Панкратов проснулся в пять утра. И это было еще милостью Божьей, потому что после хорошей попойки он просыпался через час-два после отключки. Савелий открыл глаза, но не сразу узнал потолок спальни. Рядом кто-то лежал.

"Лишь бы не мужик!" - подумал Панкратов и протянул руку. Она нащупала упругую пышущую здоровьем женскую грудь. "Ах, да, это девушка по вызову. А где другие?"

Панкратов вспомнил, что он заплатил сразу за троих и за сутки. Сутенер был жадным, но Савелий не скупился. Ему было все равно, сколько отдать...

Когда мысль затронула тему денег, все его существо прошило молнией знание истинной причины и вчерашней попойки, и швыряния тысячерублевок оркестру, официантам и стриптезерше. Коньяк, шампанское, водка, виски, изысканные вина - от всего этого ломился стол, к которому подсаживалась уйма людей. Кажется, на его пирушку сбежался весь город, точнее та его часть, которая была охоча до хорошей выпивки и закуски.

Вчера был предпоследний день его, Савелия Панкратова, жизни. А сегодня, значит, последний. Откуда он знал это?

Оттуда! Два дня назад Савелий пробирался на машине по известному рынку, где крутились ежедневно миллионы рублей. Стихийный в свое время торговый центр занимал достаточно большую площадь между станцией метро, площадкой завода подшипников, мостом через железнодорожные пути. В субботние и выходные дни здесь нельзя было пройти на своих двоих: толчея была еще та. А ведь был четверг, не столь суетливый и не богатый на происшествия, как в такие суматошные дни. По дороге в центральный офис рынка, сразу же после первых рядов, и появилась женщина вся в лохмотьях, с пирожком в руке. Она подскочила, когда BMW Панкратова резко остановилась перед ней. От неожиданности старуха поскользнулась и закатилась под колеса.

Савелий выскочил из машины, подбежал еще один продавец-кавказец, и они вдвоем вытянули женщину за руки, поставили ее на ноги. Но та снова полезла под машину, причитая:

- Там у меня остался мой пирожок! Мой пирожок! Пирожок!

Ее снова подняли.

Савелий вытащил тысячерублевую зеленую купюру из нагрудного кармана своего шикарного пиджака:

- На, старая, возьми сотню таких пирожков!

- Это я старая? - возмутилась женщина, она скинула с головы рваный платок и все увидели, что цыганке не так уж и много лет. Так, на вид, около сорока, а если умыть, причесать, да навести макияж, то и на тридцать потянет. - Посмотрим, насколько ты близок к вечной старости!

Она взяла руку Савелия и стала разглядывать ладонь. Мотор машины тихо урчал, словно ручной пес, безумно любящий своего хозяина.

- Ну, что красавец, - сказала с какой-то грустной полуусмешкой, - жить тебе осталось ничего.

- Как это, ничего? Сдохну сейчас что ли?

- Да нет, это произойдет послезавтра.

- Что-что? Ты не в отделе кадров у Бога работаешь?

Собравшиеся одобрительно заржали. Здесь же нарисовался охранник, он же сборщик дани. Его так и прозвали Гони. Он вплотную подошел к цыганке, схватил ее за подбородок:

- Что-то я не знаю тебя. Ты барона Михася?

- Я Смерть, - тихо ответила женщина, - ты чувствуешь, как у тебя рука коченеет?

И, действительно, охранник с ужасом посмотрел на свою руку, которая стала похожей на сильно замороженную щуку. И когда он попытался разжать ладонь, чтобы освободить подбородок неизвестной, рука просто вывалилась из его плеча со странным стуком, упала, словно железяка.

Все отпрянули от цыганки, которая неторопливо пошла в ближайший ряд, завернула за контейнер и пропала, потому что мальчишка, сын одной из продавщиц, бросился вслед за ней, но увидел ряд совершенно пустым.

Охранник Гони медленно оседал, впадая в глубокий обморок. Он упал, но не спешили поднять его - все смотрели на отделившуюся руку, которая забирала у продавцов деньги. Зато над рынком пронесся вихрь, поднимая тучи пыли, брошенные коробки, целлофановые пакеты и всякую рвань. Люди прижались к открытым контейнерам.

Продавец-кавказец, принимавший во всем близкое участие, поднял руку охранника, но тут же бросил ее снова, дуя себе на пальцы, словно только что схватил раскаленную докрасна сковороду.

- Вай-вай! - крикнул он, с ужасом разглядывая пальцы, - кто бросал эту руку?

В его сознании крутилось слово "шайтан".

- Что сказал этот женщин? - переспросил он Савелия.

Но Панкратов молчал, потому ему вдруг стало ясно, что вся эта сцена могла быть устроена только существом, назвавшимся Смертью. А вид Гони в обморочном состоянии никого не удивил, потому что все решили, что он инвалид чеченской войны, а руку схватила голодная собака, рванувшая с добычей так быстро, что о погоне никто и не подумал.

Савелий поспешил сесть в машину, проклиная пыль. Он долго сидел, спрашивая себя, зачем он приехал сюда? Братан, задолжавший ему два миллиона, стал ему совершенно неинтересен. Савелий мысленно пожелал ему подавиться долгом, а сам, не спеша, развернул машину. Он ехал как в тумане, видел, как на него мчался старый ЗИЛ, собранный и пущенный в движение неизвестно из какого пункта вторчермета, но в последний момент свернул. За машиной Панкратова раздался стук, звон стекла, остановилось движение, но только не для Савелия, потому что в его голове кто-то сказал: "Не сегодня. Ты умрешь послезавтра".

"И чего же мне делать завтра?" - резонно спросил себя Панкратов.

Но ответ немного задержался.

"Черт подери, я же через день сдохну!"

И тогда его охватила паника. Если эта чертова старуха-молодуха была Смертью, которая запросто оттяпала руку Гони, если закрыла в его голове диспут о сроках его кончины, то не разумнее будет хорошенько повеселиться напоследок, завтра?

Уже в этот вечер Панкратов попытался напиться, выставив на обеденный стол весь запас бутылок из бара. Однако мысль о смерти была сильнее всех алкогольных градусов. Савелию казалось, что он пил воду, отчего стало так тошно, что он нашел веревку, набросил на тот же крюк, на котором висела люстра. Но прыжок со стола получился очень смешным: веревка оказалась гнилой и порвалась сразу же в нескольких местах. От этого стало еще противнее, и он решил пойти к Людмиле, своей прежней жене.

 

- Дети, - крикнула Людмила вглубь комнаты, - смотрите на это чудо, которое вдруг объявилось!

На призыв посмотреть на чудо выглянули двое близняшек - мальчик и девочка, и оба держали по пальчику в своих маленьких носах.

- Ну, зачем ты так? - укоризненно сказал Савелий, но улыбнулся и приветливо помахал детям рукой. - Вот я здесь принес сто тысяч долларов... На первый раз. А завтра я отпишу вам квартиру, дом на Рублевке и еще кое-что.

- Ты заболел или свихнулся? - в голосе бывшей жены послышалось неподдельное участие.

- И то, и то, - ответил Савелий. - Целуй ребятишек, а я пошел.

- Нет, ты подожди, - оказалась перед мужем у двери Людмила. - Мне ничего от тебя не надо, но разве что ребятам.

- Вот и запиши на них все. Ладно, я пошел.

- Тогда сам поцелуй их!

Что говорить, Савелий вышел на лестничную площадку, вытирая ладонями слезы.

 

Девушка в постели, оставшаяся после ухода подруг, Маша повернулась к нему и навалилась грудью.

- Контракт действует еще час, - сказала она, - хочешь меня?

- А нас?

В дверь спальной заглянули еще две девушки, они были сонны, но готовы честно отработать то, что дал им Савелий.

Вот-вот, его должен хватить апоплексический удар, подумал Панкратов. Ведь отчего он должен умереть? Это было лучше, чем попасть под машину, сдохнуть от кирпича сверху, корчиться от какого-нибудь взбесившегося электроприбора ну тому подобное!

- А, давай веселиться! Все - в постель, я сегодня гигант!

Однако, ничего не случилось. Девчонки убежали, когда Савелий заснул на одной из них.

Проснулся он после обеда и решил предстать перед Всевышним чистым. Позвонил в Сандуновские бани и скоро знаменитый Степаныч приводил его в чувство настоящим березовым веником.

- Степаныч, - спросил банщика Савелий, - что ты будешь делать, если узнаешь, что жить тебе ничего не осталось?

Банщик на минуту замер:

- Ты всерьез, что ли Сева?

- Мне нужен совет.

Савелий принялся рассматривать панель из карельской березы.

- У меня дед был болен все тем же раком,- стал размышлять банщик слегка работая веником, - ему сказали врачи, а они мастера точно говорить, когда человек окочуриться от какой-нибудь болезни, что он умрет через месяц. Ну и что ты думаешь, он пошел выбирать место для своей могилы. Затем ее выкопал, обложил еловыми ветвями, что бы, если гроб уронят, то ему, умершему не было больно...

- Подожди, Степаныч, - чего ты мелешь? Какой гроб?

- Не знаю, какой, но дед все сам сделал. Такой гроб получился! Эх, нам бы всем такие гробы!

- Тьфу, ты! - Савелий вскочил. - Ну, чего ты?

- А то, что через месяц дед окочурился, но только не от рака. Пришел смотреть могилу, поскользнулся, упал, да шею, в аккурат сломал! Так что нет в жизни точных прогнозов!

Затем Савелий был впущен в самое пекло, в котором кроме густого горячего пара ничего не было. Здесь бы ему отдать концы, да нет, выскочил, матерясь и проклиная тупых банщиков.

 

Панкратов поехал к своему адвокату. Климентий Агафонович ничему не удивился. Он состряпал все отказные дела в пользу Людмилы и быстро их узаконил. Савелий ожидал, что от такой щедрости не то что он, а сам Климентий мог бы умереть. Как говорится, все было нажито непосильным трудом. Но адвокату было все равно, что будет с деньгами его клиента, и это покоробило Панкратова.

- И чего ты радуешься, Клим! - взорвался он. - Разбазариваешь мои деньги и даже не поморщился. Эх, ты, юрист долбанный!

- А ты что, собирался умирать? - искренне удивился Климентий.

- Меня собирают...

- Ты сэбе уже не хозаын? - нарочито используя восточный акцент, поинтересовался Клим.

- А что ты будешь делать, когда к тебе подойдет белая с косой, да точно укажет на срок кончины?

- Верка, с рынка что ли?

- Ты ее знаешь?

Савелий вдруг ощутил неприятный укол в груди. Прямо в районе сердца.

"Ну, вот, - подумал он, - все идет по расписанию. Сейчас что-нибудь там внутри груди рванет, ему станет горячо, но лишь на мгновение и вечный холод закроет ему глаза". Но еще раз спросил:

- Ты ее знаешь?

- Да кто ж ее не знает шалопутную! Такое наговорит!

- Так она же руку...

- А, фокусы показала? Это умеет, это у нее гипноз от бабки передался.

Боль у сердца моментально отступила.

- А что ж, тогда дела мои делал? Я же гол остался! Давай все рви!

Адвокат стал собирать бумаги для уничтожения - клиент всегда прав. Но после ухода Панкратова закрыл бумаги в сейф, про Верку-то он придумал на ходу.

А Савелий уже вышел на улицу. День, оказывается, был хорошим, солнечным. Разве в такой день умирают?

"Умирают!" - раздался в голове голос Смерти.

Он шел к машине, когда неожиданно сильный порыв ветра, на небе ни тучки, сорвал рекламный щит, что своим углом врезался в висок приговоренного.