Не сразу, но постепенно все в её жизни поменяло цвет. Белые и пушистые воспоминания стали тяжелыми и грязными. Камнем на сердце. То, что дарило радость – перестало интересовать. Память хотелось скомкать и выбросить. Как использованную бумагу. Чтобы не вспоминалось больше. Не кололо острыми краями. Не рвало сердце. Отпустило и дало вздохнуть. Но снова и снова, как болотный газ, пузырями всплывало то, что не должно было существовать. Воспоминания приятны, когда тебе 20-25. Потом память грубеет и становиться мозолью. Любимой мозолью. Она еще болит, но уже не мешает. Воспринимается как должное. И лишь глубоко засевшая мысль: если бы туфли / кроссовки / ботинки / сапоги были чуть больше / меньше / уже / шире … но ты их носишь до сих пор, потому что привык. Потому что других у тебя НЕТ. Были друзья и подруги. Любовь и веселье. Стихи и музыка. Теперь не осталось ничего. Только погоня за деньгами и борьба с усталостью. Постоянное желание выспаться и патологическое отвращение к пище. Даже выплакаться некому. Да и не хочется. Да и не о чем. И не надо её жалеть. Она давно поняла, жалость – опасная штука. Она разбила в этом мире больше судеб, чем все войны. Все раны затягиваются сами. Те, кто жалеет, только растравливают их. А те, кого жалеют, подсаживаются на жалость как на иглу. Сознательно начинают создавать поводы. Получается замкнутый круг – любимая геометрическая фигура идиотов. Да и вообще, кто сказал, что её нужно жалеть? Какой бы она стала, если бы не изменилась? Она пыталась войти в одну и ту же реку несколько раз. Но вода была уже другой. Не искрилась на солнце. Не манила чистотой. Не спасала от жажды. И люди казались уже не такими. Не искренними. Не интересными. Чужими. Встречи с друзьями из прошлого редко приносили что-то хорошее. В жизни меняется все. Вечна только память. Но восстанавливать её из осколков больно. Осколки острые и колят в самое сердце.  Ты очень изменилась. Морщины, шрамы и прическа тут не причем. У тебя совсем другой взгляд. Десять лет назад в твоих глазах можно было утонуть. Не было дна. Не было рамок. Не вечный огонь, но что-то захватывающее. Бесконечное. Казалось, что ты знаешь намного больше, чем хочешь сказать. Сейчас у тебя появился предел. Дно. Причем так близко, что можно разглядеть подводные камни… Знаешь, мне тебя даже жаль. Ты потеряла что-то важное в себе. Что-то, чем раньше привлекала.  Меня еще можно любить? Или я вызываю только жалость?  Тебя новую нужно изучать. И любить такой, какой ты стала. Ты же не хочешь, чтобы любили лишь воспоминание о тебе?  А ты бы хотел узнать меня заново? Я нужна тебе такая?  Наверное, нет. Но я хочу попробовать. Я верю, что удастся раскопать и спасти тебя прежнюю. Я не хочу тебя потерять еще раз.  Меня никогда у тебя не было.  А я так этого хотел! Разреши мне. Тебе нечего терять. Ведь у тебя ничего нет! Любви. Друзей. Нет цели и смысла!  Я никогда не ставила себе целей. Когда человек достигает своего потолка, он больно ударяется об него и падает вниз. Извини. Но ты был нужен мне раньше. Не теперь. Ты был моим потолком. Я не допрыгнула, и больше пробовать не хочу. Она отказалась. Ей не хотелось любви. Не хотелось счастья. Она хотела покоя. Тень в начале и в конце пути. И не нужно света, чтобы идти. Просто нужно, чтобы все оставили её и дали возможность тихо прожить то, что осталось. Тем более, её пожалели! Как он мог?! Это худшее, что она могла себе представить. Только иногда, очень редко, когда без дозы жалости не смогла бы уснуть и проснуться, она позволяла себя пожалеть. Но только одному человеку. И никому кроме него. Она клала голову на родные колени. Молча плакала и просила, ни о чем не спрашивая, просто пожалеть. Этот человек, как никто другой мой погладить её по голове. Теребя волосы и нежно дуя в ухо. И все забывалось. И ужасно хотелось спать. И даже просыпалось чувство голода, которое находилось в спячке последние восемь лет. Ведь никто не может пожалеть так, как мама! Человек, который любит её любой. Чтобы она ни сделала. Сколько бы ошибок не натворила. И ненакрашенную. И ненарядную. И заплаканную. И усталую. И веселую. И грустную. Когда человека любят во всем его несовершенстве – это и есть настоящее счастье! И пусть только кто-нибудь еще попробует её пожалеть!.. |