ВОПРОС БЕЗ ОТВЕТА

Я сидела, прислонившись к стене и уставившись в одну точку. В голове было абсолютно пусто, настолько пусто, что даже тиканье настенных часов и мурлыканье Пушка, уютно устроившегося на соседнем стуле, не вызывали никакого отклика. Где же ты, фантазия, ведь решается моя судьба?!

Собственно говоря, решалась судьба оценки по литературе за третью четверть. Так получилось, что наша классная руководительница, Наталья Павловна, по совместительству учительница русского языка и литературы, тяжело и надолго заболела, оставив наш шумный 8 «б» класс в полном недоумении и без всякого контроля. Брать «этот неуправляемый коллектив» под свою опеку никто не захотел и целых два месяца мы были предоставлены сами себе без всяких классных часов и родительских собраний. Но отменить преподавание сразу двух важных предметов администрация школы не имела права, и вот в один пасмурный февральский день пред нашим изумленным взором предстала молоденькая Юлия Николаевна – без пяти минут дипломированная выпускница педагогического университета, из-за которой я сейчас и мучаюсь. Дело в том, что новая учительница умудрилась на одном из первых занятий назначить нам сочинение по Евгению Онегину, за которое меня угораздило получить трояк (за содержание, к грамотности претензий не было). Для круглой отличницы это была настоящая катастрофа, чреватая «четверкой» за четверть, укоризненными взглядами родителей, насмешками одноклассников и прочими ужасами. Впрочем, Юлия Николаевна, полистав через какое-то время классный журнал, видимо тоже решила, что погорячилась и предложила мне возможность исправить положение, но как! В качестве компенсации я должна была написать домашнее сочинение на тему «Зачем человечеству нужна наука?» Ничего себе, задачка! Мне бы самой хотелось знать ответ, но перспектива улучшить оценку выглядела заманчиво, пришлось принять условие вышестоящей инстанции.

И вот теперь я, благополучно растранжирив три отпущенных судьбой дня на всякую ерунду, сижу в позе роденовского «Мыслителя» при полном отсутствии даже проблесков фантазии. Где ты, мое вдохновение? Мама чем-то гремит на кухне, отец смотрит телевизор, кот дрыхнет, а я страдаю от творческого застоя и не вижу выхода, ведь завтра утром сочинение должно быть у Юлии. Полный облом! Что же делать? Включила радио: несколько каналов – и нуль помощи, транслируют всякую ерунду, с телевизором еще хуже – какие-то идиотские мультфильмы по одному каналу, новости монотонным голосом – по другому и т.д. и т.п. Помощи ждать неоткуда… Люди, умные и образованные, ау! Где вы все, выручайте! Хотя, кто, собственно, должен выручать? Родителям я о своем «подвиге» ничего не говорила, одноклассники только позлорадствуют: «Попалась, зубрила!», и кто остается? Пушок, противный кот, хватит дрыхнуть, посоветуй что-нибудь! Скажи, зачем человечеству нужна эта чертова наука?

Рыжий зверь потянулся, тряхнул головой и лениво открыл глаза, повернувшись в мою сторону и словно спрашивая: «Ну что ты кричишь, спать мешаешь? Сама-то ты точно знаешь, что именно тебе нужно?» Два больших желтых фонаря с расширяющимися черными зрачками смотрели в мою сторону, не мигая…

…Лошадь подо мной споткнулась, натолкнувшись на какое-то невидимое под снегом препятствие. Вокруг было только два цвета – черный и белый. Черное небо без единой звезды, затянутое такими же бесконечными тучами, черные силуэты кустов в бескрайней степи. Белым был снег, покрывавший все пространство до самого горизонта и хлопьями валивший со всех сторон. Снегопад начался несколько часов назад, после обеда поднялся ветер, превратившийся в настоящий буран. Буран в степи, где негде укрыться, где нет ни одного дерева, что может быть страшнее и безнадежнее? Ветер дует прямо в лицо, мешает передвигаться. Глаза слипаются от снега, на ресницах сосульки, щек уже не чувствую, дышать тяжело, но нос уже не справляется с нагрузкой – хватаю воздух ртом и задыхаюсь от кашля. Впереди ничего не видно уже в нескольких шагах, кроме сплошной снежной пелены, руки совершенно закоченели и уже не могут держать поводья. Лошадь полностью выбилась из сил и с трудом переставляет ноги. В любой момент она может рухнуть, сквозь вой ветра слышится ее хриплое дыхание. Если лошадь падет, то придется идти пешком, но куда, в какую сторону? Я совершенно потеряла ориентацию, не видно ни зги и помощи ждать неоткуда. Кажется, мы остались одни на целом свете… Впрочем, нет, здесь есть кто-то еще, но лучше было бы остаться в полном одиночестве! Вдалеке послышались какие-то звуки, напоминающие одновременно повизгивание и глухое ворчание, несколько пар светящихся точек двинулось к нам со всех сторон. Волки! Целая стая голодных и озлобленных хищников, жаждущих поужинать! Оружия у меня нет, да если б и было, все равно не удержать в замерзших руках ни винтовку, ни кинжал, и какой прок от кинжала против целого десятка голодных зверей? Лошадь раньше меня почувствовала опасность, захрапела и встала на дыбы. Только этого не хватало! Разумеется, я грохнулась со всего маху в сугроб, успев заметить, как несчастное животное понеслось куда-то в сторону, а за ней устремилась вся волчья стая. Теперь нет ни хищников, ни транспорта. Снега по колено, а местами я проваливаюсь почти по пояс, далеко не уйти, но и оставаться на месте нельзя – замерзну насмерть. Придется двигаться вперед, спотыкаясь на каждом шагу, с трудом передвигая ноги и увязая в сугробах. Куда я иду, зачем? Все мысли в голове путаются, хочется лечь и заснуть, но словно какой-то приказ стучит в висках: «Надо идти, нельзя спать, любым способом, из последних сил – только вперед!»

Вдалеке вновь слышится ворчание и повизгивание, переходящее в басовитый лай, Нет, это уже не волки, а где собаки – там должно быть жилье, ни одна псина в такую погоду далеко от дома не уйдет. Так и есть – впереди замаячил какой-то размытый силуэт причудливой формы – юрта монгольского ойрата. Сверху она покрыта снежной шапкой, сугробы наполовину завалили вход, но все-таки я отдергиваю полог. Силы уже на исходе, и я буквально падаю на войлочный пол. Пожилой хозяин несколько удивлен, но гостеприимство – дело святое, и он рукой указывает мне вглубь жилища, сказав что-то негромко своей жене. Она подходит, помогает сныть шубу, - мои пальцы так окоченели, что совершенно ничего не чувствуют. Прямо в центре юрты – очаг, дым от которого вытягивается прямо через отверстие в крыше, над огнем в чугунной посуде что-то варится, скорее всего, баранина. Так оно и есть, - мне подают кусок мяса в круглой посуде, но нет сил есть. Хозяйка молча качает головой, глаза ее печальны. Спросить, в чем дело, я не могу – неловко, да и языка не знаю, но она, словно догадавшись, показывает куда-то в сторону. Я вижу лысого старика в длинном одеянии, который что-то бормочет, наклонившись над циновками. Не сразу я замечаю лежащего на них худенького мальчика с бледным лицом. Глаза его закрыты, на щеках лихорадочный румянец, губы потрескались. Очевидно, что он тяжело болен и уже не первый день. Старик продолжает что-то бормотать все громче и размахивает руками. На его головой к шестам прикреплены какие-то маски. Жуткие оскаленные физиономии с человеческими черепами вдоль причудливых головных уборов. От одного такого зрелища в вечернее время кровь застынет в жилах, но мальчик их не видит. Он уже, похоже, вообще никого не видит – ни лысого старца, ни родителей, ни меня, случайную гостью. Ему все равно, сколько людей смотрят на него, что в этих глазах – тревога, отчаяние, любопытство? Почему-то я понимаю, что ребенок умрет в ближайшие часы, не дожив до утра.

– Это ваш единственный сын? – спрашиваю хозяина юрты.

Он не знает моего языка, но молча кивает – все ясно без слов. Нет ни помощи, ни лекарств, ни надежды. Боже мой, за что такая несправедливость! Чем провинился этот ребенок? А его родители, живущие в этой глуши, гостеприимные и добрые люди? Я чувствую себя виноватой, что стала невольной свидетельницей чужого семейного горя. Что будет с этими людьми? Где они похоронят сына среди бесконечных сугробов? Как будут жить дальше, куда отправятся? Ни на один вопрос нет ответа, но находиться в этом душном помещении уже нет сил. Сердце сжимается от щемящей боли и тоски, и почти ползком я выбираюсь наружу, откинув полог. Снаружи ничего не изменилось, только стало еще мрачнее и безысходнее. Все тот же завывающий ветер, черное небо без Луны, чахлые кусты и этот непрекращающийся снегопад. Господи, да существует ли в мире что-нибудь еще, кроме стены снега, засыпающего все кругом и погребающего жилье, животных и все наши мечты!

– Что ты сидишь в темноте, давай я свет включу, – ко мне подошла мама. – Да ты спишь! Ну, молодец, иди мой руки – ужинать пора.

Я открываю глаза. Вокруг родные стены, стол, стулья, и Пушок по-прежнему смотрит немигающими глазами. Так это был всего лишь сон, но какой четкий! Нашла же я время заснуть вместо работы над сочинением! Но делать нечего – плетусь в ванную, машинально мою руки и иду на кухню, прихватив по дороге шоколадку из холодильника – на десерт. На плите шипят котлеты, электрический чайник, закипая, весело посвистывает.

– Ты чего такая мрачная? Может, нездорова?

– Нет, все в порядке, спасибо, мама.

– Смотри, а то можно на прием к невропатологу записаться. Все у вас сейчас глобальные проблемы. Одно слово - переходный возраст.

Сажусь за стол, ужин, как всегда, вкусный. Пушок уже тут как тут, крутится под ногами, урчит, выпрашивая кусочки. Избаловали тебя!

– Посуду после ужина помоешь?

– Ладно, мама, так и быть.

Вот и вечер на дворе. И все-таки, зачем человечеству нужна эта наука?