Когда он просыпался, с ним вместе просыпались: некто Вера, психотерапевт, и Андрей, ее бойфренд. А также их собака, родственники и друзья. И все недруги, которые им мешали жить, но зато двигали сюжет – тоже просыпались.

 

Он бы, конечно, хотел, чтобы просыпался д’Артаньян. Чтобы делал зарядку Фандорин. Чтобы протирал глаза Ватсон, спеша к Холмсу. И чтобы патер Браун вставал с молитвой. Или пусть хоть Ниро Вульф с Арчи Гудвиным устраивали бы свои обычные пикировки.

 

Но просыпались именно те.

 

Пока он ходил в магазин, ездил по делам и мыл посуду, они разговаривали у него в голове. Так бесцеремонно, будто они там одни сидят. Могли бы уж и поскромнее быть. Чтобы не мешали, он засовывал их в самые сложные, какие только мог выдумать, ситуации.

 

Когда он общался, разговаривал или слушал, валялся или гулял с собакой, ел или пил – вылезали второстепенные персонажи. И растаскивали действительность по лоскуткам себе на образы.

 

Этот забрал внешность знакомого велосипедиста.

 

Эта умыкнула странноватую манеру одной знакомой.

 

А вот этот подслушанный телефонный разговор покамест так валяется. Еще не понадобился никому.

 

Шум в голове достигал уже звукового фона небольшого города. Оставалось только его записать. Но вот записать-то оказывалось самым трудным. Он быстро уставал и увиливал от писанины. Надоедливые вместеснимпроснувшиеся немножко скандалили. Потом успокаивались: ведь они частично уже стоят на полке, ладно уж, так и быть.

 

А когда он засыпал, убаюкивали: «Спи-засыпай, такая уж наша судьба, нам досталась не Агата Кристи, не братья Вайнеры, а ты, маленький – так что мы понимаем и не ропщем, и пусть спят все бандиты, воры, убийцы и прочая зародившаяся в твоей болезненной фантазии нечисть...»

 

И засыпали вместе с ним.

 

Чтобы утром всё сначала.