«Вот мы говорим-говорим с тобой, а представь себе, сколько еще людей на планете разговаривают в тот самый миг, когда это делаем мы! А может быть так, что если я сейчас произнесу слово, ну, например, «мед», то кто-то в эту же секунду скажет его вместе со мной? «Возможно, – хмуро сказал мне мой собеседник и закутался потеплее в плащ. - Только каждый произнесет его по-своему: голодный с желанием отведать этот мед, сытый с равнодушием, а тот, кто мед не любит, скажет с отвращением». «Но я постараюсь найти такое слово, которое вызовет только одно чувство – любовь. Чтобы все говорили, и думали, и молчали в одном слове, в одном состоянии влюбленности». Но мне сказали, что то, чего я хочу, не бывает, что все это моя глупая утопия, а в жизни белое часто кажется черным, а черное белым. Но я не поверила им и отправилась искать слово. Подскажите, где я могу его найти? Я искала его в соленых каплях дождя, но убегала всякий раз, когда водяные брызги окатывали меня с ног до головы, и я пряталась под навесом; я искала его в солнечных бликах, но уходила в тень, как только лучи начинали обжигать мою белую кожу; я искала его в собственном отражении, в лицах других людей – но истина скрывалась за масками: за масками друзей, врагов, социальных ролей. И вот теперь я иду по мокрому асфальту, наблюдаю, как кленовый лист мягко и тоскливо опускается в беспокойную лужицу, которую вспенивает зловредный ветер. Мне холодно, руки совсем окоченели, а путь до дома еще не близкий. Чтобы забыть о разных бестолковых мыслях, точно рой пчел, кружившихся у меня в сознании, я начала наблюдать за прохожими: такими одинокими, загруженными и усталыми. Так и хотелось крикнуть строкой цветаевских стихов: «Прохожий остановись!». Но никто настойчиво друг друга не замечает: в лучшем случае человек человеку - мебель, а в худшем – мебель, мешающая проходу…Как же найти слово, когда все молчат? Молчат, даже когда общаются, потому что сердце безмолвствует. Смотрю - навстречу мне бредет глубокий старик с клюкой и с клоком седых волос, выбившихся из под рваной жесткой шапки. Выражение его глаз бессмысленно, а рот перекошен в гримасе ужаса – ужаса от жизни. Я поежилась и отвела глаза. Тут на горизонте появилась фигурка крохотного человечка, который весело возился в грязной луже, в которую в начале моего сказания упал лист. А может быть это уже не он? Не знаю…Подбежавшая мамаша резко схватила сорванца за мокрые ручонки и начала отчитывать за жизнь. Ладно, это не мое дело. Еще два метра в полном одиночестве, можно поразмышлять. Когда остаешься наедине с собой, то оказывается, что тебе нечего себе сказать. Иногда так правда бывает. Может быть, оттого, что страшно услышать ответ, искренний и подчас смертельный для самолюбия. Гораздо проще заполнить тишину в душе музыкой, шумными встречами с друзьями, маниакальной зависимостью от работы – ради одного только, чтобы не остановиться и не спросить себя: зачем? И вот я иду по этому мокрому асфальту, который мне опостылел и хочется босиком пробежаться по зеленой росистой траве, и пытаюсь найти то слово, которое было бы вечным лично для меня, которое я могла бы доверить самому близкому человеку, любимому. Сказать единственное единственному. Сказать может быть, чтобы потом услышать тишину в ответ. Ну, и что? Давать лучше, чем брать. Даже в химии, где катион – положительно заряженная частица, потому что отдает свои электроны. Вот и я хочу отдать свои электроны любви тому, кто подобно мне идет сейчас один в городе, думает подобно мне о том, где найти то единственное слово, благодаря которому в городе будут идти уже двое. |