Вкус спелой ежевики

 

Где-то внизу, в жаркой кухне тренькала посуда.

- Альберт, вставай! – позвала жена.

Её было еле слышно сквозь толстые, пахнущие елью и снегом стены. Но он услышал и открыл глаза.

Он проснулся и сладко провёл языком по пересохшим губам. Он всё ещё ощущал во рту этот вкус. Нежный, точно первый поцелуй, прохладный, как бьющееся сердце оазиса. Вкус таял... Мимолётная улыбка. Уходящий гостья из яркого сновидения. Тихое детское воспоминание...

 

...В начале надо было зайти за ржавые гаражи, пахнущие пылью и краской, спуститься в сплошь заросший крапивой и мятой овраг, перейти по скользким булыжникам мелкую речушку. Дальше дорогу преграждал двухметровый бетонный забор. Его можно было было преодолеть, забравшись на засохшую яблоню. И уже с её крючковатых хрустящих ветвей ты попадал прямиком в невероятный, яркий мир. Чудесный зазаборный мир, где властвовала дикая ежевика...

 

Он плотно зажмурился, пытаясь схватить за хвост ускользающее видение. Однако оно пламенной жар-птицей ускользнуло непонятно куда.

- Постой... – Шепнул он.

Было поздно. День уже начался. Его бодрый, подогретый на солнце лик упорно смотрел скозь неплотно сомкнутые занавески. Жёлтые блики бесшумными крыльями бились о белую стену. И память, ночная птица, скрыла детское воспоминание. Голову наполнили стройные, повседневные мысли.

Он сбросил с себя бледную простыню и подошёл к окну. Он открыл форточку, впуская в душную комнату летний сквозняк. Глядя на аляповато-пёструю лужайку своего дома, он подумал о чём-то неважном, но в то же время приятном. Мысли скользили легко, как мечь в хороших ножнах.

- Альберт, вставай! – Позвала жена.

Он виновато почесал затылок и принялся одеваться. Стоя перед зеркалом, он завязал галстук. Потом приколол к груди значок, изображающий атом гелия. Глядя в зеркало, он опять задумался. На этот раз мысли были фундаментальные, исполненные важности. Такие, которые требовали дальнейшего рассмотрения.

Шорох за окном заставил его вздрогнуть.

- Доброе утро. – Сказал он воробьям.

Птицы толклись у окна, сверкая тёмно-серыми зрачками.

- Сегодна запускаем третий... – По секрету сказал он птицам.

Воробьи продолжали с воинственным щебетом толкать друг друга.

- Альберт, ты опаздаешь! – Глухо прозвучало с нижнего этажа.

Он улыбнулся, схватил с журнального столика согретый солнцем листок, сунул в карман красногрифельный карандаш и быстро вышел в коридор. Спустился по лакированым ступенькам лестницы и вышел в налитую медовым светом кухню.

Жена, стоя у раковины, рассеянно играла на вилках и ножах. Сверкающие брызги нимбом висели над головой Бетти.

Он тихо, наступая на только ему ведомые нескрипящие доски, покрался к столу. Он хотел незаметно подойти сзади и нежно коснуться её плеча, чтобы Бетти удивлённо вздохнула и он бы, прижав её, шепнул бы, как в незабытом ещё детстве: "Угадай, кто?".

Его выдал чихнувший от собственного жара чайник. Бетти по-деловому сложила свежевымытые столовые приборы на стол и оглянулась.

- Наконец-то, Альберт! Я уже хотела идти будить тебя.

Он так и замер, протянув перед собой растопыренные пальцы. Бетти, глядя в его недоумённое лицо, засмеялась:

- Пойман с поличным!

Он быстро нашёлся. Легко поцеловав её, он незаметно подхватил чайник и прыгнул за стол.

- Тебе опять сегодня снился тот сон? – Улыбнулась Бетти.

- Да. – Альберт вздохнул и с улыбкой глянул на жену.

Солнце лениво слизывало капли с влажных тарелок. Часы, привезённые из Брюсселя, исправно щёлкали секундами.

- Что у нас на завтрак? – Спросил Альберт.

Бетти бросила взгляд на часы и засуетилась.

- Бекон с грибами, два тоста и стакан сока. – Сказала она, ставя перед ним благоухающую тарелку. – Будете ещё что-нибудь заказывать, или принести счёт?

Альберт взглянул на жену и улыбнулся. Бетти поставила перед ним тарелку и села напротив.

- Всегда удивлялся твоему таланту делать из обычной стряпни настоящее искусство. – Сказал он.

- Всегда удивлялась твоему таланту замечать в обычной стряпне искусство. – Сказал она.

Альберт вооружился вилкой и приступил к трапезе. Он медленно жевал, глядя на жену, однако не видя её. Он думал. Блеснувшая с утра догадка была очень многообещающей. "Надо будет сразу проверить. - Заметил он. - Первым делом эта неустойчивость... Заманчивая неустойчивость...".

- Тинни Майкли и Джон Тайтон развелись. - Внезапно громко сказала Бетти.

Она пристально посмотрела в его глаза. Он ел, погружённый в свои мысли.

- Альберт?

- А?

Он оторвался от своих мыслей и взглянул на неё. Бетти нахмурив лобик, грустно вздхонула.

- Альберт, давай, поболтаем. Как все нормальные люди.

Он вопросительно поднял брови. Бетти покачала головой.

- Ты уже третье утро... Да что там утро, третий день почти что не разговариваешь! Молчишь, смотришь сквозь меня.

По интонациям Бетти Альберт понял, что она очень расстроена, и поспешил сказать:

- Хорошо-хорошо, дорогая, давай поговорим...

- Нет, не поговорим, а поболтаем. - Уточнила она, всё ещё расстроеным голосом.

Он пожал плечами и примерительно улыбнулся.

- Ладно. - Сказал она, успокаиваясь. - Так что ты думаешь по поводу Тинни Майкли и Джона Тайтона?

- По поводу чего? - Переспросил Альберт.

Она вздохнула.

- Ох.... Я же тебе постоянно расказывала про них. Они актёры!

- А! Ну конечно!.. И что я должен думать по их поводу?

Бетти, насупившись отвернулась от Альберта. Она не отвтила. Некоторое время Альберт виновато молчал, потом продолжил завтрак.

- Ты слышал, Кёрнеры собираются переезжать? – Спросила она после паузы.

- Да? – Он с удивлением взглянул на жену. – И зачем?

- Гарри получил наследство от деда... – Сказала она, глядя на него. – К ним даже журналисты приезжали. В сегодняшней газете про них там главная статья номера.

- Нет, я не слышал. – Пробормотал он, перекатывая на языке шампиньон. – Когда это было?

- Позавчера к ним пришёл адвокат. Про это же вся улица говорит... – Бетти замолчала, глядя на мужа.

Альберт задумчиво ел. Она вдруг тихо, с отчаянием сказала:

- Это всё твоя работа.

Он по инерции жевал ещё несколько секунд, потом замер и, глядя в тарелку, сказал.

- Бетти, мы же договорились.

Бетти горько вздохнула.

- Договорились! Но нельзя же так! Ты вообще ничего не замечаешь. Везде только и думешь о своих частицах, о своих магнитах... Целый день, всё время или молчишь. Вообще ничем не интересуешься. Ты даже меня... Даже мной...

Она хотела ещё что-то сказать, но Альберт строго откашлялся. Бетти замолчала. Протянула руку через стол, взяла сок, глотнула, поставила его на место.

- Я... Да-да... Прости. – Она порывисто кивнула. – Прости...

Тикали часы с изображением кристаллической решётки железа, из неплотно закрученного крана уютно и монотонно капала вода. Тянулись жаркие июльские секунды.

На улице зашуршал автомобильный мотор. Бетти, вытянув шею, оглянулась на открытое окно. По жёлтым занавескам скользнули прозрачные блики. Машина проехала мимо. Бетти опять грустно вздохнула.

Альберт доел и с благодарной улыбкой откинулся на стуле. Он бросил взгляд на жену. Она сидела, ссутулив плечи и глядя в стол. Альберт откашлялся.

- Дорогая... Уже была утренняя газета?

Она, не поднимая глаз, кивнула.

- Можешь принести?

Бетти удивленно взглянула на него.

- Неужели ты хочешь почитать газету?

- Нет, я хочу сделать из неё журавлика. – Язвительно сказал Альберт.

Бетти бледно улыбнулась и вышла в коридор. Альберт посмотрел ей вслед. Он проводил взглядом её стройную фигуру, полюбовался игрой света в прямых чёрных волосах. «Я люблю свою жену» - неожиданно с гордостью подумал Альберт. «И она меня» - подумал он.

В полусумраке прихожей зачирикал телефон.

- Я возьму. – Сказал Бетти.

Через мгновение она воскликнула.

- Луиза! Сто лет тебя не слышала! Как ты живёшь? Да, я нормально...

Альберт прислушался, и убедившись, что это на долго, достал листок и красногрифельный карандаш. Он нарисовал точку, расписал векторную матрицу. А потом на белый лист одна за другой стали ложиться сложные формулы.

Часы пропели девять часов. Альберт оторвал взгляд от листа и посмотрел в окно. Водителя всё ещё не было. "Опять опаздывает…" - с лёгким раздражением подумал Альберт.

Бетти и Луиза со смехом обсуждали что-то. Болтали

Альберт снова взял в руки карандаш. Поправил листок, примерялся к последней формуле, но мысли не шли. Было слишком жарко. Альберт слизнул пот над губой и глотнул сока. Только он отнял стакан ото рта, как ему опять вспомнился сон...

 

...Они спускались, цепляясь пальцами за шершавый бетон, скользя мокрыми подошвами по гладкой поверхности забора. Как воробьи с ветки, прыгали на упругую, влажную землю.

…В первый момент надо было молчать. Надо было, не открывая рта, сверкать восхищенными белками глаз, оглядываясь, благоговея. Не роняя лишних слов, вдыхать запах солнца и земли. В начале - молчать…

А потом, подзуживая друг-друга, крича во всё горло, они ныряли в густую, душную зелень. За бетонным забором был заброшенный сад и полуразрушенный заводик непонятного назначения. Здесь было всё для счастья. Скрипящие подшипниками вагонетки, мрачные комнаты, погружённые в глубокую пыльную тишину, пугающий подвал, лязгающий ржавыми дверьми. Загадочный мир утопал в цветах и дикой ежевике. В дикой ежевике... Погружаешь пальцы в колючие недра, сквозь боль ищешь влажную, брызгающую соком ягоду. Уже из последних сил сдерживаясь, ощущая на глазах слёзы, выдёргиваешь драгоценный скарб наружу. И, слизывая сок вперемешку с кровью, глотаешь.

Ничто не может сравниться с этим эликсиром. Сама жизнь кипит в этом соке. Кажется, ежевика трепещет, бьётся, точно маленькое сердце. И ты снова, загоняя иголки под ногти, царапаясь до крови, наудачу ищешь, глотая слёзы, находишь. И пусть родители, грозя поркой «если ещё раз полезешь туда» будут снова замазывать йодом раны, пусть наказывают, лишая прогулок - игра стоит свеч. Ведь ничто не сравнится со вкусом спелой ежевики...

 

- Нет-нет, Луиза, что ты, они не могут после этого жить вместе! Ну ты сама подумай, у неё родился чёрный сын! Как он её сразу не убил... Что? Я помню, что хотел, но ведь не убил! Значит любит, всё таки…

Альберт положил листок с формулами себе на колени, и на кухню тут же вошла Бетти.

- Держи. – Сказал она, протягивая ему газету. – Луиза, что ты думаешь по поводу Кёрнеров. Ничего себе, да? С кем я разговаривала?.. С Альбертом. Нет, ещё не уехал. Почему?.. Альберт, почему ты не уехал?

Альберт не слушал жену. У него потемнело в глазах. Ничего не соображая, он выложил лист с формулами на стол и медленно встал. Он не верил своим глазам. Придвинув газету к самым глазам, Альберт снова прочитал этот обёрнутый чёрной рамкой текст.

«Ищущий да обрящет.

Сегодня закончилась эпоха.

Не стало этого великого человека.

Никому не стало ни жарче, ни холоднее.

Не случилось солнечного затмения.

Он ушёл незаметно...

18 июля 2015 года, в 18:05 на 45 году жизни от сердечного приступа неожиданно скончался великий физик Генрих Бертольд».

И всё. Альберт закашлялся. Он сел и, бросив газету на стол, спрятал глаза в ладони. Он всё ещё не верил. «Как так может быть... – Подумал он. – Ведь позавчера... Чёрт побери, только позавчера разговаривал». Он изо всех сил сжал веки. Растирая брызнувшие слёзы, он вспоминал Генриха. Заурядно лицо с умными глазами, вечная манера растягивать слова. Постоянный запах кофе и чернил. Альберт тихо застонал. Перед ним, как фотографии, плыли картинки из жизни.

Генрих и он, обнявшись, спускаются со ступеней университета. Оба довольные. Они на «отлично» сдали дипломные работы.

А вот Генрих стоит перед центральным пультом ITERа. Заурядное лицо сосредоточено, зеленоватые тени дрожат вокруг короткой бородки. В ушах нарастающий гул мощных токов.

А вот Генрих рисует детскими мелками на асфальте. Он громко доказывает Альберту, что тот не прав. Испуганные дети, у которых они отобрали мелки, жмутся к стенке. Меловая крошка летит во все стороны. Умные глаза горят, и под их взглядом Альберту тоже хочется испуганно жаться к стенке.

А вот Генрих со своей женой. Они улыбаются.

А вот Генрих и Альберт на выпускном.

А вот Генрих собирает с ним ежевику.

А вот Генрих...

А вот...

- Альберт, что с тобой?

Голос Бетти прозвучал как из тумана. «Она не должна увидеть... – на автомате подумал он. – Только не сегодня». Он, смахивая покрошившийся карандаш, попытался спрятать газету под стол. Карандаш оставлял красные дорожки, а Бетти, уже побледнев, испуганно смотрела на него. Скрываться было бессмысленно, и Альберт сказал (голос отказывался слушаться):

- Б-бетти... Генрих умер.

Она вначале не поверила. Стояла, пусто глядя на Альберта. Потом уронила трубку.

- Как?

Альберт протянул ей газетный лист. Пока она читала, Альберт сидел, закрыв глаза.

- К-когда же это... Я и н-не заметила... – Прошептала она.

- Про это на первых страницах не печатают. – Зло сказал он.

Он встал, как во сне подошёл к шкафу. Долго переставлял бутылки, специи. Едва не уронил бутылку с подсолнечным маслом.

- В с-соседней полке. – Сказал Бетти. В её голосе звучали слёзы.

Из спиртного в доме был только коньяк. Он взял две рюмки, наполнил их. Одну дал Бетти, вторую взял сам.

- Вспомним Генриха. – Сказал он.

- Вспомним...

Телефонный звонок прозвучал как удар хлыста.

- Я возьму... – Пробормотала Бетти.

Она поставила рюмку и бросилась к трубке.

- Луиза?

Альберт вздрогнул.

- Луиза, я не могу говорить. Перезвони позже.

Она положила телефон на стол и села, как совсем недавно, напротив него. Часы с изображением кристаллической решётки щедро сыпали секундами. Летний ветерок качал занавеску. Бетти и Альберт молчали.

Телефон опять зазвонил. Бетти, прошипев что-то, потянулась к трубке.

- Луиза, я же сказала... Ах, Макс. Я даю Альберта.

Он, не открывая глаз, взял трубку.

- Макс?

- Альберт. – Глухо прозвучало из трубки. – Ты уже читал.

- Да.

- Сердечный приступ! Это же эпсилон-облучение...

- Да, я знаю.

- Я сегодня увидел... До сих пор не верю. Альберт, мы же похороны пропустили.

- Я знаю.

- Подожди-подожди! Ты же помнишь этот старт. От 10 числа. Ещё был мощный выход частиц. Поток в 17 единиц... Получается, золото тоже не изолятор.

- Да.

- Альберт. Тебе нельзя сегодня ехать.

Он молчал.

- Альберт? – Макс испуганно задышал в трубку.

- Нет, другого случая не будет. Мы неделю разгоняли этот поток. Ты ведь и сам понимаешь.

За открытым окном зашуршала колёсами машина. Бетти подняла голову. Блики заскакали по стене и остановились.

- Пока, Макс, встретимся на работе. – Сказал Альберт. – Сегодня запускаем третий реактор.

Альберт положил трубку и, поправив галстук, направился к двери.

- Стой. – Сказала Бетти.

Он остановился.

- В чём дело?

- Не иди. – Сказал она.

- Почему?

- Не иди, я же понимаю, что случилось с Генрихом!

Он покачал головой.

- Я же понимаю... – Прошептала она.

- Сейчас ты неправильно понимаешь.

Альберт вышел в прихожую. Перед дверью он остановился. Бетти вслед за ним вышла из кухни.

- Что ты хочешь на ужин? – Спросила она.

- На праздничный ужин. – Уточнил он. – Я хочу вкусный торт, из тех, которые ты умеешь хорошо готовить.

- С черносливом? – Бледно улыбнулась Бетти.

- Давай с черносливом. – Ответил Альберт.

Они обнялись.

- Будешь к шести? – Прошептала Бетти.

- Буду. – Решительно ответил Альберт. – А сейчас мне надо спешить.

Он выпустил жену и, не оборачиваясь, пошёл к чёрному «Бьюику». «Сейчас я сяду на место рядом с водителем, и первым делом устрою трёпку за опоздание. - Подумал он. – А потом мы поедем через весь город, и я буду оглядываться, запоминая всё, что видел, как обычно, точно в последний раз. Потом мы подъедем к воротам. Я предъявлю пропуск. И дальше мы будем запускать реактор. И в этот раз он у меня заработает... Как миленький заработает».

Он открыл дверь машины. И улыбнулся. На губах снова играл такой знакомый, кисловатый, пьянящий вкус спелой ежевики.