.

Он не хотел уезжать в Израиль

 

Рассказ.

 

 

Дождливым осенним вечером Иосиф Давыдович Шнейдер, российский пенсионер и ветеран войны возвращался на машине со своего загородного участка.

Это была обычная, в шесть соток земли дача, какую имеет почти каждый житель России.

У подъезда своей безликой пятиэтажки, именуемой в народе внеархитектурным термином " хрущевка", он высадил жену, помог ей затащить на третий этаж сумки с овощами, выращенными на приватном клочке земли, который супруги не просто любовно, а самозабвенно обихаживали уже много лет, как боги, вдувая жизнь в бесплодную глину.

Последние три года стало полегче им.

Ветерану войны, после десятилетий ожиданий выдали таки крохотный личный автомобиль- тесный, малосильный, но абсолютно новый, и-о, невиданная щедрость властей- бесплатный.

Это был запоздалый счет , оплаченный поколениями, спасенными от нацизма.

Затем Иосиф Давыдович погнал свою крохотную "Оку" в гараж.

Оставлять машину хоть и неприглядную, у дома он не решался. Если не угонят совсем, после чего милиция будет сокрушенно разводить руками давая понять, что вернуть транспорт хозяину не в их силах, то определенно разберут на запчасти, цена которым будет бутылка водка. Так в несколько дней кто-нибудь и прогуляет его долгожданный подарок, его награду за фронтовые лишения. Такого он допустить не мог.

К воротам своего гаража, расположенного в пригороде, он подъехал уже в сумерках. Сеял нудный октябрьский дождь. На западе еще оставались подсвеченными закатные облака.Там совсем недавно сырым бесформенным комком угасло солнце, так и не пробившееся за весь день к земле.

Свет фар, наконец, высветил знакомые створки гаража.

Вдруг фронтовик вздрогнул, и резко остановил машину. У знакомых металлических ворот творилось что-то непонятное.

Ветеран, поправляя на носу круглые очки, напряженно вгляделся вперед.

У дверей суетились два незнакомых подростка в черных, как у профессиональных грабителей, масках. Однако, в руках у них были не ломики или "фомки", а баллончики аэрозольной краски, с помощью которых многие пытаются увековечить свою персону на стенах и заборах, именуя себя художниками-граффити.

Юнцы разрисовывали гараж Шнейдера. От увиденного он чуть не задохнулся от гнева.

На левой створке ворот уже была готова огромная нацистская свастика, выполненная густым черным распылом,тот самый ненавистный с загнутыми концами крест, который прокляла вся Европа.

Второй подросток , суетящийся правее, заканчивал красную надпись: "Россия -для русских! Евреи убирайтесь в Израиль!"

И это написано не где-нибудь на заборе, а на воротах еврея Шнейдера. Это была не просто дерзкая выходка, это был вызов ему.

В свете фар черная свастика, нарисованная в спешке, была размыта по краям, и напоминала хищного, отвратительного паука, присосавшегося к воротам гаража, а мерзкая надпись поблескивала в свете фар, как живая, только проступившая из раны кровь.

- Подонки! Это что же такое, а? Мерзавцы!- возмущено крикнул Шнейдер, и не смотря на свой преклонный возраст и изрядную полноту, довольно проворно выскочил из маленькой самобеглой коляски.

И тут же почувствовал, как остро заныла старая-престарая рана- крохотный осколок железа в левой ключице, осколок, который не решался извлечь ни один хирург- слишком близко было изношенное усталое сердце.

Этот осколок всегда напоминал о себе при сильном волнении.

Но особенно заныла душа, уязвленная национальным оскорблением.

Да, Шнейдер воевал не только за советский народ в целом, но и за свою еврейскую нацию, которой с библейских времен жилось отчего-то ох как не просто, и с которой нацисты в этот раз хотели покончить уничтожением всего народа. Почему этой нации живется нелегко, никто пока не может объяснить. Ни сами евреи, ни люди, искренне любящие их.

Сперва он настиг худенького большеголового подростка, будто знакомого даже по телосложению, схватил его за тонкую цыплячью шею, пытаясь другой рукой сорвать с лица маску, но тут подоспел другой мерзавец, более рослый и плотный и, судя по всему, опытный драчун. Он ударил старика портфелем по голове, а когда тот обессиленно зашатался, резкой подсечкой свалил старого разведчика на землю. А ведь на фронте Шнайдер брал в одиночку любого "языка". Падая ,ветеран ударился больной ключицей о камень, и почти мгновенно потерял сознание.

Его привели в чувства соседи по гаражу, пожилая пара, вернувшаяся с дачного участка на велосипедах.

Терять сознание было ему невпервой, поэтому он быстро поднялся, доковылял до машины, загнал ее в гараж. Рядом с воротами увидел в траве какую-то книжицу размером со школьный учебник. Поднял его, всмотрелся. Это действительно, можно было назвать учебником. Но не по географии, физике или химии, допустим! Это был учебник по нацизму! " Майн кампф" Адольфа Гитлера держал в руках ошеломленный солдат Второй Мировой!

Ему опять стало плохо, и соседи вызвали " Скорую помощь" Погрузив Шнейдера она, распахивая дорожные лужи, помчалась в районную больницу. Следом прибыла милиция.В больнице Иосифа Давыдовича поместили в отдельную палату, дежурный врач заботливо осмотрел его, и порекомендовал на пару деньков остаться в стационаре для небольшого курса лечения.

Через час к потерпевшему явился следователь- молодой, упитанный парень с черными редкими усиками, которые лоснились, как смазанные маслом. О деле он говорил натянуто, с явной неохотой, точно не долг свой исполнял, а некое тягостное поручение, даное ему в нагрузку.

-Сказать откровенно- я первый на них напал. Наверное, не следовало этого делать, -признался Шнейдер,- но как было мне утерпеть? Вы видели эту свастику, эту гадкую надпись? Я разве должен был этого не заметить? Оставить без внимания?

- Я понимаю вас, Иосиф Давыдович! Вы фронтовик, У вас немало наград- сочувственно поддакнул следователь, тайком посмотрев на часы.

- Я воевал с фашизмом, а тут мне свастику на дверях рисуют. А в Израиль я не поеду! Напрасно кто-то старается выдворить меня туда. Для меня здесь, в России родина.

-Хорошо! -поддакнул и на это следователь.- Имеете полное право жить, где вам заблагорассудится.

- Я удивлен ,молодой человек! У вас под носом два уголовных преступления совершаются А вы так невозмутимы!

- Отчего же невозмутим. Напрасно вы так говорите! Мы работаем по этому делу. Уже побывали у вашего гаража. Все посмотрели, опросили свидетелей. Улики собрали. Вот! - он повертел в руках книжку Гитлера.- Этих пацанов глупых мы привлечем за хулиганство...А также за причинение вреда вашему здоровью. Врач обещал мне выдать на руки необхордимую справку

- Да не в моем здоровье дело,- возмутился Шнейдер.- Мое здоровье никто уже не поправит. Я о другом говаорю. У вас под носом русские фашисты плодятся, как тараканы, а вы это хулиганством называете . Уголовный Кодекс трактует эти действия совсем по- другому. Вам это прекрасно известно.

- Иосиф Давыдович! Мы в политику не вмешиваемся. У нас весь городок разрисован свастикой, газеты фашистские продаются...И в Москве то же самое! А вы предлагаете мне здесь в провинциальном захолустье, рядовому следователю начать решительную борьбу с русским фашизмом? Чуть ли в масштабах страны! Да у меня просто на это нет служебного времени. Вы, наверное не знаете, что я как следователь настолько загружен, что мне не до фашизма, не до антисементизма нет никакого дела. Дорогой мой, спуститесь с небес на землю! У меня, например, еще восемь тяжких уголовных дел. В том числе два убийства...

- Хорошо! Я все понимаю. Хотя не согласен, что это политика. Когда вы осознаете опастность, будет поздно. Меня они в Израиль посылают, а вас на Соловки упекут. Не смотря на то, что вы русский. Но хотя бы найти этих подонков вы можете? Я хочу посмотреть им в глаза...И в глаза их родителей,- заявил Шнейдер,- Я сам хочу поговорить с ними. Прощупать их подлые душонки.

- Вот и ладненько! Замечательно!- с какой-то непонятной готовностью отозвался следователь-Мы этих подростков, к вашему сведению, уже задержали, выяснили фамилии.- Он кончиком мизинца расправил аккуратные, точно выбритые по лекалу усики, хмыкнул,- задержали, не смотря на поздний час. Так сказать, по горячим следам.

- Так уж и задержали,- засомневался ветеран.- Не ошиблись, не перепутали.

- Нет! Все сделали аккуратно!

- Это какая-то фантастика!- изумился Шнейдер? Ну, молодой человек у вас неплохая оперативность! Это делает вам честь! Я , простите,зря вас недоцениваю!

- Задержали и привезли сюда... Вы ветеран войны, заслуженный в городе человек, баней заведовали, библиотекой, гостиницей. Мы не могли спустить это дело на тормозах

" Из нынешних демократов,- неприязненно подумал о следователе Иосиф Давыдович.- Все мои прежние руководящие должности знает. Надсмехается, похоже! А ведь я работал куда партия посылала. Ей виднее было справлюсь я с делом или нет"

За последние годы эти выскочки- демократы немало потрепали ему нервов.

- Да, молодой человек!- с вызовом ответил он- Я заведовал баней, и многими другими учреждениями. По поручению партии.И наша баня числилась лучшей в области. Вода и горячая и холодная подавалась исправно, и пар нужной температуры и влажности был в течении всего рабочего дня. Вы здесь родились?- указал он за окно, к которому уже прилипла осенняя темнота.

- Да, я местный! Это моя родина. Учился здесь в школе, отсюда пошел в университет, и сюда вернулся после окончания юридического факультета. Я почти всех жителей нашего городка в лицо знаю. И они меня тоже.

- Это хорошо! Вы правильный молодой человек! Ваши родители небось, мылись в моей бане? Все так и говорили: "Пойдем к Шнейдеру кости попарить!" Я везде, где работал- вкладывал душу. По другому не умею. До Хрущева никаких личных ванн в квартирах не было. Это считалось пережитком гнилого Запада, хотя я лично с этим никогда не был согласен... Гигиена никогда не может быть пережитком ничего! Она просто характеризует уровень бытовой культуры общества. Где нет в достаточном количестве общественных бань и туалетов- это признак отсталости.

- Спасибо Вам!- иронично, не вставая со стула, поклонился следователь,- я с отцом точно посещал в детстве вашу баню. Отец очень любил париться. Зверски любил! И меня со временем к этому приучил. Хорошо помню, как в этой замечательной баньке можно было из под полы и водку, и пивко приобрести, что отец не раз и проделывал. Цена, разумеется, была двойная .

- Федорчук это...Истопник! Незаконными услугами баловался. Еще в партию хотел, мерзавец. пролезть Я его быстро с должности турнул,- поморщившись, вспомнил Иосиф Давыдович. Были недостатки кто же спорит! А сейчас в городе ни одной общественной бани нет .Мое заведение в торговый центр превратили. Бытовое обслуживание нынешние демократы довели до ручки... По моей инициативе когда-то была открыта прачечная и химчистка...Теперь их тоже не существует. Одни меняльные лавки..

-Иосиф Давыдович,давайте вернемся к нашим баранам, -прервал его следователь, понимая, что бывший партиец оседлал любимого конька, и замолкнет не скоро.

- Да, пожалуй!

- И так вы хотели видеть хулиганов, напавших на вас у гаражасегоднешним вечером?

- Фашизм - это не хулиганство! Фашизм -тягчайшее преступление!- снова начал возмущаться Шнейдер.

- Ну что же вводить художников?

- Давайте! Я не понимаю-чего вы из меня душу тянете?

- Хорошо! Сейчас все сами поймете!

Следователь потыкал пальцем в мобильный плашматик.

Тотчас почти в палате показался другой милиционер, и с ним двое понурых подростков.

Они были уже без масок- один щупленький, большеголовый, и другой - более рослый и мускульно развитый. Высокого подростка Иосиф Давыдович никогда раньше не видел, а вот щупленький был ему знаком... Да еще как знаком! Это был его родной внук Матвей, сын младшей дочери Ольги.

Именно этот заморыш, одной с ним крови, близкого родства, пытался услать деда в Израиль.

У старого Шнейдера было трое детей -два сына и дочь.Сыновья радовали отца- они прочно стояли на ногах и не позорили его родословную. А вот Ольга с детства была головной болью семьи.

Она ненавидела евреев, еврейство, и стыдилась этой крови.

При получении паспорта отказалась брать и фамилию, и национальность отца,и в дальнейшем открыто чуралась своего настоящего происхождения. Она назло вышла замуж за русского парня, а уже родившегося сына воспитала ну просто в злобном неприятии предков.

Этот внук зашел дальше всех. В этом убедился сегодня ошарашенный, буквально сбитый с ног, Шнейдер.

Взор старика опять заволокло горячим туманом. Боль в левой ключице до этого тупая и обширная, и спрятавшая было свои коготки, распалась вдруг на множество горячих иголок, которые предательски устремились в сердце...

Он очнулся лишь на следующий день. Больничную палату заливало осеннее солнце, иголки вышли из сердца, и вернулись на прежнее место, притаившись там ноющим клубочком. Под окном раскачивался на ветру ободранный жестоким октябрьским ветром тополь, выметнувшийся на высоту пятого этажа, и там , в его голой свистящей кроне неумолчно галдела стая черных отлетных птиц. "Наверное проводят последнее предотлетное совещание,- подумал Шнейдер.- Недели через две увидят другие страны, в том числе и Израиль, в котором я никогда не был. И с какой стати мне туда ехать?"

Он кашлянул и скосил глаза, давая понять ,что уже вернулся с того света. У его кровати находились жена, и дочь Ольга. Чуть поодаль, отвернувшись, стоял внук. "Откачали врачи. Не впервой им меня вытаскивать оттуда. Значит, буду жить дальше, -отрешенно подумал он,"

-Папа! Очнулся!? Ну, слава тебе ,господи!- сказала дочь присаживаясь на краешек кровати.

Он снова посмотрел за окно.

Солнце сиявшее до этого почти восторженно вдруг нырнуло в тучи.

По тополю, как вороново крыло прошла черная тень, и птицы, точно по команде дружно снялись с веток и стали кружиться над больничным городком, выстраиваясь в походный строй.

С севера властно тянуло холодом и надо было уходить к теплу.

" Зачем мне Израиль?- думал Шнейдер, глядя на колышущуюся ниточку птиц в небе, как на прощальную строку,- я живу среди русских, я отстоял их и себя! Мне есть чем гордится, здесь мой звездный час, тут, среди русских людей продолжился мой род.А в Израиле я буду всего лишь иностранец. Но сегодня лучше бы мне было помереть... Тогда собрались бы все родственники и осудили бы и эту до отчаяния непонятную дочь , и этого невесть в кого уродившегося внука."

Дочь протянула отцу листок бумаги.

Что это?- хрипло спросил он.

-Следователь порекомендовал, папа! Чтобы Матвея не осудили.

Тебе отказаться надо от жалобы.Будто ничего не было,- торопливо заговорила она.-Прости его, папочка! Глуп еще! Ты подумай если его милиция осудит? Мне на работе кости мыть будут.Тебя тоже никто не поймет. Собственного внука, скажут, в колонию упек! Зачем нам эти проблемы? Тем более они ребята ворота уже перекрасили...

- Ручку давай,- сипло выдавил он

- Вот держи! В этом месте подпись нужна.Я, папочка, весной по турпутевке в Израиль собралась. На святую землю. И Матвея с собой возьму. Интересно ведь! Хочешь с нами?

-Нет! Не вижу смысла!

Расписавшись, Шнейдер устало откинулся на подушку.

Жена и дочь улыбались, глядя на него с любовью и восхищением.

Иосиф Давыдович терпеливо дождался взгляда внука. наконец, он повернулся и посмотрел на деда.

Сердце старого еврея тревожно сжалось.

На него из подлобья смотрели холодные, беспощадные глаза матереющего волчонка.

 

Конец.