Стучу по «клаве» под диктовку шефа: – По вопросам закупок обращаться, двоеточие, Россия, запятая, 119334, запятая, гэ, точка, пробел, Москва… Надеюсь, ты «гэ» написал с маленькой буквы, а Москву с большой? – Обижаешь, гражданин начальник! Слушай, а, может, обойдемся без «гэ»? Итак всем понятно, что Москва – это «гэ», а не какая-нибудь там большая «дэ». – Хм, а почему это Волжский должен оставаться «гэ», а Москва – уже нет?! – Потому что Волжский – город твоей судьбы! – «Моей»… – Так я и говорю «твоей». – Правильно говорится и пишется «моей»… – Совершенно с вами согласен, не моей же! Моя-то судьба сейчас, небось, мечется по узким улочкам Парижа да все меня разыскивает. Страдает, бедняга, сохнет… Но это – ничего, я худеньких люблю. – Ты же женат! Отец семейства, прости господи. – Так она-то этого не знает! И потом… – Ага, любовь – зла… – То, что твоя жена до сих пор тебя не бросила, лишний раз говорит о неизбывной справедливости сего наблюдения. – И твоя женитьба… – А вот моя женитьба, как всякое исключение из правила, только подтверждает само правило. – Пиши уже, судьбоносец ты наш. – Сам ты волжанин! – Такой же, как и ты. – Как знать, как знать… А может, моя парижанка как раз именно сейчас, окончательно потеряв всякую надежду, летит в Токио на конференцию одиноких сердец, а тут – трах-бах! – самолет терпит аварию, она прыгает с парашютом… – Где это ты видел парашюты на пассажирских рейсах? – Так она ведь не простой пассажир, а дочь хозяина этого лайнера! И папа у неё – миллионер, внук гражданина Корейко. – А… ну, тогда все понятно. И приземлится она, само собой, прямо на крышу нашего здания. – Нет, не совсем. Она только парашютом зацепится за крышу. А так как сегодня воскресение, и в здании кроме нас с тобой да вахтерши никого нет, то мне и придется… – Почему же это непременно тебе?! – Ну, не тобой же рисковать! Ты ж у нас особо ценный сотрудник, как-никак глава фирмы. – Вот на правах главы фирмы я и заявляю: хватит болтать, давай работать. – Уж и помечтать нельзя. – Мечтать будешь в нерабочее время. – Осмелюсь напомнить, сегодня воскресение и уже восемнадцать тридцать семь, если мои бортовые часы не брешут. – Сам виноват. – Ну как – сам?! Как – сам? Ты же видел, что там их дизайнер понаворотил – сразу видно, что никогда с сайтами, тем более с их версткой дела не имел. И по штату я, между прочим, верстальщик... – Редактор. – Ну редактор, но уж никак не программист. – Чего ж тогда брался? – Но ведь сделал же! – Ну, сам и виноват. – То есть, кто везет – того и бьют? – А ты как думал!? Зачем же нам кормить того, кто не везет? Я вздохнул: – Что ж, вернемся к нашим баранам. Кстати, а с чего это они вдруг? Компашка-то волжская – даже не волгоградская – а по вопросам закупки отсылают в Москву? – Да потому, что у нас все делается через… – Москву… Логично. Всё – работаем, работаем!.. – Москва – написал? – Написал. – Запятая… – Да хватит тебе! Ну, подумаешь, одну опечатку допустил – с кем не бывает. – Пять. – Так тексту-то сколько! Поимей совесть. – Поимею, поимею, когда они нам заплатят. Улица... улица Советская… – Скажите-ка на милость! Неужели в Москве еще осталась улица Советская?! – Стало быть – осталась. – И как это Лужков не доглядел!?.. – Ну, может, это не совсем Москва, а какой-нибудь бывший дачный поселок… – Рублевка, например. – Заткни фонтан. Я тебя умоляю. У меня и так голова – что тот полковой котел... – Извини, у меня это тоже от переутомления. Дом? – Там не только дом, а еще и корпус, и строение… – А «строение» как пишется? В смысле – сокращенно… Стр? Жанка на меня обиделась. На выходные нас приглашали на шашлыки. Конечно, если бы это были друзья с её стороны, Жанку бы ничего не остановило. А тут в пятницу в ответ на сообщение, что мне придется поработать в субботу и, вероятно, воскресенье, поскольку надо успеть сдать сайт еще этим месяцем, она немедленно заявила, что Сашка мой – урод редкостный, жена его – лохудра пучеглазая, а дети их – дебилы чеканутые, и никуда она с ними не поедет. И вообще, когда нам выдадут зарплату? Между прочим, в понедельник уже первое августа. А там и за квартиру надо будет платить, и за детский садик опять же, и вообще ребенка надо бы хоть в цирк сводить… Нет, я могу топать хоть на работу к дружкам своим собутыльникам, хоть на дальний хутор бабочек ловить, хоть к Таньке из второго подъезда – а Танька эта точно когда-нибудь дождется, она ей все космы её крашеные повыдирает! – а она не намерена всю жизнь торчать у плиты и ждать, когда моё величество соизволит заявиться. И вообще, только такой лох вислоухий, как я, может сидеть на этой мизерной зарплате, которую к тому же еще и выдают неизвестно когда. И хлопнула дверью спальни. Светик мой шепнула на ухо, когда я укладывал её спать: – Папа, я никуда не поеду! Я буду тебя ждать. В субботу утром Жанка притворилась спящей. А вечером, едва я хлопнул входной дверью, крикнула из спальни: – Светка спит. Ешь – что найдешь. А мы обе сыты по горло! – Мы в ресторане были! – радостно сообщила дочурка, прижимаясь подбородком к моему животу и охватывая его ручонками. Жанка вылетела из комнаты. – Так. Ты что здесь торчишь? Спать немедленно! Да. Да, мы были в «Гаштете». А на твою долю – уж извините! – шашлыков не хватило. Так что иди, иди – жри, что заработал!.. Нечего, нечего тут своими лапами грязными лезть. Шляется до полуночи черт знает где, а потом еще туда же!.. Да отвяжись ты, в самом деле! Меня уже тошнит от тебя. Все! Не хватало еще, чтоб весь дом услышал, когда мой муж домой изволит возвращаться. И вообще… Я тебе у Светки на полу постелила – бездомному кобелю и место собачье! И хлопнула дверью спальни. Дочка тут же вынырнула из-за двери детской. – Папка, ты правда у меня спать будешь? Я развел руками – а куда, мол, денешься. Светка, зажмурившись, чтоб сдержать радостный визг, влепилась мне в пупок. В холодильнике было не густо: шматок колбасы с палец толщиной, картонная коробка для яиц… Благо помидоров родители с дачи навезли несколько ведер да огурчиков малосольных целый жбан. – Яйца бери битые, – раздался Жанкин глас за спиной. – Так. А ты что тут делаешь? Я кому сказала спать?! – Светка мышкой юркнула к себе. Жена обернулась было ко мне всем телом, набрала воздуху, да махнула рукой: – А иди ты!.. Лыбится еще здесь… – и удалилась в брачные чертоги. Из пяти яиц битых оказалось только три. Жена из экономии покупает битые яйца. А целые мы храним на всякий пожарный. – Пап, – прошептала Светка выныривая из-под моего локтя, – давай я лук порежу. Я дунул ей на лобик, взвихряя челку и тоже перешел на шепот: – Ты что пугаешь! – Не, я не пугаю – я сплю. – Ладно, порежу сам. А ты – на вот – потри пару огурцов и штук пять помидоров. В лапшу. На крупной терке. Только огурцы три не плашмя, а вертикально – чтобы лапша была коротенькой. Я нарезал лук тонкими полукольцами, припустил его на сковороде, добавил огуречно-томатную лапшу, потомил немного и засыпал кубики колбасы с хлебом, подождал, пока хлеб пропитается соком и залил привзбитыми яйцами. – Пап! – от неожиданности Светик чуть не сбилась с шепота. – А разве можно яйца и – с солёными огурцами? – Ничего, ничего. Все будет на ять. И… яичница? омлет?.. одним словом, месиво удалось на славу. Лук был мягким и нежным. Колбаса только-только притомилась. Хлеб истекал соком. А огурчики придавали всему блюду неожиданную пикантность и, как ни странно, казались газированными. – М-м-м!.. – я наигранно зажмурился от удовольствия после первого куска – мы ели ложками прямо со сковороды. – Сма-ачно! Светка колупнула в том же месте, где брал и я, подула и отважно набила рот. И тоже зажмурилась: – М-м-м!.. Вкусноти-и-ища! – и вдруг нырнула под стол. – Что это ты там наварганил? – Жанка взяла у меня ложку, попробовала. – И как ты только ешь эту гадость?! – Ты можешь предложить другое? – А что заработал – вот то и лопай! – И уже из коридора: – Всё. Я сплю. Светка снова уселась на стул, зачерпнула побольше: – М-м-м!.. Просто объедение какое-то. Пристроившись ко мне под бок, Светка спросила: – Пап, а ты какую сказку мне расскажешь? – Ну… про чудо-юдо трехголовое и Микитку – крестьянского сына. – Па-ап!.. – Что-о?.. – Я её уже наизусть знаю. И вообще… Я ведь девочка у тебя! – Что вы говорите?! Ни за что б не догадался. Ну, хорошо. Тогда – про Золушку. – Да ну её! Она противная. – Ну, сударыня, на вас не угодишь. Ладно. Тогда так: жила-была… – Ложка! – Ложка… Да не простая, а… обувная! И считала она себя лучше всех на свете. А как же?! Ведь только у неё есть дырочка, чтоб на гвоздик вешать. И вообще она вся такая ровная, стройная. Не то, что другие, у которых где-то кругло, а где-то тонко. И обиделась она на весь честной люд. Да, говорит, вот вами, например, супчик гороховый хлебают. Да с грудиночкой копченою! Окрошки там разные… А вот вами мороженое кушают, клубнику со сливками. А мне достаются только жесткие пятки да грязные носки. Злые вы. Уйду я от вас! И пошла по белу свету себя показывать да людей поглядывать. Вышла из подъезда, туда-сюда посмотрела… Налево пойдешь – коня потеряешь. А у неё и нету никакого коня. Направо пойдешь – жену потеряешь. Вот еще! Больно надо было… жену заводить. Пойду-ка я прямо, решила она. И совсем уж было с духом собралась, да тут бомж на лимузине катит. Увидел нашу ложку и – по тормозам. Вывалился из двери и на коленки перед нею – бух! Бомж, он и есть бомж – ноги плохо держат. «Ах, сударыня, – говорит, – вы, верно, согласитесь, что погода хороша, как никогда?» Наша ложка жвачку со спины соскребла, дырочку поправила да и отвечает: «Право, сударь, я скажу, я и вправду нахожу, что погода не такая, как всегда», – и прыг в лимузин. А бомж отвез её в металлолом, накупил спирта паленого да и напился. А что с него взять?! Бомж – он и в лимузине бомж. Вот и сказочке конец, а кто слушал, тем по во-от такому носовому платочку, чтоб было чем слезы горючие утирать, разнесчастную судьбу-злодейку нашей горемычной ложки обувной вспоминаючи. – Фу! Плохая у тебя сказочка получилась. – Да уж, ничего не попишешь, не сказочные они какие-то бомжи эти. Куда ни придут – непременно воздух испортят. Совсем не похожи на принцев на белых конях. Хотя кони, они тоже, извините, навоз делают. Ладно, ступай от меня. Спать иди. А я тебе как-нибудь потом другую сказку расскажу. Про то, кого встретила ложка в металлоломе, про суженого её да про ряженого… Ведь бомж её не на пункт приёма вторсырья отвез – вторсырьё!.. фи, какая вульгарность! – а совсем в другое место, непохожее. Ты только вслушайся, сколько поэзии в этом! Пункт приема металлолома!.. Просто песня какая-то. А утром я, конечно, обнаружил Светку у себя под боком. – А твоя Верка как, ничего? – Говорит, что разведется. – Серьёзно? – Говорит, что серьёзно. Да куда она денется… Ладно, давай перекурим. Тут совсем немного осталось. Да… Жанка, точно, и сегодня ничего не приготовит. С гарантией. Эх, завалиться бы сегодня в ресторан да нажраться до потери сознательности… О! точно! В гаражах-то наверняка кто-нибудь еще кругостолится, так что, так что… – Чему смеёшься? – Что? – Тебя начальник спрашивает, чему смеёшься? – И каждый человек, собаки, кошки, тараканы неповторимы. Даже мой начальник. – А все-таки?.. – А ты знаешь, как Михайло Илларионович глаз потерял? – Который? Кутузов, что ли? – Да нет. Другой. Совсем другой. Пупкин. Пупкин Михайло Илларионович. – Ну и как? – Сидели они как-то с царем с нашим с батюшкой. Все выходные напролет сидели новые ментики к шароварам придумывали. Ну а что, типа, у всех уже есть, а мы все в галифе да в галифе… Совсем головы изломали, но к ночи воскресенья все-таки придумали. Вот тут Пупкин на радостях и предложил напиться. А царю-то в понедельник на работу. Государственный совет у него, послы разные – никак не отмазаться. И Пупкин знал об этом. Вот царь и осерчал. Так и ходил наш бедный Илларионович с того памятного вечера одноглазым. – Ладно. Намек понял. Завтра можешь не спешить на работу. До обеда как-нибудь и без тебя управимся. – А может – заодно уж – и вторую половину дня прихватите? – Нет, не получится: нам же сайт сдавать. Запустим-то сегодня. А завтра надо сдать окончательно. На кого же я собак вешать буду? – Нечего себе – радужная перспективка!.. – А куда денешься?!.. – Ну и хватит тогда отдыхать, давай заканчивать. – Давай… Так. Теперь на украинском. – Здрасти – приехали!.. Это еще за каким лядом? А где я тебе буду их буквы брать? У меня на клаве их нету. – А – ничего… Тихо-скромно возьмешь в спецсимволах. – А казахского им не надо? Сейчас, куда ни глянь, всюду пишут на трех языках: на русском, украинском и казахском. – Нет, казахского им не надо. – А жаль! Там у них в казахском таки чудовы буковки имеются… – Давай пиши! – Даю пишу… – За запытаннямы… – От ты ж ё-моё!.. – Ничего, ничего… Запытання – это только поначалу пытка. Да! Там где я говорю «ы», ты пишешь наше «и». За запытаннямы закупок звертатыся… Так что, как видишь, ничего страшного пока… – Дай бог, дай бог… – Россия. С одним эс. – Логично. – Что логично то? – Экономно. И так всем все понятно. Слушай, а СССР они тоже с одним эс писали? Вот это было бы правильно. И тогда бы всем все было ясно, а то теперь-то, конечно, теперь-то все горазды долдонить, что СССР – тюрьма народов. – Сам ты… пыточных дел мастер. Гэ по-украински эм. – М-м-м?! Не, не поеду я на Украину: у них гэ – м-м-м! – В… теперь надо говорить и писать «в» – в Украину… – Тем более. – Вул. – Что? – Ну, улица по-украински – вулыця. – Нелогично. – Фу, ты, господи! Что? Что нелогично то? – Неэкономно. – Вул!!!.. Вул – Радянська. – Привет! – Что еще? – Ну не переводится! Названия городов, улиц, рек – что там еще? – не переводятся. – Но у меня так написано. – Да все равно. Не переводятся. У нас вон один мой знакомый сделал себе визитку на двух языках. И написал «пис стрит» – улица мира, значит. Так его до сих пор у нас писстритом дразнят. – Ну, хозяин – барин. Так что пиши «радянська», и дело с концом. – Тогда давай уж и Москву переводить! Нет, ты только представь себе: приедет человек в Москву и начнет там Радянську улицу шукать. – А может, там и есть такая? Давай по карте Москвы поищем. Нет. Давай сначала по украинским сайтам посмотрим, может, и правильно все, может, действительно переводится? – Да говорю ж тебе, не переводится. – Ты давай ищи на яндексе-уа, а я – на рамблер-уа. – Уа… уа... Забавные все-таки люди: сами всё уа-уа, а на малороссов обижаются. – Тю, черт! – Что такое? – А инета-то и нету. Отключили. – Здра-асти, приехали! А как же мы выкладывать будем? – Да я дома через модем выйду. – А может и поищешь дома? Через модем? – С его-то скоростью? Да и когда я еще домой попаду… – Ну? Что делать будем? – А… переводить – так переводить! Пиши, Кыйив… – Ты это – серьезно? – А то як же ж?! 29.07 – 08.08.2007 |