"Жили-были дед да баба. А детей им Бог не дал..." (русская народная сказка) Встала пораньше, бодренько, как казалось, прошмыгнула в кладовку. За раз всё не захватила, пришлось возвращаться. Дверь прикрывала тихохонько, чтобы Степа не проснулся. Затопила печь. Замесила тесто. Поставила самовар. Сварила яйца, рис, грибы для начинки к затеянной стряпне. Заварила чай. Пошла будить Стёпу. - Чай будешь? Вставай уж, что-то разлежался сегодня. - Да, кости ломит! Простыл вчера, что ли? -А нечего полегку в сарае весь день торчать! Сейчас молока нагрею. Нагрела молока. Понесла кружку, да у самой кровати запнулась о Муську, всё молоко деду в кровать вылила. Хорошо – не горячее! Тот только улыбнулся: - Ты меня, Варя, как в сказке, решила в молоке искупать, чтобы обернулся я добрым молодцем. Встаю, дай рубаху только сменю. Потом чаю попили, с батоном, пока пирогов не печено. Потом дед улыбнулся загадочно, фуфайку на плечи накинул, ушел в дровенник. Вернулся… А вернулся с подарком. Приволок кресло-качалку, поставил перед телевизором, старушку свою разлюбезную подвел, думочку на сиденье бросил. - Попробуй-ка! Как у Дона Карлоса! С годовщиной тебя! Шестьдесят лет вместе, а для меня ты, как … Слезину предательскую смахнул, губу нижнюю прикусил и к окну отвернулся. К обеду горячие пироги – на столе, льняным полотенцем прикрыты. Анна, соседка, подошла. Чаю попить, языки почесать. Сели, пирогов попробовали. Анна на качалку косилась - косилась, не выдержала: - Дай-кась посижу-то? Ох и ла-адно! А уж красоту-то, красоту-то навел! Так до темна и не вылезала из качалки. - Насидишься еще, Варюха! Да, не зря у вас дом на весь посёлок кружевами знаменит! И то: Стёпка на сто верст вокруг по дереву-то лучший! ...Умеете вы праздники по любому поводу делать. Мой старый на именины конфетины простой не подарил, последний подарок, помню, перед сватовством был: шаль настоящая, городская. А и дети - все в него (и поперхнувшись будто - закашлялась)...Эх-ма! Душой я у вас оттаиваю…. Вы всё, будто молодые, любитесь! Потом засуетилась, засобиралась как-то сразу домой и, спускаясь с крыльца, сокрушалась, бормоча себе под нос: - Вот же дура-то старая! Надо же было про детей ляпнуть! Ну не язык - помело настоящее! Ох и ду-у-ра я, ох и ду-у-ра! Опять им души разбередила! Да и Бог-то тоже куда смотрел? Ну чем они детишков не заслужили?! К ночи усталость навалилась резко, еле до кровати добралась. Степан табурет придвинул, руку в свои ладони взял. Помолчали. Потом вздохнула: - Сердце что-то прихватило, дай валидолу положу под язык. Пока за валидолом ходил, Муська на табурет запрыгнула: устраивалась к ночи. Пришлось перекладывать в ноги Варе: - На, погреет хоть! И опять слезу смахнул рукавом: - Старый совсем стал, слезливый! Эх, жили-были дед да баба…! |