Начал учёный, снова обретая дар речи.

Ветер ломал ветки, швыряя мелкие иголочки на землю, ветер пробирал до костей. Он выл, словно пёс на Луну.

– Конечно, я всё поняла, любимый! – Они стояли, соединив ладони и подавшись друг к другу. Алиса смотрела ему прямо в душу, сквозь глаза… Её взгляд изменился. Она крикнула:

– Милый, что тебя беспокоит?.. – И изменившись в голосе, сказала: – Я тебе расскажу легенду.

– Зайдём ко мне! – Перекрикивал ветер Игнат.

– Нет! Слушай… На свете жил Сокол…

Ветер улёгся. Или просто умчался ввысь гонять облака. А люди остались на земле. Учёный и дочь самого большого фантазёра во Вселенной.

На свете жил Сокол. Жил он в прозрачном лесу, где деревья роняют безмолвную листву на молчаливую землю. Сокол был строптивой и свободной птицей. Другие пернатые жители леса не понимали его стремления к воле. И Сокол жил сам, в сенях высокого мудрого дуба. Днём он спал, а ночью расправлял крылья и летал… Выше деревьев, на что решались немногие, выше Солнца…

И однажды, вернувшись с небесной прогулки, Сокол обнаружил в ветвях родного дерева птенца. Птенец был совсем голый, беззащитный. Но люди знали – кто найдёт того птенца, тому будет счастье. Не простая то была птица. Называли ее Восходный Дрозд.

Сокол любил свободу. Он не гнал птенца, но он любил свободу, любил пение знакомых ветров в лабиринтах облаков. И в следующую ночь Сокол опять полетел на свидание с бледнолицей Луной.

На Восходного Дрозда охотились люди. Один из охотников, рыская по прозрачному лесу, нашел-таки заветную птицу. Свет, исходивший от птенца, ослепил его на мгновение, но затем он поднял ружьё, прицеливаясь.

И в этот страшный миг Сокол вдруг понял, что уже не свободен. Что рядом с его сердцем, частью его самого навсегда останется птенец-подкидыш. Жизнь Сокола будет потеряна без маленького существа, за которое он теперь в ответе. Со страшным криком Сокол бросился на охотника, расправив сверкающие, как ножи, когти. И упал человек.

Вслед за первым охотником пришёл второй. И его убил Сокол.

А в третий раз мимо дуба проходил мальчик-пастух. Его заколдовало и привело в лес обитающее в чаще чудовище – Ночная Рысь. Чудовище тоже хотело поймать птенца руками мальчика. Сокол был неумолим... Он больше не верил людям. И тут Сокол увидел приближающееся к любимому существу чудовище, и кинулся на Ночную Рысь… И ударился о невидимую стену. Задыхаясь, в крови, Сокол снова взлетел до небес, и снова бросился на хватавшую птенца Рысь. И снова ударился о прозрачную преграду, созданную чарами Рыси. В третий раз спикировала Сокол в бессильной попытке помочь Дрозду. И разбился о землю. Поднял Сокол голову в нахлынувшей волне всепрощения, и испустив протяжный крик, умер, распластавшись на груди леса. И никто больше не вспоминал ни Сокола, ни Дрозда. Все боялись зверя…

Алиса закончила говорить, и потеряла сознание. Игнат еле успел её подхватить.

– Милая! – Выдохнул он.

Девушка сжала веки, открыл глаза и встала.

– Что-то со мной не так… – Сказала она, пошатываясь. – Пойду, попрошу у отца лекарства…

– Игнатушка… Не бойся, я поговорю с ним.

И ушла. Игнат постоял немного. «Ну, и куда теперь?» – Спросил он себя. И ответил – «Как куда? Конечно, к колодцу!».

На поляне царила ночь. Она полновластной хозяйкой оккупировала её, и Игнат не сразу решился ступить в её владения. Он вытащил из кармана куртки металлическую кружку и, крепко ухватившись за край, наклонился к светлячковой гуще. «Ярких точек стало меньше…» – отметил учёный.

Чашка никак не хотела набираться. «Водичка» в этот день была очень вязкой, и физик буквально выковыривал её из колодца. Он все же добыл её, потрогал пальцем и провёл над ярко-синей поверхностью компасом. Стрелка закружилась вокруг своей оси.

Сзади что-то громко щёлкнуло. Игнат медленно оглянулся.

На тропе стоял Л.И. Таким физик его ещё не видел. Глаза выпучены, губы прыгают, морщины – вонзившаяся в лицо сетка. Всё в нём содрогалось. Всё, кроме рук. Где-то за частоколом деревьев сверкнуло, осветив зажатый Л.И. пистолет. Игнату стало страшно.

– Зачем? – Тоскливо спросил хозяин санатория. – Ведь всё было так просто… Так хорошо складывалось…

– Не надо… – Игнат поднял руку, точно пытаясь защититься.

– Алисочка… бедная девочка моя… – Шепча тоскливо, гигант отвел руку в сторону.

– Л.И.! – Физик не узнал своего голоса. – Знаете кто вы?! Инквизитор! Инквизитор! Вы слышите меня.

– Помолчи. – Почти также ласково, как три дня назад, во время спора, сказал «инквизитор». – Ну почему вам неймется… Все люди как люди. Любят, ненавидят, гуляют, сквернословят… – Он задохнулся. – Пьют, разводятся, предают, смеются, плачут… А вы… – Он долго молчал, и у физика появилось время осмотреться в поисках пути к отступлению. – Вы не можете спокойно… Нет, надо раскопать, препарировать! Но зачем… Почему… Ведь всё так просто. Просто чудо… Маленькое, большое… Зачем его убивать, разбирать, если оно только так, целиком…

– Инквизитор! – Крикнул Игнат и бросился на великана. Вначале ему показалось, что револьвер выскальзывает из рук врага. Но затем ему в скулу с хрустом влетел кулак Л.И. Игнат отлетел метра на два и понял, что добился своего – поляна оказалась позади. Он рывком поднялся и побежал. Впереди поворот. «Ба-бах!». Ветер резво подхватил звук выстрела, играясь им, бросая от дерева к дереву. Над головой Игната взорвалась зелёными ошмётками ветка. Физик начал петлять. Впереди забор санатория! Игнат в два прыжка взлетел на него и спрыгнул вниз. «Ба-бах». Сумрачное небо взорвалось. Игнату показалось, что с его криком слилась ещё тысяча голосов, басистых, зычных, целый хор! И вместе с криками куда-то вниз провалилась кисть левой руки. Нет, Игнат не прыгнул – он рухнул с забора, упав на простреленную ладонь и перекатившись на спину. Это была не боль, а Боль. Она раздирала, заливала белым мрамором голову. Смешиваясь с хлынувшим внезапно ливнем, по лицу Игната покатились слёзы. Не помнил он, как встал, и как заставил себя бежать. Ещё раз грохотнул не то гром, не то револьвер Л.И. Все же револьвер – над бетонной дорожкой, по которой бежал Игнат, взметнулся серый фонтанчик. «К нему… В дом… В логово… Надо сказать… Там есть телефон» – металось в голове физика.