Замечание первое - прошу простить меня за банальность темы, обглоданной писателями-фантастами до последней косточки. Но я до сих пор убеждена, что НАШЕСТВИЕ - это реальность, а не глюк сдвинутого на компьютерах программиста.

 

Замечание второе - все описываемое произошло довольно давно, когда наш закрытый институт не был еще скопищем торговых фирм и даже (с трудом верится!) - у нас была настоящая работа. Произошло, но вряд ли закончилось, я, во всяком случае, не уверена в этом.

 

Замечание третье - аллюзии с другими авторами считаю неуместными, ибо, как я уже говорила, история давняя, а все толковые книги начали выходить значительно позднее.

 

Итак, обычный вечер в закрытой конторе. Чем мы там занимались, не важно, важно, что у меня была программа и она, как всегда, не желала работать правильно. Коллеги потихоньку расползались по домам, искоса поглядывая на начальство и друг на друга и прикидывая, сколько минут можно приписать к своему гибкому графику. Наконец, ура-ура, можно выключить опостылевший радиоприемник, долдонящий целыми днями одну и ту же ерунду. Его, конечно, и так никто не слушает, но вырубить начальник отдела не позволяет - вдруг объявят об очередн6ом совещании. Хотя после пяти часов вечера…

 

Мне спешить некуда. Дома - только родители, ни друзей, ни знакомых. Со своим молодым человеком разругалась месяц назад: он обозвал меня ведьмой, я его - вампиром. Взаимная вежливость называется! Да и ехать надо через весь город, а потом еще нудно трястись в электричке.

 

- Ты домой или как?

 

- Да есть тут одна идея… - Отвечаю достаточно хмуро.

 

- А у меня есть другая. Как покончишь со своей, подсаживайся сюда - мне «Цивилизацию», наконец, принесли.

 

- Да ведь она же английская!

 

- А словарь на что? Я, может, вообще французский изучал!

 

Некоторое время молчим.

 

- Как твоя идея, сдохла?

 

- Частично. Компьютер пашет, как шеф после сдачи годового отчета.

 

Коллега хмыкает. Я делаю последнюю попытку справиться с капризной программой и выключаю компьютер.

 

- Гм, принц Эндрю. У тебя что, мания величия?

 

- Погоди, я вот сейчас изобрету Демократию…

 

- А почему не Gunpowder? Кстати, что это такое?

 

- Мюллер на принтере. А потом устрою революцию. Говорят, с этого деньги появятся… - мечтательно произносит коллега.

 

Наконец, бросаю взгляд на часы.

 

- Что, опять дома потеряли?

 

- Тебе хорошо говорить! Алло, мам, ты? Я тут несколько задержалась. Может, мне лучше к бабушке поехать? Да, знаю, что в санатории, но ключ же у меня. Она сама просила цветы поливать… Если не доберусь до одиннадцати, значит, там и зависла. Ладно, пока.

 

- Уходишь?

 

- А твои демократы все бунтуют?

 

- Ничего, вот пригоню парочку катапульт, тогда посмотрим… Ладно, до завтра.

 

Выхожу на улицу - темно, тихо и пустынно. В метро тоже пассажиров куда меньше обычного. Сую бабке-контролерше проездной билет и прохожу мимо. Она в каком-то ужасе отпрянывает назад. Странно…

 

Сажусь в поезд, направляющийся в сторону дома. Народу немного. Никто ни с кем не разговаривает и даже, похоже, старается держаться как можно дальше от остальных. Исключение составляет, пожалуй, только парень с немецкой овчаркой на поводке. Как его пустили в метро - непонятно, ведь собака даже без намордника. Правда, сразу видно - обученная.

 

- Сидеть, Джек! - и пес мгновенно замирает у ног хозяина.

На остановке в вагон входят милиционеры не милиционеры, в общем, какие-то крепкие ребята в форме, вероятно, недавно созданный ОМОН, и начинают что-то требовать у пассажиров дальнего конца вагона.

 

- Предъявите!

 

Те молча что-то показывают.

 

Наконец, молодцы добираются и до меня.

 

- Предъявите!

 

- Что, паспорт? - Не понимаю я. - А пропуск вас не устроит? Я с работы еду.

 

Возникшая заминка вызывает что-то вроде электрической искры. На другом конце вагона раздается истерический вопль:

 

- Она из НИХ!

 

Первым успевает среагировать парень. Схватив одной рукой меня, другой поводок, он выпрыгивает наружу. Овчарка, разумеется, за ним. Двери вагона закрываются аккурат перед крепкими молодцами.

 

- Ты чего? - Недоумеваю я, оказавшись с незнакомцем на пустой платформе.

 

- Стоять, Джек! Вот тебе и попили молочка из дежурного магазина! В нашем-то углу уже с час, как все закрыто. Ты не очень спешишь домой?

 

- Я? А что?

 

- Только то, что эти будут нас ждать на следующей станции. А у тебя того, что им нужно, нет. Как, впрочем, и у меня.

 

- Ничего не понимаю! Что случилось?

 

- Да и я сперва воспринял это, как бред. По радио несли какую-то чушь. Мол, "отечество в опасности перед угрозой нашествия, и всем добропорядочным гражданам необходимо иметь при себе кусок некрашеного дерева, дабы отличаться от злоумышленников, выглядящих внешне, как обыкновенные люди".

 

- Чушь собачья! Прости…

 

- Да я и сам сперва подумал, что чушь. "Нашествие макробов". Прямо как в американском триллере: "их прикосновение смертельно, они выпивают всю твою энергию и захватывают твое тело, вселяясь в него".

 

- М-да… И что же теперь делать?

 

- В метро ехать нельзя, факт. И даже обратно. Менты скоро догадаются вернуться и начать прочесывать все подряд. А то и по телефону подмогу вызовут. А им не больно докажешь, что ты не верблюд, то есть не макроб. Дерева-то здесь днем с огнем не найдешь, да и наверху тоже.

 

- Ближайший парк не меньше, чем в получасе ходьбы, - уныло поддакиваю я.

 

- Вот и я о том же. Я-то, впрочем, недалеко отсюда живу, а вот ты…

 

- А мне можно на три остановки назад.

 

- Тогда пошли отсюда. Ты что, меня боишься? Я не из этих, точно.

 

- Знаю,- киваю я. - И я вообще никого не боюсь.

 

- Из-за собаки? Пошли, Джек! Макробы не макробы, но с ментами лучше дела не иметь.

 

- Слушай! - Вдруг останавливаюсь я. - А почему ты решил, что я не из них?

 

- Ну, - замялся парень. - Я-то еще могу ошибиться, а вот Джек - никогда. Ты просто человек. И, пожалуй, даже симпатичный.

 

- Это после двенадцатичасового сидения за компьютером? - Смеюсь я. - Ну-ну.

 

По улице идем молча. На широком проспекте - ни деревца. И

никаких прохожих.

 

- Слушай, а они вообще существуют, эти самые макробы? Что это такое?

 

- Если верить все тому же радио, это нечто вроде сгустков темно-красного света в виде человеческой фигуры. Это, так сказать, их натуральный вид. А вообще они могут выглядеть как угодно и прикинуться чем угодно.

 

- А причем здесь дерево?

 

- Видимо, притом, что оно живое. Ни камень… Да где ты здесь увидишь нормальный камень, а не кирпич и бетон? Ни люди… Они и так по большей части какие-то не такие. Так что предполагаемую эпидемию макробов, или нашествие, как по радио говорят, остановить вообще нечем. Мне - в первый переулок налево. А тебе, как я понимаю, до следующей станции?

 

- Ну да.

 

- Давай все-таки провожу.

 

- А смысл? Тут два дома до моста, а там перейти и все.

 

- Как хочешь. Навязываться не буду. Ко мне, Джек!

 

В городе, хоть дневном, хоть ночном, я никогда ничего не боялась. Ну, подумаешь, пьяный пристанет! Как пристанет, так и отстанет. А что до грабителей, то красть у меня решительно нечего. И с чего это мама все волнуется?..

 

Я почти дошла до въезда на мост, как вдруг ко мне начала приближаться странно знакомая фигура:

 

- Доченька, я решила пойти тебе навстречу…

 

Бред. Моя мама сейчас должна быть километров за пятьдесят отсюда. И у нее никогда не было такого платья.

 

Я резко развернулась на сто восемьдесят градусов и помчалась назад по проспекту, ясно слыша за спиной приближающиеся шаги. Потом бросилась в какую-то арку.

 

И - о чудо - во дворе росли деревья. Я прислонилась спиной к ближайшему и хлестнула фигуру веткой, не ломая, а только наклоняя ее. Фигура вдруг покраснела, съежилась и растаяла в темноте. Но за ней спешила вторая, третья. А вдалеке захлебывался яростный собачий лай.

 

Кажется, его я огрела тоже. Но он только коротко выругался и встал спиной к тому же дереву с другой стороны.

 

- Ветви не ломай!

 

- Что я, совсем того?

 

А вокруг наседали красные фигуры, и яростно лаял Джек, пытаясь сорваться с поводка…

 

- Бр-р! Ну и ночка! Мы тебя все-таки проводим. Правда, Джек?

 

Овчарка вильнула хвостом и, как мне показалось, даже улыбнулась.

 

- Пошли. Кстати, мне через пару дней обещали принести щенка.

 

- От Джека?

 

Парень кивнул.

 

- Не хочу, - решительно произнесла я. И на его недоуменный взгляд прибавила, - У меня уже была собака. Правда, лайка.

 

- Понятно, - протянул он. - Ты не думай, я тебе знакомство не навязываю. Небось, заметила, что я даже имени твоего не спросил.

 

- Как не заметить!

 

- Впрочем, это и неважно. Как неважно и то, куда мы сейчас идем. Наверное, к родственникам каким-нибудь?

 

- Угадал. Так что в подъезд лучше не заходи. А то мало ли что соседи потом скажут. Да ты и сам сказал, что это неважно.

 

- Конечно, неважно. Но, надеюсь, ты не думаешь, что там, у дерева, мы перебили всех?

 

- Слишком хорошо было бы, - Мрачно усмехаюсь я. - Ну, спасибо, что проводил.

 

- Джек, лапу!

 

На следующий день по дороге на работу (какое счастье встать аж на полтора часа позднее!) я запаслась газетами. Но в них не было ни строчки о макробах.

 

А еще на следующий день не вышли и сами газеты. И по радио передавали отрывки из классической музыки вперемешку с сообщениями ГКЧП. Нашествие закончилось?!

 

Пожилой фээсбэшник мысленно выругался. Мысленно, ибо, во-первых, должность не позволяет, а, во-вторых, светлый праздник Пасхи уже три часа, а то и больше, как наступил. И соответственно, все обычные люди давно дома. И только он, такой невезучий, сидит на работе и терзает компьютер.

 

Но управление по делам религий не дремлет. Особенно ночью - с двух до девяти активизируются интернетчики, а это едва ли не самый опасный народ. Последняя директива начальства гласит: следить за всеми, кто подвергает сомнению правоту православной церкви, паче же всего за лютыми грешниками-экуменистами.

 

Сегодня ему повезло. Проверяя почтовые ящики на сервере одного из популярных провайдеров, он наткнулся на любопытное письмо. В переводе с английского оно звучало примерно так: "Я согласен на ваше предложение опубликовать мою статью "Христианство и язычество" в Интернете. Не забудьте дать ссылку на мой сайт и сообщить мне место размещения." Отправитель, судя по базе данных, - видный зарубежный христианский проповедник, а получатель - автор нескольких статей в защиту язычества. Та-ак. Экуменистский заговор. Добыть бы только текст статьи…

 

Однако глаза совсем слипаются. И свет опять мигнул. Черт, лишь бы компьютер не погорел, а то не отпишешься от начальства!

 

Нет, это уже явно сон - черная фигура, вылезшая из розетки и замаячившая перед монитором. Но все равно. Мне нужно познакомиться с содержимым компьютера у этого абонента. Да и его мысли тоже знать не мешает. Эй ты, сон или не сон, иди получи информацию и возвращайся! Ну и ну, фигура влезла в дыру от дисковода и исчезла… Нет, надо срочно выпить кофе, встряхнуться и продолжать работу.

 

 

Тем временем интересующий фээсбэшника язычник мирно спал. Впрочем, не совсем мирно - ему снились сразу десять младенцев за раз, и все они истошно орали.

 

- Убери писк, - не разлепляя глаз, толкнул он в бок жену.

 

Та медленно поднялась, но ор раздался с удвоенной силой:

 

- Заинька моя хорошая, кто девочку обидел? Ой, - и уже она толкнула его локтем.

 

- Что, опять смесь разводить?

 

- Да нет же! Можешь мне не верить, но тут из компьютера вылезла какая-то черная фигура. Из выключенного. Стоит и ребенка пугает.

 

- Скажи ей, чтоб сгинула.

 

- Сам скажи! Ой ты, чудо мое маленькое…

 

- Пшел туда, откуда явился! И спать не мешай!

 

И язычник вновь погрузился в созерцание десяти горластых младенцев.

 

Он, конечно, лишь сгусток энергии, некое поле с особыми свойствами. Это просто черная дымчатая фигура с неясными очертаниями, и человека в нем видят лишь те, кто хочет его видеть. Но он - всего лишь наблюдатель. А для наблюдения ему нужно электричество. И чем больше, тем лучше.

 

"Объект номер один - работающий компьютер. Объект номер два - находящийся рядом человек. Получить информацию и вернуться."

По проводам он прошел мгновенно. Однако ни объект номер один, ни объект номер два наблюдению не поддавались. Компьютер был выключен, а человек спал. Более того, мощное звуковое поле создавало почти непреодолимые помехи к наблюдению. И прорвавшись сквозь них к наблюдаемому человеку, он отметил только то же звуковое поле.

 

Внезапно какая-то сила отбросила его опять в телефонный провод модема. "Объект номер один - работающий компьютер. Объект номер два - находящийся рядом человек. Получить информацию и вернуться."

 

 

Нет, плохо быть тринадцатилетней девчонкой, неуклюжей, нескладной, в неизменной коричнево-чёрной школьной форме с вымазанными повидлом от булочек карманами. А куда ж их ещё девать, эти булочки? Не в портфель их же запихивать?

 

Вот и сейчас, пока мы с Юлькой делили пополам последний пирожок, Гарик стащил мой потрёпанный портфель. И конечно, моя попытка вернуть пропажу успехом, как всегда, не увенчалась: этот нахал успел увернуться и перекинуть портфель Лёшке, а тот, разумеется, полез внутрь. Тут же раздался истошный визг наших раззамечательных девиц - не потому что кто-то куда-то залез, а потому что из портфеля выскочила крыса и, перепугавшись, ринулась к двери.

 

- Машка! - Ору я, бросаясь за беглянкой.

 

На сей раз мне повезло, впрочем, несколько относительно.

Крысу удаётся успешно водворить на место. Правда, при этом она успевает пробежаться по лакированным туфлям нашей классной. Училка несомненно видела, кто выпустил несчастную животину, но гнев её, похоже, опять обратится исключительно на меня. Впрочем, мне терять особо нечего, несмотря даже на мою весьма приличную учёбу.

 

Сегодня у нас повторение и, следовательно, фронтальный опрос. Ненавижу отвечать у доски и даже с места. Все слова куда-то пропадают. И потому многие учителя (и классная в особенности) не верят, что я ни у кого не списываю, а напротив, списывают у меня. Ещё бы - у тех, кто это делает, тетради всегда без единой помарки, не то что у меня. Кроме Юльки, конечно. Ей, что ни напиши, без ошибок не перекатает.

 

Однако первый вопрос получаю всё-таки не я, а Лёшка. Ему достаётся какой-то идиотизм из строевого устава. Впрочем, всё правильно. Тут и троечник ответит, а для меня нужно что-то потруднее.

 

Мой недруг отвечает практически без запинки, и классная удовлетворённо покачивает в такт указкой, хотя я чувствую, что что-то не так. Наконец, училка кладёт указку на стол:

 

- Очень хорошо. А теперь выйди из класса.

 

И вдруг меня, как кувалдой, ударяет по голове воспоминание: Лёша погиб через полгода после выпуска в военном училище при невыясненных обстоятельствах. Я узнала об этом не сразу, меня никто не предупредил. Как была чужой, так и осталась. Даром что с первого класса здесь проучилась.

 

С некоторым недоумением оглядываю своих одноклассников. Да нет, всё обыкновенно. Большая часть лихорадочно перелистывает тетради и учебники. У окна один старательно складывает и раскрашивает самолётики. С задней парты передают записку: "Подскажи, а то будет плохо"… Потом поворачиваюсь к соседке. Юлька протягивает мне под партой одну из двух карамелек, полученных вместо сдачи в буфете. Сегодня повезло - апельсиновые. И вдруг вижу вместо некрасивой девчонки с такими же оборванными и липкими, как у меня, карманами обрюзгшую женщину с помятым лицом, замахивающуюся бутылкой на какого-то мужчину.

 

Бр-р! Ничего не понимаю! Вернее, кажется, всё-таки понимаю, но от этого не легче. А классная между тем продолжает талдычить своё, поднимая из-за парты то одного, то другого.

 

- Дано несколько файлов с адресами электронной почты. Перенумеровать адреса и отправить всем абонентам сообщение типа: "Ваш номер такой-то".

 

Вопрос повисает без ответа. Слышен только лихорадочный шелест страниц да шёпот Володьки с первой парты:

 

- Как это сделать?

 

- Слиянием, - так же шёпотом отвечаю я, и он начинает отчаянно тянуть руку.

 

- Кто желает? - Слышен жестяной голос классной. - Пожалуйста.

 

- Надо использовать слияние, - бодро отвечает Володька и вдруг осекается.

 

- Садись, - и училка поворачивается ко мне.

 

Вопреки её ожиданиям я отвечаю вполне сносно: логично и даже без заикания.

 

- Кто тебе подсказал? Володя?

 

Я взрываюсь:

 

- Послушайте! День и час я, конечно, не могу сказать, но год и месяц, когда я это узнала, точно. И источник могу назвать, если очень нужно.

 

Тут уже на некоторое время затыкается она и ловит ртом воздух. Потом, задыхаясь, почти кричит:

 

- Вон из класса!

 

- И не подумаю! - В тон ей отвечаю я.

 

Училка направляется ко мне, намереваясь, видимо, выволочь меня силой, но на полдороге останавливается:

 

- Стой смирно, если с тобой разговаривают.

 

Если разговаривают… Но эта мегера уже переключилась на других, и я, постояв некоторое время для виду, сажусь на стул и принимаюсь жевать юлькину конфету, ибо невыносимо хочется спать, а монотонный, несмотря на металлические нотки, голос классной убаюкивает не хуже колыбельной. Потом всё-таки пытаюсь продрать глаза и оглядеться.

 

Народу в классе заметно поубавилось. Вот неуклюже вылезает из-за парты Руслик, а за ним его неразлучный друг Илюха. Больше не сидит рядом со мной Юлька. Опустела и Володькина парта.

 

- Я кому сказала - стоять! - Раздаётся окрик над самым ухом.

 

- Не имеете права, - отвечаю я почти спокойно. - Почему Вы всё время задаёте вопросы из сферы наших профессиональных интересов? Почему Вы не спросите, счастливы ли мы? Сказать Вам то, о чём Вы не спрашивали? Я автор нескольких книг и довольно известный поэт. Да-да, без всяких там слюнявых поэтесс. Я замужем, у меня есть любимый муж, а также три и двадцать детей. А ещё две собаки - чёрная и белая и кроме того…

 

- Но крыса! У тебя никогда не было крысы - ни в школе, ни потом!

 

- Ну и что? - Пожимаю плечами я. - Мало ли что кому придёт в голову! И вообще я ненавижу учителей, хотя и сама - училка с многолетним стажем. И без педобразования, заметьте! Даром что те, кто учился в педвузах, работают где угодно, только не в школе.

 

- Выйди вон! - Визжит от злости классная.

 

- Сама выйди, - отвечаю я, и неожиданно для меня она идёт к двери и яростно захлопывает её за собой.

 

Мне становится неимоверно смешно. Сгибаясь пополам от хохота, я лезу в портфель, достаю Машку и целую её в серую морду. Затем оборачиваюсь к единственому оставшемуся в классе человеку. Плотно сбитый уже взрослый парень, который никогда не учился в нашем классе, внимательно смотрит на меня, и я, выпустив Машку, с криком "Айя!" бросаюсь к нему на шею. А крыса радостно описывает круги вокруг нас.

 

 

Конечно, я ведьма. В средние века таких сжигали на кострах, но сейчас я хожу в обычных футболке и джинсах, конечно, не на работе. Да, я ведьма, хотя вряд ли чей-то взгляд выделит меня среди толпы. Только пьяные тут же отскакивают на километр да контролёры забывают проверить билет. Безусловно, я ведьма. Я слышу голос камня и могу сыграть симфонию на ветвях летних деревьев. Правда, окружающие признают только моё умение снимать головную боль без всяких таблеток. А на вопросы отвечаю, что научилась на курсах у Джуны. Вру, конечно.

 

Но я - белая ведьма. Я могу видеть, знать, лечить, защищать, но никому и никогда не сделаю зла. Кстати же вовсе неверно, что ведьмы одиноко сидят в лесу и колдуют. Я хожу (или не хожу) на работу, воспитываю детей и т. п.

 

Итак, приезжаю я в школу за своим очередным пособием, а там - областной семинар. Всё тихо, мирно, чинно, только вот из начальства никого не поймать. Наконец, ловлю в коридоре завуча.

 

- За деньгами? После двенадцати будут выдавать.

 

- Но как же так, я же звонила… - пытаюсь объяснить я.

 

- Сказано, после семинара. И вообще, хватит сидеть дома, пора на работу выходить, - отрезала начальница. - А пока побудь в актовом зале, вдруг понадобишься.

 

Я проскальзываю на задние ряды и оглядываю зал. Директор на сцене говорит что-то о педагогических технологиях. Лиц я почти не вижу - одни спины - расслабленные или нарочито прямые. Руки женщины, сидящей неподалёку от меня, мнут на коленях какой-то предмет.

 

Стоп. Предмет чёрный, руки тоже, да и вся фигура кажется окутанной чёрным туманом, причудливо искажающим очертания. Резкое нервное движение - и предмет вместе с толчком руки летит к её соседке - и прилипает. Та мгновенно, но молча (всё-таки продолжается доклад) вскипает.

 

Выступление закончено. Директор предлагает задавать вопросы. Поднимается дама с почерневшим лицом и произносит не очень лестную фразу, причём весьма неприязненным тоном. Директор корректно и очень вежливо отвечает. Дама не унимается, и я вижу нечто, летящее через весь зал в сторону сцены.

Но она промахнулась. Чёрный предмет пролетел через плечо директора и врезался в стоящую рядом завуча по воспитательной работе. Та что-то шёпотом говорит директору и выходит из зала, хлопнув дверью.

 

Я понимаю, что пора вмешаться, но сижу.

 

Наконец, вопросы закончились, и директор предлагает уважаемым участникам семинара продолжить работу по секциям. Все встают и выходят из зала. Я тоже поднимаюсь.

 

В коридоре уже никого нет. Только одна моя коллега радостно бросается мне навстречу:

 

- Ты! Какими судьбами? А у меня через сорок минут будет открытый урок. Заходи, поддержишь… - и вдруг сникает, увидев

приближающуюся завуча по воспитательной.

 

- Ваш класс сегодня дежурит? Кругом бумажки! И это на областном семинаре!

 

Я вижу набегающие слёзы на глазах у подруги и едва успеваю поставить то, что у таких, как я, называется "зеркалом".

Излив душу и вволю отругавшись, завуч уходит, а я вижу в углу коридора небольшой чёрный предмет. Его замечает и коллега:

 

- Ой, смотри, кто-то обронил платок! - И она нагибается, чтобы его поднять.

 

- Нет, - успеваю я поймать её за руку. - Постой, сейчас вместе поищем дежурных. Видишь, в коридоре никого нет, можно не волноваться.

 

Я, не отрываясь, смотрю на предмет, стараясь вложить во взгляд всё пламя своего сердца, всю свою волю. Предмет понемногу съёживается, превращаясь в обугленную бумажку.

 

- Показалось, наверное. Это просто мусор, - говорит коллега.

 

Я устало улыбаюсь.

 

- Пошли вниз. Дежурные с веником в вестибюле. А потом проверим класс.

 

- Правильно, - перевожу дыхание я. - Сейчас все мысли должны быть об уроке. А мусор - он и в Африке мусор.

 

Коллега улыбается. Мы спускаемся по лестнице.

 

Уходя из школы после получения долгожданного пособия и еле переставляя ноги, я услышала за спиной голос директора:

 

- Семинар прошёл очень успешно. А ведь был момент…

 

Какой дурак придумал, что ведьмы - носители зла?

 

 

Смотрю на себя в зеркале. Так я и предполагала: бледная фигура в чёрно-белом платье и с распущенными волосами, одна половина которых опять-таки белая, а другая - чёрная. В Пристанище любят такие шутки, я ещё не самая страхолюдная из всех вестников. Я прихожу к немногим. Но прихожу. Это своего рода служба, плата за возможность пользоваться определёнными способностями.

 

Вспомнился предыдущий случай: одинокая старушка, вся седая и почти прозрачная преподавательница французского языка, которая улыбнулась, увидев меня, и негромко спросила:

 

- Пора?

 

- Пора, - так же улыбаясь, ответила я, подавая ей руку. - Твой путь будет светлым и радостным.

 

Да, всё так, я прихожу только к тем, кто не боится смерти, но и не призывает её.

 

Вот и сейчас, стоит мне пройти сквозь стекло, как я оказываюсь в незнакомой комнате. Это спальня. Большую её часть занимает огромная кровать, но ещё есть место для старинного шкаф, дубового трюмо с зеркалом и даже камина. На кровати двое - мужчина и женщина - и я знаю о них всё.

Оба уже не молоды, им изрядно за сорок. У обоих когда-то были семьи и остались почти взрослые дети. У обоих не было ни особенных денег, ни отдельного жилья. Обоим долго не давали развод. Но вот уже год они были вместе - здесь, в этом старом доме с антикварной мебелью и редчайшей библиотекой, доставшейся одному из них по наследству от дальней родственницы. Этот год был лучшим в их жизни.

 

Рядом с кроватью лежит упавшая старинная книга. Из неё выпал листок. Наклоняюсь и читаю, хотя и так уже знаю всё, что там написано: "Сия книга для тех, кто любит так, как любят в последний раз в жизни". Страницы книги слиплись, но мне не страшно. Но - страшно ли им? Они знают?

 

Оба они в сознании. Всё правильно. Так и должно быть, иначе пришёл бы кто-нибудь другой, не я. Женщина разметалась в подушках, ей тяжело дышать и бьёт сильный озноб. Мужчина из последних сил старается поудобнее укрыть её одеялом. Подхожу к ним совсем близко. Мужчина на мгновение замирает:

 

- Это не бред? - хрипло произносит он.

 

- Нет, - отвечаю я.

 

- Тогда, - тяжело выдыхает он, - это конец?

 

Я вижу в его глазах страх, но это совсем не то, из-за чего я должна была бы тут же вызвать кого-нибудь другого из вестников. Во взгляде бьётся одна страшная мысль: что будет, если любимая уйдёт, а он останется? Он же видит - ей сейчас хуже.

 

- Не бойтесь, - успокаиваю я, - этого не случится.

 

- И… скоро?

 

Женщина не может говорить. Она борется за каждый вдох, но глаза живые, и в них беспокойство не за себя. Говорит мужчина:

 

- Всё это - книга? Она отравлена? Но почему? Как можно оставлять кому-то такое наследство?

 

- Это - дар, - отвечаю я. - Вы же сами хотели, чтобы всё было на двоих. Поверьте, это бывает нечасто.

 

- И будет сейчас? Книга… - глаза мужчины теперь устремляются на горящий камин.

 

- Да, - улыбаюсь я и подаю ему книгу.

 

Он бросает её в камин, а женщина следит за его движениями.

Пламя яростно вгрызается в свою добычу, и вдруг раздаётся крик. Дверь распахивается, и на пороге появляется молоденькая, растрёпанная девушка:

 

- Мама!

 

Меня она не видит, а видит только женщину, последним судорожным движением сжавшую руку мужчины, и мужчину, прильнувшего к женщине с последним поцелуем.

 

А я стою у зеркала, держа на ладонях два сияющих нечто, без которых то, что на кровати - лишь пустые никчемные оболочки. И в последним взглядом окинув комнату, в который раз думаю о том, что мне не суждено. Моё пробуждение будет тяжёлым и мучительным.