14 августа 1998 года, ночь.

 

Заканчиваются жаркие дни. Неслышно подкрадывается осень. О ней пока еще никто не догадывается. Яркая картина в зеленых тонах сменится на яркую в желтых. Как будто станет больше солнца и можно снова помечтать о лете.

 

Июнь и июль – два братца. Не жаловали меня, дЕвицу.

 

Чего я хотела? Ничего особенного: чтоб любили, чтоб тело избавилось от напряжения, чтоб оно узнало мужские руки. Но – не случилось. Можно ли тосковать о том, что еще незнакомо, что не прочувствовано, не перелюблено?... Сходила с ума! Валялась днями на постели, руки скользили по бёдрам, описывали полукружья у сосочков – кожа звенела от прикосновений. Туго, туго!... Проверяла тело, удостоверялась, крепка ли тетива, выдержит ли стрелы упор.

 

Утром надумала на пляж идти. Народу у речки немного, хотя жара стоит, что пекло – беспощадная. Прихватила с собой бикини и к нему топ купальный до пупочка. Переоделась, легла на песок. Жду.

 

Не прошло и часа, подсел кто-то.

- Эй, красавица, не спечёшься?

Открываю глаза, парень в бейсболке надо мной склонился, улыбается. Приподнялась, оценила. Нахальная морда, белоснежная майка на коричневом теле, шорты до колен. Мышцы выпирают, вот-вот кожа лопнет. Тоже тугой.

- Если не будешь двигаться, то в твоей тени мне не сгореть.

- Что ж, послужу тебе зонтом, – широко улыбнулся и уселся рядом.

 

- А ты красивая, - сообщил мне новость юноша.

Я лежала, не шевелясь, не дрогнув ресницами, предоставив ему свободу обозревать мои изгибы и выпуклости.

- Во-он девчонки пошли в одних трусиках, - шепнул мне на ушко.

- Пусть.

- Давай и мы тоже.

- В одних трусиках?

- Ну да.

- Хорошо. На счёт «три». Согласен? Не успеешь – «до трусиков» не будет.

- Считай!

 

- Раззз! - мелькнула майка белым росчерком.

- Дввва! - змейкой шнурок распустился.

- Три! – шорты обмякли у стоп.

Только раскрыла рот, чтоб вынести приговор - одним взмахом свержена бейсболка, прыжком из шорт – хлобысь на песок! И вот предо мной Адонис в плавках. Поражена! Смотрю на него во все глаза. Сумел таки! Приговор отменяется, вручаю награду. Завела в голове мотивчик. Стою, медленно извиваясь, и так же медленно снимаю топик. Глаз с Адониса не свожу. Зрачки его расширились. Топик полетел к шортам. И в который раз! - чувствую, как горячий воздух тронул два созревших наливных яблока с отвердевшими сосками, а ровная гладь живота нарушилась пульсирующей рябью внутренней дрожи.

 

Парень схватил меня за руку и умчал к реке. Вбежали с разбегу в воду. Холодом окатило снизу по самые плечи.

- Ты – богиня! – прокричал сквозь брызги

Я хохотала.

Прыгала в воде, поигрывая яблочками. Он же глазами их поедал, надкусывая, похрустывая. Прорубил водную толщу грудью, приблизился. Близко. Очень близко. Прижал к себе, жадный, руками мощными укрывая на животе яблочки мои наливные.

- Не отпущу!

 

Когда мы выходили из воды – кожа в пупырышках – всё так же держась за руки, услышала:

- Вот стерва! Паскудница! Ни стыда, ни совести!

Женский голос, озлобленный, завистливый. Стало обидно. Уж не я ли берегла себя?

 

Пришли к одежде, разбросанной на песке. Я скоренько надела футболку и джинсы. Адонис растерялся.

- Что – всё? Уходишь?

- Ухожу.

- Телефон скажи!

- Три, два, два – два, два – три, три – два, два

- Ты что, издеваешься? Я же не Карлсон!

- А я не Пышка!

- Кто-кто?!

- Классику читать надо!

 

Убежала я от Адониса. Сама не знаю, почему.

 

И вот лежу на простынях, солнцем обожжённая. Сон не идёт. Тело горит. Трогаю бугорок, опушенный золотистыми волосками. Там прячется потайной вход, розовеющий влажным бутоном...

 

Зря от Адониса сбежала!

 

14 июня 2007 г., Фризойтэ, Германия