На широкой лавке, что заменяла мне иногда постель, возлежали двое – один из кобелей, рядящихся в доспехи и такая вот девушка, о которой я говорила. Лежали они абсолютно нагие. Прежде я ещё не видела обнажённой женщины, кроме себя, и то своими глазами, а здесь лежала девушка, и я видела весь её срам. Но стыдно признаться, я смотрела… Однако моё настроение созидания не могли испортить даже они. Эти двое лежали и лежали, совершенно не подавая признаков жизни, я же подошла к отрытому окну и наслаждалась розовевшим небом над моей любимой долиной, взирала на появляющуюся тень замка, ибо солнце всходило на противоположной стороне. Но не это мне было важно в рассветный час – я хотела видеть, как в моей любимой долине пробуждается жизнь, как свет обволакивает тёмные склоны и прогоняет ночь… мою самую счастливую ночь. И думая об этом, я почувствовала себя и правой и виноватой одновременно. От размышлений снова сводило живот, подкатывалась нестерпимая тошнота. В такие минуты я всегда знала, что тому причина. Но не понимала, отчего мои мысли, чувства способны вызывать настоящую, телесную боль. Очень скоро меня сморило от прохладного ветерка раннего весеннего утра и предалась я грёзам сновидений прямо у окна. Пейзаж умиротворённости на меня действовал подобным же образом, я успокоилась, утихла боль, душа превратилась в спокойную широкую реку – ровная гладь неприкосновенного совершенства… По пробуждении, а было это, верно уже после полудня, я не заметила никого вокруг себя. Видимо и кобель, и его сучка уже давно поднялись и убрались прочь. Не помню, было ли мне стыдно тогда из-за того, что они, проснувшись, обнаружили меня спящей на окне… какая разница, главное, что они тогда не скинули меня с этой высоты. Хотя сейчас я думаю, что лучше бы так и было – смерть моя была бы быстрой и незаметной – во сне. Но я жила и, что ещё хуже, должна была продолжать жить так, словно ничего в моей судьбе не произошло прошлой ночью. Проснулась я как раз к обеду. В коридоре, ведущем к опочивальне, я встретила его, мужа моего неугодного. Завидев меня, он грубо взял меня под руки и повёл в сторону покоев. 1 Ну и где же ты была, гнусное отродие? – шипел мне возле уха он, вызывая неприятные мурашки по телу, - Отчего я искать тебя должен? 2 Я была на башне, сидела у окна… 3 Всё утро и день? 4 Ты пьян был, заснул, я покинула тебя, в желание подышать свежим воздухом и насладиться восходом… 5 И отчего же ты не вернулась после восхода? 6 Верно заснула я у окна… там так красиво было… 7 Одень другое платье… и пожалуйте за стол! Он с силой толкнул меня в сторону двери и отправился вниз, верно к столу. Переодевшись, я неспешно спустилась, не торопясь присоединиться к ним, не умевшим остановить свои бесконечные пиры. Сегодня они начали чуть позже полудня, завтра, возможно, солнце не достигнет зенита, как они примутся за вино и брагу. Муж мой пил сегодня много и почти не говорил. Его суровое лицо сегодня было ещё более чёрствым и безжизненным. Оттого он сам наполнял свои чарки и пил их быстро, словно желая скоро опьянеть. Эдмунд снова сидел неподалёку, на своём прежнем месте, мало пил и ел, не говорил вовсе, как и прошлым вечером. На мужа моего он не смотрел, на меня же несколько раз кинул мимолётный, словно пристыженный взгляд, и когда всё же пил, легонько вскидывал чарку в мою сторону так, словно делал это за моё здоровье. Тогда и я незаметно делала тоже самое и пила за его. Такие пиры затягивались всегда почти до утра, во всяком случае, когда яркая звезда востока поднималась над горизонтом, стол всегда был пуст. Это значило, что до восхода оставалось не так много времени. Не поднимая взгляда, Эдмунд сидел час за часом, следя незаметно за мужем моим. Я чувствовала это. Эдмунд не был ни пьян, ни сыт, я тоже не могла вкушать пищу. Она казалась мне омерзительной. Крики и громкие разговоры, радостные всплески не тревожили ни меня, ни мужа моего, ни Эдмунда. Кроме него, мужчины, считавшего себя моим мужем, пьян из нас троих никто не был. Однако вскоре раздался пьяный голос, принадлежавший мужу моему, разнесшийся по всему залу: 1 Эдмунд, не весел ты сегодня. Быть может обиду за что затаил? Иль пища не мила? Эдмунд вздрогнул едва заметно от неожиданности и, спустя секунду держал ответ: 2 К покою не привык я, мой дом покинут мной и там, где бой, там дом мне. Зачем сказал ты, что мы отправимся на новолунье? Ведь до него ещё пять ночей! 3 Устал я, и враг устал. Пусть празднует пока, а мы нагрянем через руку дней и празднику их конец положим! Взгляни – воины мои не готовы воевать. Их сердце истосковалось по простым забавам и тишине. К чему спешить? 4 Но войско наше осталось под грядой. Нас ждёт. Забыл ты, что потеряли мы три дня в пути? 5 Я не забыл… - сказал он холодным голосом, сверкая взглядом, - но в путь отправимся не раньше, чем через ночь, уж если и не на новолуние. 6 Я не перечу, но враг напасть мог за то время, пока пируем мы! Воина не выиграна ещё, а мы уж пьём, кутим! 7 Да не война то, Эдмунд! Скорее бунт. И если мы вернёмся, то лишь за золотом своим и за триумфом. Тут за столом, словно все пробудились от забвения, пронеслись победные возгласы, уверенные и довольные. Эдмунд лишь кивнул и легонько улыбнулся, глядя на осоловелых от вина и женщин воинов. Говорить что-либо сейчас было бессмысленно. Ещё около часа муж мой продержался, затем пустился в пляс вместе со всеми под лютню, на которой корявенько играл один из его вассалов какие-то военные мотивы. Вокруг мужа моего крутилась совершенно пьяненькая сучка, так и норовившая прильнуть к нему своей пухлой грудью, которая вздымалась высоко и тяжело опадала на её рёбра при каждом прыжке танца. Но ему, похоже это нравилось. Я не могла бы сказать, что была столь же полногруда, но это меня мало волновало сейчас. Я была рада видеть его с другой женщиной. Возможно, меня это немного оправдывало в моих глазах, я чувствовала, что грех мой не столь уж тяжек, если он поступает также. Как и много раз до того, с другими шлюхами. Так иль иначе я устала смотреть на это действо и отправилась прочь. Эдмунд, похоже, не заметил моего исчезновения, во всяком случае, взглядом он меня не провожал. Быть может он одумался и прекратил думать о том? Что ж, что было, то было, это не изменить, но вот изменить будущее ещё можно – забыть о случившемся и проснуться. Всё вновь станет на свои места, словно всё то был полукошмарный – полусказочный сон. Я поднялась на башенку, и не пошла в опочивальню нашу с мужем. Он ведь может захотеть привести её туда. Что ж, это было бы справедливо. У окна мне стало не по себе. Словно горло на секунду сжалось, преградив путь воздуху, а потом вновь разжалось, но сердце так и не перестало судорожно сокращаться. Мне стало словно страшно и мерзко. Кроме того, вспоминая утренний опыт, я осознала, что это место вовсе не такое уж уединённое для моей печали. Вчера двое додумались притащиться сюда для своих любовных игр, что могло помешать прийти сюда кому-нибудь ещё этой ночью? Убывающая луна была высоко, и я решила выйти на улицу, пока внимание к моей персоне приковано не было. Отправиться к долине или на противоположные холмы, чтобы всё-таки увидеть, что лежит по ту сторону от них, я не решилась, но немного отойти от этого места было необходимо. Я отправилась по дороге, хотя и знала, что так меня будет легко заметить из окон и двора, но идти по высокой уже траве, от которой на моей коже неизменно появлялись волдыри, я не хотела. Я дошла до того места, где в прошлый раз Эдмунд увидел меня промокшую, затем спустилась к реке и присела неподалёку от её шумного потока, наслаждаясь звуком бегущей воды. Обняв свои колени, я смотрела, как искривлённая водой луна сияла в потоке шумных вод, и сейчас, как никогда, я хотела плакать. Но не могла выдавить ни слезинки. Обидевшись за это на саму себя, я отогнала докучливых насекомых, как услышала поблизости шорох. Затем ещё, а потом и звук соскальзывающих из под мужской подошвы камней. Я испугалась и затаила дыхание. Это был тот, кому я была рада сейчас более всех на свете – Эдмунд. 1 Как ты нашёл меня? – шепнула я. 2 Я следовал за тобой. 3 Но я не видела… 4 Моё сердце вело меня… 5 Так значит, ты не забыл обо мне…- в моём голосе искрилась неприкрытая радость. 6 И о своём обещании тоже. Я припала к его крепкой груди и только теперь смогла заплакать. Потоки слёз были бесконечными, словно плотина реки слёз моих прорвалась при виде этого человека. Теперь я не могла заставить себя прекратить, так как было весьма стыдно за свою неутешность. ? Похоже, влюблён я в тебя. С первой минуты… не мог я оставить тебя тогда там, на дороге, хоть и думал я, что крестьянка ты, из слуг. Что есть в тебе, без чего нет жизни мне? ? Слова, слова… лишь говоришь… ? Себе ли веришь? Иль говоришь ты, что не можешь поверить, что так могло произойти? ? Но не со мной… я думала, обречена я среди этих стен… ? Я вижу печаль в твоих глазах. Она безмерна. И не о том ты плачешь, что я мог позабыть об обетах данных, но за всю жизнь свою, за все минуты горя. Лишь, когда счастье коснулось руки твоей…ты поняла, как безгранично горе. ? Эдмунд… устами твоими лишь мёд пить. Ты не похож на прочих воинов барона твоего. На этих грязных кобелей, что только думают о пирах и о женщинах… ? Я не вассал ему. Однажды мои земли стояли против ваших. Но он спас жизнь мне, когда саксонец хотел подкрасться сзади. Метнул в него топор твой муж, а думал я, что он в меня летит, и жизнь моя окончена. Но он метнул его во врага. В того врага, что был наш общий враг. С тех пор дал клятву я сражаться за него. И убивать треклятых саксов! ? Так вот что… но ты же долг отдал – ты спас его за это от голодных псов… и значит, что теперь вы квиты. А ты сегодня рвался в путь, забыв, что я останусь здесь одна… и без тебя! ах, если б ты уехал, то не было бы этой встречи… ? Я знаю, ты права. Но видеть, как проходишь мимо, словно позабыв о том огне, что в нас вчера горел – невыносимо. Разлука мне милей, чем твой холодный взгляд и не способность что-то изменить, срамя себя и твоё имя. Я не желаю прятаться от глаз, как неугодный вор. ? Но может, мы сбежим с тобой? Сейчас? И всё завершено! Нет больше клятв и обещаний, но есть любовь и вечный огонь нашей страсти! Эдмунд отпустил меня из своих объятий и отошёл на шаг, сказав остывшим голосом: ? Так поступить я не могу. Ведь я не жалкий и ничтожный похититель жён. Мы с ним должны по-честному сразиться за обладание тобой. И время не помеха нам, но друг. Ты сможешь знать, что влюблена… иль нет. Пока ещё не поздно изменить судьбу его, твою, мою…я всё скажу ему, когда мы крепость разорим. Победа истинно давно уж наша, а то, что привезли мы – лишь первые трофеи, а будет много ещё богатств. ? Мне не нужны богатства. И я не выдержу тоски и ожидания. Я вновь буду одинока, сидеть у окна и ждать, иль думать, что ты уж мёртв! И эта мысль будет до боли нестерпимой! ? Мы должны врага добить. Иначе снова сил собрав, он нападёт на нас. И войско мужа твоего пойдёт не против них, а против нас. Предательством именуют то, что меня ты просишь сделать. ? Но разве не предательство то, что делаешь сейчас? Жену друга и кровного брата сегодня целовал ты, вчера на ложе его любовном ты возлежал с ней и хочешь теперь убить его в походе… как же это именуют? Эдмунд опустил глаза и немного отвернулся от меня. В лунном сиянии его лицо казалось каменным изваянием, а волосы почти белые – серебряными нитями. Но то, что говорил мне, вызывало боль. ? Возможно, ты права. Но есть причина так вести себя – народ мой. Немногочисленный народ, но мой, и я в ответе за него. Что людям я скажу, когда на крепость нашу нападут союзники былые? Когда узнают, что женщина тому виной? ? Тебя я понимаю. Ты можешь не спешить. Я думаю, что можно это отложить до удобного момента. Когда все звёзды сложатся благоприятно и время не помеха нам, но друг. ? Здесь звёзды ни при чём! – вскричал он, не сдержавшись. Я вздрогнула, но, привыкшая, вскоре снова обмякла, строго решив отправиться спать, - и время нам действительно не враг…но так не говори, прошу тебя! ведь я не менее тебя страдаю. Хочу я только завершить дела, и о себе оставить не дурную память. ? Так завершай. – спокойно говорила я, - но сделай так, чтобы глаза не прятать – не выходи во двор! После слов этих я стала забираться на холм, чтобы выйти на дорогу и отправиться, откуда пришла. ? Куда ты? – прозвучал его недоумённый голос. ? Обратно, пока не заметили моё исчезновенье. Тут рука его обвила мою ногу и я, упав на склон, поскользила вниз по мокрой траве к его объятьям. ? Никто сейчас не вспомнит о тебе. Твой муж был слишком занят, когда я уходил. Рыжая Аннэ им занялась. ? По твоему велению? ? О нет, по своему желанию. Ведь боги благосклонны к нам. ? Ты сердце девы хочешь обмануть! – я восклицала это резко, но весьма тихо, не желая, чтобы кто-нибудь случайно нас услышал, но руки его ласкали уж мой стан, и тон мой становился всё добрее, - ты хочешь только развлечений. – он целовал мне грудь, - жену чужую ты воруешь, но только для забавы! – теперь он задрал подол платья и гладил мои ноги от колен до бёдер, - о боги! Ты наказанье мне, а не награда! ? Люблю тебя – сказал он и вошёл в меня, целуя в губы. ? Не прекращая ласк, он умело стянул с меня платье и откинул его в сторону, как и бельё до того. Вокруг уже выпала роса, трава была мокрой, но я не замечала ничего и того, что комары жужжали и лакомились моей кровью… Моё дыхание более не могло оставаться ровным, я стонала и часто дышала, нежно глядя в его глаза. Рукой он взялся за мою грудь и ласкал сосок так искусно, что лоно моё просто залилось влагой страсти, ноги обвили его тело, не выпуская из жарких объятий его древко. Рот наполнился слюной и мне приходилось часто сглатывать её, а разум наполнился сладкой истомой и появилось ещё одна мысль, делавшая меня просто одной из тех шлюх – я захотела поцеловать его древко. Раньше муж мой в порыве яростной страсти заставлял меня это делать, это было противно и гадко. Я вспоминала лижущихся собак, но сейчас мысль о собаках пропала или, во всяком случае, я ответила ей: «ну и что?» и она сразу угасла. ? Подожди, - сказала я, останавливая Эдмунда, - прекрати. ? Что, что такое? – опешил он, очевидно не ожидая того. Я лишь улыбнулась и нежно толкнула его так, что он сам оказался лежащим на траве. Моё же лицо оказалось возле его древка. Я взглянула на него бесстыдно, словно кошка, поднесла губы к его изголовью и бережно поцеловала. Эдмунд немного вздрогнул. Мне понравилось то, как он отреагировал на мою ласку, и я захотела ещё. Теперь я полностью обхватила его головку и ласкала её языком. Эдмунд тяжело дышал но не шевелился, я не останавливалась. Затем я неожиданно взяла его глубже в рот, коснувшись его окончанием глотки. Его мышцы напряглись, он вздохнул глубже. Теперь я целовала его древко глубоко и проникновенно, почти проглатывая его. Руки Эдмунда обхватили мои плечи, голову он приподнял и смотрел на то, как я это делаю, дышал часто и неровно, сжимая мои плечи и иногда откидывая голову с длинными волосами назад. Затем он принялся ласкать мою грудь, иногда убирая волосы с моего лица, чтобы его видеть. Увидев, что скоро благостность охватит его, я остановилась; подползла к его губам и нежно поцеловала, на что он обхватив мою голову ответил долгим страстным поцелуем, проникая руками в моё лоно и лаская центр наслаждения. Скоро я оседлала его, как наездник коня и легла на его грудь, продолжая целовать и медленно перемещаться на его древке. Руки Эдмунда были крепки и настойчивы, пальцы впивались в мой зад, добирались до лона, гладили ноги. Скоро я не стерпела и поднявшись, встала на четвереньки, гладя себя по круглым ягодицам и заманивая его к ним. Он подошёл, я видела, как сильно напряжено его древко. Оно было словно каменным, а не из мягкой плоти. Но сейчас он не вошёл в меня. Обхватив ягодицы руками, он прильнул языком к моему благостному центру. Он целовал его и водил языком, гладил и ласкал так, что я едва не сходила с ума и никакая мысль не омрачала мою благостность в этот час. Я стояла нагая на четырёх лапах, словно сука и разгорячённый кобель стоял сзади и лизал моё истекающее соками страсти лоно… кто бы видел, не думала я, что на такое способна…но это было великолепно! Скоро его пальцы оказались в моём лоне, когда как язык продолжал ласкать нежную плоть. Двигался он во мне, так, как верно и не могла бы подумать о том. Хотела сейчас я лечь ниже, уползти от этого блага, прекратить. Я подавалась назад, почти укладываясь животом на траву, рвала сочную траву, снова и снова, потом возвращалась обратно, чтобы вновь быть ближе к этому убивающему меня удовольствию. Вскоре его руки бережно прогнули мою спину, таки уложив меня на траву. Его древко вошло в меня полностью, легко скользя от соков моих, и показалось мне оно таким огромным, а удовольствие настолько невыносимым, что я невольно вскрикнула, но затем замолчала, прикусив собственный палец. Эдмунд же продолжал входить в меня, вызывая неистовое блаженство на грани смерти. Оно нарастало и нарастало, словно было бесконечным, пока волны тепла и блага не прошлись от моего лона по спине и всему телу до самой головы, вызвав в ней взрыв эмоций без слов и картин. Это было чистое удовольствие, помутившее мой разум. Тем временем я стала замечать, что Эдмунду стало трудно продолжать. Моё лоно с силой сжималось, мышцы напряглись. Он обхватил рукой снизу мой живот и приближал мой зад к себе, приподнимая его. От этого безжалостного соития я кричала, как грязная шлюха, истекала реками страстных соков и сжимала в благости его древко. Всё это продолжалось не более пяти минут, но казалось вечностью. И, когда он, не выдержав, излился на траву, я поняла, что такого в моей жизни ещё не было и никогда не будет вновь. Ни с кем иным… В одной руке держа своё древко, он опёрся другой в землю, опустив голову, и застонал. Никогда прежде я не видела, как мужчина изливает семя не в женщину. Спустя полминуты, Эдмунд обессилено упал на траву тяжело дыша. Глаза его казались абсолютно пустыми и даже стеклянными. Грудь быстро вздымалась и опадала, руки безжизненными плетями лежали рядом. Он казался опустошённым. Сама я нашла в себе силы, чтобы отправиться на поиски моей одежды, беспорядочно валяющейся вокруг. Платье было мокрым и, возможно, в не выводимых пятнах зелени травы. 1 Смерть мне теперь, – начала я срывающимся голосом. Ноги мои подкашивались и дрожали, словно осознав всю тяжесть проделанной ими работы только сейчас. Эдмунд же заинтересованно приподнялся и взглянул на меня, очевидно ожидая продолжения моего высказывания, - платье мокро и в земле. Его не отстирать, да и не высушить до рассвета. 2 Можно что-то сделать… сомневаюсь я, что в замке ещё кто-то бдеет. Ты войдёшь быстро и переоденешься. Не станет же он приводить рыжую Аннэ на ваше ложе? 3 Почему нет? 4 Чтобы ты не видела его с ней. 5 Быть может, он и не сильно желает скрыться. Может быть так, как было всегда. Он приведёт её, а меня выставит вон. 6 Не думаю, что такое… это бывало уже? 7 Бывало ли? Не раз… 8 Мне сложно поверить, что такое возможно. Как можно не чтить тебя? не боготворить? Ты же богиня! - при этих словах он поднялся, подползши ко мне на коленях и принявшись целовать мой живот, - я влюблён в неё в надежде на взаимность! Я улыбнулась, но на душе мне было горько. Как утаить нашу встречу теперь, когда следов от неё так много? 1 Ладно, не стану я сейчас размышлять о том. Мы пойдём обратно – уж скоро яркая звезда востока взойдёт…а за ней и рассвет близок. 2 Скажи, - начал он полушутливым тоном, одеваясь, - это и есть то самое место, где ты, поскользнувшись, свалилась в реку? 3 Да, именно то место, только я не поскальзывалась…я пыталась перебраться вброд на противоположный берег. И когда услышала топот лошадиных копыт… верно испугалась я от неожиданности… 4 А зачем ты решилась на это? Камни, верно, скользки? 5 Да. Но я хотела попытаться. Мне очень одиноко, а здесь… красиво, и я хотела сделать совершенно безрассудный поступок. И верно, сделала. Но не то, что думала. Время закручивается, а происшествия следуют за малым шагом иногда стремительно и безумно. Всё придумано сразу. Мы просто не видим этого, но можем увидеть это позже. Всё было неизбежно. 6 Верно то. Мне нравится, как говоришь ты. Позвольте вашу руку… Эдмунд протянул ко мне свою кисть, предлагая взяться за руки. Я не отказалась. На холм он взобрался первым и помог мне, затем мы почти сразу оказались на дороге, ведущей либо к замку, либо к крестьянскому селению, где у мужа моего живут крестьяне и много наделов земли. Здесь же просто стояла одинокая крепость – его резиденция, где ему нравилось находиться более всего, в дали от людей и проблем. Мы шли по дороге – я в отсыревшем платье и он, казавшийся совершенно не запачканным. Его одежда была более из кожи, нежели из ткани. Такую оттереть гораздо проще и без стирки. Возвращаться я не желала. Как можно было желать плена? Что там, за стенами? Страх, ужас, стыд… а здесь – покой, любовь, тепло душ. Мне безразлично было, что даже Эдмунд не такой, как я, он был прекрасен, так или иначе. Рядом с ним я спокойно вдыхала воздух и не печалилась. Вблизи от входа мы разделились и вошла сперва я, а затем, через какое-то время и он. воздух был всё ещё наполнен стонами и смехом, запахом мяса и выпивки, как в дешёвой таверне, но коридоры были уже пусты. Я отправилась в опочивальню, ни на секунду не прерывая мысли «а что если он там?», они пульсировали в висках, вызвав жуткую головную боль. Остановившись перед дверью, я ещё раз подумала, стоит ли входить туда. Я прислушалась, пытаясь вычленить из-за двери хоть какие-то звуки. Всё было тихо. Ни стонов, ни скрипов, ни шумов разговора… а что если они уже спят? Но комната была темна и внешне совершенно безжизненна. Кровать была не расстелена, вино на комоде не тронуто. Значит он не осмелился привести её сюда. По крайней мере, пока. Дело шло на секунды. Трясущимися руками я сняла с себя одежду, нащупала в тёмном шкафу ночную сорочку, платье же запихала за шкаф, в надежде, что завтра у меня будет возможность его вытащить и сжечь. Стало спокойнее. Казалось, никто меня не заметил, никто не спохватился… Руками я провела по лицу, выискивая грязь или что-то ещё. Ничего. В тёмной комнате я казалась себе такой, как обычно, за исключением душевного состояния. Словно горя изнутри, я влезла под одеяло, ощущая, как тело моё покрылось холодным потом ужаса и напряжения. Ещё долго во тьме я убеждала себя, что всё в порядке и всё встало на свои места, но душа не хотела верить, а сердце перестать судорожно биться. Тогда меня сковал неистовый страх, необъяснимый, словно перед самой тьмой, окутавшей меня здесь, в комнате с закрытыми ставнями. Вскоре все звуки стихли, и я заснула, как и большинство обитателей вокруг. Тогда меня радовала только одна мысль – через три дня уедет не только Эдмунд, но и муж мой, и все люди с ними. Женщин, скорее всего, перепродадут в какой-нибудь таверне по ничтожной цене…но меня это мало волновало. Видимо утро для меня настало поздно. Закрытые ставни не дали утреннему свету войти в комнату и пробудить мою уставшую душу, и я так и проспала до того момента, как муж мой не разбудил меня. 1 Ты снова спишь… - сказал входя он. вид его был потрёпанным, но весьма довольным, - уходишь раньше всех и до обеда спишь. 2 Легла не сразу. На башню снова я ходила, боясь идти сюда. 3 Что так? Чего боялась? Или кого? 4 Я думала, что ты и рыжая девица… что вы тут можете прилечь… 5 Могли. Бы. Но не стали. Я с ней не сделал ровным счётом ничего, за что перед богами мне должно быть стыдно. Заснул я верно. Выпил слишком много и пробудился в сене на конюшне. 6 Мне жаль… 7 Не сверби, не нужно этого. Словно дятел в голове сегодня. Я воздержусь от хмеля этим днём. Эдмунду обещал я завтра двинуться в путь. Так надо трезвым быть. Хотя бы, не больным. А ты себе нашла уж кобелька? Мои солдатики полны огня! – шутливо воскликнул он, зажимая мою голову в своих тисках. 8 Мне не до шуток. А воины твои противны мне! – кричала я, вырываясь, - то верно ты сказал, что кобели! Им сук своих хватает. 9 А ты что не по-нраву, думаешь моим псам будешь? Им безразлично… что здесь не дыни сочные, а сливы, - восклицал он, грубо сжимая мне груди, а затем также мой зад, - а здесь что не арбузы, а пара яблок… то не беда. Зато, какая пара! Я сам себе порой завидую до смерти. 10 Так любишь, значит? – ехидно спросила я впервые за всё время нашей жизни. 11 Люблю… а что, скрываю разве? 12 А любишь, что ж не можешь не приложить руки? Когда же тело моё вздохнёт спокойно от побоев? 13 Любовь бывает разной. Меня не можешь ты понять и чаяний моих. Вся жизнь твоя – борьба со мной, и ненавидишь ты меня. За родителей твоих и грязь моей любви… милее этого тебе сидеть на башне у окна и думать… а чёрт знает, о чём ты там думаешь! Быть может, о другом! Быть может, об отмщенье. Не знаю дум твоих… В эту минуту мне жаль его стало. Что, если он просто, чувствуя мою ненависть к нему, не мог смириться с нелюбовью, но и не мог меня убить, любя. Что, если он любил настолько, что хотел моей гибели и бил меня, и бил, поскольку не мог найти выхода своей боли, кроме как причинить её мне? Я отошла на несколько шагов и смотрела на него – человека, которого и вправду ненавидела всем сердцем, и не могла простить. И как бы не стало мне жаль его в эту минуту, страх перед ним, пред его жестокостью, меня отталкивал. Ненависть всегда сильней прощенья. |