Он смотрел на меня, не отрываясь, как смотрит влюблённый на свою жертву… простите, любимую. Он надоел мне уже давным-давно, заметив его на улице, я всегда старалась скрыться из виду, если же мне это не удавалось, я с трудом сдерживалась от того, чтобы не поморщиться. Как кто-то сказал, правда, за точность цитаты не ручаюсь: «Обожать кого-либо - приятное занятие, тогда как быть обожаемым весьма утомительно». Я познала на себе всю глубину этой фразы. Я не хотела его обижать, он не хотел быть навязчивым. Но нам, похоже, это плохо удавалось. Вчера он меня всё-таки уговорил на ужин у себя дома. До того, как он стал на меня так смотреть, мы довольно часто и подолгу общались. Я много ему рассказывала о своей натуре скорпиона: какая я вредная, агрессивная, но в то же время очень мудрая и понимающая. Какая я страшная в гневе, и какая я неприступная, впрочем, он это понял и так. Надо признать, что более внимательного слушателя найти было трудно. Он говорил то, что мне хотелось услышать, молчал, когда мне это требовалось, вообще был замечательным человеком. Но когда он меня полюбил, я стала его избегать. Я честно пыталась уйти из его жизни, не причинив ему боли. Он честно пытался снова стать моим другом. Уже собираясь идти к нему, я, сама не понимая зачем, надела платье, которое наиболее нравилось ему. Возможно решив, что эта встреча будет последней. Как же я ошибалась… Александр открыл дверь сразу. Ясное дело, за пять минут до назначенного времени он уже ждал возле двери. «Отлично выглядишь», - сказал он мне глазами. «Ты тоже ничего», - ответила я улыбкой. Мы прошли в гостиную. На столике стояли самые изысканные закуски и бутылка хорошего (в чём я не сомневалась) вина. Мы сели друг напротив друга, и он наполнил бокалы. - Чтобы найти то, что ищем, - произнёс он, чокаясь со мной. Я в упор взглянула на него. Вообще-то мысли читать неприлично. Он смотрел на меня, чуть прищурившись, как будто действительно читая мысли. Я уставилась на него твёрдым взором, ясно давая сориентироваться, что юмор понимаю плохо, а сдачи могу дать заранее. Но он всё и так прекрасно знал, и лишь слегка улыбался в ответ на мой взгляд. Понемногу мы разговорились. Я старалась пить как можно медленнее, но мой бокал неизменно становился пустым, и Александр вновь его наполнял. За окном начинало темнеть, тучи заслоняли розовеющее небо. - Карина, - сказал он, посмотрев на меня с любовью и нежностью. Ну-ну. Что он может сказать такого, чего я не знаю. - Я тебя люблю. Опускаю глаза. Знаю. - Ты моё солнце, луна и звёзды. Слегка улыбаюсь. Тоже знаю. - Ты для меня как глоток воды умирающему, как огонь замерзающему, как кусок хлеба голодающему. Без тебя моя жизнь потеряет смысл. Что ж, и это мне известно. Первая молния прерывисто блеснула, сделав обстановку более романтичной. - Ты, словно апрельский лучик солнца на только что распустившемся листке берёзы, как искрящийся в лунном свете снег зимней ночью, как капли дождя, пронзённые солнцем, как весенняя трава в девственном лесу, как лёгкое утреннее облако, как брызги морского прибоя на мелкий золотой песок, как нежный звук скрипки в полумраке, ты…самое прекрасное, что только может быть в мире. Как удивительно гармонируют нежные слова с начавшимся ливнем. Но я не думала, что он знает такие чарующие слова. - Я отдам за тебя всё, что есть у меня, и тело, и душу, и разум. Подари мне ночь любви… Опа! - …И я выполню любое твоё желание. Ну, я бы не стала так опрометчиво что-то обещать. Я вполне могу пожелать что-то невыполнимое. А если я пожелаю звезду с неба? - А если я пожелаю звезду с неба? – с любопытством спросила я. В его глазах была теперь боль, я вспомнила ещё чью-то фразу: «Любить – значит страдать». - Достану, - твёрдо сказал Александр. Действительно. Сравнительно легко раздобыть остаток метеорита. - А если прикажу выдрать своё сердце из груди? - Сделаю. Замечательно. Просто чудесно. Над этим надо подумать. - Я немного подумаю, ладно. Он прикрыл глаза, соглашаясь подождать. В конце концов, более нежного любовника достать будет трудно. Но он мне совершенно по барабану! А если я попрошу то, о чём давно мечтаю? Сердце тоскливо заныло. Но это же невозможно, такого не бывает. А вдруг? Нет, всё равно не может быть. Тогда я его убью. Так быть или не быть? Да или нет? Мм… как же поступить-то?.. ну ладно, так и быть. А гроза–то разбушевалась не на шутку. Я мельком взглянула на Александра. - И хватит на меня смотреть, как преданная побитая собака, - сказала я. Он вымученно улыбнулся, налил в свой бокал вина и пересел ко мне. - Я бы и сейчас промолчал, но я больше не могу выносить эту муку, Карина. Никогда не думал, что любовь может принести столько страданий, бессонных ночей и боли. Честное слово, из десяти ночей ты мне снишься девять. Я хочу слиться с тобой в единое целое, и за это я готов отдать всё, что ты только пожелаешь, - он приобнял меня за плечи, - ты даже не представляешь, как я буду с тобой нежен. Однако, от него идёт странное успокаивающее тепло… да неужто на меня действуют винные пары?! Не-ет, мой разум по-прежнему холоден и собран. - Сделай меня драконом–оборотнем, - медленно произнесла я. - Да!.. – горячо прошептал он и осторожно прикоснулся губами к моему плечу. - Я серьёзно. Напиши кровью на стене что сделаешь это в обмен на ночь любви. Он поднялся, быстро, неистово взглянул на меня, потом взял штопор и воткнул его себе в палец. Неспешно, но всё равно кривовато, нажимая на кровоточащий указательный палец большим, вывел надпись на стене: «Клянусь сделать тебя драконом–оборотнем за одну ночь любви». И расписался. Потом повернулся ко мне. Подошёл, встал на колени, и, глядя снизу вверх, спросил: - Согласна? Я, закусив губу, чтобы не сказать ничего лишнего, прикрыла глаза. Он взял меня на руки и отнёс в свою спальню. Медленно освободил от одежды и, пожирая глазами, разделся сам. То, что у него красивое тело, я знала и раньше. Последующие часы слились одновременно в неприязнь и невыразимое наслаждение, потому что согласилась я на это только ради исполнения желания, но в то же время это было изумительно, приятно, здорово и необыкновенно. Как вещь, которую презираешь, но всё же не можешь отказаться от соблазна. Он просил ночь любви, он хотел слиться воедино со мной. Ему это удалось. Началось всё с лёгких осторожных касаний, а закончилось абсолютным слиянием в одно целое. Этой ночью не два человека занимались любовью, а одно существо переживало пик удовольствия, нежности и любви. Шторм страсти удивительно сочетался с ураганом на улице. Не знаю, как так получилось, но уже через два часа после начала я его полюбила. Правда, только до утра. Это была действительно Ночь Любви. Но ничто не вечно, в конце концов, наступило утро. То, что увидело солнце, с любопытством заглянув в окошко, вполне могло сойти за двух влюблённых, уставших от бессонной ночи. Мы лежали, переплетённые друг с другом, как хмель и шиповник. Я проснулась первой. Уловила последние волны наслаждения, а потом стала выгонять из своих мыслей сознание того, что мне понравилось. Сумев сделать это лишь наполовину, я пихнула кулаком в бок Александра. Да, да, он красивый, но меня это мало трогает. Он приоткрыл глаза и посмотрел с такой любовью, что я смутилась. - Я люблю тебя, - тихо прошептал он. Его взгляд вновь прошёлся по моему телу, коснулся груди, скользнул по бёдрам, по ногам и замер на кончике мизинца левой ноги. Как ему удаётся смотреть так пристально, внимательно и как-то… даже слова такого не подберу… Так, как будто этот мизинец – один на целом свете, как будто он самый неповторимый и весь из себя замечательный. Впрочем, по логике вещей так оно и есть. Он меня любит? Любит. Вот и получается, что для него мой палец – один на целом свете. А как же я? Я снова пихнула его в бок. Вновь его взгляд был устремлён на меня. В смысле, в мои глаза. - Саша, ты обещал сделать меня драконом… - протянула я. Он вздохнул. Серьёзным, но опять-таки, невыразимо нежным голосом произнёс: - Раз обещал, надо выполнять. Не драконом, а драконом – оборотнем, - протянул руку к моим волосам и заправил небольшую прядь за ухо, прикрыл на мгновение глаза, и встал. Нет, ну всё же, он довольно красив. Впрочем, мне всё равно. Он оделся и вышел. Я некоторое время ещё понежилась в постели, а потом, приняв душ, направилась домой. Где-то после полудня Александр зашёл ко мне, достал листы бумаги, карандаш и предложил мне нарисовать того дракона, каким бы я хотела быть. После многочасового труда, спора, мучений, испачканной, изорванной бумаги, и двух сломанных карандашей, я, наконец, смогла точно его описать. Этот дракон должен был быть длиной около двадцати метров без хвоста, тот тоже двадцать, размах крыльев около тридцати метров. Он должен был быть гибким, ловким, мощным, хвост извивающийся, с ядовитым жалом на конце, четыре лапы, когти убираются, как у кошки, пальцы как у человека, только под чешуёй. На спине костяной гребень, с управляемым наклоном, два рога за ушами, по форме как у единорога. Крылья неширокие, с двумя острыми когтями. Глаза с круглым зрачком, как у льва или тигра, мудрые и пронзительные. И он должен быть очень живучим, чтобы с высоты тысячи метров упал и выжил. Чешуя - очень мелкой, цвет колебаться между тусклым песчаным и ярко-золотистым. Александр предложил сделать его зелёно-изумрудным, как и все нормальные драконы, на что я возразила, что не совсем нормальная, вернее, совсем не. Он спросил: - А как ты думаешь, почему драконы зелёного цвета? Я не говорю о компьютерных играх, или книгах фантастов. Я о легендах. Там драконы всегда тёмно-зелёные, изумрудные. - Ну? – я мрачно на него взглянула. - Да потому, что зелёный – это основа. Я хмыкнула. - Нет, - поспешно добавил он, - это не значит, что был первым, первыми были чёрный и белый. Но это самый главный цвет. Это цвет жизни, цвет благополучия, цвет любого растения. Именно этот цвет - источник кислорода. Он вопросительно на меня взглянул, видимо, ожидая, что я тут же изменю своё мнение. Щаз. - А песчаный и золотистый – цвет солнца, радости и жизнелюбия. Вот тебе. Он развёл руками. В конце концов, не ему же быть драконом. Наконец, Александр забрал все наши зарисовки и доработки, ободряюще улыбнулся и ушёл. Неужели это действительно возможно? Нет и ещё раз нет! Для этого надо быть либо богом, либо дьяволом. Но он же обещал? Ну, значит, соврал. Тогда я нашлю на него проклятье Скорпиона. Потому что никому не под силу из человека сделать оборотня, да ещё и дракона. Ладно, подожду немного, пока он сам не признается. Прошла неделя. Я решила позвонить Александру, напомнить. Сначала даже не узнала его голос, он был какой то чужой, раздражённый и измождённый. Я никогда не слышала такого. - Саша, это ты? - Да, Карина, - устало сказал он. - Что с тобой? - Да так, работа… - Ты помнишь обещание? Хватит тянуть. Либо выполняй, либо сдавайся. - Я не нарушаю обещаний, – обиделся он и бросил трубку. Ну-ну. На следующий день я увидела его в окно. Весь хмурый, небритый, в руках что-то прямоугольное. Зашёл в подъезд. Через минуту раздался звонок. Открыла дверь. Обычный эффект влюблённости – он сразу засветился счастьем. С улыбкой протянул небольшую коробку. Я взяла. Прежде чем раскрыть, вопросительно взглянула на него. Он также взглядом предложил посмотреть. Вскрыла и внутри обнаружила небольшую бутылочку с какой-то тёмно-бордовой густой жидкостью. Я заглянула в глаза Александру. В них была безграничная любовь, преданность и восторг. Но где-то в глубине какая-то грусть. Я присмотрелась. Какая там грусть! Самая настоящая беспросветная тоска! Только загнанная подальше, чтоб не сразу видна была. - С тобой всё хорошо? – спросила я, уже зная ответ. - Да, спасибо! – и он посмотрел такими честными-пречестными глазами. - И, небось, уверен в этом… - ладно, потом разберусь, - а это что? - спросила снова я, показывая на бутылочку. - Моё обещание. Выпив это, ты станешь драконом – оборотнем. Мне сказали, что этот напиток очень горький, а возможность трансформации приходит через страшную боль. Мы были знакомы достаточно давно, и Александр не мог сказать «страшная боль», если бы она действительно не была страшной. - Тогда я, пожалуй, возле кровати встану, чтобы тебе не надо было меня далеко нести. Позаботишься обо мне, пока я буду отходить? - улыбнулась я. - Да, - он также ответил мне улыбкой. Я открыла бутылочку, принюхалась. Не пахло ничем. Подошла к кровати, театрально подняв руку с бутылочкой, произнесла: - Чтобы обрести то, что ищем, - и одним махом всё это выпила. Действительно горькая. Как касторка с полынью. Но это уже неважно. Несколько секунд ничего не происходило, я задумчиво ощутила, как эта жидкость прокатилась по пищеводу и расположилась в желудке. А потом пришла Боль. Она началась с мельчайших каппиляров, потом прошла в мышцы и коснулась костей. Ощущение было, словно каждый сосуд с кровью растягивался и пылал огнём, а каждую косточку долбили раскалённым молотком. Рёбра, локти, пальцы, руки, ступни, колени, бёдра, таз, позвоночник и череп – все кости выли, стонали, скреблись и сходили с ума от безумной, всепоглощающей боли, от которой не было ни спасения, ни противоядия. Мозг налился страшной тяжестью, сделав голову похожей на пушечное ядро. Я уже не говорю о внутренних органах. Они просто взорвались, перемешались и осели на стенках тела изнутри. Во всяком случае, у меня было такое чувство. Я была поглощена этой болью и совершенно перестала ощущать, что происходит с моим телом вообще. Только видела, как оседаю на пол, и как меня подхватывает Александр и кладёт на кровать. А потом я закрыла глаза. Стук сердца бил в уши со страшным грохотом. Мозг плавился, в висках болезненно, тягуче пульсировало. Я потеряла сознание. Очнулась я от ощущения, что на меня вылили бадью совершенно ледяной воды. Открыв глаза, я ничего подобного не обнаружила, Александр по-прежнему сидел у кровати, на тумбочке стоял стакан с водой, а всё тело из недавнего огня оказалось словно на двадцатиградусном морозе. Кожа покрылась огромными мурашками, зубы начали постукивать, голова ныла огромной тупой болью. Слабая попытка шевельнуть глазными яблоками закончилась плачевно – вся голова взорвалась ледяными иглами, потом последовал ещё один взрыв, только чуть слабее, потом ещё, ещё, пока не стал почти незаметным. Естественно, о попытках что-то сказать не могло быть и речи. Александр поднялся, взял стакан с водой и поднёс его к моим губам. Он что, издевается? Хочет, чтобы я в таком состоянии смогла разжать зубы, да ещё и проглотить что-то? Хм, догадался-таки. Он взял в рот воды, и, пальцами раскрыв мои губы, перелил туда. Прохладная и чистая, она потекла в горло. Я непроизвольно сглотнула. Сразу же почувствовала, как словно жидкий кислород прокатился по пищеводу. Нет, всё-таки сейчас мне намного лучше. Может, я при всем при том смогу ещё и сказать что-то? Рот у меня уже открыт, осталось только пошевелить языком, немного губами и что-то из себя выдавить. - Одеяло, - сказала я, правда почти одними губами. Мне стало ещё холоднее, но в принципе, это можно было стерпеть. Он не услышал, но увидел движенье губ, наклонился поближе. Я повторила: - О… деяло… Понял! Ну, молодца какая! Принёс шерстяной плед, накрыл. Теплее не стало, но хотя бы я теперь знала, что мне холодно не от сквозняка. К вечеру холод начал спадать, правда, очень медленно, и любое движение по-прежнему вызывало сильную боль. Но я смогла заснуть. Утром я чувствовала пульсирующий огонь только в голове, остальное тело было просто как на иголках. Пожалуй, никогда я ещё не испытывала такую сильную головную боль. Но я хотя бы смогла чуть-чуть поесть. Никаких болевых ощущений ни в горле, ни в желудке. Это не могло не радовать, но КАК у меня болела голова!!! В жизни я не испытывала более сильной мигрени. Александр как будто чувствовал, что со мной происходит. Объясняться старался знаками, мебель передвигал бесшумно. Я была ему страшно признательна. А потом… потом, боль как будто под силой тяжести стала давить на шею. И медленно перетекала из головы туда. Сказать, что в итоге я не могла пошевелить шеей без резкой и мучительной боли, значит ничего не сказать. Я не могла к ней даже притронуться. Едва я касалась её пальцами, мгновенно возникало острое жжение и кривые колючие иглы вонзались под кожу. Но была и постоянная боль. Каждую секунду я чувствовала, как вытягиваются до невозможности жилы, едва ли не слышала, как хрустят измельчаемые в мясорубке кости – по крайней мере, так казалось. Это был ПРОСТО ужас. Александр от всей души мне сочувствовал, и хотя я ничем, практически ничем не выказывала то, что ощущаю, он понимал меня. Не знаю, мне казалось, что он вместе со мной переживает это страдание. Однажды он ласково коснулся губами больного места, и осторожно, как хрупчайший лепесток подснежника, поцеловал. Боль пришла снова, но вместе с ней появилось и нечто новое – лёгкие мурашки, и необыкновенно приятное тепло, разошлись от его поцелуя по всей шее. Тяжёлая мясорубка-костедробилка в моей шее, будто с усилием, вздохнула и опустилась ещё ниже. Это длилось месяц. Каждый поцелуй Александра приносил не то чтобы большое облегчение, страдания всё равно приходили, но уже как бы нехотя, одновременно с каким-то странным наслаждением. Каждые три дня боль опускалась всё ниже и ниже. Нет слов, чтобы описать эту муку. Любой человек назвал бы её невыносимой, но я терпела. Хотя и не могла шевелить руками, когда боль была там, ходить, в соответствующий момент. Александр проявлял заботу, что вполне естественно для влюблённого, но по прошествии двух недель, я пришла к выводу, что это уже не влюблённость, а, возможно, настоящая любовь. Я стала часто размышлять о нём и его чувстве ко мне, когда же отбросила эти мысли, почувствовала, как вздрогнуло сердце от звука его голоса. Этого ещё не хватало. Чтобы я? Я?! Того?! В него?! Ну уж нет. Я принялась бороться с зарождающимся чувством. Поначалу мне это удавалось довольно успешно. Я мысленно огрызалась на каждое его слово, вызывала чувство брезгливости на каждое прикосновение. Потом, когда Боль была уже ниже колен, мне приснился сон – я лежу посреди пшеничного поля, осеннее солнце приятно греет кожу, лёгкий ветерок нежно ласкает щёки и губы. Некоторое время я пыталась растянуть эти ощущения, кажется, даже простонала что-то неразборчивое от наслаждения. А когда открыла глаза, увидела склонившегося надо мной Александра. Мстя моя была страшна. Сначала я залепила ему пощёчину, да такую, что бедняга свалился с кровати, а потом не разговаривала с ним в течение семи часов двадцати шести минут. Несмотря на такие меры, я поняла, что влюбилась. Но он не дождётся от меня этого признания. Впрочем, он и не ждал. Когда Боль особенно неприятным потягиванием вылилась из пальцев ног, нельзя сказать, что я испытала большое облегчение. Просто поняла, что это всё. Встала с кровати, прошлась по комнате. Даже попрыгала. И правда, всё. Я отправилась на кухню, где Александр жарил грибы к ужину. - Шурик, а дальше что? Неужели можно прямо сейчас? Ну, оборачиваться? Я сдержала глупую улыбку, что чуть не появилась, когда я его увидела. Его глаза засветились. Он определённо был рад, что я хорошо себя чувствую. - Не знаю, но полагаю, что сразу после болезни нельзя. Подождать бы недельку. Я люблю тебя. - Грибы подгорают, - я подошла к окну, тщательно стараясь не столько сдержать, сколько не показать своих эмоций. Через семь минут, поглощая прожаренную свинину с грибами и картошкой, Александр заявил: - Карин, мне сейчас надо будет уйти на некоторое время, - его лицо помрачнело, но через мгновенье вновь осветилось нежностью. - Сегодня вернёшься? – я смотрела на него в упор, пытаясь прочесть всё, что он попытается скрыть. Если попытается. Если есть что. - Само собой. Подумать только, такие честные глаза… - Выкладывай. - Что именно? – он натолкнулся на твёрдый взгляд, - а… ну, дело одно есть. Не беспокойся. - Если не вернёшься к утру, я тебя из-под земли достану. Он улыбнулся. Раскусил-таки меня. Сколько раз повторять, мысли читать неприлично. Ну, да ладно. Оставшись одна, я включила музыку, которая помогала переживать боль весь месяц, любимого Поля Мориа, и решила было исследовать, появились ли какие-нибудь новые способности за это время, но потом задумалась об Александре. Я же до сих пор ни разу не размышляла на тему: «а откуда, собственно, он взял это зелье?!» Нет, так не пойдёт. Он не такой человек, чтобы дать что-то не то, какую-то гадость вместо обещанного. Я верю ему, это именно то, что я просила. Но как, и где, и каким образом?! Так же не бывает!! Никто никогда не смог бы сделать из человека оборотня! Только… Нет, Бог бы не стал давать всякую гадость человеку. Значит… Но тот даёт только в обмен… И всегда на одно и то же. Ну, Александр. Продал, значит, свою душу, в обмен на ночь со мной. Ага, и я ещё и виновата, что такое задание дала. Слёзы закипали где-то глубоко в груди, попытались подняться выше и выплеснуться наружу, но усилием воли я их загнала обратно. Это потом, сейчас надо думать, как выручать друга… ну ладно, ладно, любимого. Так, значит. Оптимальный вариант – обратиться сейчас в дракона и искать его до умопомрачения, но Александр прав, пока рановато, надо подождать. Значит, в облике человека искать его до успешного нахождения. Нет, этого мало, надо ещё и выручить. А как? Предложить взамен свою? Не пойдёт. В первую очередь будет протестовать Саша, я не хочу сделать его несчастным. Он потом всю жизнь будет мучиться, что из-за него страдаю. А если попробовать договориться? Ну да, сеньор Люцифер, не могли бы вы отдать мне моего Александра, в связи с тем, что мы любим друг друга? Нет? Хм… Ну, силой его не побороть, это точно. Что же остаётся? Остаётся любимое «авось». Ну, авось так авось. Тогда нужно хотя бы знать, где он находится. Наш дом стоял возле самого парка, весь транспорт сначала шёл вдоль него по дороге с односторонним движением. Я метнулась к двери, выскочила из дома и быстрым шагом понеслась к остановке, надеясь застать его ещё там. Нет, пусто. Только вдали виднеется уехавший автобус. Я всмотрелась – и чуть не подпрыгнула от неожиданности – моё зрение существенно улучшилось! Да, Александр там, у заднего стекла. Я разглядела горькую складку у его губ. Номер автобуса… четвёртый. Отлично, э… правда, ничего особенно хорошего в этом нет, но это неважно, будем оптимистами; я оглянулась и увидела подходящий троллейбус. Некоторое время он будет следовать за автобусом, что ж, может быть, нам и повезёт… Я вскочила в троллейбус и встала у передней двери, чтобы по возможности видеть, отстаём мы или как. Оказалось, или как. Мы довольно резво догнали Александра, радостно обогнали, и я тоскливым взглядом проводила автобус. Я вышла на следующей остановке, почесала в обратную сторону. В проехавшем мимо автобусе Александра уже не было. Ага, понятно. Значит, потребовал остановиться где-то там. Вот только где? Пройдя парк насквозь, можно было попасть прямо в центр, где надменно возвышались шесть недавно построенных высоток. У меня начинало возникать подозрение, что этот милый молодой человек прекрасно знал, что я пойду за ним, и нарочно заметает следы. Ну, уж нет. Скрыться тебе не удастся. Если только… я вдруг вспомнила, уходя, Александр взял с собой сумку, где угадывались очертания роликов. Так… я спокоен, я спокоен, всё хорошо, сейчас я что-нибудь придумаю… Ага, вот небольшая асфальтовая дорожка уходит в парк. Насколько я помню, по ней тоже можно пройти к центру, но более короткий путь – это песочная дорожка, чуть дальше. Он по ней не поехал, это точно, на роликах не очень удобно по песочку-то. Но на той дорожке, кажется… я на неё не смотрела, я следила за автобусом, но краем глаза я заметила девушку с лошадью. Ещё немного пройти осталось… К моему удивлению, я до сих пор не запыхалась, и ноги не болели от быстрой ходьбы. И впрямь, девушка с гнедым мерином. Простите, можно покататься, ага, спасибо. - Девушка, Вы что себе позволяете?! Отдайте повод! Это не Ваша лошадь! Вы куда?!! Я сейчас милицию вызову!! Вскочив на коня, я сразу сжала ногами его бока и пригнулась к шее. Не знаю, откуда берутся такие прокатные кони. Никакого упрямства, сразу карьером помчался вперёд, как будто всю жизнь ждал этого момента. Оказалось, он просто среагировал так на энергичный посыл. Ещё бы, я ж теперь дракон. Я немного ослабила хватку. Деревья слились в одну зелёную полосу. Пять минут захватывающей дух скачки – и вот вдали показался просвет, ворота в город. Ещё немного – и я, покинув уютное седло лошади, отправилась пешком к высоткам. Шахты всех их лифтов выходили наружу, и по двум из них кто-то поднимался. Вот он, красавчик, в дальнем. Моё необыкновенное зрение – я ещё не успела к нему привыкнуть – позволило увидеть Александра. Он стоял лицом к городу, высматривая кого-то. Почему кого-то, меня, естественно. Я инстинктивно подалась в тень здания, но, поднимаясь на шестидесятый этаж и преодолев половину пути, трудно разглядеть отдельного человека в толпе. Я видела его серьёзные глаза, поджатые губы… губы… такие тонкие и нежные… нет, я совсем с ума сошла; он как-то горестно вздохнул, лифт поднялся до конца и Александр вышел. В тот же момент я метнулась к высотке. Ворвалась в гостеприимно распахнутые двери и натолкнулась на совсем негостеприимную охрану. - Вам куда, девушка? - На шестидесятый этаж. - Григорий Петрович сейчас занят и не принимает. Ладно, отчаиваться ещё рано, что-нибудь придумаем. Я вышла из высотки и пошла вдоль стены. Хм… Ну, можно бы наверно пройти через двери для служащих, но там наверняка только по пропускам или карточкам. Я села на скамейку напротив шахты лифта и закусила губу. Здесь людей не было, только сзади в парке кто-то прошёл. Думать, думать и ещё раз думать. Нет, не помогает. Можно, конечно, кем-то притвориться, но они могли меня запомнить, можно ворваться силой, но это не эффективно. Я проследила взглядом за рядом панелей, устремляющихся вверх, так высоко, что приходилось сильно задирать голову, чтобы увидеть край крыши. Тогда я… не дав себе додумать, я резко побежала к стене, уцепилась пальцами за стык между двумя панелями, перехватила за следующий, выше, выше, выше, нет, я точно сумасшедшая. Я была на высоте пятнадцати метров, когда почувствовала, что сейчас свалюсь. Неохота, конечно, но что делать… Пальцы соскользнули, и я полетела вниз. Приземлилась на спину, кости жалобно хрястнули, сердце яростно забилось, но как ни странно, мир воспринимался вполне нормально. Через минуту я поняла, что могу даже шевелиться. Ещё через две поднялась, отряхнулась и решила повторить попытку. На это раз я подошла вплотную к стене и начала острожный подъём. Через двадцать минут я поняла что выдохлась. Не сделаю больше ни одного движения. И вообще, может, ещё раз полетать? Оглянулась, и решила, что здесь тоже вполне неплохо. Такой вид красивый с тринадцатого этажа. Посмотрела вверх – оставалось ещё четыре пятых – и решила, что небольшой отдых не помешает. Осмотрелась и заметила, о счастье, одинокий подоконник. С огромным трудом, с каждым движением рискуя упасть, я всё-таки сумела на него перебраться. Вид действительно потрясающий. Большой парк, узкие дорожки просвечивают сквозь деревья, снуют людишки… Но надо решить, что делать, когда я доберусь до конца. Если доберусь. Итак, Александр продал свою душу. Понятно, кому и за что, надо только определить, кто осуществлял сделку. Если один из бесов, то, возможно, обмануть его будет несложно. Даже если сложно, то всё равно возможно. А если один из каких-то старших бесов? Гм. Всё равно обману. Я ж хитрый, коварный и вообще, со всех сторон замечательный. Через несколько минут я поняла, что двигаться дальше, в принципе, в состоянии. Вздохнула, уцепилась пальцами за стык и полезла вверх. Надо же, даже направлением не ошиблась. Это не может не радовать. Ползти, ползти. Как паук какой. Ага, спайдер мен. Гладкая стенка, очень тёплая, прогретая июльским солнцем уплывает вниз. Комар сидит. Сидел, я на него наступила. Чисто случайно. В какой-то момент стал дуть сильный ветер, мощные порывы будто нарочно желали меня оторвать от стенки и заставить отдаться в их власть. Я вспомнила свои сны, старые и новые, где ветер подхватывал меня со скалы и нёс над морем, над лесом… и удержалась от искушения полетать наяву. Пальцы уже не слушаются, автоматически сгибаются, но не более того. Вот доберусь доверху и повешусь. Нет, я сейчас повешусь. Вверх не смотреть. Не смотреть вверх! Посмотрела… и смутно удивилась - оставалось не более пятидесяти метров. Сдержала порыв преодолеть их за пару минут, продолжила размеренный подъём. Ещё чуть-чуть… десять метров… девять… Когда оставалось четыре метра, я обнаружила открытый балкон и карниз. На нём стоял человек в зелёном спортивном костюме. Лицо благородное, гладко выбритое, нос крючковатый, тонкие губы изогнуты в саркастической усмешке. Глаза тёмные как затмение, острые, колючие и с затаённым злорадством. Под правым глазом крупная бородавка. В его крупной фигуре чувствовалось скорее презрение ко всем окружающим, чем достоинство. Он склонился над пропастью и подал мне руку. Щаз. Я самостоятельно забралась на последнее препятствие, и прислонилась к стене спиной, глотая ртом воздух. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем до моего сознания дошло, что я СМОГЛА. Меня сотряс нервный смех – воистину я сумасшедший! Любого, кто решится на такое, можно назвать психом, но меня пусть гордо именуют сумасшедшим, ибо я смогла! Я повернулась к человеку и просипела: - Здрассте, Григорий Петрович. - Здравствуйте, Карина, - он чуть склонил голову в приветствии, и повёл рукой, пропуская меня в комнату, совершенно, видимо, не удивившись моему несколько необычному появлению. Что ж, на то он и бес. Даже встретил. Комната была разделена на две половины, отгороженные стеклом. Я догадалась, что с другой стороны - зеркало на всю стену. Там, в удобном бордовом кресле сидел Александр. Моё сердце радостно ёкнуло, забилось в ускоренном темпе. Он полулежал, закинув руки за голову и прикрыв глаза. Саник… я уже по тебе соскучилась… Не думала, что можно так истосковаться за четыре часа. Как красиво у тебя загнуты ресницы… Я спиной почувствовала улыбку беса и резко обернулась. Он не улыбался, но в глазах была откровенная насмешка. - Какие у тебя аргументы? – спросил он. - Можно на «Вы»? Он усмехнулся краешком губ. - Пожалуйста. Какие у Вас аргументы? Ну, вполне логично, раз он знал, с какой стороны я явлюсь, значит, знает и зачем. Я посмотрела ему прямо в глаза, такие тёмные, что напоминали ночь вокруг костра в лесу: искры взлетают хоть и высоко, но лишь подчёркивают окружающий мрак. Его холодный взгляд походил на полынью в синем льду, когда, даже делая большой глоток горячего кофе, нельзя отделаться от ощущения жуткого мороза в животе. - Сначала расскажите про то, как, собственно превращаться? А то вдруг Вы свою часть сделки не выполнили. Он словно ожидал этого вопроса. Коснулся двумя пальцами своего солнечного сплетения и сказал: - Вот здесь у тебя находится маленькая золотая чешуйка. Сосредоточь в ней всё своё существо и обернёшься. Я вспомнила своё удивление утром, когда нащупала именно на этом месте что-то жёсткое, и не стала проверять это сейчас. - Так какие у тебя аргументы? – он опять обратился на «ты», но я решила проигнорировать. - Потому что я его люблю. Бес прищурился, вытянул в мою сторону сухощавый палец и едко произнёс: - Врёшь. Ты всего лишь влюблена. Я перевела дыхание и твёрдо добавила: - Зато насмерть. Его зрачки увеличились, глаза широко раскрылись – похоже, это был серьёзный довод. - Но влюблённость быстро проходит, так же быстро, как течёт горная река. - Зато КАК она течёт. - Ты была бы готова отдать за него жизнь? - Да. - Докажи, - он подмигнул. Кресло с Александром покатилось к распахнутому окну, а оно не то, что в моей квартире – по пояс, а огромное, до пола. Кресло зацепилось за плинтус, а Саша, мой замечательный Саша вывалился наружу и пропал из виду. Мысли вспышками проносились в моей голове – лестница, верёвка, истребитель… стоп, я же дракон! Огромным прыжком я кинулась к окну со своей стороны, нырнула в небо, оттолкнувшись изо всех сил, и, как было сказано, вся сконцентрировалась в солнечном сплетении. Не получалось! Ветер сносил меня в сторону от здания, разрывал полураспахнутый ворот рубашки, словно раздевая – вот шалун! – и больно сёк кожу. Извращенец. Я попробовала ещё раз, напряглась до боли, до судороги, почувствовала, как от напряжения рвётся одежда, ветер радостно сорвал рубашку… и с удивлением брякнулся о жёсткую чешую. В первый раз в жизни я не смогла сдержать вопль боли. Частью от неожиданности. ЭТО нельзя назвать даже болью, ибо ЭТО в десятки раз превышало то, что испытала я месяц назад. Самые маленькие жилки растягивались, пылали и множились, усиливая страдание, и каждую наносекунду казалось, что они порвутся. Сердце разрывалось. Медленно. Оно увеличивало объём, но будто сохраняло массу. Глаза чуть не лопались, но я кипящим мозгом различила комара на травинке, что прилипла к окну автобуса на шоссе. В ушах стоял грохот, сравнимый разве что с действующей артиллерией ста тысяч пушек, и всё же я улавливала гул крови в жилах Александра, летящего двадцатью метрами ниже. Но я должна его спасти… Я ощутила тяжесть на лопатках, такую знакомую по грёзам, сейчас это приносило лишь жуткие неземные муки. Я попробовала шевелить крыльями, приподняла их. Я не почувствовала движения, но полёт мой замедлился. Не может не радовать. Я вдохнула больше воздуха и, сжав зубы – ух, какие у меня теперь зубы, и КАК они болят – я замолотила крыльями по ветру и, с трудом направляя себя, догнала любимого Сашу. Возникла новая проблема – как его взять, захватить, не дать упасть, судороги сводили мои руки и ноги, тьфу, мои лапы, зубы пока не удавалось разжать, и тут я заметила, что единственным неболящим местом у меня был (как это непривычно) хвост. Мало того, он меня слушался! Аккуратно обвив им тело Александра, я метнулась вверх. Боль, Страдание, Муки не отпускали меня, но чувство долга перед любимым и желание спасти его были для меня важнее и помогали отложить собственные ощущения на второй план. Я знала, что возвращение на крышу будет более долгим, чем полёт вниз, но даже не предполагала, что настолько. Порой мне казалось, что я опускаюсь, тогда я молотила крыльями сильнее, и чувствовала, как капает кровь изо рта, как кости и хрящи крыльев пропарывают кожу и перепонки. К счастью, к ночи я добралась до крыши. Отпустив Александра, я снова сосредоточилась в солнечном сплетении. Не почувствовав новой боли, ибо первая заглушала всё, я обернулась человеком. Мне показалось, что я попала в рай, так резок был переход к здоровому состоянию. Бес стоял над нами. Я сделала вид, что так и пришла сюда без одежды. Он это проигнорировал. Я просто физически ощущала его ненависть и презренье, хотя лицо у него было спокойным. Я встала, Александр продолжал лежать неподвижно. Неужели он умер? - Что ты с ним сделал? – хмуро и угрожающе спросила я, готовая вцепиться во врага зубами и делая шаг вперёд. - Он спит, - ответил Григорий, не обратив внимания на мою интонацию. Всё-таки очень неприятно иметь дело с таким человеком. Ненависть, исходящая от него, накатывалась волнами, накрывала с головой. Тёмные глаза пригвождали к месту, сковывали душу в чёрную липкую сеть. Брр. Я подняла подбородок, расправила плечи и вызвав в памяти ощущение полёта из одного прекрасного сна, скрестила свой взгляд с его. Это немного помогло. Он сказал, чуть не скрипя зубами: - Ты добилась того, что я больше не властен над его душой. Но жизнь его осталась в моих руках! Выплюнув эти слова, он повернулся и ушёл. Проводив взглядом его спину, я, как подкошенная, рухнула рядом с Александром. Слишком сильного напряжения потребовала от меня эта дуэль взглядами. Я погружалась в сон. Холода я не чувствовала – был июль, да и я уж не совсем человек. Это было удивительно – засыпать на крыше шестидесятиэтажного здания. Небо оставалось таким же недоступным, звёзды – такими же крохотными, но в то же время земля застыла далеко внизу, и чувствовалось состояние невесомости, несмотря на каменную крышу. Ветер обволакивал моё тело, вызывая улыбку. Бес сказал, что жизнь Александра осталась в его руках. Не нравится мне это, но всё же лучше чем, если бы в его руках была душа моего друга. Утро было потрясающим. Солнце вставало где-то внизу. Мы оставались в тени, в то время как заря пробежалась по кронам деревьев. Я никогда не наблюдала рассвет с такой высоты, и зрелище привело меня в восторг. Я разбудила Сашу. - Карина… - улыбнулся он, едва раскрыв глаза. Он как будто не удивился моему обнажённому виду. - Смотри, как красиво, - я показала рукой на парк. - Это напоминает мне твою улыбку. - А мне – твои глаза. Он удивлённо приподнял бровь. Я улыбнулась: - Я тоже тебя люблю, Саша. Он крепко меня обнял. Через пару часов мы шли по парку, держась за руки и болтая ни о чём. Александр дал мне всю свою одежду, оставшись только в плавках. Налетел порыв ветра, красивая сосна, на которую я залюбовалась, вдруг накренилась и с унылым скрипом стала заваливаться на дорожку. Только через пару секунд до меня дошло, что сейчас произойдёт. Я изо всех сил оттолкнула Александра в сторону, а сама отпрыгнула в другую. Мне повезло. Едва ли не в первый раз жизни удача улыбнулась мне. От смерти Сашу отделяли полсекунды, так как я приходилась на разветвление и лишь немного поцарапалась бы. Он благодарно на меня взглянул, но в его глазах не было ни удивления, ни страха перед близкой смертью. Просто спокойствие и признательность. Второй раз смерть минула его на шоссе. Мне опять-таки удалось отбросить его, на этот раз от мчащейся машины. Но в третий раз я ничего не смогла сделать. У него просто остановилось сердце. Я не плакала. Просто чувствовала, что мой пульс замер сразу после того, как Александр повалился наземь. Только через полминуты забился, в отличие от его застывшего сердца. Я смотрела, как уходит из жизни тот, кому я отдала своё тело и кого любила больше жизни. Глупо. Обидно. Когда-то мы с ним говорили о том, как бы нам хотелось, чтоб нас похоронили. Пришли к выводу, что лучше всего быть сожженным, а пепел развеять по ветру над большим полем, и чтобы из этого пепла выросли необычные цветы, которые не росли до сих пор нигде. Я так и поступила с его телом. Неделю я лежала пластом, без слёз, но в состоянии полного равнодушия. Потом заставила себя вспомнить, что я Дракон. Что я им была до того, как выпила эту гадость. В духовном смысле. Я Дракон, и я справляюсь с любой неприятностью. Я - Дракон. |