Камни имперской дороги гулко звучали в ночи под копытами коней. Степь обычно приглушает звуки. Они не отражаются от рельефа местности и уходят в бесконечность, поэтому эха нет. Но эти камни были особой породы. Они были как бы полыми внутри и звучали как барабан. Командир всю дорогу думал, что под камнями что-то есть, какие-то трубы или полости. И он не просто думал, но почему-то был уверен в этом. Будто знал и видел когда-то. Ему очень захотелось припасть к ним грудью и ощутить вибрацию и этот странный, теплый, насыщенный гул. В ушах почему-то стоял мерный ритм мощных ударов, как будто тысячи ног одновременно с равными промежутками резко опускались на эти плиты. Он скомандовал привал и бойцы съехали с дороги в сторону. Там в кустах развели костер и стали готовить свою нехитрую еду. Пока они возились, коней расседлали и, стреножив, пустили пастись. Ночь была теплая, лунная. Луна пригашала звезды, но что-то сильно напоминала Командиру.

Он вышел на дорогу и прилег на плиты. Бойцы не отреагировали. Они привыкли, что их Командир делает неожиданные вещи, которые потом всегда объяснялись просто. Наверняка они подумали, что он прослушивает движение по дороге чужих ног. Но Командир совсем не думал об этом. Он лежал на плитах и впитывал в себя их странное тепло. Что-то назойливо крутилось в памяти, но нельзя это было никак ухватить. Вот так же он лежал когда-то… Да, наверное. Когда-то лежал… Но когда? Он перевернулся на спину и стал смотреть на звезды.

В сердце рождалось какое-то решение. А, может и не рождалось, а припоминалось? Что-то такое, что может сделать его по-настоящему свободным … Стоп! При чем тут свобода? Разве он не свободен сейчас? Командир никогда не задумывался над тем, что такое свобода. Он считал, что свободен, раз не в плену и не в тюрьме. Разве есть какая-то иная свобода? Но сердце сейчас говорило ему, что есть. Оно помнило такую Свободу и ему было странно слушать себя и узнавать в себе то, чего не было в его жизни.

Он смотрел на луну и звезды вокруг неё. И они также ему что-то напоминали. Он закрыл глаза и все в один миг изменилось.

 

Видение Командира.

 

Огромные толпы людей двигались по имперской дороге. Усталые, потерявшие надежду. Его воины шли им навстречу, оттесняя к обочине. Он четко увидел себя среди них. Он их вел. Их было не много и не мало. Тяжеловооруженная пехота в сияющих доспехах. Они шли в горящий город. Шли на верную смерть. Таков был приказ. Сегодня они отдадут свои жизни врагу, но задержат его, запрут в мышеловке, смешают ряды и, если повезет, обратят в бегство. Люди уйдут, многие смогут спастись. Он смотрел в лица встречной толпы и видел лишь пустоту безнадежности в их глазах. Тяжко такое было видеть. И в этот момент небольшая коляска, уклоняясь от воинского строя, начала съезжать к обочине и опрокинулась. Раздался женский крик и до боли резанул по сердцу. Такой он был знакомый. Командир бросился к коляске и, подперев плечом, попытался приподнять. Воины подбежали и, просунув длинные копья, рычагом подняли её. Тогда он подлез и извлек тело беременной женщины. Она вцепилась ему в руки, а глаза приковались к его глазам. Женщина рожала, но он не понял этого, пока какие-то старухи не отогнали его прочь. Они разжали цепкие пальцы женщины, уложили на какие-то тряпки и принялись делать привычное им дело. Лишь одна сказала воинам: Отвернитесь! Они встали в строй и двинулись дальше. Молча. Только глаза этой женщины никак не отпускали Командира. Что он в них увидел? Надежду на помощь? Мольбу о спасении? Что? И почему она была ему так знакома… Но он не видел её никогда! Нет, не она, не сама женщина, её крик! Вот что показалось ему знакомым. Крик. Что в нем было?

Строй медленно приближался к покинутому городу. Жители подожгли его, чтобы не отдавать врагу. Ветер гнал навстречу клубы едкого дыма. А в ушах стоял женский крик.

Когда отряд влился в город и вышел на огромную площадь, Командир выстроил его кругом и стал ждать. Они не знали, с какой улицы появится враг. А улицы отходили от площади лучами. Нужно ждать. Но крик тревожил его сердце. Тревожил очень сильно и он никак не мог понять почему. Враг не замедлил и появился со всех лучей одновременно. Топот копыт оглушал, но звучал в разнобой. Отряд не двигался. Все ждали команды. И враги тоже.

Командир скорее вычислил, чем угадал их военачальника. Красивый, статный воин и совсем не похожий на эту узкоглазую орду. Он напомнил ему Рыцаря-Мага, которого Командир видел давно у реки. Он выделялся среди толпы низкорослых диких конников. Расстояние было приличным и Командир не видел его глаз. Но очень бы хотелось.

И вот в этот самый момент, когда он увидел в лицо свою смерть, до него дошло, чем встревожил его так этот женский крик. Он сердцем вдруг ощутил, как взывает о помощи его земля, его народ, все матери и жены, все сестры и дочери! Вся природа взывает о помощи и он один может помочь. Лишь он один за всех в ответе.

Трудно сказать, что он в этот момент чувствовал. Такого не было никогда. Но это было чувство себя, а все остальное вдруг стало этим криком надежды. Он был один на один лицом к лицу с Рыцарем. Но этот крик… Он давил, он сокрушал. Мы не смогли, я не смог… Нас мало… Командир терял равновесие от боли души и лишь где-то глубоко под слоем этой самой боли вставал мощный столб решимости и силы.

Командир сначала смутно услышал слова переводчика. Когда же предложение прозвучало второй раз, все сразу оформилось. Это было странное спокойствие. Почти равнодушие, но в нем звучал оттенок совсем иной. Вдруг он понял, что любит Жизнь, любит свой народ, любит своих бойцов и ноги почему-то сами шагнули вперед. Он вдруг понял, что через минуту станет СВОБОДНЫМ! Меч палача опустится на него и в эту минуту крик прекратится. Командир подошел ближе к Рыцарю и заглянул в его глаза.

«Ты хотел моей смерти! Ты получишь её! Но когда придет время, тебе придется это оплатить своей жизнью!»

Но когда он лег грудью на свой щит и закрыл глаза, в этот самый момент, когда он уже слышал шаги приближающегося убийцы, сила прорвалась из его сердца и эта сила оказалась СИЛОЙ СВОБОДЫ! Такое может ощущать лишь человек, исполнивший свой долг ценой жизни! Так подумал в этот момент Командир. И в этот самый момент на долю секунды он ощутил благодарность к своему Врагу. И сразу тьма.

 

Командир раскрыл глаза. Он не спал. Он переживал. Он смотрел на звездное небо и думал о том, что не успел ни тогда, ни сейчас понять природу этой благодарности: «Так вот какая бывает свобода! Какова же тогда может быть благодарность? Так вот почему меня так манят эти камни! Они позволили мне вспомнить!»

Он встал, отряхнулся от дородной пыли и присоединился к бойцам.

«Вспомнить я вспомнил, а теперь надо это поскорей забыть. Не время сейчас».