1. Школа "А я б таких не принимала в ВУЗы! - Кричала Танька, стоя у окна, - Они - враги Советского Союза! Страна им совершенно не нужна!" Десятый - А насупил брови грозно. А я на взглядов резком сквозняке, Ее спросила: "Таня, ты серьезно? Ты, с пышной клумбой двоек в дневнике? Да, люди уезжают. Но веками К мечте брели, одолевая страх. И Родина в душе - отнюдь не камень На шее, и не путы на ногах. Запачкать мы спешим чужие жизни, Когда свои не взяты рубежи. А хочешь доказать любовь к Отчизне - Своей учебой это докажи". Но класс мрачнел, пока звучало слово. В стране тогда важнейшею из тем Являлось осуждающее шоу С решившими уехать насовсем. Мне выступленье стоило медали. Не знаю, кто в доносе виноват, Но за учебу золота не дали, Впаяв одну четверку в аттестат. А чтоб душа не чувствовала груза, И усмирила детской правды прыть, Мне объяснили, что студентом ВУЗа Любой отличник может и не быть. Стал болевой порог довольно низким, Задачек - закавык не сосчитать, Поеживаясь, я читала в списках Поставленную кем-то цифру "пять". Наверное, меня не доломали. Но с этих пор обиднее всего, Когда до ожидаемой медали Мне не хватает балла одного. 2. Институт А институт, гудящий и огромный, Затягивал в большой круговорот. Взрывной, многоголосый, неуёмный - Учебными делами жил народ. Был каждый день расписан по минутам На лекции и НИС, ЛИТО и дом. Катила жизнь троллейбусным маршрутом До пересадки, названной "Диплом", С которым прорастало в сердце много Надежд на приносящий радость труд. До мелочей знакомая дорога Привычно торопила в институт, Вбирали солнце новые высотки, А из открытой форточной дыры Хрипел уже простуженный Высоцкий, Как кофе, дефицитный до поры. Царицей не была еще реклама, А быт являл собой сплошной конфуз. И громко обсуждались вести с БАМа Или стыковка «Апполон-Союз». Прилежный старичок из ветеранов Стремился отоварить свой талон. Был город, пробуждающийся рано, По-утреннему скудно освещен, Но как-то по особому упрямо Мыл улицы, расчесывал дворы. Страдали озабоченные мамы От мелочных капризов детворы. Цвели улыбкой встреченные лица Сквозь раздражавший сигаретный дым. Мы у аптеки ровно в восемь тридцать Орбитами пересекались с ним И загорались, повстречавшись взглядом. Красив и в лейтенантской форме он. Да столь высок, что, окажись мы рядом, Едва бы я достала до погон. Любовь взрывоопасна, словно порох. И я сбегала от сердечных мук Туда, где в кафедральных коридорах Витал неповторимый дух наук. Где, разбирая формулы и схемы, Как в ноты погруженный музыкант, Я забывала баллы и проблемы, И то, что есть влюбленный лейтенант. 3. Знакомство Я на минуты ночи, как на нити, Нанизывала бусины задач, Чтоб отыскать молекулы открытий И обнаружить атомы удач. Так сладостно решать без остановки, Себя все большей сложностью дразня! Но львиный рык проснувшейся Петровки Уже провозгласил начало дня, Когда во власти чертежей и формул Поток людской студентку к ВУЗу нес. И кто-то сильный в лейтенантской форме Вдруг выхватил меня из-под колес. О, этих глаз кричащих выраженье, И ощущенье незнакомых пут! "Простите: не представился. Я - Женя. Вернее, Женька. Так меня зовут". День потянулся необычно, странно За медленными стрелками часов. Он ждал меня под вечер у фонтана, Вплетая нежный взгляд в букет цветов. 4. Друзья Жизнь закружилась, будто кинолента. А Женька демонстрировал размах: Он пел, играл на разных инструментах И говорил на многих языках. Мы плыли по реке литературы Меж островов талантов и удач, Причаливали к берегу культуры Решения технических задач, Читали про загадки древних сфинксов, Разгадывали Кио новый трюк, И думали, чем фирменные джинсы Удобнее отечественных брюк. Пьянило счастье находиться рядом Столь дорогое – хоть сдавай в музей. И были нипочем шальные взгляды Моих подружек, Женькиных друзей. Когда на день рождения однажды Ребята пригласили нас двоих, Он выложил доверчиво и важно: «Друзья ко мне приклеили – «Жених». Звонок прервал страданья фортепьяно, Дверь ахнула слегка, впуская нас. Хозяюшка представилась: «Оксана», - И указала на супруга – «Стас. Володя обещал придти позднее. Сказал: «Дежурство сдам и прилечу». И Стас жену погладил по плечу: «Сообразите что-то повкуснее». Оксана, томной грацией полна, В веселых шутках растворяла вечер, Смешав коктейлем пряный запах лечо С хмельной горчинкой терпкого вина. Пока ребята воспевали дружбу, Мне открывалась мудрая душа: «Для офицеров нет важнее службы. А я хочу любви и малыша». И поспешила в исповедь мою На позолоту чувств поставить пробу: «Фундаментом закладывай учебу, А кровлей сделать следует семью. Замужество не строят впопыхах, Вычерчивая жизнь согласно моде. Звонят как будто? Видимо, Володя. Ну, так и есть. С дежурства. В сапогах». Командовал Володя, улыбаясь: «Оксана, отряхни-ка пыль с иглы И ставь пластинку. Для тебя стараюсь. Достал по блату. Радуйся: «Битлы». Вручив друзьям подарки и цветочки, Он радостно дорвался до еды. Но не нарезал мясо на кусочки, Взял целиком и со сковороды. На Женькином лице сквозила мука. Он прошептал: «Хотя мы и друзья, Но этикет – особая наука. И пренебречь им попросту нельзя». Я молча отшатнулась. Усмехаясь, Влепила, как пощечину, ответ: «А знаешь, если я проголодаюсь, Мне безразличен будет этикет». И стало на душе темно и горько. И побледневший мир стыдом объят, Как будто ненавистная четверка Опять мне отравила аттестат. 5. Семья В тот выходной мы захотели снова Полюбоваться лебедем в пруду. Но Женька спохватился: «Дал я слово, Что я тебя обедать приведу». И вот уже родители в прихожей Мне, улыбнувшись, говорят о том, Что сын у них серьезный и хороший, И просто так девчат не водит в дом. И мама расстаралась в честь обеда, А папа, угощая: «Знатный гусь!», Повел неторопливую беседу О том, как хорошо, что я учусь, Как это важно в жизни современной. И протянул шампанского бокал: «Вы говорите, Ваш отец - военный? Так вот и я, представьте, генерал!» Среди высокомерья неуютно И потому, боясь попасть впросак, Я стала тенью стрелочки минутной, Гадая, что же делаю не так? Предотвращая приближенье шторма, Подмигивал мне Женька: «Ничего. У каждого по три прибора – норма». А мне вполне хватало одного. И, поблагодарив за угощенье И пожелав родителям добра, Закончила взаимные мученья Обычной фразой: «Мне уже пора!» Мир набухал обидой и слезами, А Женька молчаливо провожал. И снова жизнь устроила экзамен, А я не получила высший балл. 6. Признание Каникулы! И лучшею наградой За целый год учебного труда У нас считались будни стройотряда С надуманным названием «Звезда». И, возводя коровники и фермы, Все удивлялся строящий народ Тому, как он сдружился в этот первый, Насыщенный занятиями год. По-дружески наполнив ядом фразу, На откровенность предъявив права, Девчонки донимали: «Ах, ни разу?! Какой пассаж: слова, слова, слова!» А после, взгромоздившись в кузов ловко Веселой, жизнерадостной гурьбой, Врастая кожей в грубые штормовки, Мы, распевая, ехали домой. Едва успев поцеловать домашних, Услышала осипший телефон: «Ты дома? Ну, конечно это важно. Докладываю: я в тебя влюблен. Я на такси с Оксаною и Стасом, С цветами при параде и звоню. Как для чего? Остался час до ЗАГСа. Поторопись. Приеду – объясню». Скользя по платьев легкому безумью, Осмысливала странный разговор. Дверной скворец прервал мои раздумья: «Ну, что ж ты не готова до сих пор!» Охапка белых роз в росе алмазной Подчеркивала чувственный накал. «Давай-ка, Женя, медленно и связно». «Я виноват, что раньше не сказал, Но в группу войск попасть хотел давно я. Отец подсуетился. Есть приказ. Зато поеду не один – с женою. Без проволочек ЗАГС распишет нас. Чуть позже посидим в кафе с друзьями. Заказаны билеты. Ночью сбор. А поутру со свежими мечтами Осваивать неведомый простор». «А что моя учеба? Пролетела? На то, чтоб все оформить, нужен час». «Зачем тебе? Жена – иное дело. А время лишь на сборы. Есть приказ». Все это было сказано серьезно. Оксана, сердце помнит твой совет! «Ах, Женя! В этих планах грандиозных Нет мелочей: моей учебы нет, Стремления наукой заниматься. И не учел ты, что моя родня Решенье это примет без оваций. Нет, милый, отправляйся без меня». Зависла болью тишина густая. А по стеклу, мгновенье погодя, Уже ползла горячая, живая Слезинка обжигавшего дождя. И словно прорвалось над миром что-то, А сверху гром в раскат захохотал Над тем, что жизнь (в который раз по счету!) Дразнила, не поставив высший балл. 7. Отъезд Состав шипел змеею у перрона, В далекий путь настойчиво маня. И холодно, с обидой затаенной, Прощаясь, Женька целовал меня. Оксану осторожно чмокнул в щечку, Владимира и Стаса по-мужски Обнял и на прощанье, ставя точку, Сказал: «Ловите письма, мужики». «И мне пиши», - я на руке повисла. Но этими словами обожжен, Как выдохнул: «Не вижу в этом смысла». И, отстранившись, он шагнул в вагон. Сюжет романа превращался в повесть, Судьба предполагала поворот. Мучительно и тонко вскрикнул поезд Совсем лениво набирая ход. И, словно груз вины неся, Оксана, Взглянув на убегающий состав, Посетовала: «Вот и нет романа. Хотя герой, по-моему, не прав». И Стаса ухватив за руку крепче, Помочь не в силах горю моему, Спросила напрямую: «Что ты шепчешь? Кто ставит балл? За что и почему?» 8. Ожидание А я опять в учебу и науку Старалась погрузиться с головой. И вечерами, приходя домой, В почтовый ящик заглянув, (пустой!) Ругала гонор, глупость и разлуку. Слипались дни в бесформенную массу Бессчетных дат, событий и судеб, Чтоб из нее историк выжал масло На свой властями вымеренный хлеб. Год завершался. Треть задач готова. Доцент устало одобрял итог. И вдруг: «Руководителя другого Я подыщу, чтоб он тебе помог». «Но почему?!» А он прервал беседу, Как будто хлопнул старую печать: «Коллега пошутил, что я уеду. И мне решили в душу наплевать». «За чью-то шутку? Как же могут люди? Вам как специалисту нет цены! Я не уйду!» - «Поверь, так лучше будет. А ты учись. И жертвы не нужны». И предстояло все начать сначала. А мне казалось, что иду ко дну. Не понимала и не принимала Любимую жестокую страну. И, с мыслями о чести и свободе, В трамвае протянула на билет. Вдруг радость узнавания: «Володя! Мы целый год не виделись! Привет! С тобой столкнуться в транспорте: нежданно! За год, наверно, столько новостей, А я не знаю. Как там Стас? Оксана? Да и от Жени никаких вестей». С минутой каждой улыбаясь шире, Рассказывал Володя, не спеша: «Стас и Оксана далеко, в Сибири. Уже прислали фото малыша». И вдруг, смутившись, он сказал потише, Но все-таки в трамвайной толкотне Я услыхала: «Женя часто пишет. Да, регулярно Женя пишет мне. В порядке он. Ты не волнуйся, право. Смог даже отличиться. Награжден И боевым. Да, Женька – наша слава! Все звезды в небе – для его погон». Володя говорил еще о чем-то. Трамвай на поворотах дребезжал. А маленькая глупая девчонка Беспомощно теряла высший балл. 9. Встреча Я забрала сынишку из детсада. И радостно рассказывал мне сын О том, что для занятий детям надо Купить в большой коробке пластилин. Доверчивою теплою ладошкой Тянул меня в ближайший магазин: «Я на игрушки посмотрю немножко. Конструктор там с моторчиком один». Задумавшись, стояла я у кассы, Пока малыш исследовал отдел. И вдруг весомо и спокойно: «Здравствуй! Не ожидал увидеть. Но хотел». От боли сердце сжалось на мгновенье, И голос от волненья задрожал: «Спасибо за желание, Евгений. Ты выглядишь отлично. Возмужал». «А ты совсем не изменилась внешне. Зато кольцо на пальце. И давно? И раз ты здесь, то дети есть, конечно? Ну, надо же: столкнуться, как в кино!» Сын появился, волоча коробку, Военный вдруг привлек ребячий взгляд. И, глядя вверх, малыш промолвил робко: «Мам, погляди, какой большой солдат!» «Я – офицер», - он наклонился к сыну, Взял на руки, сказав: «Я заплачу». А я не знала, по какой причине Малыш притих, прильнув к его плечу. 10. Дорога Мы шли домой. Недолгая беседа Приобретала мягкую канву. Что прибыл в отпуск, Женька мне поведал, А после – в академию в Москву, Решил всерьез заняться кандидатской, Большие перспективы впереди, Хоть образ жизни – холостой, солдатский. И он поправил орден на груди. Я вспомнила, как муторно и длинно Вмерзала в ожиданий пустоту, Когда искала главную причину, Заставившую преступить черту. Тогда, казалось, в чувственной пустыне Взаимности окончился сезон. А сердце, как песок, в ночи остынет, Едва, как одеялом, горизонт Укроет солнце. Было очень странно И даже больно впитывать слова О том, что я любима и желанна. Я помню: закружилась голова. Парнишка, замирая, ждал ответа. Он был чуть больше месяца знаком. Но искренен (я чувствовала это) И честен, и красив, и дураком Не выглядел, и сам учился (значит, Мою учебу принял без труда). И перспектива виделась иначе. Ломался мир. И я сказала: «Да». А мысленно себе пообещала Не дать судьбе смеяться надо мной. Былое зачеркнуть. Начать сначала. И стать хорошей преданной женой. Сгорали дни до свадьбы, словно спички. А я, приговорив себя сама, Избавиться пыталась от привычки Ждать каждый день заветного письма. И наконец, поправив пену кружев, Надела перед зеркалом фату. Почтовый ящик был уже не нужен. Я словно провалилась в пустоту. Потом защита. И настолько долгим Был путь, что в это верилось с трудом. Студенты, будто бурлаки на Волге, Тащили на плечах своих диплом. Как я была довольна назначеньем! Озвучивала выводы свои Комиссия по гос. распределенью: «На должность инженерную в НИИ». Сын задал смысл иной существованью, Своим рожденьем нити бытия Переплетая с любящим вниманье Понятием: хорошая семья. И было за него слегка тревожно. И предстояло с малышом опять, Стремительность сменив на осторожность, Все удивленье жизни повторять. А мир в его глазах восторгом светел. Но, глядя на него, взрослела я. Ведь нет наук сложней, чем наши дети. Как нет задач весомей, чем семья. Но вот и дом. А сын, на Женьку глядя, Вдруг уцепился за его плечо И прошептал: «А ты – хороший дядя. Мам, попроси, чтоб он пришел еще». Предотвращая приближенье шторма, Подмигивал мне Женька: «Ничего. У офицеров три свиданья – норма». А мне вполне хватило одного. 11. Отпуск Но он пришел. И вновь довел до дома, Чтоб утром мог дознаться весь детсад, Что есть у сына офицер знакомый, Огромный и взаправдашний солдат. А Женька, возраженьям не внимая, Нас ежедневно провожал домой. И вдруг сказал: «Я завтра уезжаю. Вот так и завершился отпуск мой. Я глупым был. Теперь - иное дело. Люблю, как прежде. И зову с собой. Ты в группу войск со мной не захотела. Но есть надежда соблазнить Москвой. Теперь не тороплю тебя напрасно. Обдумай, не спеша, мои слова Бери сынишку, приезжай. Мне ясно: Ты отрицаешь, но любовь жива». И вновь состав змеею у перрона Шипел негромко, в дальний путь маня. На этот раз с надеждой затаенной, Прощаясь, Женька целовал меня. А сердце снова мучилось и кисло, Услышав, что намерен он писать. «Не стоит, Женя. Я не вижу смысла. Прошу тебя: не порть мне жизнь опять». И было неожиданно и странно Предчувствовать болезненный финал, Как будто жизнь дала мне роль Татьяны, Но за игру не ставит высший балл. 12. Письма Мне стоило немереных усилий Сменить в себе душевный шторм на гладь. Работа, дом внимания просили. Я им спешила должное воздать. С утра в НИИ, оттуда в садик прямо, Стараясь доказать себе одной, Что нужно жить и быть хорошей мамой, Сотрудником научным и женой, И ни к чему вся чувственная вьюга. Я наблюдала, радуясь, опять: Мои мальчишки проросли друг в друга! Кто дал мне право жизни им ломать? И от добра ль искать другое что-то? А время душу вылечит само. Володя позвонил мне на работу: «Уже томится в ящике письмо». «Но для чего? Я все уже сказала. Зачем ты провоцируешь скандал?» «Не суетись. Чтоб не было скандала, Конверт я от себя переписал». Обжег глаза давно знакомый почерк, Жила надеждой каждая строка. И оживал перед глазами очерк О буднях и душе холостяка. А письма были все длинней и чаще, Как будто он стремился показать: Любовь лилась рекою настоящей, А реку никому не удержать. Но положенье виделось дурацким, Рвалось души живое полотно. И как-то, в день защиты кандидатской, Он выдумал, что я и сын в кино, И на троих спешил готовить ужин, Себя надеясь обмануть хитро, И ждал, представив, что любим и нужен. Но есть не смог. Все выбросил в ведро. Нет, я на письма те не отвечала. И даже раздражали иногда Готовность Женьки все начать сначала И вера в то, что он услышит «да». Но часто мысли мучили другие О том, что в жизни длинной колее У Женьки не любовь, а ностальгия По юности, по дому, по семье. И все же, не показывая виду, Что тих, но жив на дне души родник, Я затаила на судьбу обиду За то, что «пять» не ставит в мой дневник. 13. Беда Когда река мощна и полноводна, Не представляем, что настанет час, Когда она иссякнет, и свободно Вся сушь небес обрушится на нас. Не стало писем. Это было странно, В последнем – ни намека на итог. И появилась ноющая рана: Не пишет Женька – чувству вышел срок. Но сердце в это верить не хотело, Как засухе не верят у воды, Хотя не обнаружено предела Предощущенью будущей беды. Володя встретил утром возле дома, Был непривычно сдержан и помят, И голос стал глухим и незнакомым, И отводил, как виноватый, взгляд. А снег вокруг исхожен совершенно, Как будто зверь топтался у двери. И даже водкой пахнет откровенно. «Ну, не томи, Володя, говори». А он тянул и отвернулся снова, И вдруг, собравшись, выдохнул ответ. И прозвучало выстрелом три слова, Три диких слова: «Женьки больше нет». И будто сломан сдерживавший клапан, Слова внезапно потекли рекой: «Три дня назад звонил мне Женькин папа. Был взрыв на полигоне под Москвой. А Женя что-то к докторской придумал И, опытный спасая образец, Не уберегся». Помолчав угрюмо, Добавил глухо: «Вот такой конец». Дальнейшее припоминаю смутно. Куда я шла? Куда Володя шел? Впервые в это пасмурное утро Судьба в мой аттестат влепила «кол». 14. Командировка Москва. Последний день командировки. Поставлена заветная печать. Моим мальчишкам куплены обновки. И было время просто погулять. В больших витринах солнца отраженье, Как прежде, суетлив людской кагал. А помнишь ли, Москва, когда-то Женя По улицам твоим легко шагал? Пройтись бы там, но адреса не знала, И шла, сама не ведая куда. Володя, чтобы не было скандала, Конверты переписывал тогда. Нахлынули, как дождь, воспоминанья, Все оживив, что было позади. И вдруг знакомым показалось зданье, И что-то подтолкнуло: «Заходи». Парадное, у лифта три ступеньки, Облезший лак у лестничных перил, Дверь отворилась, я вздохнула: «Женька!» - И пол внезапно из-под ног поплыл. Когда нашатырем запахло резко, Открыла с удивлением глаза. Высокий парень в форме офицерской Мне говорил с упреком: «Так нельзя. У Вас командировочное рвенье? С утра поди не ели ничего? Вы почему меня назвали Женей?» «Да Вы слегка похожи на него. И форма та же. Да и рост примерно. Хотя, казалось, он такой один. Мне от воспоминаний стало скверно: Погиб недавно Женя Головин. Я по Москве брожу часа четыре, И, кажется, что он ведет меня». «Ведет?! Да он же в этой жил квартире! До гибели! До рокового дня! Жилье-то академия давала. Попейте чай. Такси я заказал. Заедемте на кладбище сначала, А после провожу Вас на вокзал». Настолько больно было мне впервые. Горячей солью обожгло цветы, И грустно улыбнулись, как живые, Глаза с холодной мраморной плиты. Мы запалили тоненькие свечи, А солнца луч на памятник упал. Казалось, подарив мне эту встречу, Судьба пообещала высший балл. 15. Балл Был почерк на конверте незнакомым, Но адрес отправителя – Москва. Вскрывала я, предчувствием ведома Настолько, что кружилась голова. Два листика: поуже и пошире. И вот развернут наугад один. «Вы помните, как были на квартире, Где жил когда-то Женя Головин? Так вот, для наведения порядка Перебирал я старый книжный хлам. В одной из книг нашел письмо-закладку. Там Женин почерк. Видно, это Вам». Как от удушья становилось плохо. Ну, где ты, долгожданная гроза? Но мир сужался до листка, до вздоха, И Женькин почерк обжигал глаза. А сердце, как набат, в груди стучало. Нет, ты не солгала, судьба моя. Всего пять слов. За каждое по баллу. «Родная, здравствуй! Это снова я!» |