Грипп – это такая пакость, которая не смотрит на возраст и звания. Он приходит всегда не вовремя и меняет все планы. Я заболела гриппом, когда эпидемия гриппа уже прошла. Мне это напомнило историю из детства: восьмилетней девчонкой я шла в музыкальную школу с папкой для нот. Передо мной возникла грозная фигура пятнадцатилетнего верзилы, сминающего снег в упругий ледяной мяч. Его наглые глаза разглядывали меня. Я ускорила шаг. Моими чёрными длинными косичками играл ветер… Тревога подступила и сжала грудь. На улице кроме нас никого не было. Сейчас этот ледяной шар полетит в мою сторону. Вот я получу резкий удар по голове или в спину… Я почти бегу. Наконец, я далеко от него и можно расслабиться. Вот в этот самый миг, когда успокоилось моё перепуганное тело, спрятанное в зимнее пальто с меховой опушкой, спина почувствовала сильный удар ледяного шара.

Так и грипп. Ударил неожиданно и больно. Дал осложнение. Бронхи свистят сопилкой, похрипывают.

«Кто у тебя там живёт и рычит внутри?», – спросила племянница, прижавшись к моей груди. «Наверно собачка? Нет. Кто-то большой… Может быть олень?» Она приложила своё маленькое ухо к моей спине и заснула под песню бронхов, как под колыбельную.

Под аккомпанемент бронхов мне пришлось идти к врачу. Спазм сжимает горло. Температура мешает думать. Сердце колотится так, что стук его слышен, вероятно, на весь автобус. Тик-так, – стучит сердце. Тик-так! Сколько времени отмерено стучать ему, захлёбываясь от нагрузок и непонимания? Врачи говорят, что астма часто возникает от непонимания. Слушай, астма! Ну, что тебе не всё равно, понимают меня или нет? Не обращай внимания. Придёт время – поймут. Дожить бы… Тик-так!, – стучит сердце, колотится вдвое быстрее, чем положено. Тик-так-так-так… Спешит к финишу… Так-так-так-так…

Слава богу, – поликлиника. Ещё усилие. Как бегущий лидер, видящий финальную ленту, мысленно рвёт её своей грудью, а ноги, как во время замедленной съёмки еле-еле отрываются от земли, делаю шаги, отыскивая кабинет врача. Сажусь на единственный пустой стул и разглядываю белый коридор, заполненный чихающими и кашляющими людьми. Тут ещё наглотаешься бацилл другой породы, что тогда? Узнаю, кто последний в очереди не по записи, а только выписать лекарства и прислушиваюсь к сердцу. Стучит, значит – жива.

Как-то попала на приём к ивритоговорящему врачу. Хотела объяснить ему, что потеряла сознание, в первые дни приезда в Израиль. Люди сказали, что это случилось потому, что не пила воды. В Израиле почти все ходят с бутылками кока-колы, спрайта, или просто воды, чтобы не свалиться, как я. Но мне захотелось уточнить диагноз и проконсультироваться у врача. Выучив фразу «Я потеряла сознание – Ани ибадти хакара», – я отправилась на приём. Врач попросил снять кофту, чтобы прослушать моё сердце.

«Ани екара!», – начала я заранее заготовленную фразу. Врач побелел. «Ой, я сказала ему, что я дорогая, что он может подумать?» Я стала вспоминать новые для меня слова. «Ани акара!», – вспомнила я. Врач отшатнулся и попросил меня одеться. Чем же я его перепугала? Акара – это бездетная, явно не то, что я хотела сказать. Я стала на ломаном иврите объяснять, что я как мёртвая на полу… Врач вытер пот с лица и дал направление к русскоговорящему доктору. Но в последнее время приехало столько русскоговорящего народа, что к этому врачу так просто не попадёшь.

«Вы куда без очереди?», – раздался скрипучий голос деда, казалось поседевшего ещё больше за время ожидания. Острыми иголками торчали седые короткие волосинки на его щеках. Эта небритость напоминала взъерошенный кактус.

«Сейчас моя очередь!», – всполошилась проснувшаяся от крика старушка, но её никто не слушает. Точно в коробку фокусника заскакивают и пропадают за волшебной дверцей дама в открытой майке с яркой серёжкой на обнажённом пупке, и господин, говорящий по пелефону, кучерявый парнишка с папкой под мышкой и мамаша с тремя дочками… Может быть, в кабинете врача есть другая дверь? Иначе, как могут они все поместиться в крохотной комнатке у врача, сидящего за компьютером и разговаривающего по телефону.

«Они, наверно, по записи», – предположил инвалид, сидящий в инвалидной коляске.

«По телефону в регистратуру не дозвонишься, а чтобы записаться надо приехать к восьми утра. Если дадут очередь на двенадцать часов дня, то домой уже не вернёшься. Вы же знаете как автобусы сейчас ходят: час нет автобуса, а потом сразу три идут… А у меня, может быть, инфаркт. Слышали сколько денег стоит скорую помощь вызвать? Легче самому к врачу дошкандыбать…», – забурчал дед.

К двери кабинета семейного врача подошла новая посетительница.

«Не пущу! Кусаться буду вставной челюстью, но не пущу!», – взвизгнула старушка. Она отбросила палку и в один прыжок оказалась у двери. Её лицо было полной иллюстрацией того, что она только что произнесла. Дама отшатнулась и спросила на иврите: «Ат лё бэн Адам?!»

«Она меня обозвала», – ойкнула старушка. «Переведите, что эта мерзавка сказала мне».

«Не беспокойтесь, бабуля!», – включилась я в разговор, чтобы снять накал беседы. Перевод: «Ты не человек?!», – оскорбил бы старушку, поэтому я перевела дословно – «Ты не сын человека?!»

«Да!», – гордо выпятила тощую грудь бабулька. «Я – не сын человека. Я – дочь человека! Но, как сторожевой пёс, не пропущу больше никого без очереди. У меня болит сердце, нога, почки, дёсна… у меня даже начали болеть вставные зубы!» Старушка, забыв про палку, вломилась в кабинет врача из которого горошинками высыпались остальные посетители, раскатившись по другим кабинетам.

Оглядев длинную очередь я пришла к выводу: чтобы хватило сил лечиться – надо иметь отменное здоровье.

«Тук-тук», – подтвердило сердце. Да, одни лекарства лечат, а другие калечат. В носу зачесалось и я чихнула. Значит, правда! Кризис прошёл и захотелось лечь в постель, и уснуть. Я вышла на улицу. «Тик-так», – щебетало сердце. «Так-так!», – вторило эхо. «Живу!!!»