- Я вас не узнаю, Семен Федорович, - проговорил мой зять, сотрудник ФСБ, - вы изменились. И изменились до неузнаваемости. Где? Где ваша страсть к авантюрам? Еще недавно, вы, могли спокойно ограбить банк. А сейчас, я вам, предлагаю дело….

- Вот именно дело, - перебил я его, - дело. Дело, на которое мне не хочется идти, только по одной причине - я завязал. Геннадий понимаешь – я завязал. Дочь, а теперь еще ты. Не ужели ты предполагаешь, что я могу ввязаться в авантюру, и тем самым подвергнуть опасности мужа моей дочери.

- Ни какой опасности не будет. Вам просто нужно будет перепрятать ценности, что бы потом, мы смогли бы просто изъять…..

- Просто изъять. У меня?

- Побойтесь бога….

И тут мой зять, поведал свою идею. Все было просто.

Случилось так, что в конце двадцатых годов, его прадед, в то время рядовой милиционер губернского ГПУ, участвовал в осаде одного из монастырей, что в последствии были затоплены Рыбинским водохранилищем. Монахи, защищавшие обитель были разбиты. Часть из них получили прощение от Советской власти, а вот архиепископ и несколько монахов высшего звания были расстреляны. Именно им, погибшим мученической смертью, перед самой осадой удалось спрятать сокровищницу монастыря: несколько рукописных книг, золотые кресты, подсвечники, иконы.

Чекисты не сразу сообразили про монастырские принадлежности. Лишь через пару недель, после смерти отца настоятеля схватились они на счет драгоценностей. Оставшиеся в живых монахи не знали, куда архиепископ смог их скрыть. Поговаривали, что, дескать, под монастырем находились подземные ходы.

Перед самым затоплением местности было несколько попыток поисков, но они оказались неудачны и тайна сокровищ, так и осталась тайной.

Где-то в начале восьмидесятых от рака легких умер прадед. Перед смертью он позвал своего внука, отца Геннадия, и признался, что лично сам расстрелял настоятеля, который в последние минуты жизни проклял его, и, сказав, что умрет прадед мучительной смертью, как и все те, кто нарушили покой священных стен монастыря.

Вот уже несколько лет все в семье Геннадия умирали от рака. И чтобы покончить со всем этим, решил Гена, найти сокровища монастыря. Единственной проблемой стало то, что в затопленный монастырь не попасть.

- Так ты предлагаешь мне, почти старику, заняться подводным плаванием? – спросил я и рассмеялся.

- Что вы, Семен Федорович, каким плаванием. Все гораздо проще, вы просто попадете в монастырь, и перепрячете сокровища монахов, в другом месте.

- Как же я проникну в монастырь, если он под водой….

- Я вас отправлю в прошлое в тот год, когда началась осада монастыря. У меня есть прибор способный переносить человека и в будущее, и в прошлое.

- Машина времени? – спросил я, вспомнив произведение Герберта Уэллса.

- Типа того, - продолжил Геннадий, - видите ли, Семен Федорович, в секретных лабораториях уже давно проводятся исследования по теории перемещения во времени. ФСБ – сами понимаете. Для поддержания стабильности в государстве любые средства хороши…. Мы, конечно же, не пытаемся изменить историю…. Это все равно бесполезно. А вот спасти какого-нибудь ценного агента, тут вопросов нет… это всегда, пожалуйста.

- Но…. – начал, было, я, но мой зять не дал мне договорить:

- В данном случае, вы в любом случае не измените историю. Вы же не отдадите сокровища в руки чекистов.

- Но, я могу взять их себе и скрыться в любом из времен….

- Вы, это не сделаете, у меня будет гарантия, что вы вернетесь. Это ваша дочь, и ваш внук, мой сын. Вы же не хотите, чтобы его постигла та же участь, что и всех в моем роду. И есть еще одна причина, но ее я объясню позже.

Что, верно, то верно. Внук, что сейчас бегал во дворе, это все, что было у меня в последнее время…

- Я же хочу вернуть драгоценности церкви, - продолжал Гена, - и ли вы думаете, что я майор ФСБ преследую корыстные цели?

- Я бы так мог подумать, если бы не знал тебя.

Мой зять не отличался корыстью, можно даже сказать, что он был человеком чести. Он скорее с себя последнюю рубашку снимет, чем что-то возьмет, а уж тем более присвоит. Побольше бы, таких служителей фемиды - как Гена Козаков. Он и меня, так, скажем – спас, из омута вытянул.

Лет пять назад, я еще баловался. Ограбления совершал такие, что закачаешься. Ни кто на меня выйти не смог. Да и он бы не вышел. Если однажды весной, моя дочь Лена не сказала, что познакомилась с парнем. Это был Геннадий он тогда, уже два года в ФСБ служил. Пришел туда из Внутренних войск. Семейная традиция. Прадед – чекист, дед сотрудник НКВД, отец – служил в КГБ. Так уж угораздило, что именно он и занимался моим делом. Если бы не статуэтка, ту, что мне удалось умыкнуть из музея, Гена может, меня еще не один год искал. Статуэтка меня и выдала.

Вот так вот сидели мы тогда на кухне. А он меня отчитывал. Говорил, что не хорошо, что грех. Что если самому жизнь не нужна, то хоть бы о дочери подумал. Все равно вышли бы они на мой след. Не сейчас, так позже. Привел море аргументов, а главное попросил все похищенные вещи вернуть. Пообещал слово за меня замолвить. Сдержал. Вот только все равно год дали, правда - условно. И хоть я бывший вор, он всегда ко мне обращался на вы.

- Хорошо, - проговорил я, - но почему именно мне ты предлагаешь? Что у вас там специалистов нет?

- Есть, конечно же. Но одних я не хочу посвящать в свои планы, другим я не доверяю, а треть просто тупые. Сам же Семен Федорович знаешь, какие у нас бывают.

Еще бы не знать. Не у всех же служба по зову души, не которые идут в ФСБ и просто из-за того, что думают, что там легкая работа.

- Ладно, уговорил. Когда и куда?

- В смысле?

- Ну, где этот твой монастырь? Я не время имею в виду, а место. Ну, где он находился?

- Сейчас он под водой. А в конце двадцатых годов ХХ века он находился по середине между Рыбинском и Мологой.

- Понятно. А, по подробнее. Что он из себя представлял?

- Это Мологский Афанасьевский монастырь, основанный в XIV веке. В обители находилось 4 храма. Есть предположение, что из монастыря к реке Молога вел подземный ход. Его обнаружили уже разрушенным.

- Ну, бог с тобой, рассказывай, как я попаду в прошлое.

Гена наклонился, открыл дипломат, стоявший у его ног. Извлек оттуда маленькую черную коробочку.

- С помощь нее можно путешествовать, - проговорил он, - вводишь координаты. День, месяц, год, время суток. Нажимаешь кнопочку и ты пах в прошлом, или в будущем.

- То есть если я сейчас введу нужную дату, то окажусь в монастыре?

- Нет, конечно же. Чтобы оказаться в определенном месте, с начало нужно туда добраться. Иначе сейчас не было бы в мире, ни каких тайн. Секреты ФБР, ЦРУ, МИ-6 просто стали бы нам доступны. Чтобы украсть секретные документы Скотланд-Ярда нужно приехать в Лондон. Переместиться в прошлое, во времена Рима или даже Египта. Добраться до места здания полиции, а уж затем в наше время. Но это очень рискованно. Нужна гарантия, что ты не окажешься вмурованным в стену. Переходы возможны только на открытой местности, или в помещении, которое на определенное время не менялось.

- Ну, ладно, - остановил я его, - для меня это полный бред. Все равно не пойму до конца. Теперь говори, когда начнем операцию. Когда выезжаем и куда?

- Завтра, я уже все приготовил. В район города Рыбинска. Там есть одно тихое место для перехода.

- Хорошо.

 

 

На следующий день я уже бродил по берегу Рыбинского водохранилища, то и дело бросая в воду камушки.

- Вы так всю рыбу распугаете, - неожиданно произнес Гена, все время сидевший в шестисотом, - хватит дурака валять Семен Федорович. Вы бы лучше переодевались.

И он протянул мне чемодан. В нем оказались вещи, как раз те, что носили в революционную эпоху. Нет не крестьянская одежда, и не военная форма, староват, если признаться, я для нее. Обычный городской костюм, до революционного покроя. Судя по тому, что это были летние вещи, переход должен был состояться в летний период.

- Вы окажитесь в августе 1929. По возможности попытайтесь найти какой-нибудь обоз, движущийся в направлении монастыря, - проговорил мой зять, - вот возьмите карту той эпохи.

И протянул мне листок, на котором был изображен район, в настоящий момент, находившийся под водой. В верхнем левом углу была надпись Ярославская губерния и год 1927.

Переоделся, запихнул карту за пазуху, обнял зятя и нажал кнопку на пульте…..

 

Я стоял на холме, который гордо возвышался над поименными лугами. В небе парил сокол. Где-то в лесочке, который был вырублен в будущем, пел соловей.

Было раннее утро.

- Э-ге-ге – прокричал я, как подросток и бегом спустился туда, где еще в недавнем моем прошлом, плескалась вода Рыбинского водохранилища.

Наклонился, сорвал травинку и поднес к глазам. Потом сделал большой вздох. Воздух здесь еще не пропитался теми запахами, что появятся потом. Пахло медом, цветами, расой и навозом. И даже неприятный запах навоза здесь, в чистом от заводской копоти небе показался чем-то сказочным. Но, увы, не всем это дано было понять. Не знаю толи воздух, толи еще что, но мне показалось, что я скинул лет двадцать.

Пробираясь по лугу я наконец-то вышел на дорогу. Достал из кармана брюк компас и сверился с картой.

- Пойдем на северо-запад, - сказал я самому себе, и пошел, насвистывая старинный мотив.

Через полчаса меня нагнала телега, запряженная пегой лошаденкой.

- Тпрууу – прошептал старичок, лошаденка остановилась.

Одетый в белую рубаху и коричневые брюки, он оглядел меня, усмехнулся и спросил:

- Кто таков? Отколь и куда, путь держишь?

- Семен Федорович Костомаров, - проговорил я, - бывший дворянин, а теперь, - тут я махнул рукой, - бродяга. Иду с Крыма в родную Мологу.

- Что-то я тебя батенька не припомню в Мологе – то….

- Так, я почти тридцать годков провел в столице. Служил царю и отечеству.

- Так ты, наверное, чай из господ офицеров?

- Так точно, - ответил я, вспомнив о тех нескольких годах проведенных мною в суворовском училище, пока злой рок не толкнул меня на криминальную стезю.

- А за кого воевал в Гражданскую?

- С начала под командованием генерала Кутепова служил…. А когда увидел, что он с народом делает, к красным ушел. А сейчас вот хочу городок свой посетить, да в монастырь податься. Грехи замаливать.

- Много грехов-то?

- Много, очень много.

- Так сначала может в монастырь, а потом, когда устроишься в город. Сейчас у новой-то власти религия не в чести. Не иначе, как опиумом называют. Да, что это я. Ты садись. Я как раз в монастырь еду. Письмо от сестры отца настоятеля из Рыбинска везу.

Я запрыгнул на телегу, да так, что она даже скрипнула. Было такое ощущение, что и осела чуть-чуть.

- Ты уж поосторожнее Семен Федорович, - проговорил мужичек, - чай не бричка.

Телега медленно ехала, по дороге тянувшейся между заливных лугов. Егор Тимофеевич, так звали владельца повозки, долго расспрашивал меня: про Перекоп, про Ленина и про Буденного. Я как мог вкратце попытался изложить все то, что почерпнул из учебников в школе.

Вскоре показались стены монастыря, высившегося над крутым берегом реки Мологи. Мне даже показалось, что, однажды проплывая по водохранилищу, я видел купол самого высокого храма. Тогда он только-только выглядывал из воды.

Дорога разделилась. Егор Тимофеевич свернул и вскоре остановил телегу у ворот. Спрыгнул с нее, словно ему было не шестьдесят, а в два раза меньше и подошел к обитым железом мощным воротам. Постучал.

Пока мы ждали, я успел оглядеть сооружения. Не удивительно, что войска, в которых служил прадед Геннадия, так долго не могли взять обитель. За белокаменной крепостной стеной находились четыре собора. Их купола уносились в небо и сияли в лучах летнего солнца. На четырех башнях, что по углам замыкали стены, высились деревянные шатры с металлическими маленькими флажками. Из-за стены раздавалось пения монахов.

Неожиданно маленькая дверь в воротах открылась, и на пороге возник полный монах.

- А это ты Егор, - проговорил он, узнав Тимофеевича.

- Я батюшка.

- А это кто с тобой?

- Семен Федорович Костомаров, - бывший сначала белый офицер, потом красный комдив, - проговорил я.

Монах сначала поморщился.

- И за чем вы пожаловали Семен в нашу обитель? – спросил он.

- Грехи замолить отче. Больно уж много на моих руках крови. И немецкой и нашей русской. Не могу я отче больше жить так, - забормотал я, пытаясь играть более правдоподобно.

- Ну, раз решил грехи замолить, так будь добр зайти. Извини, обильного питания предложить не можем. Сами вот уже, поди, второй год еле концы с концами сводим.

Я перешагнул порог монастыря и от удивления чуть не упал. Перекрестился. Нет, что не говори, но со временем тот колорит, что летал здесь в стенах этого монастыря, да и скорее и других тоже выветрился. Всюду бродили монахи, спешившие по делам. Мимо меня пробежало даже несколько мальчишек, облаченных в рясу.

- Ты уж Семен Федорович, - проговорил монах, - не считаешь, поди, что религия это опиум для народа?

- Если бы считал не пришел бы в храм, - парировал я, - нет что-что, а покаяться всегда нужно. Я ведь убивал на войне не ради удовлетворения низменных чувств. Просто выхода у меня другого не было.

- Защита отечества от иноземцев это не грех, сын мой, - вздохнул батюшка, - а вот смерть братьев своих христиан, славянин - это, пожалуй, большой грех. Но грех этот не твой. Грех это тех, кто религию опиумом именует. Ну, да ладно, ступай в келью.

Увидев мое озадаченное лицо, он улыбнулся. Подозвал к себе мальчонку и велел тому отвести меня в мои покои. А сам обернулся к Егору Тимофеевичу и спросил:

- Что ты привез от сестры Архиепископа.

Тот полез за пазуху и извлек оттуда голубой конверт.

- Так-так, - донесся до меня голос монаха.

 

Мальчишка открыл дверь кельи, и я вошел в маленькое помещение, предназначенное для одного человека. Огляделся. Простенькая деревянная кровать, стол, табуретка. На столе огарок свечи, в углу икона святого. Что это за святой я не знал.

Как только дверь за моим провожатым закрылась, я снял пиджак и повесил его на спинку кровати. Снял сапоги и лег на тонкий соломенный матрас. Нужно было обдумать последующие мои действия. По-крайней мере около недели сейчас у меня в запасе.

Во-первых, предстояло решить, где я спрячу ценности. Для этого, скорее всего, нужно вырыть землянку или специальную яму. Но, чтобы это не было, это должно оказаться в незатопленной местности. А для этого нужна мне машина или телега. И так, во-вторых, нужен был транспорт. Его, скорее всего, придется угнать. Ну, да ладно не впервой. В-третьих….

И тут в дверь постучались, потом, не дожидаясь моего ответа, она скрипнула и открылась. На пороге стоял тот самый монах, что встретил меня с Егором Тимофеевичем.

- Батюшка архиепископ хочет видеть вас у себя, - проговорил он, - мне велели доставить вас к нему.

Я потянулся, встал с кровати. Запихнул ноги в сапоги и накинул на плечи пиджак, и проговорил:

- Пошли.

Вслед за монахом я вышел в коридор. Несколько минут мы шли вдоль монашеских келий, потом свернули на право и оказались у дверей на улицу. Вышли наружу.

Миновав площадь, подошли к центральному собору. У самых ворот монах перекрестился. Я последовал его примеру, и мы вошли в здание.

Архиепископ ждал нас в маленькой комнатке, находившейся за иконостасом. Это был мужчина дюжего телосложения, способный одним ударом убить кабана.

- Мне доложили, что вы хотели бы принять постриг, - проговорил он, когда за монахом закрылась дверь.

- Если это единственная возможность замолить те грехи, что я совершил то да.

- Возможность вероятно не единственная, - продолжил батюшка, - да и способов искупить грехи множество. Сейчас, когда власть в стране принадлежит народу – я не могу вас убеждать, а уж тем более уговаривать. Тем более, когда ходит слух, что церковь собираются закрыть. Не нужна она советской власти. Не нужна.

Он оглядел меня с ног до головы, словно какой-то психолог. Хотя священники сами по себе должны были быть психологами. Ведь иногда их слово могло спасти человека от суицида. Не знаю, что он во мне разглядел, но архиепископ улыбнулся и проговорил:

- Грехи можно искупить и по-другому. Меня недавно убеждали, что вы из ОГПУ. Посланы вы, дескать, к нам монастырь, чтобы узнать о сокровищах. Ложь. То, что вы служили, в этом я не сомневаюсь, но вот не в милиции и не в ГПУ. Ваша походка, в ней остались следы вашей учебы в кадетском корпусе.

Он подошел к окну. Посмотрел на монахов занимавшихся делами. Потом оглянулся, прищурил глаз и сказал:

- Я хочу предложить одно дело, - и, увидев выражение на моем лице, добавил, - скоро, скорее всего, через неделю начнется попытка захвата монастыря милицией. До меня дошли сведения, что в Рыбинске уже началась подготовка. Советская власть хочет изъять монастырские ценности.

Он вздохнул, опустился на обтянутый бархатом стул. Закрыл лицо руками. Просидел так минут пять. Потом оперся руками на стол и продолжил:

- Ценностями они называют кресты, подсвечники.... ну, все золотые вещи, что мы используем в богослужении. Уже есть сообщения, что в некоторые монастыри в других губерниях подверглись разграблению. Я же хочу предложить вам возглавить оборону монастыря, и этим самым искупить свои грехи.

- Но…. – начал, было, я, но священник меня перебил:

- Убийств не будет. От силы горячее масло, которое мы будем лить не на осаждающих, а перед ними. Не давая подойти близко к стенам. Наша задача просто спрятать ценности в подземельях монастыря.

- Я, пожалуй, соглашусь. Но мне бы хотелось съездить в родные места, - проговорил я, - боюсь, что в любом случае осада для меня будет последняя.

- Замечательно. Дня вам хватит?

- Вполне.

 

До вечера я гулял по монастырской территории. Поднимался на башни, любовался с них окрестностями. Обнаружил даже тайный ход из монастыря. Слава богу, он не охранялся.

А на следующий день поутру, отправился в город. Вез меня туда мой уже закадычный друг Егор Тимофеевич, с которым я вчера нашел общий язык.

- А как же обратно? – спросил он, высадив меня на окраине города.

- Да как-нибудь вот доберусь, или ты считаешь, Егор Тимофеевич, что кроме тебя в сторону Рыбинска больше никто не поедет?

Крестьянин заулыбался.

Мы еще минуты две поговорили и разошлись.

Конечно же, по легенде это был мой родной город, который я знал так, что разбуди меня ночью и спроси он о нем, то выпалил бы все, и где какая улица, и кто на ней живет. Но это было только по легенде. На самом деле я здесь не разу не был, и даже не жил. Город пребывал, затоплены задолго до моего рождения. И путешествуй дальше в обществе Тимофеевича, я обязательно выдал бы себя, любуясь красотами этого двух этажного городка.

Ближе к вечеру мне удалось угнать старенький «Руссо-балт» оставленный без присмотра местным горожанином. Положил на задние сиденье две канистры бензина, лопату и топор. Сел за руль и поехал в сторону монастыря.

Водить ретро-автомобиль оказалось намного труднее, чем прочие машины будущего. Ну и навозился я с ним, пока доехал до тайного выхода из монастыря. Спрятав его в лесочке, так чтобы его не было видно, если кто-нибудь собрался выйти, я медленно побрел к монастырским воротам.

Уже знакомый монах открыл мне дверь и пропустил вовнутрь.

 

Медленно летела неделя. С утра до вечера я занимался устройством обороны и так неприступных стен. Оказалось, что у монахов был склад оружия, доставшегося им от отступавших белых. Пара пулеметов, около сотни винтовок, и более двух десятков гранат. И весь этот арсенал я распределил среди братии.

И что удивительно, что после того, как началась подготовка к обороне, исчезли куда-то все нищие, которые в день моего приезда ползали по округе.

Вечером, а вернее сказать ночью после непродолжительного сна, я пробирался по тайному ходу к машине. Садился в нее и ехал в сторону Пошехонья. Где в месте не подвергнутому в будущем затоплению рыл землянку.

Перед самым штурмом я ее закончил.

К тому времени из поступивших в мое распоряжение монахов мне удалось сделать воинов. Стрельба и метание металлических болванок, имитировавших гранаты, начали приносить успехи.

 

Появление милицейских частей городов Рыбинска и Мологи, даже для ожидавших этого монахов стало неожиданностью. Хорошо укомплектованные, с несколькими броневиками они подошли к стенам монастыря, как Тохтамыш к Москве в конце XIV века.

Об их появлении доложил один из монахов, дежуривших на колокольне. Растрепанный и запыхавшийся он вбежал в комнату архиепископа, когда я с тем подводил итог проделанной работы за неделю.

- Ваше преподобие войска регулярной милиции подошли к обители, - проговорил он.

- Началось, - пробормотал архиепископ, потом посмотрел на монаха и добавил, - брат Иннокентии, собери пару надежных братьев. Пристало время прятать святыни от солдат антихриста.

И когда монах скрылся, священник повернулся ко мне и, вздохнув, произнес:

- Вот и настал ваш час сын мой искупить ваши грехи. Старайтесь задержать их, пока мы с братьями не спрячем все в надежном месте.

Я поклонился, припал к ладони святого отца, и стал пятиться к дверям. Легко их толкнул и оказался в центральном зале храма. Перекрестился. Вышел на улицу.

 

Волей судьбы мне попались четыре талантливых монаха. Я поручил им руководить обороной, сказав, что буду находиться на другой стене. Для каждого из них, я был у соседа. А сам тем временем проследил за архиепископом.

Вчетвером, они переносили сокровища монастыря в подземелье обители. Они складывали их в приготовленные ящики. Мне даже показалось, что зря понадеялся на меня мой зять. Поэтому, когда они закончили, я вернулся на стену и присоединился к обороне.

Милиционеры и не думали атаковать. Для начала они попытались вызвать на переговоры настоятеля. После того, как тот отверг их требования, наступило затишье. Руководители ГПУ удалились в палатку, предварительно поставленную на холме, и стали совещаться. Потом оттуда вышел молодой парень в кожаной куртке. Сел на автомобиль, по всей видимости – «ГАЗ-А», и уехал в сторону Рыбинска. Вскоре из палатки вышли двое. Один стал показывать по сторонам, а второй сначала его слушал, а потом убежал выполнять приказания.

- Как вы думаете? – раздался за моей спиной голос архиепископа, - Они сейчас начнут атаку?

- Нет, - проговорил я, вспомнив рассказ зятя, - сначала они подкатят английский танк, попытаются прорваться к воротам. А потом, - тут я замялся, - потом если у них не получится, прикатят артиллерию. Так что атака начнется только завтра утром.

- Хорошо, оставим несколько монахов, а сами пойдем петь вечерню….

- Вы не возражаете, если я перед боем вздремну?

- Не возражаю. Это ваше право.

Архиепископ спустился со стены, а я, постояв еще немного, отправился делать работу, ради которой и прибыл в прошлое.

 

Стараясь быть не замеченным, я перетащил часть сокровищ и погрузил на свой автомобиль. Слава богу, он стоял далеко от войсковых подразделений ОГПУ. Отчего, не боясь наделать лишнего шума, отвез их в землянку. Затем вернулся в монастырь.

Утром меня разбудил мой старый приятель Егор Тимофеевич. Он приехал еще в среду, и до вчерашнего дня был пьян.

-Скорее на стену, - проговорил он.

Вдвоем мы взошли неспешно по крутой лестнице на стену.

И тут я увидел нечто. Внизу, в нескольких метрах от штабной палатки стоял танк, который был способен пробить любые ворота.

- Мне казалось, что военачальники у них должны быть толковые, - прошептал я.

- Все толковые погибли в гражданскую, - парировал Тимофеевич.

- Не, удивительно, что они не догадались прихватить артиллерию.

Знаком я подозвал монахов и объяснил ситуацию. И когда танк начал подъезжать к воротам, мои воины закопошились. И когда тот оказался на удобном для попадания расстоянии, в танк полетели гранаты.

Вот чего-чего, а того, что у простых монахов может оказаться оружие, чекисты не ожидали. Застрочил с одной из башен монастыря пулемет.

Несколько гранат попали в танк, и он загорелся. Танкисты выскочили из него наружу и побежали к штабу.

- Что ж, - произнес я, когда ко мне подошел архиепископ, - на сегодня бой закончен. Завтра появится артиллерия.

 

Ночью я отвез остатки. Хотел, было остаться и совершить переход, но совесть не позволила, и я вернулся.

 

Старый армейский бинокль, неизвестно откуда взявшийся у монахов, позволил мне осмотреть обстановку. Сегодня был последний день.

Сначала ГПУ начнет артобстрел. В стенах появятся проемы. Милиционеры кинутся в них, но будут отсечены пулеметным огнем. Проведут еще несколько неудачных выпадов. Успокоятся и отойдут. Пустят в ход броневики. Будет та же неудача что и с танком. Потом кто-то там догадается открыть огонь по башням обители, и только когда огневые точки будут ликвидированы, они сунуться в бой. Начнется последняя атака.

Я еще раз оглядел позицию, и когда заметил, что артиллеристы стали копошиться, спустился во двор.

Я не стал ждать, когда чекисты ворвались в обитель. Медленно пошел к тайному ходу. Прошел несколько метров по нему, споткнулся. По всей видимости, что-то уронил, но искать не стал. Прошел еще не много. И только поняв, что до выхода бегом мне несколько минут. Вынул из гранаты чеку и положил ее на глиняный пол.

Взрыв застал меня, когда я уже забирался в машину.

 

Геннадий держал в руках свежий номер «Российской газеты». Только, что он прочитал, что один неизвестный меценат нашел в лесах Пошехонья клад, принадлежавший одному из монастырей, что были затоплены в конце тридцатых годов Рыбинским водохранилищем. Находка была возвращена церкви.

- Я же говорил, что отдам все церкви, - проговорил он, сворачивая газету, - Я знал, что вы меня не обманите….

- Потому, что я отец твоей жены, потому что я нештатный сотрудник ФСБ….

- В какой-то мере, а еще потому, - и тут Геннадий замялся, потом запустил руку в карман и извлек нечто, - скажем так из-за этого.

Этим нечто был медальон, который я потерял в прошлом.

Сейчас он только был поврежден временем.

- Этот медальон, - продолжал мой зять, - был найден у самого входа в потайной туннель. Месяц назад я увидел его случайно у вас, и меня осенило…

Хорош зятек. Знал, что я соглашусь. Хотя я мог бы и отказаться.