Иногда на поэтических вечерах нас, поэтов, спрашивают: а как вы пишете стихи? При этом имеют в виду сам момент зарождения, начала. Обычно я отвечаю встречным вопросом (Михаила Светлова): а как зарождается в материнском чреве ребёнок? С головы? С ног? Или же – у Анны Ахматовой: когда б вы знали, из какого сора рождаются стихи…

Но вновь и вновь убеждаюсь в правоте Владимира Маяковского:

 

Поэзия – та же добыча радия:

В грамм добыча, в год – труды.

Изводишь, единого слова ради,

Тысячи тонн словесной руды…

 

А беда многих и многих нынешних стихотворцев (в том числе большинства коллег по Знаменску) в том и заключается, что не желают они работать над словом, не желают совершенствоваться сами и совершенствовать свои собственные творения. Вот как написалось – так пусть и будет! И не замечают, что порой в строчке слово налезает на слово, как мартовские льдины на реке одна на другую – со скрежетом и хрустом. Что хотел автор сказать одно – а на бумаге получилось нечто другое. Что внутренний ритм ломается совершенно неоправданно. Что «образы стоят, как образа по углам в иных стихотвореньях» (В. Костров)…. Да и вообще – нет ничего нового, нет своего взгляда, нет личности. А без этого нет и поэзии.

Верно когда-то написал Павел Мелёхин:

 

Как много хорошего нами увидено

Глазами Есенина, глазами Уитмена!

Иду за титанами – это не тайна.

И на ночь на кухне сажусь у титана.

…Черкаю, клочкую гектары гекзаметров,

Кручу себе чуб, бормочу, как факир…

Я очень хочу, чтоб моими глазами

Когда-нибудь люди взглянули на мир!..

 

И ещё мне нравятся четыре строки Андрея Вознесенского:

 

Стихи не пишутся – случаются,

Как чувства или же закат.

Душа – слепая соучастница.

Не написал – случилось так.

 

Слушал недавно по телеканалу «Культура» передачу, посвящённую творчеству К. Ваншенкина. Правильно он говорил: поэзия – это наивность и наблюдательность. Я впереди этих двух слов ещё бы добавил – удивление.

Для того, чтобы самому что-то писать, нужно знать, что до тебя писали другие, и не только в этой стране. Поэт, писатель должен быть образован, не стоит уповать лишь на талант и вдохновение.

Ещё раз обращаясь к теме упорной работы над словом, над собою, хочу привести высказывание Эдисона: «Гений – это на один процент вдохновение, а на девяносто девять процентов – потение». Это сказано и о себе. Когда Эдисон изобретал, например, щелочной аккумулятор – работа длилась десять лет, а результат всё не получался, - он спал максимум четыре часа в сутки, но чаще, как сам пишет, всего два часа, а двадцать два – работал.

Да мало ли мы знаем свидетельств того, что именно труд, неистовый каторжный труд лежит в основе большого успеха, яркого открытия, свершённой судьбы, наконец.

Свою книгу о работе мозга академик Павлов открывает эпиграфом: «Плод моего неотступного двадцатипятилетнего думания»…

Или вспомним Ф. Шаляпина. Мы привыкли считать его баловнем судьбы, вот уж кому можно позавидовать! А он, оказывается, перед своими концертами с таким упорством отрабатывал какой-нибудь один-единственный жест, что, бывало, терял сознание, его отливали водой, он поднимался и снова повторял то же упражнение.

По своим психофизиологическим свойствам любой нормальный человек имеет задатки ко всем видам человеческой деятельности. Другое дело, что этот одинаковый у всех набор задатков в количественном отношении у разных людей разный. Кому-то больше дано в одном, кому-то – в другом. Но и здесь не стоит унывать, обижаться на судьбу. Ведь задаток – всего лишь потенция, голая возможность. И пусть меньшие задатки требуют больших усилий, зато они чаще реализуются в устойчивую способность. Если же человеку с самого начала всё было легко, он может так и не приучиться к систематическому труду, и тогда самые богатые задатки оказываются мёртвым сокровищем, ненайденным кладом, хоть и был он «зарыт» в самом близком месте.

Чаще всего мы бываем не бессильны, а безвольны. Свою же неспособность к напряжённому труду прикрываем разговорами о недостатке природных данных. Так удобнее и перед другими, и перед собой, а главное – не стыдно. Но это самообман. Если у тебя малые природные данные, значит, работать тебе нужно больше. Только и всего. Жить надо по «закону велосипеда»: пока педали крутишь – едешь, перестал крутить – остановился, упал…

Тиражи нынешних поэтических книг небольшие, ни в какое сравнение не идут с тиражами 60-70 годов прошлого века. И не достигнут они никогда уже, наверно, прежнего уровня. Истинных ценителей поэзии не так уж и много, как и ценителей классической музыки. Да и нынешние цены на книги многим не по карману. А тем, у кого водятся большие деньги, поэзия, как правило, не нужна. У них другие интересы.

 

Всё меньше и меньше с годами читателей,

Ценителей чистых и искренних слов.

Всё больше и больше всеядных глотателей

Духовной отравы, что льётся с листов…

 

Пару-тройку лет назад, будучи в Волгограде, решил зайти в местное отделение Союза писателей России. Помещение, находившееся на первом этаже, было довольно просторным, но большинство комнат заняли некие коммерческие структуры (видно, арендовали). С трудом нашёл маленькую комнатушку, заваленную чуть ли не до потолка книгами, журналами, газетами. Среди всей этой книжной продукции за старенькой пишмашинкой сидел весьма пожилой (лет на 15-20 старше меня) худенький человек. Познакомились, немного пообщались. Это был ответственный секретарь писательской организации писатель Е. А. Кулькин. Целью моего визита было, главным образом, намерение пригласить в наш город творческую бригаду волгоградских писателей и поэтов для встреч с читателями, для общения с участниками нашего творческого клуба «Родник». В ходе разговора намекнул, что обеспечим тёплый, радушный приём, товарищеский ужин, а если понадобится, то и ночлег. Да и с транспортом можно решить, родная администрация поможет. Но не тут-то было. Е. Кулькин удручённо ответствовал, что средний возраст волгоградских литераторов весьма почтенный, глубоко пенсионный, так что до дальних поездок они не охочи (очень, однако, далеко Знаменск от Волгограда!). Вот ежели будут заплачены весьма приличные командировочные, тогда, может быть, и получится, да и то с трудом…

В общем, ушёл я ни с чем. И вспоминал в дороге, как в начале 70-ых годов волгоградские писатели и поэты охотно приезжали в наш город, шефствовали над тогдашним литературным объединением, созданным при Доме офицеров. Даже книжечку небольшую помогли выпустить местным авторам, предисловие к ней написали и редактировали на общественных началах. И ещё вспоминал, как в начале 80-ых приезжали к нам и выступали в ходе сборов перед офицерами в тогдашнем 145 ГДО четыре волгоградских поэта и писателя, среди которых был и редактор моей первой книжки «Зал ожидания» поэт А.И. Красильников. Весьма неплохо мы, политотдельцы, потом, после сборов, с ними пообщались за товарищеским столом. Очень довольными, «напитыми и наетыми», убыли поздно вечером в Волгоград гости…. Да, на дворе другие времена. И ещё вспомнил, что в 1968 году, когда я, будучи студентом, приезжал в Волгоград, в Нижне-Волжское книжное издательство в связи с изданием «Зала ожидания», встретился в тот день с тем самым Евгением Кулькиным, решавшим там же какие-то свои проблемы. Посидели немного, поговорили, подарил он мне недавно вышедшую свою книгу, на том и расстались. Чтобы встретиться снова через тридцать с лишним лет…