Было это в далеком уже 1992 году. Уволился я со своего любимого завода, отдав ему шестнадцать (теперь уже можно сказать, лучших - а какие тогда хуже?) лет, и пошел набивать шишки на широких просторах частного бизнеса. В конце концов, пригласили меня в одну строительную фирму. Зарабатывала она себе на хлеб, иногда и с маслом, строительством коттеджей всяким «шишкам», но денежки эти доставались с трудом. А вокруг все занимаются «купи-продай», и довольно успешно. Решили и у нас заняться коммерцией, благо «шишки» обещали кое в чем посодействовать. Не бескорыстно, конечно - коттедж ведь тоже надо на что-то строить. Ну, это я теперь такой умный, а тогда в эти тонкости не вдавался. Мотался по заводам, доставал кирпич, цемент, плиты, рубероид... Уж не знаю почему, но выбор заниматься коммерцией пал на меня. Может, мое усердие в деле «доставания» стройматериалов сыграло свою роль, но перевели меня на должность коммерческого директора. В один прекрасный день вызывает меня директор к себе и говорит, что созвонился в Москве с одной крупной торговой фирмой, нужно набрать всяких образцов того, чем мы можем с ними торговать, и лететь в Москву заключать с этой торговой фирмой договоры о взаимовыгодном сотрудничестве. Дело нехитрое, собрался я, да полетел, благо рейсы тогда еще прямые были. А в Москве живет родной брат моей не менее родной жены. Ясно было, что жить я буду у них, так как видимся мы редко, ребята они гостеприимные, да и советом помочь могут. Москва все-таки. Прилетаю я, значит, в Москву, сажусь в метро и еду к ним. А был я у них до этого всего один раз, где-то в году 1976, естественно, ничего не помню и, выйдя на нужной остановке, иду к гастроному, чтобы расспросить какую-нибудь симпатичную москвичку, как мне найти ул. З.и А. Космодемьянских. А вдруг ей в ту же сторону? Вдруг, конечно, не получилось, видимо, акцент ей мой белорусско-нерусский не понравился. Мы ж тогда не объединяться собирались, а только-только разбежались. Еще и развал, в смысле, развод до конца не оформили. В общем, не получилось у меня с первого раза познакомиться с москвичкой. Пока я, рот раззявивши (это у нас так говорят, или я уже в метро от москвичей научился, не помню), стоял возле метро, переваривая, зачем меня послали совсем не на улицу, подходит ко мне парень и говорит: - Мужик, купи вазу, отдам за 150 рублей. Я отвечаю, что ваза мне не нужна, только что приехал. Ну, не хочется мне, посланному только что на...(во, москвички!) улицу З.и А. Космодемьянских, еще и налегке туда добираться. Я ж про Москву историй типа «дай закурить» перед отъездом наслушался. Спасибо ребятам, просветили. А тут, не успел приехать, сразу улицу показали, вежливо направили, еще и продать что-то хотят. Гостеприимный народ все-таки, эти москвичи. Одним словом, уговорил он меня. Тем более, деньги небольшие, ровно бутылка водки. Сделали мы по быстрому чин-чин (у нас так не говорят, точно, но я быстро схватываю), и я пошел к остановке трамвая. Прихожу к брату жены, то да се, и, между разговорами, говорю его жене, что вот, купил случайно вазу, да не знаю, что это такое. Посмотрела она своим женским глазом и говорит, что это спортивный кубок, из хрусталя хорошего качества, и стоит, как минимум, 1500-2000 рэ. Ну, ничего себе чин-чин. Не успел приехать, и - на тебе. Ну, Москва, ну, москвичка. Верно меня посл.. дорогу указала. На волне такого успеха заключил я несколько договоров, накупил всяких образцов для показа на фирме, и через день, с двумя тяжеленными сумками, отправился в обратный путь. Ехать нужно было на аэровокзал, чтобы там купить билет и автобусом отправиться в аэропорт «Шереметьево». А идти к автовокзалу, после выхода из метро и небольшой прогулки пешком, нужно было через подземный переход. Поднимаюсь я из перехода по направлению к вокзалу, как вдруг подходит ко мне молодой, очень хорошо одетый парень с большой сумкой с надписью «Адидас» на боку. И говорит: - Товарищ, я - румын, представитель фирмы по продаже изделий из шерсти. У меня заканчивается виза, и осталось несколько свитеров. Не хочется тащить их назад, в Румынию. Если вы не против, я вам их очень дешево могу продать. Открывает сумку, а там, в несколько рядов, разноцветные свитера, один краше другого, с лейблами «вашен-смашен» и т.д. У меня глаза разбежались. Ну, думаю, Москва. Тут на каждом шагу из ничего можно деньги делать. И, с сожалением, отвечаю, что, мол, денег у меня нет, что на все, КОЛЛЕГА, закуплены образцы для, так сказать, торговли с зтой лоханутой Москвой. А он мне так вежливо отвечает, что ничего страшного, отойдем к дереву, я посмотрю, может, что-то нужное для себя найду. И мы поменяемся. Ляма лё, как говорят французы (или я что-то перепутал?). Почему бы и нет? Опыт уже есть. Отошли мы с ним к большому такому, кучерявому дереву недалеко от дороги. Я еще подумал, что на дуб похоже. Трава под ним немножко вытоптана, как будто не первый раз под него усталые путники, вроде меня, с тяжелыми сумками, отдохнуть перед дальней дорогой подходят. Ну-ну. Как вдруг, откуда ни возьмись, набегает толпа «румын», «румынок», «румынят», «румыняшек», и начинают мои сумки, не спрашивая моего на то разрешения, тормошить и перебрасывать. Я только успел одну сумку зажать ногами, другую тут же растормошили. Как я с ними торговался, что они мне совали в руки и в сумку, на что мы менялись, я в тот момент сообразить не мог. Через пять минут у меня осталось только несколько вещей, на которые они меняться не захотели, да ваза, замотанная в полотенце, чтобы по дороге не кокнуть. Ну, и, конечно же, некоторое количество «чистошерстяных румынских свитеров» и игрушечный радиоуправляемый танк - последний из образцов, который я ни в коем случае не хотел менять, нутром понимая, что хоть что-то же я должен на фирму привезти? Но пристала ко мне немолодая уже цыганка (вы то, конечно, уже давно догадались, что это были они, а мне тогда еще не дошло - я ведь БИЗНЕС делал). Сует свитер - давай танк, и все! Я - ни в какую. А сам считаю: танк - 800 рэ, свитер -1500 рэ (это они так сказали). Нет, честь дороже денег! И вдруг кидает она мне что-то невообразимо красивое и, со словами, что это платье стоит 5000 рэ, как раз на твою жену (где это она успела с ней познакомиться?), тащит танк к себе. При слове «жена» мое сердце не выдержало. Да за такие деньги я специально за этим танком прилечу! И я сдался, отдал ей этот танк, да еще спасибо сказал. Немного растерялся, а то бы и ручку поцеловал. «Цыгане шумною толпою…». Как они быстро подошли, так и медленно, с чувством выполненного долга, слегка даже разочарованные такой легкой победой, неспешно удалялись, переговариваясь между собой на своем «румынско-романском» языке, совершенно забыв уже о моем существовании. А я остался стоять посреди дороги (когда они оттащили меня от дерева?), с развороченными сумками, с глупой улыбкой на лице. Сердце у меня колотилось, душа пела, а в голове мелькала, вы не поверите, такая мысль: елки-палки, у меня ведь кубок есть, я же мог бы еще поменяться на пару свитеров. - Стойте, румыны! - хотел крикнуть я. - Я еще хочу с вами поменяться. Мне понравилось!!! Но цыгане удалялись неспешно, а я стоял с этой глупой улыбкой, совершенно ошарашенный от неожиданно свалившейся на меня удачи, еще не в силах поверить своему счастью, и молчал. Дело сделано, поезд ушел. А мне пора было покупать билет и ехать в аэропорт. Гуд бай, Москва! ***** Эх, румыны-ромалы. Как похожи вы друг на друга и насколько вы разные. Как собаки на волков? Как евреи на арабов? Есть же, есть в вас что-то общее. Не знаю. Уже потом, прокручивая в голове по нескольку раз все то, что со мной произошло, разбирая дотошно, до мелочей, где я допустил ошибку, и мог ли в той ситуации сделать что-то по-другому, я думал: - Почему они обманывают? Ведь могут же и показать товар, и уговорить, что немаловажно в коммерции. Торговали бы нормально, зарабатывали честно себе на жизнь. Но в крови, видно, другое: честно - неинтересно. Да Бог с ним, с этим племенем непоседливым, история, как вы понимаете, совсем не о достоинствах и недостатках той или иной нации. У каждой и того и другого хватает. Но я отвлекся, вы устали, а до конца еще не близко… Собрал я, в общем, свои вещички и медленно двинулся по направлению к аэровокзалу. А внутри что-то не верится, сомнения всякие, уж больно все гладко. Да и цыгане все-таки, я уж понял, что не румыны. Ладно, москвичи - неужели и цыгане, по сравнению со мной, такие лопухи? Я еще больше себя зауважал. Но червячок где-то там, глубоко в душе, точит, другие примеры в памяти всплывают. Взял я билет в кассе, сел на заднее сиденье, и решил все-таки посмотреть поближе, что ж я наменял? Достал пакет, вскрыл, посмотрел, потрогал. Да нет, вроде все нормально, свитер мягонький такой, пушистый, надписи красивые, инструкция по уходу. И душа моя возликовала: - Ай, да Яшка, ай, да сукин сын! В Москве не пропал!.. Наверное, на таких медленно летящих самолетах я больше никогда не летал, так мне не терпелось побыстрее похвастаться жене, какой я хороший бизнесмен, доказать всем, что не напрасно ушел с завода. Я готов был лететь впереди самолета, если бы у меня были крылья. Смешно теперь вспоминать, как прокручивал я в мыслях сладкие моменты своего триумфа, как в ушах раздавались звуки фанфар, и видел я себя чуть ли не на белом коне с Белокаменной у ног. Но - тем сильнее потом разочарование, когда ты падаешь с этого белого коня фэйсом в грязь, а по тебе еще топчутся ногами… Наконец, и этот самолет-черепаха долетел, благополучно приземлился, и я, после томительного ожидания автобуса, не менее утомительной езды на нем, одним махом взлетаю на свой седьмой этаж и останавливаюсь перед входной дверью своей квартиры, чтобы успокоить дыхание, принять устало-безразличный вид, и, на вопрос жены: - Как дела?- ответить таким же безразлично-усталым голосом: - Да все в порядке. А дальше... А теперь представьте себе такую картину. Это было, если мне не изменяет память, утро, часов десять-одиннадцать. Начало моего триумфа было примерно таким, как я и планировал. Задав несколько контрольных вопросов, жена ушла на кухню готовить завтрак, а я быстренько достал свитера из сумки, разложил их веером на кровати и стал ждать. Было их около десяти, и я еще удивился, вроде бы кидали больше (кидали, доставали, опять кидали???). Бог с ними. Время, конечно, имеет свойство сжиматься-растягиваться. Как кто-то сказал, все зависит от того, по какую сторону двери в туалет ты находишься. Я, конечно, находился снаружи. Но все проходит, прошло и это. Вернулась жена. Вот он - миг моего триумфа!!! - Что это? - спросила она, с интересом глядя на живописную картину на кровати. - Румынские свитера, - гордо ответил я. - Румынские? - почему-то с некоторым удивлением переспросила жена. - Чистая шерсть! - еще более гордо отрапортовал я, высоко подняв голову и втягивая живот. - Шерстяные румынские свитера... Интересно, интересно, - в голосе жены появились очень знакомые мне нотки. - Покажи, что ты тут притащил. - Пожалуйста, - уже несколько другим тоном сказал я и протянул ей пакет. За семнадцать лет совместной жизни интонации в голосе жены я изучил досконально. Жена взяла пакет в руки, поднесла его поближе к глазам, видимо, проверяя качество упаковки, при этом недоверчиво так похмыкивая. - Ну что? Убедилась? - нервишки мои после поездки немножко стали пошаливать. - Румынские. Шерстяные! Сто процентов!! Гарантия!!! - сердце мое почему-то упало куда-то гораздо ниже желудка, а на его место стал заползать страх, внезапно появившийся из неизвестных глубин подсознания. - Это мы сейчас посмотрим, какие они шерстяные, - как-то уж очень зловеще произнесла жена, - это уж мы сейчас посмотрим... - Ну, может, и не совсем шерстяные. Зато красивые. И дешевые. Импортные! - на всякий случай подготовил я себе путь к отступлению. Жена, уже немного посапывая от охватившего ее возбуждения и усилий при попытке вскрыть пакет, наконец, с ним справилась и принялась рассматривать. - Ты где ЭТО купил? - пронзительным шепотом, от которого мурашки поползли у меня не только по спине, спросила она, брезгливо бросив свитер на кровать, как бросают грязную половую тряпку, нечаянно затронутую чистыми руками с пирожным типа «Бизе» в них. - У кого? - Где, где - в Москве, - я чуть было не ляпнул другое слово, но вовремя сообразил, что сейчас не время подбирать подходящую рифму. Как говорится, не до песен мне теперь, не до стихов.- У представителя румынской фирмы. (Что я, дурак, признаваться, что у цыган). - И что, ты не видел, что они не шерстяные? - жена допрашивала меня по всем правилам сыскного искусства. Насмотрелась детективов по «ящику».- Отвечай, когда спрашивают! - А что я, в этом разбираюсь? - Я начал искать пути к достойному отступлению. - Там по иностранному написано, вон, лейблы всякие, вашен, - ввернул я для туману словечки, которым научился у столичных бизнесменов. - Вашен, смашен, - передразнила жена, немного запнувшись на слове «смашен». Видимо, тоже рифма в голову пришла. - Да такие свитера вяжут цыгане под Вильнюсом из синтетической ваты. До первой стирки они носятся. И она, махнув рукой в мою сторону, ушла на кухню что-то там переворачивать. Как потом оказалось, очень даже хорошо для меня, что сейчас, а не позже. Ну, под Вильнюсом, или под Бухарестом - это еще бабушка надвое сказала. Я так думаю, что в таборе вряд ли прописку в паспорт ставят. Если он у них вообще есть. Может, у них там вообще вся шерсть из синтетики, наподобие искусственной икры. Может, они ее уже давно и не видели по причине полного израсходования. Это ж не у нас, что, куда ни глянь, все плохо лежит. Заграница все-таки. Но - надо было как-то выкручиваться. Поплелся я за женой на кухню. - Да чего там, Наташ, загоню кому-нибудь по дешевке, они ж копейки стоят, - начал я спускать ситуацию на тормозах, желая закончить разговор побыстрее. - Первый раз, что ли? - Да, уж, не первый, - сыронизировала жена. - Ладно, пошли смотреть, что ты за свитера принес. Шерстяные-половые… Должен сказать, что жена у меня закончила театрально-художественный, по специальности «режиссер народного театра, культпросветработник высшей квалификации». Так у нее в дипломе записано. Поэтому с художественной самодеятельностью все в порядке. А так как с народными театрами стало в последнее время, прямо скажем, не очень, если не считать Государственной Думы, то режиссурой, в основном, жена занимается дома. Чтобы не потерять квалификацию, я так думаю. А вдруг в Думу изберут? И коль дети наши давно уже живут самостоятельно, то и выходит, что единственный актер - это я. Так сказать, домашний театр одного актера. Ну, иногда жена тоже берет себе по совместительству главную роль, но, в основном - я. Главное действующее лицо. Спектакли еще те бывают. В жанре: трагикомедия со счастливым концом… Развернула Наталья первый свитер. На боку - огромная дыра. Дальше идет заключительная сцена из комедии Н.В.Гоголя «Ревизор». Я держу паузу, как учит великий Станиславский. Отбрасывается первый свитер, разворачивается второй. Рукав приметан белыми нитками через пять сантиметров. Я опускаю голову, вхожу в роль Городничего, причем, без репетиции. Семнадцать лет на сцене - стаж все-таки. И, хотя я не заканчивал театрально-художественный, а Белорусский Политехнический, БПИ сокращенно, или Белорусский Питомник Идиотов, как его называли в наше время, или Бардачок Петра Ивановича, как называли его мы, по имени-отчеству ректора академика П.И.Ящерицына, но Наталья хороший режиссер. Так что в роль я вошел быстро. Стою, держу паузу. Главное, ничего не говорить, чтобы никто не кричал: - Не верю! На третьем пронесло, видимых дефектов нет. Четвертый - нормальный. 2-2. Я начинаю поднимать голову, в надежде, что удастся предложить ничью. Даже согласен на проигрыш с минимальным счетом, лишь бы закончить игру без травмы. Последние минуты тайма. Пятый - вообще без рукава. Опускаю голову, вхожу в роль. Шестой какой-то грязный и чем-то воняет. Явно - не французскими духами. УБИРАЮ ГОЛОВУ ОТ ГРЕХА ПОДАЛЬШЕ. Жалко все-таки, если остаток жизни жена проведет в тюрьме. Жалко детей. Жалко себя, но уже как-то не так. Скорее - безразлично. В голове прокручивается даже не сцена, а целый спектакль (у кого учился-то?): Меня ведут куда-то, вымазанного чем-то, похожим на мед (?), вывалянного в перьях, все смеются и показывают пальцами. Сзади бегут дети, плачут, кричат: - Папочка, папочка! Мать с тещей рвут на себе волосы, кричат толпе: - Он же не виноват, он советский инженер, он в БПИ учился! Хорошо, хоть не расшифровали! Ах, мама, мамочка, как ты была права... Как ты все знала наперед, когда говорила мне: - Посмотри, кто на рынке торгует? Спекулянты всякие, кавказцы да цыгане. Обманут тебя с твоей доверчивостью. И отца вспоминала, хотя нашу, не совсем славянскую, национальность почему-то к торговцам не отнесла. Наверное, потому, что это не хобби какое-нибудь у них, а образ жизни. И ведь как угадала насчет цыган? Чуяло, видно, материнское сердце. И так мне себя жалко стало, что чуть сам не заплакал. В чувство привела жена, бросив в лицо остальные свитера. Первый тайм мы уже отыграли... Да и второй, похоже, тоже. Но есть еще дополнительное время, и, не дай Бог, пенальти. Только через букву «и» после буквы «п». Между тем, сцена из «Ревизора» продолжалась, Станиславский был бы доволен. Только в «Ревизоре» сцена была заключительной, а здесь, по моему подозрению, спектакль только начинался. Я, как человек, имеющий непосредственное отношение к театральному искусству, назвал бы это прологом. Хотя, можно назвать и по-другому. А пока мой мозг лихорадочно искал выход. И тут черт меня дернул вспомнить про платье. И я закричал: - Наталья! Выбрось все это на помойку. Мне цыганка (какая цыганка, что я мелю?) такое классное платье выменяла. 15000 рэ стоит (приврал, конечно, а что бы вы на моем месте делали?). Загоним, и все деньги вернем. А лучше - сама носи. Я тебе его в подарок привез, - вдруг озарила меня идея откупиться от всего остального. И подаю пакет. Кто меня за язык тянул? Лучше бы я его, язык этот, вместе с платьем проглотил. Наталья взяла пакет. Вскрыла. Вытряхнула содержимое. Медленно развернула... Старая, драная, вся в дырках, женская кофта. Размера, примерно, шестидесятого. Видно, та цыганка в ней милостыню просила. Все, картина Репина «Не ждали». Делать мне ничего не остается, как войти в уже отрепетированную роль. Тут уж лучше Николая Васильевича не скажешь: «Городничий стоял посередине в виде столба, с распростертыми руками и закинутой назад головой». Ну, моя же роль, моя. Как будто специально писали. Я же, ради любимой жены, на все... Помните про голову? Но то, что первый раз трагедия, второй - фарс. Кажется мне, что жена моя дорогая решила взять на себя главную роль. Анны Андреевны и Марьи Антоновны в одном лице. Влип, как кур в ощип. В голове уже ничего не рифмуется, но все слова, которые вспоминаются, почему-то заканчиваются на «ец». Если бы балконная дверь была открыта, я бы улетел быстрее самого скоростного самолета (вот они, парадоксы времени!). Но дверь закрыта. Как она открывается, я начисто забыл. Лезть на стену бессмысленно: потолок низкий, швабра достанет в любом углу. Мелькнула мысль втиснуться под кровать, пожертвовав некоторыми частями тела. Но швабра!!! И тут началось. Вы когда-нибудь слышали, как ревет белуга, утомленные донельзя моим бесконечным рассказом читатели? Да бросьте вы его и идите спать, потому что пишу я в пять часов утра по местному, самому правильному белорусскому времени, и конец еще далеко, а спать мне уже не хочется. И неизвестно еще, дам ли я его кому-нибудь почитать, или порву, как многие, такие же бредовые истории, написанные в столь же неурочное время, и, по причине этого, кажущиеся такими интересными. Утром же они чаще всего вызывают у меня отвращение, головную боль и сожаление о зря потерянном времени, а у моей глубоко уважаемой и горячо любимой Марии-Антуанетты (по роли), или горячо любимой Натальи Александровны (по жизни), вот уже 30 лет несущей свой нелегкий крест из-за моего далеко не ангельского характера - недвусмысленное покручивание пальчиком у виска. Господи, а число сегодня какое? 31 января? А ведь как раз сегодня-то и исполняется 30 лет с того роков... незабываемого дня, когда, занося ее из машины в квартиру после регистрации, я задел головой входную дверь. Лучше бы своей. Хорошо, что еще не утро, а если бы не вспомнил? Так вот, если вы слышали рев белуги, у которой отняли детеныша (или кто там у нее?), или сирену пожарной машины, спешащей за пивом за пять минут до закрытия гастронома, то вы ничего не слышали. Но… Если вы хоть один раз были в Израиле и стояли в аэропорту имени Бен Гуриона в ожидании, когда милые девушки из отдела безопасности с очаровательной улыбкой на лице распотрошат ваши, столь тщательно уложенные сумки в поисках, по меньшей мере, ракеты типа «Земля-Воздух»… И если после этой нелегкой процедуры, сдав багаж и выйдя из здания аэровокзала, под чудные звуки непрерывно взлетающих и садящихся лайнеров, чтобы немного охладиться... (Вот глупость написал по привычке. Да я там замерз, как цуцик, в здании, и 33-хградусная жара на улице для меня Раем показалась. Да у них там все наоборот!). И если, закурив сигарету под ласковым израильским солнышком, под музыку, типа тяжелого рока, взлетающих «Боингов», вы еще услышали и звуки сирены проезжающей мимо машины израильской «Скорой помощи», то какое-то представление о том, что услышал я, вы имеете. Правда, многое я не понял по причине опасения, что, или у меня барабанные перепонки лопнут, или потолок обвалится. Второго я, кстати, ждал не только со страхом, но и с надеждой, что после этого будет как-то не до меня. Не дождался. Но слово «бизнесмен» с какими-то прилагательными, заканчивающимися на «ов», «ев» и еще на что-то, я услышал не один раз. Я и сам не знаю, к какой части речи они, эти слова, относятся. К какой части тела - знаю, а речи - не знаю. Не филфак заканчивал все-таки. Длилось это, правда, недолго. Вид у меня был, наверное, такой, что жена моя любимая села на кровать и залилась таким смехом, что я понял сразу смысл выражения «смех сквозь слезы». А потом мы пошли на кухню, выпили по рюмашке в честь моего благополучного возвращения, запили это дело крепчайшим кофе, который она так вкусно умеет готовить, и признались друг другу, что есть на свете Бог, который все видит и шельму метит. И сказали ему «спасибо» за то, что он меня, хвастуна и зазнайку, малость поучил. А за учебу надо платить. Свитера же эти как-то разошлись потихоньку по своему прямому назначению и мы про них, если и вспоминаем иногда, то как-то по-хорошему и всегда со смехом. Кубок же и по сей день стоит в серванте и об этой истории напоминает. Правда, я никогда и никому не рассказываю, как дешево он мне достался. Ведь тогда пришлось бы рассказывать и про остальное. А про это никто не знает. Кроме родных и вас, конечно. Не конец. |