Где устраиваются приезжие в южных городах? По-разному. Мы жили в детской школе английского языка «Тип-топ». Летом тут ни детей, ни языка нет. Тем не менее есть кровать, холодильник и необходимый для жизни минимум.

В полуподвале я еще не квартировал. Подходишь с торца дома, открываешь большой висячий замок на решетке, спускаешься по ступеням, открываешь тяжелую, закованную в металл дверь. Потом идешь по коридору и открываешь маленький висячий (хочется сказать «детский») замочек на двери нашей комнаты.

Забавно.

 

Море на Песочном пляже прозрачное, соленое. Соль на губах. Жарко, тени нет, надо окунаться каждые десять минут.

Огромный белоголовый старик в трусах и с тростью сидит на самом солнцепеке и грозно рычит на соседей по скамейке:

– А я вам как бывший медик заявляю: по всему Крыму самое вредное солнце – с двенадцати до четырех часов дня. Да. С с двенадцати до четырех! Самое вредное!

Он энергично повторил это несколько раз и замолчал, подрагивая складчатой крокодильей шеей. На часах 13.30.

 

Внутри решетки, над ступенями, протянута веревка. Ночью с нее украли мои трусы. Украли еще и полотенце, но почему трусы? Рядом висели мои плавки, женский купальник – их не взяли. Главное, накануне вечером трусы я так тщательно выстирал...

Наши полуподвальные окна выходят в странный двор. Он окружен металлической сеткой со всех сторон, туда не попадешь никак. Разве что из подъезда дома над нашей головой. Как попадают в дом, не знаю. По утрам во двор выходят странные мужчины и бубнят, бубнят... Женский голос не звучал ни разу.

 

Лично для меня Севастополь – город-ностальгия. Например, это город ремонта и пошива. На каждом углу вывески: ремонт одежды и обуви, пошив обуви и одежды, а также мелкой галантереи и кожи, и еще трикотажа, и еще ремонт часов всех систем плюс починка домашней утвари. Мастерские, мастерские... Что напоминает такое количество маленьких мастерских? Правильно: советское время, когда я родился.

О тех же временах напоминает сталинский ампир своей величественностью, пятиэтажки своей серой безысходностью. На бетонном заборе, среди аэрозольных петель граффити – надпись: «Капитализм – дерьмо».

Севастополь – это Киев моего детства, если убрать море. Те же холмы: едешь, будто на качелях катаешься вверх-вниз. Нет громад-двадцатипятиэтажников, которые выросли в старых дворах за спинами старых домов. Зато море зелени. Какая-то столица флоры. Так много листьев было только в детстве. Да, опять ностальгия.

Акации, платаны, каштаны, клены и деревья других национальностей смыкаются над головой. Улиц без зеленых братьев наших почти нет. Стены каменных домов укрыты плющом и виноградом. И по большинству тротуаров можно пройти, лишь наклонив голову – так низко и густо висят листья. Догадываюсь об отсутствии идиотских служб озеленения, которые это все прореживают. Тут ничего не прореживают, наоборот. Во дворах труднопроходимые джунгли.

 

А возле дома с нашим полуподвальчиком – вообще мини-ботсад: огороженные металлической сетью, растут какие-то, туи, пихты и прочие хвои с разнокалиберными шишечками, фикусы, пальмы, экзотические кустарники и цветы. По утрам тетка со шлангом все это маниакально поливает.

Сейчас август, но под ногами уже полно сухих листьев. Скоро осень, и мне жаль севастопольских дворников.

 

Мы искали в Севастополе прокат велосипедов, и мы его нашли. Мне, веломаньяку, везет: наткнулся глазами на полувыцветшее объявление прямо возле своего жилья. Велосипеды сдает Игорь-Егор-Георгий. Парнишка молодой, велики постарше, особенно один – шоссейник, раритет 70-х годов прошлого века. Игорь сказал, что это peugeot. Надписей на раме нет, так что вряд ли. В меру разрегулированный, тормозит с трудом, но легкий и быстрый. Второй взяли какой-то байк чуть получше.

 

Парнишка с забавной серьезностью заполняет бланки договоров: арендодатель, арендатор, условия, срок... Но печатей на договоре нет. Он забывает взять инструменты, часто переносит время встречи, опаздывает. Но денежный залог возвращает и даже делает скидку.

Благодаря колесам объездили все пляжи Севастополя: Солнечный, Песочный, Парк Победы, Омега, Хрустальный. На самый лучший, Учкуевку, плыли морем на катере.

Еще мы прошли почти весь город из конца в конец пешком. Веломаньяк от пешей ходьбы устает, а от велосипеда – нет. Пешеманьяк наоборот: пешком может идти хоть два Севастополя подряд, а на велосипеде устает. Трудно достичь гармонии.

 

Продолжаю ряд «Севастополь – город...» Севастополь – город военных частей и запретных зон с колючей проволокой. Севастополь – город-память. О войнах и восстаниях, генералах и адмиралах. Площадь Восставших, пять штук улиц Бастионных, Народных Ополченцев, Партизанская, и пять Героев: Бреста, Подводников, Революции, Севастополя и Сталинграда.

А еще Севастополь – город Мест, Не Обозначенных На Карте. Обнаружилось, что с помощью карты не всюду попадешь. Есть на ней белые пятна. Чтобы попасть в центр, к Приморскому скверу и набережной, надо с Пожарова сворачивать вправо на Стрелецкий спуск, потом колесить по адмирала Октябрьского, Большой Морской, Нахимова... А если по карте пальцем – хочется прямо с Пожарова прыгнуть на генерала Петрова, ведущую без всяких поворотов к центру. Но в месте предполагаемого прыжка ничего не обозначено. Что это? Гора, ров, заколдованное место? Любопытных не удержишь, пошли пешком. Оказалось – лестница вверх, потом лестница вниз. Длинная и крутая.

 

В маршрутном такси тесно: всем надо ехать. Двое, висящие у двери, давят друг друга и начинают ссориться. Мат еще не прозвучал, лишь обозначился интонацией. Водитель, до того молчавший, сказал:

– Ну-ка, потише там. Спокойно.

Веско так произнес, как скомандовал. Абсолютно штатский, между прочим, человек.

И тишина тут же наступила.

Севастополь...

 

В Севастополе нет ощущения «налепленности», неряшливости, как во многих приморских городах. Нет следов борьбы моря и человека, всех этих проржавевших насквозь, изъеденных солью и рассыпавшихся развалин на берегу. Здесь много пространства, нет толп людей. Место ничуть не экономят. Большие детские площадки в просторных дворах, широкие шоссе, свободолюбивые проспекты.

 

Как понять дух Севастополя? Вот есть, например, города-заводы. Или, допустим, фабрики. Все знают такие города, видели их. Можно идти по улице и не видеть заводских труб, фабричных проходных – но все равно понятно, что это промышленный город. По домам понятно, по людям видно, по множеству особых примет. По настроению.

 

Есть города-курорты. Сами курортные зоны могут не попадать в поле зрения, но по всему видно – это город-курорт. По тому, как смотрят и одеваются прохожие, как и о чем они разговаривают, как выглядит аллея, какая музыка звучит из подвешенных над белыми столиками летних кафе колонок.

Севастополь – город-военный. Причем флотский военный, моряк: матрос, офицер, капитан. Если даже не видеть в эту минуту кораблей и подводных лодок у причала, не встретить моряков в форме – все равно кожей чувствуешь: ты в Севастополе. Как это объяснить, непонятно, но чувствуешь. Неторопливая вежливость людей. Серьезная ласковость во взгляде города на тебя. Невольно хочется быть подтянутым и иногда вставать по стойке «смирно».

Причем попадаются и полуодетые – море все-таки. Но слово «курорт» рядом не лежит.

 

Херсонес – древний город, где жили греки. Ему примерно две с половиной тысячи лет, Севастополю – чуть больше двухсот. Поэтому Херсонес, хоть и находится в Севастополе, имеет к нему довольно косвенное отношение.

Тут красиво, но странно. Ведь все эти колонны, базилики, фундаменты домов раскопаны относительно недавно. А до того были засыпаны песком, заросли степной жесткой травой. Сколько еще находится в земле? Смотришь на холмы, пытаясь взглядом проникнуть сквозь, и думаешь: есть там что-нибудь? И увидим ли мы это когда-нибудь?

Археологи, конечно, ковыряются. Мы видели парня, на тачке отвозившего породу. Но если вести раскопки с такой скоростью и таким энтузиазмом, культурные слои будут накапливаться быстрее.

Но выглядит все это уже сейчас внушительно. Камни фундаментов и прочие развалины белеют, будто выгорели на солнце.

Это скелет города...

 

В двух шагах от раскопанного Херсонеса – море. Пляж на камнях. Походил по музею, посетил всякие экспозиции – и наслаждайся прозрачнейшей чистой водой. Лазурь, солнце... Знали греки, где селиться – в хорошем красивом месте. С чувством гармонии у них все было в порядке.

 

Продолжая поиски гармонии, наверху, у входа в музей, берем в кафе холодную окрошку с пивом. И под аплодисменты трепещущих на ветру крыльев зонтов любуемся сверху на древние руины.

 

Не знаю, как закончить эти типа путевые заметки. Говорят, трудно начать – фигушки, закончить труднее. Потому что если даже ты уехал из города, город в тебе не закончился. Он продолжается. Он еще трепыхается, снится, валяется камешками-галькой на письменном столе.

И ты долго будешь пробовать на вкус это странное слово «Севастополь».