Помните, как я Москву покорял? Писал историю про это почти до самого утра. Наконец, закончил, лег спать, но недолго мучился в цепях Морфея. Жена ушла куда-то, хлопнув дверью и прервав мой хрупкий сон, а муки творчества заставили вскочить с кровати. Той самой, между прочим, на которой и развивался, в основном, сюжет первой части моего рассказа. Видимо, пока я его не допишу - покоя не будет.

 

Что же дальше-то было? А дальше был выходной, суббота. А в выходной у нас весь город ходит на рынок. Хочешь кого-нибудь встретить - иди на рынок. Постоишь немного у входа - обязательно встретишь. А куда деваться? На рынке-то продукты дешевле. Не в театр же идти. Правда, в театр у нас тоже ходят, но не все. А только те, у кого деньги после рынка остались. Так что рынок у нас житница, здравница, и культпросветработница, как говорил товарищ Саахов. Ну, может, не совсем так говорил, но мы же с вами не Шурики, понимаем. Вот и мы с Натальей выбрались.

 

Театр, как вы помните, у меня дома в лице Натальи, так что на него откладывать не надо, все бесплатно - и смех, и слезы и любовь. Все с собой взял на рынок. В общем, идем мы так с Натальей потихонечку, я ее нежный голосок (помните про израильскую «Скорую помощь»?) слушаю. И так у меня на душе хорошо, что я все деньги, которые у меня после «румын» остались, готов на любую ее прихоть истратить. А чего их жалеть-то? Их только на прихоть и осталось. Например, на шнурки от ботинок.

 

А в душе все-таки есть желание проверить эти свитерочки, вдруг Наталья ошибается, вдруг я еще увижу небо в алмазах. Вы ж понимаете, что тут не в деньгах дело, а в моем мужском престиже. Это же мне еще не один раз припомнится. Это же мне еще не один раз припомнится (так два раза и подумалось). Заходим в один магазинчик - висят, родимые, только целые, чистенькие, симпатичные такие. И никому они не нужны, я у продавщицы спросил, и стоят в два раза дешевле, чем мне обошлись.

 

Заходим на рынок, идем вдоль рядов, я приглядываюсь. Вдруг вижу, сидит парень с отрешенным видом, а вокруг этих свитеров - вал-валом, в три ряда. Подхожу, интересуюсь:

 

- Почем свитерочки-то?

 

- А за сколько возьмешь, - отвечает.

 

И я его так участливо спрашиваю:

 

- Залетел? В Москве?

 

- Нет, - говорит, - в Ленинграде.

 

И такое меня зло вдруг взяло на эту пеструю братию, что я там же, не отходя от этого несчастного парня, поклялся сам себе, что, чего бы мне это ни стоило, но отомщу я им. За всех мужиков, которых они облапошили, за нашу поруганную мужскую честь, швабры поломанные и разрушенные семьи. Не у всех же такие жены, как моя Наталья.

 

А на работе все прошло на «ура». Я директору расписал, как мне там все обрадовались, какие хорошие предложения от них поступили (мы и в самом деле потом долго с ними сотрудничали), с какими людьми интересными я там познакомился. Правда, про свитера не упоминал, засмеют же. И директор, естественно, тут же предложил мне не откладывать это дело в долгий ящик, собираться и лететь быстренько снова в Москву ковать «мани-мани», не отходя от кассы. С чем я, конечно, с радостью согласился.

 

Сборы были недолги, и уже через неделю я был в Москве, а дальше все происходило по старому сценарию. Правда, вазу мне уже никто не предлагал, хотя я и покрутился возле магазина и даже выкурил сигаретку в надежде, что объявится какой-нибудь бывший чемпион с хрустальным, а, может быть, чем черт не шутит, и серебряным кубком. Но, видимо, плохие у нас в тот год были дела в спорте, а, может, мое нерусское счастье в этот день от меня отвернулось, но второй раз

мне так не повезло. Бомбы ведь тоже, говорят, в одну воронку дважды не падают. «Но ведь и «румыно-цыганам» вместо такого простака должно обломиться что-то более весомое» - резонно подумал я и, не очень огорченный, отправился по своим делам.

 

Все прошло как по маслу, накупил опять кучу сувениров, договорился о поставках на будущее и через пару дней, с двумя опять же тяжеленными сумками и планами мести один грандиозней другого, отправился на аэровокзал. А доехать до него - я, по моему, раньше не рассказывал, можно было еще и на трамвае, после того, как выходишь из метро. Первый раз я этого не знал и тащился остановки три с сумками пешком. Ну а теперь, как белый человек, сел в трамвай и поехал.

 

Теперь представьте себе такую картину: 7 часов утра, трамвай, я, конечно, во втором вагоне и в вагоне, кроме меня, две старушки впереди и какой-то здоровенный амбал рядом стоит, держась за поручни. Талончика нет. Обращаюсь к амбалу, чтобы продал талончик - ответ отрицательный. Идти к бабкам спрашивать, оставляя сумки - нееееет уж, дудки. Подсознание сразу выдало подсказочку: цыгане-амбал-остановка-сумки-швабра, а дальше - сам догадайся. Вот что значит - опыт. Покопался в карманах, нашел старый билетик и, для успокоения совести, пробил. А тут и приехали. Я за сумки и к выходу, а там - амбал. Уперся я ему в головой в живот, где там. 120-титонный БелАЗ с г…, одним словом - груженый.

 

- Ваш билет? - говорит.

 

Молча подаю старый талон - ответ отрицательный. Вылезли из трамвая, я ему говорю, мужик, я ж у тебя спрашивал талон, на самолет спешу, цигель-цигель, нах хауз, ноги моей здесь больше не будет. Ни фига, говорит г..., груз, в смысле, с БелАЗа, плати штраф. А мне ж нельзя отвлекаться, я ж уже весь в этой вендетте, я ж перегореть не должен. На, говорю, подавись, некогда мне. Хотя такой подавится, жди. Я его тушу пять минут обходил.

 

Потом ребята знакомые смеялись, когда им про это рассказал, говорили, что я, видимо, попал на обиралу. Есть там такие, которые под видом контролеров ездят по таким вот маршрутам, где приезжие спешат, и снимают «бабки». Ну, мне то что, первый раз с «бабками» расставаться? Мне б сейчас только найти этого представителя по шерсти, «румынчика» моего дорогого (за мой счет, конечно). У него не только шерсть - кожа на одном месте дыбом встанет.

 

Выхожу из подземного перехода, иду по направлению к аэровокзалу, медленно так иду, дерево уже мое ненаглядное, дубинушка моя, недалеко. НИКОГО. Понимаю, что еще рано, поезд с «румынами» из табора не пришел. Не судьба. Очень, очень большое разочарование. Это все равно как бежать в магазин за водкой перед закрытием, зная, что больше никуда не успеешь; успеть, забежать, а водка закончилась. Нет, наверное, даже так: успеть, взять, принести домой и на глазах у друзей уронить и разбить. Жуть, такое бывает только один раз, как у саперов. Им даже легче, они иногда выживают. Здесь же итог - стопроцентно смертельный… Мужики не дадут соврать.

 

Остановился я, лелея какую-то несбыточную надежду, поставил сумки, вытер пот со лба, достал сигареты, медленно-медленно прикурил, медленно-медленно выпустил дым изо рта. Мееееееееедленно поднял голову. Помните про относительность течения времени? Про самолет-черепаху? Про дверь в туалете? Мало того, что я стоял перед дверью в туалет, так она еще была и заперта. А пи… отомстить, в смысле, очень хотелось. И вдруг…

 

Есть, есть на свете высшая справедливость! Я не знаю, как это называется. Вижу, направляется ко мне симпатюленька лет восемнадцати. Я встал в стойку…

 

Так вот, подходит ко мне эта симпатюленька и нежным таким, ангельским прямо голосочком говорит:

 

- Молодой???!!!человек, я приехала из Румынии!!!

 

«В цыганском таборе», - поет у меня душа. И дальше - та же песня, что и у шерстяного магната с небольшими вариациями на женскую тему. На что я заинтересованно отвечаю, что, дитя мое, мне это очень-очень интересно, но, к моему глубокому огорчению, у меня нет российских денег, я бедный американец и у меня только какие-то несчастные американские доллары, да и те - в мелких стодолларовых купюрах. На что она с милым румынским акцентом лопочет, что, мол, вери-вери, гут-гут, пойдем под дерево. В смысле, что я свои настоящие румынские шерстяные свитера готова и за белорусские рубли отдать. А сумочка «Адидас», забыл упомянуть, при ней, правда, чуть поменьше, учитывая хрупкое девичье телосложение. Ну, я так думаю, на мои денежки и таких же, как я, лопухов, можно не только приодеться и пару сумочек купить.

 

А я ей, поднимая сумки, отвечаю, мол, я тоже гут-гут, но боюсь, что не попаду на самолет, давай, я возьму билет, времени до отхода автобуса в аэропорт навалом, и я у тебя там, в автобусе, все-все куплю. Такой план был у меня для представителя изделий из шерсти приготовлен - в автобусе порубать все его свитера на куски. А тут девушка, симпатичная. Ну, думаю, зайди ты только в автобус, я тебе пару свитерочков на твою милую по…, в смысле, головку - натяну. А она отвечает, что я бы тоже не против, но там господа полицаи, они их, таких хороших румынских бродячих представителей, невзлюбили почему-то, и никак ей нельзя в автобус. Лучше под деревом.

 

На такой вариант я тоже рассчитывал и, видя, что в автобус ее никакими коврижками не загонишь, привел в действие свой второй план. Наклонившись к ее очаровательному ушку, я начал нежным голосом шептать ей все те слова, которые бессонными ночами шептал, кричал, пел моему милому представителю фирмы «Рога и копыта», которого я так сегодня и не увидел. Правда, с учетом того, что она девушка, я быстренько поменял глаголы и другие части тела, тьфу, речи, на подходящие для особы женского пола.

 

Но - хватит о грустном, доведем наш рассказ до конца. Я уже и так подозреваю, что вы успели пообедать, поужинать, сделать еще кучу нужных и полезных дел, а я все стучу и стучу. Так вот, она все это слушает, врубается и потихонечку так от меня отклоняется, видно плоховато слышно, а может, хочет сказать, чтобы я повторил какие-то особенно понравившиеся ей слова? Не знаю, не знаю. Женская душа - потемки.

 

С дерева начинает потихоньку опадать листва... Видимо, таких признаний в любви оно тоже еще не слышало. А у моей красавицы широко открываются глаза, приоткрывается ротик, и я начинаю чувствовать, что мы с ней подходим к наивысшему пику. Но всему хорошему приходит конец. На сей раз, он пришел в виде двух амбалов вроде того БелАЗа-контролера, но явно «румынской» внешности, которые громко закричали:

 

- Что он тебе говорил? Что он тебе говорил?

 

Причем, кричали они в унисон друг другу так, что казалось, будто это эхо отдается по всей Москве, перекрывая гул оживленной улицы. С близлежащих деревьев сорвалась с громкими криками, очень похожими на крики моих Отелло, стая птиц.

 

- Передразнивают, что ли? - успел подумать я.

 

- Дурак! - почудился ответ стаи.

 

Заголосили вспугнутые машины, сигнализации которых, рассчитанные на рев турбин взлетающего самолета или на вой сирен израильской «Скорой помощи» - кому как нравится - все-таки не выдержали луженых глоток закаленных в степях Румынии амбалов. С моего дерева опали последние листья. Стоял июнь, но для него уже пришла осень. Для меня, похоже - тоже.

 

Но моя красавица не растерялась. Видимо, под сильным впечатлением от моих слов и, не желая делиться, в отличие от меня, своими впечатлениями (ясно, вы же сами чувствуете, что я кого хочешь уболтаю), немного охрипшим от волнения, но таким приятным, ласкающим слух голоском, она им крикнула в ответ:

 

- Он говорит, что уже покупал у нас свитера.

 

И это все из того, что я ей так сладострастно рассказывал? Ах, женщины, женщины.

 

Но амбалы остановились, видимо, не совсем уяснив суть происходящего, что дало мне возможность быстро подхватить сумки и в темпе отправиться к автобусу. И только отойдя на некоторое расстояние, я остановился, издал победный крик орла, садящегося, да простят меня читающие это дамы, голым задом на раскаленный песок, помахал в последний раз одиноко стоящей под совершенно обнаженным деревом девушке и, напевая в уме: «Очи черные, очи страстные…», побежал к уже отходящему от перрона автобусу…

 

Прошло десять лет. Где ты, моя прелестная незнакомка? Все так же дуришь честных граждан на необъятных просторах нашей, немножко двинутой, Родины? Или вышла замуж, нарожала с десяток таких же прелестных «румынят» и учишь их своему, цыганскому, уму-разуму? А может, бывают же чудеса на свете, остепенилась (ведь где-то под 30 уже, а цыганки стареют быстро) и сидишь перед компьютером, бродишь в Интернете по разным сайтам. Может, и прочитаешь этот рассказ. Знай, что я не сержусь на тебя и твоих «румынов», а благодарен им за ту науку, которую они мне тогда, совершенно неосознанно, преподали и, тем самым, может быть, сберегли в другой, более серьезной переделке. Кто знает.

 

Прости меня за те слова, не для твоих розовых ушек они тогда предназначались. Так получилось. Теперь бы я тебе шептал другие слова, которых твоя красота заслуживает. Но не люблю я с тех пор общаться с цыганами. Что поделать. И нас, слава Б-гу, не все любят.

 

НАКОНЕЦ.