ГИПОТЕНУЗА

 

Троица: Флегмонт, Брателло, Катрюха...

Катрюха - женский пол, у нее поверх штанов - юбка.

Не в таком уж далеком прошлом, как-то, в пылу борьбы за лидерство Флегмонт занес над головой Брателло суковатую палку с вопросом: "Да знаешь ли ты, недоносок, что такое гипотенуза?" Брателло скривил губы в презрительной усмешке: "Эта, - сказал он, - небо!" - и возвел в него для убедительности свои синие очи. Катрюха тогда с хохотом скатилась прямо в костер, обуглив шелковые рукава почти нового своего "блузона", и пояснила ему - деревенскому, что "эта" в треугольнике - косая палка.

Брателло тогда смирился, но, кажется, не простил.

 

Утро, конец лета, концовка августа, посреди двора - детская площадка, с краю, на скамеечке под седеющей липой - эфиопом в бейсболке, перочинным ножичком складным - Флегмонт, с выпученным, как у рака, интересом в сторону балкона на первом этаже.

Там - тощая-претощая сучка; кожа да кости - волосатые, острая мордочка, голодные глазищи, ключицы, хребет; все мясное в ней съехало вниз, в живот - вздулось и расхлябилось, оттопырилось сосцовой грядой на сторону. Такую сейчас "приходовать" - грех, такая - счетом в банке до времени и с процентами. А наверху девчушка под бантами; сама "сытная", бросающая вниз хлебные крохи.

А здесь... сбоку - Катрюха, причаливающая к Флегмонту подобострастно, помахивая прозрачным хвостиком.

- С добрым утром, Флегмонтик!

Флегмонт - крупный специалист по цветным металлам. Вчера он провернул особо крупное дело: умыкнул с территории ремонтной мастерской тяжеленную железку от трансформатора, - деньжат хватило, с шиком, на всю ночь, - Брателло, конечно же, отработает аванс зоркими своими талантами: бутылками из прибрежных зарослей, Катрюхе же - сложнее...

- Смотри ты, - с чрезмерной восторженностью воскликнула она, - брюхатая!..

- Она-то, - Флегмонт смачно (чрез зубную щель) выпустил под ноги зеленый сгусток, заварил крутую кашицу почти новой кроссовкой, - а ты?! Сколько в тебя говна не вливай, все пусто, один триппер. Брателло уже тошнит от такой, - ленивый его взгляд поднырнул под поясной узелок на юбке и тут же угас, - жопы! - Флегмонт умел быть беспощадным к своим должникам.

- Просто, я умею предохраняться, - смущенно пролепетала Катрюха.

- М-м-м-м-м-м! - болезненно протянул Флегмонтик, опуская веки.

Эта его увесистая "м-м-м-м-м-м" не предвещала ничего хорошего, но Катрюха успела воспользоваться ее длиной.

- Кто владеет информацией, тот владеет миром!

Флегмонт с интересом приоткрыл глаза - его цитировали.

- Ну-с, - примирительно сказал он, - я тебя слушаю.

Катрюха примостилась рядышком, на краешке, задышала в ухо шепотом и жарко, и еще прикрылась ладошкой - и от солнышка, сующего свой нос куда не просят, и от опасных ушей, умело рядящихся в равнодушие, хотя бы и на далеком расстоянии.

Дело заключалось в старухе, живущей в соседнем квартале, в однокомнатной квартире, на первом этаже, сбрендившей с ума по своей древности. Пенсию - делила надвое, половинки складывала в подушку и жертвовала монастырям. Катрюха навела справки: бабка эта, однажды, вывалилась из окна, и потому давно уже никуда не выезжала, так что сумма должна быть - кругленькой...

- И как это ты себе представляешь? - в вопросе Флегмонта зазвучали нотки сомнения.

- Да ты чего! - распалилась Катрюха, - дело техники!

Опять цитировали самого Флегмонта, но на сей раз этого было недостаточно, и потому он сам "потянул кота за хвост":

- А где - гарантии?..

Настал черед раздражаться Катрюхе.

План ее был прост как дважды два. Вечерком они стучат в дверь: за милостыней; по такой причине бабка не откажет - проверено: бабка-то совсем сбрендила, у нее все от Бога, и в милицию она ни за что не пойдет, да еще и спасибо скажет, что ехать никуда не надо...

"Приплыл" Брателло - коричневым круглым животом вперед, без пуговиц, в шортах, в шлепках, в афганской панамке; виновато тупил глаза из-за очень скромной суммы, скрюченной в ладони, и, надо же, Флегмонт не глядя смахнул ее на дно своей сумки, что являлось очень хорошим признаком. И Катрюха снова опростилась во всех подробностях.

И Брателло - молодец: одобрил все и сразу:

- Дело стоящее!..

Солнце подтягивалось к зениту; подпаленные тени съеживались, троица млела от осознания того, что у нее там, за городом, в тепловом коллекторе, кое-что еще осталось непочатым; она вытянулась треугольником - в мозгующий затылок Флегмонту.

Наконец-то, в тенечке под бетонной плитой, они выпили, закусили, и Брателло, вдогонку, влажно и авторитетно шлепнул себя пятерней по животу.

- А чево ждать-то? С работы набегут, ушки на макушке, - кассу щас брать надо!

После паузы, и после - второй, Флегмонт согласился:

- Ну смотри, - он остеклянил зенки на Катрюхе, - ты меня знаешь!

А кто не знает Флегмонта: ему унизить человека - что два пальца обмочить.

 

Катрюха бежала впереди, ловко преодолевая кочки, камни, кустики, бордюры и... собственные рассуждения - наступал ее звездный час.

Бабка - заслуженная, фронтовичка, пенсия у нее - не менее трех тысяч, половина - полторы; бабка свалилась по весне, если в апреле, то уже как за полгода скопилось - шесть на полторы - девять тысяч рублей! А то и все - десять!.. Такая сумма Флегмонту - и не снилась!

А еще она хотела бы добраться до денежек первее всех, чтобы изловчиться и незаметненько - пару тысчонок, а если получится, то и большую часть - утаить, в укромном местечке, под сердцем или в трусиках, - как уж получится, - только бы уж добраться до них...

В начале было - как по нотам.

Во дворе - ни души; Катрюха вымазала лицо грязью, платок на голову натянула по-деревенски, набекрень, нажала кнопку звонка кротко, пропела в глазок голоском жалобным, плаксивым:

- Подайте нищей, Христа ради, сухарик на пропитание...

Как только дверь приоткрылась, Флегмонт тут же воткнул в щель свою коленчатую ногу, за ним - Катрюха, Брателло въехал брюхом и с оглядкой, притворив за собой дверь, - всё - без шума, без крика.

Но... на этом, сразу же, вся нотная симфония и закончилась, и... началась стихия, потому как Флегмонт повел себя крайне неразумно, если не сказать - глупейшим образом. Он ласково усадил бабку на единственный стул, сам пристроился на корточках напротив.

- Ты вот что - бабуля! Отдай нам денежки сама, по-христиански, и живи себе и здравствуй тыщу лет еще. А не отдашь, пеняй на себя, все денежки тогда на лекарства уйдут. Ну что, сговорились?

Ну и что с того?..

Ну, во-первых, бабка - не испугавшись - окинула троицу самым что ни на есть любвеобильным взором и, заканючила:

- Да что вы, детки мои, да еще как вчера с Анатолием - соседом отослала, да вот что осталося на комоде - пятьсот рублей, заберите, да будьте с Богом!..

А во-вторых... а во-вторых, у Катрюхи - свой личный, перезревший под палящим солнцем план.

Метнулась она на кухню и, вернулась с ножичком. И заработала им над периной, над подушками, да так, что комната за минуту обратилась в пуховую парилку, - и что там на соседней лавке - поди разбери. Но и Флегмонт сам - не лыком шит: просунул угрозу под самое ухо ее:

- Ну и чево?..

Выручил Брателло: раздобыл утюжок.

- Щас мы ее, щас! На животик, как миленькая заговорит!

- Ты чё, совсем дурак! - с шипением остудил его пыл Флегмонт, - к себе приложи! Концы сразу отдаст, одуванчик!.. Бас-та! - он храпом, храпом прочищал глотку от перьев, - делаем ноги!..

О, этот его страшный, лошадиный храп.

- Нет! - завопила, Катрюха, - я заставлю!..

Она снова метнулась на кухню, чтобы вернуться теперь уже со... скалкой. Наотмашь, изо всех сил стукнула бабку по лицу, - сначала с одной стороны, потом - с другой... Впрочем - с другой - промахнулась, бабка уже свалилась на пол. Тогда - сверху вниз, и тот удар оказался точным, судя по мягкости.

И кричала Катрюха что-то нераздельное...

Флегмонт сгреб Катрюху в охапку; к счастью, свидетелей их побега не оказалось; отдышались за сараями, напротив, - сами белые, как недощипанные куры. Когда "пообчистились", Флегмонт, критически оглядев сподвижников, выглянул за угол и, остолбенел: бабка, - "по стеночке, по стеночке", - переставляла ноги, - "куда это, неужто в милицию?.. вот те на!.."

Рванули было дальше, но что-то Флегмонта остановило.

- Посмотрим, - пояснил он, - надо ли из города смываться?

А бабка уже обогнула дом и, пошатываясь, направилась к дорожной зебре; там, на другой стороне улицы, высились корпуса городской больницы; намерения ее казались мирными: она шла за скорой медицинской помощью?..

Но раз уж стихия разбушевалась, то попробуй-ка угадать ее последствия, - и далее развернулась она уж совсем в невероятное.

Из-за поворота на бешеной скорости вылетел автомобиль и стукнул бабку словно бутсой по мячику и, не останавливаясь, завернул за угол.

Флегмонт сориентировался моментально.

- Лови! - скомандовал он Брателло, - номера, номера запомни! - а Катрюху схватил за руку, - за мной!

Неподалеку, на автобусной остановке, были и другие свидетели, но первым подскочил Флегмонт; лицо у бабки было ужасным - кровавое месиво, и ясно было с первого взгляда, что она - бездыханный труп.

- Убили! - надрывно завопил Флегмонт, - убили!

Таких вытаращенных, натуральных глаз Катрюха у него еще не видела, - и в нее он заверещал истошно:

- Чего стоишь? Беги в больницу, за врачами! Убили, бабульку, убили!

Зря старался: по "зебре" бежали уже двое в белых халатах с носилками.

Появился Брателло, весь "в мыле".

- Запомнил? - спросил Флегмонт.

- "Газель", белая...

- Молодец! - громко похвалил его Флегмонт, - "Газель" сбила, белая! - квартала два покрыл он своим рыком.

Бабку унесли санитары, приезжали "гаишники" - ну протокол, и... все прочее; свидетелей происшествия - более чем достаточно; особо дотошные обратили внимание, что место гибели старушки усеяно куриными перьями, - быть может, оттого, что "Газель" принадлежала районной птицефабрике? Но... факты - упрямая вещь, когда - факты, а не когда - домыслы, и, конечно, перья - ничто для оценки ДТП.

... Да, сегодня повезло троице и еще в одном.

Когда Катрюха разложила на столовой картонке "некисло" отоваренные - те пятьсот рублей, Флегмонт обнаружил в сумке Брателло - тот самый утюжок, который, конечно же, мог явиться криминальным вещдоком при другом стечении обстоятельств.

- Урод, - прошипел Флегмонт, - ну, урод! - и с такой силой ткнул им Брателло в живот, что тот откинулся на спину и заплакал, а Катрюха задрожала от страха.

Поужинали... а с рассветом, Катрюха, по собственной инициативе, "смоталась" на то место и вернулась развеселенькой, - квартиру опечатали, завтра - отпевание в церкви, что рядышком, и поминки недалече: в столовке, так что всё - "тип-топ и шито - крыто!"

Сутки гадали: присутствовать ли им?.. Точку поставил Флегмонт:

- Пойдем!.. Свечку поставим! Как-никак, и за нами грешок есть.

... В церкви - прохладно; полукругом - старушки со свечами, шепчутся; в центре - гроб; лицо усопшей - под белым полотенцем; запотевший поп - с кадилом, бубнит молитвы себе под нос; подле Катрюхи застыл в полупоклоне - что бы это значило?.. Катрюха чистосердечно прослезилась, и это не осталось незамеченным, - когда подхватили гроб на свои плечи добры молодцы, троицу пригласили в процессию, благо свободных мест в автобусе - более чем достаточно.

На кладбище же открылись еще кое-какие подробности происшедшего. Грабители рассчитали все точно, - и про денежки знали, и про сердечную доброту усопшей, и автобус в кустах припрятали загодя, и грабанули, и скалкой убили, - да осечка, видно, вышла, вот и пришлось "супостатам" добивать "сердешную" на проезжей части.

- Мир - жесток! - подтвердил Флегмонт.

В столовке троица оказалась в центре внимания: кто-то был свидетелем их усердия в те горестные для всех минуты, - "... да, не всякий родственник способен на подобное проявление чувств..."

Особенно - Флегмонт, да и Катрюха - как бы дочь родная.

Пробежки же Брателло, почему-то, остались незамеченными, и... он решился наверстать упущенное за столом: поднялся с наполненным до краев фужером водки на вытянутой руке.

- Дорогие братья и сестры! Она, теперь, там, - он со смирением поднял глазки к потолку, - на гипотенузе! И пусть ей там будет пухом! - взмахнул левой рукой - крылом. - До дна! Чтобы - пухом!..

Все поддержали его - глухим, но дружным образом, и только одна из привередливых старушек, в сомнении, приклонила головку к Катрюхе.

- Какая гипотенуза?.. Что он сказал?

- На небо, сказал, по-научному, - грубо отмахнулась от нее Катрюха, потому что в этот момент особенно ненавидела откровенно гогочущего в тарелку Флегмонта.

Остатки со стола сердобольные старушки собрали им в два пакета, и прибавили еще целую бутылку водки.

День этот троица заканчивала под плитой лениво, сытно, и по обыкновению - "флегмонтично".

- Ты, теперь, у меня вот где! - он швырнул в лицо Катрюхе селедочный хвост, пальцы сжал в кулак, принюхался к нему, - ты, теперь раба мне на всю жизнь! "Газель - Газелью", но я-то знаю, кто прикончил старуху... скалкой! Пальчики-то на ней твои...

Брателло уже давно посапывал в две свои дырки, да и Катрюха решила притвориться спящей - так проще... А вот Флегмонт через минуту отключился по-настоящему, так как выжрал он из той бутылки больше всех.

Но и на этом стихия, бушевавшая трое суток, еще не закончилась...

Катрюха поднялась, нащупала под коленом Брателло утюжок. Задрала повыше: под самую плиту, и с силой, которую раньше не наблюдала в себе, опустила его острым концом на ненавистную переносицу. Раздался хруст, храп, хрип, стон, и... пробежала по телу Флегмонта последняя мелкая дрожь.

Катрюха выбралась на свежий воздух; следом - Брателло, и сказал-то он (не ей, а всему миру) совсем простое и доходчивое:

- Собаке - собачья смерть!

... Ох - какая заря!

 

Солнышка - не было, но жаркие лучики его уже подожгли макушки сосен; легкая зыбь от множества свечей потянулась кверху розовой каймой, отвоевывая у небесной сини пядь за пядью. А понизу хвойные ножки еще кутались в пуховую туманную вуаль, - пока им прохладно, но только - пока...

Катрюха и Брателло шли к железнодорожной платформе, точнее сказать - к платформам, так как по решению Катрюхи им предстояло разъехаться в разные стороны. У подножия моста она обернулась, нежно коснулась губами щеки Брателло, пропела с грустью:

- Дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону... - и пояснила философски (почти по-Флегмонтовски), - Боливар не вынесет двоих. Нам, Брателло, нельзя быть вместе, много знаем. Прощай!..

Брателло послушно зашагал по ступеням; поднялся, опустился на другом конце моста, прошел еще - вдоль, остановился напротив. Наверное, для того, чтобы она не видела его слез, поднял глаза к небу, к единственному облачку, невесть откуда объявившемуся. И она задрала подбородок и, вдруг, запустила туда же указательный палец.

- Смотри! - она захлебнулась от восторга, - гипотенуза!..

Отшвырнув в сторону сумку, присела на корточки, снова выпрямилась, подалась назад, закачалась, как бы опираясь лопатками на воздух, - нарочно все проделывала косо и криво (чтобы смешно?..), не отвращая при этом лица от заданного направления.

- Гипотенуза! - кричала она, - Гипотенуза!..

И он зашатался похоже, но только в мужском своем варианте, и еще бесшумно, так как звуков от нее хватало на двоих.

 

... Электрички подошли одновременно с разных сторон; пшикнули раза по два, вскрикнули, и застучали колесами в противоположные дали...