- Иди сюда. Видишь? – мальчик лет пяти показывает пальцем на какой-то спрятавшийся в траве предмет. Это мой друг Денис. У него короткие взъерошенные волосы, вечно рваные джинсы и улыбка от уха до уха. А еще у него совершенно особенные глаза: слишком умные и грустные для пятилетнего мальчика.

- Что там? – это уже я. Шорты, растрепанный хвостик, разбитые коленки и забавные босоножки с вишенками. А еще самые большие голубые глаза и самый громкий голос во всем дворе.

- Иди сюда. Посмотри, - Денис смотрит на меня и смеется. Просто смотрит и смеется. И глаза его совершенно не грустные сейчас, они тоже смеются.

Я подхожу к Денису и смотрю в траву, прямо туда, куда он указывает. Бутылка из-под пива. Обыкновенная темно-зеленая бутылка. Ее, наверное, оставили здесь вчера вечером. На стадионе, где мы гуляем сейчас, каждый вечер собираются старшеклассники. Они шумят, веселятся и пьют пиво. Мы с Денисом как-то раз отпили немного пива из бутылки, стоящей у меня дома в холодильнике. Тайком, конечно. Мне оно тогда ужасно не понравилось. Не понимаю, зачем люди пьют эту гадость. Когда вырасту, не буду пить пиво, вместо этого можно есть мороженое. Вернемся к лежащей в траве бутылке. Она мокрая и немного грязная. Недавно был дождь, а мы с Денисом лазили по деревьям. Так что мы тоже мокрые и немного грязные.

- Смотри сюда, - я, если честно, не совсем понимаю, зачем мне смотреть на грязную зеленую стекляшку, но мой друг нашел в ней что-то интересное, и мне жутко хочется узнать, чем именно эта бутылка отличается от любой другой.

- Ты знаешь, - продолжает Денис шепотом, - если кинуть эту бутылку и горлышко от нее разобьется ровно на две части, а потом в них отразится солнце, сбудется любое твое желание.

- Даже самое-самое? – радостно переспрашиваю я.

- Даже самое! – подтверждает Денис, - Только бывает это раз в сто лет, а, может быть, и реже.

Мы знали много способов исполнения желаний: зарытый во дворе клад, который никто не нашел за три дня, красная конфета, вытащенная из пачки M&M’s с закрытыми глазами, упавшая ресница. Все эти способы работали, но только для незначительных желаний, «самые-самые» желания всегда оставались неисполненными. Таких желаний тогда было два. «Чтобы динозавры ожили», что было невозможно ни при каких условиях, даже если разобьется горлышко бутылки и в нем отразится солнце, и «Чтобы я стала Катей», что было возможно, но только чудом.

Динозавры желание временное. Кажется, неделю назад по телевизору показывали «Парк юрского периода» и теперь мы с Денисом были увлечены важным и ответственным делом. Мы рисовали дома для динозавров. Каждый вечер мы брали тяжелый рулон желтоватой бумаги, который я недавно стащила у бабушки, ножницы, линейку, пару ручек и садились рисовать. Потом звонила мама Дениса, он шел домой, а я прятала все наши чертежи на дно коробки с игрушками. Мы надеялись, что скоро оживут динозавры и наши бесценные творения, конечно, понадобятся архитекторам, которые будут строить для них дома. Ведь динозавры почему злые? Потому что дома у них нет. Будет дом – будут добрыми, как Почтальон Печкин с велосипедом.

Стать Катей – желание совсем не временное… но вернемся к нему позже. Сейчас перед нами лежит все та же грязная темно-зеленая бутылка.

- Давай разобьем ее прямо сейчас?! – говорит Денис и тут же хватает бутылку.

- Не надо. Сейчас же солнца нет совсем, - жалко, очень жалко так глупо потерять возможность исполнения «самого-самого» желания.

- Если разобьется, солнце выйдет, - говорит Денис и бросает бутылку прямо в забор.

Зеленые осколки разлетаются по стадиону, и мы бежим смотреть, разбилось ли ровно на две части горлышко бутылки. Наконец, я нахожу его в траве у забора. Бутылка разбилась, а горлышко так и осталось целым. Не исполниться сегодня «самому-самому» желанию. Хотя, это не беда. Может быть, если сейчас попробовать ударить камнем по этому горлышку от бутылки оно все же разобьется, выйдет солнце и исполнятся любые желания.

Я наклоняюсь, чтобы поднять наше счастливое горлышко от пивной бутылки и с мой шеи падает кулон. Красивый кулон сердечком, который подарил мне Женя. Женя – это мой жених. Я его совсем даже не люблю. Люблю я Дениса, у которого тоже есть невеста – Катя. Теперь понимаете, почему я хочу ей стать.

Женю я не люблю, но очень не хочу, чтобы он обиделся на то, что я потеряла его подарок. А маленькое сердечко никак не получается найти в мокрой траве. Это уже даже не беда. Это – катастрофа. Как всегда, меня спас Денис. Он быстро нашел мой кулон и катастрофа была отменена, во всяком случае временно.

Потом она все же случилась. Кулон у меня украли, Женя обиделся, но через несколько дней мы помирились, и все вернулось на свои места. Я собиралась «жениться Женей», Денис – «Жениться Катей», а каждый вечер мы все так же гуляли вместе, разве что перестали рисовать дома для динозавров.

Закончилась наша дружба во втором классе. Вечером мы вместе шли из школы, если яблоки и обсуждали, прорастут ли они, если огрызок сейчас закопать в землю. К нам подошла Катя и несколько ее подруг. Катя отвела Дениса в сторону, а остальные девчонки остались «охранять» меня. Не знаю, что Катя тогда сказала ему, но друзьями с Денисом мы быть перестали и почти не разговаривали еще пару лет.

Я перестала быть «невестой Жени» в конце второго класса, Катя и Денис «расстались» в третьем. Мы с Катей так и были соперницами до конца школы. Не парни, так подруги, не подруги, так учеба, повод для противостояния находился всегда. В итоге Катя стала командиром школы, а я – лучшей ученицей. В книге чести школы наши фамилии записаны рядом, но моя все же строчкой выше. Денис стал одним из умных, но безответственных парней, которых ненавидят одни учителя и обожают другие. Я хорошо помню его на «мини-выпускном» после девятого класса. Мы тогда, словно, вспомнили, что когда-то были друзьями. Много разговаривали, смеялись, ходили везде вдвоем. Только улыбка «от уха до уха» на лице Дениса почти не появлялась, а его глаза стали еще более грустными. Я тогда даже нарисовала их. Я тогда все время рисовала глаза людей, которых пыталась понять, а рисунки хранила на столе под стеклом. Все, кто видел глаза Дениса, говорили, что этому человеку должно быть лет тридцать, настолько уставшими от жизни казались его глаза. Но это уже не мой сон.