Женщина играла на рояле... полумрак ощупывал портьеры... ловелас – лежал на покрывале, в вазе для печенья – револьверы – (ведь они должны быть под рукою) – ловелас был – Лёнька Пантелеев. Он был вне… и сыск не беспокоил, правда, чуточку смущал лакеев… Лёнька наполнял фужер шампанским, с хрусталя, искрясь, стекала пена... Опьяняя взор холстом фламандским, женщина мусолила Шопена. Было всё изысканно и нежно. Правда, Лёньке это надоело. Он, допив шампанское, небрежно бросив фразу: «Ах! Какое тело!», зашептал «Le mur» из Мопассана… Пианистка – млела, вскинув брови… Лёнька, наподобие Тристана, влил Изольде толику любови… Дом уснул… Спала клавиатура, ожерелье спало на рояле, Питер спал, и сыщики из МУРа, и мадам, на тонком покрывале. Спал комод, лакеи крепко спали, спало платье, пурпурного крепа, замерли часы, как будто встали, спал в своей постели автор НЭПа. Спало всё! Лишь алчность не уснула. Где-то – поезд шарили под Гжелью. Лёнька встал… протер от крошек дула… и исчез… а с ним – и ожерелье. |