Сценарий короткометражного фильма по мотивам рассказа Рея Бредбери.

ДИКОВИННОЕ ДИВО

Автор сценария: Владимир Семенякин

 

ТИТРЫ

 

Бесконечное поле, тёмно-зелёное, почти жёлтое от того, что три месяца, без передыху, на него беспощадными лавинами лился раскалённый солнечный свет. Однако теперь лето на излёте, в воздухе сквозит приятная прохлада. Она тем приятнее, что уже часов пять, и свет в прозрачном серо-голубом небе стал не таким слепящим.

В вялых травах оглушительно стрекочут кузнечики. Они – как маленькие яростные молнии в наэлектризованной шерсти полей, оглушённых летом. Иногда порхнёт бабочка, иногда мелькнёт какая-нибудь птичка. Совсем редко случиться чудо, и непонятно откуда в степь нехотя приходит ленивый, дышащий пылью и песком ветер.

 

Сцена 1

 

По узкой, простирающейся от горизонта до горизонта запыленной дороге (на насыпи) с суматошной скоростью катит допотопный, потрепанный "форд" (можно: любая старая машина). От лязга и скрежета его металлических частей взмывают вверх трясогузки. Потрёпанный мотор беседует сам с собой под капотом: словно старик шамкает о бессонных ночах, дряхлых костях, истертых до дыр сновидениях.

За рулём автомобиля сидит Боб Гринхилл. Рядом с ним, азартно вскрикивая «Быстрее, Боб, ну же, быстрее!», сидит Уилл Бентлин. Он постоянно оглядывается назад через открытое стекло (при этом целиком высовывая голову наружу). Оба старика в волнении, точно они убегают от лавины, или от стада рассвирепевших животных. Наконец Уилл, оглянувшись в последний раз, вдруг замечает впереди рекламный щит и кричит: «Сворачивай!». Боб, вжав голову в плечи, дёргает руль и машина, накренившись, слетает в кювет. Жалобно рокочет мотор, хрустят старые металлические сочленения. Оправившись после падения, Боб заводит мотор и осторожно выводит машину за рекламный щит. Старики, тихо переговариваясь, приоткрывают двери и, привстав, глядят на дорогу. Над дорогой предательской дымкой висит потревоженная ими пыль. Где-то на горизонте начинает нарастать рокот.

Боб: Успокойся! Ложись! Ну, пожалуйста!

Пыль медленно оседает. Как раз вовремя.

Уилл (До этого испытующе смотревший на дорогу): Пригнись!

Стрики быстро прячутся в машину.

На дорогу, трепыхая крылышками, опускается бабочка-махаон. Лёгкий ветер слегка отклоняет крылышки бабочки, она с трудом удерживается на дороге. И тут рокот, до этого нараставший, преображается в чудовищное громыхание, точно с высоченной скалы катиться лавина из жестянок вперемешку с битым стеклом. Бабочка в последний момент успевает взлететь. Жаркий ветер, катящийся впереди мотоцикла, поднимает её в воздух и закручивает в пыльном водовороте.

С таким видом, словно прорвался сквозь все девять кругов ада, грохочет мотоцикл. Над лоснящимся смазкой рулем в стремительном броске навстречу ветру – сгорбленная фигура. Это Нед Хоппер в защитных очках (имеются в виду мотоциклетные очки). Рычащий мотоцикл и человек промчались по дороге.

 

Сцена 2

 

На капоте спрятанной за рекламным щитом машины, тихо стрекоча, сидит кузнечик. Боб поднимает голову и, взглянув на дорогу, над которой висит вновь потревоженная пыль, говорит: «Уилл, кажется, всё!». Уилл тоже осторожно встаёт. Они выходят из машины. При этом сидящий на капоте кузнечик ничуть не пугается их осторожных движений. Старики карабкаются вверх по склону насыпи. Когда они выползают на дорогу, пыль уже осела. Они отряхиваются, а потом смотрят вслед мотоциклу, который уже едва-едва виден впереди, точно пылевая комета, которая несётся непонятно куда, оставляя за собой длинный высокий серый хвост.

Уилл (глядя вслед мотоциклу): Счастливого пути, Нед Хоппер.

Ему на плечо незаметно садиться бабочка-махаон.

Уилл (не отрывая задумчивого взгляда от мотоцикла): Почему? Почему он всегда, как хвост, тянется за нами?..

 

Сцена 3

 

Старики осторожно, поддерживая друг друга, спускаются в кювет. Потом открывают двери и садятся.

Боб (пожимает плечами, горько улыбается): Ты спрашиваешь, почему так? Хм… (чешет подбородок и косо смотрит на друга). Уилли-Уильям, раскинь мозгами! Мы же его удача, его козлы отпущения. (Говорит, и параллельно капается в каких-то конденсаторах под рулём). Зачем ему упускать нас, если погоня за нами делает его богатым и счастливым, а нас бедными и (что-то соединяет под рулём) и… умудренными? (С кряхтением вылазит из-под руля и, прищурившись, поворачивает ключ). Ну?.. Отлично!

Машина вздрагивает, мотор, пошамкав, заводится. Кузнечик, испугавшись вибрации, срывается с капота и, сверкнув цветастыми крыльями, исчезает в пожухлой траве. Бабочка на плече Уилла выпархивает в открытое окно. Старики не замечают её.

Повинуясь руке Боба Гринхилла, машина медленно, словно укрощенная лавина, выползает обратно на дорогу. Из-под её колёс врассыпную летят меленькие жучки и кузнечики…

Уилл (сокрушается, меланхолично изучая свою небритую щетину в зеркале заднего вида): Вечно мы так. "Чувствую, жатва скоро" – говорим мы и покидаем город, так и не дождавшись, когда созреет пшеница. Или решаем так: "Вот-вот яблоки начнут осыпаться!" И мы отправляемся миль эдак за триста - чего доброго, угодит в голову.

Боб (оглядывается на друга и задумчиво улыбается): Уилли, дружище, не падай духом. Невезение не может длиться бесконечно.

Уилл (качает головой): Ясное дело… Но оно уж вовсю старается протянуть подольше…

Едут молча. Боб, щурясь от почти уже закатного света, устало смотрит на дорогу. Уилл, закинув руки за голову и откинувшись на спинку кресла, сидит с закрытыми глазами. Вдоль дороги, подрыгивая в воздухе, точно камешек-блинчик над спокойным озером, летит трясогузка. Она опускается на дорогу, и тут же взлетает, испуганная шумом машины.

Уилл открывает глаза.

Уилл: Всю жизнь льем воду на его мельницу! Ты посмотри, я тут всё сосчитал. Боб…

Оглядывает стрекочущую степь, в задумчивости приглаживая растрёпанные встречным ветром волосы. Поднимает ладонь на уровень глаз и, замерев, прикидывает что-то. Потом начинает загибать пальцы.

Уилл: Мы с тобой продаем галстуки, а кто через улицу сбывает такой же товар на десять центов дешевле?

Боб: Неужели Нед Хоппер?

Уилл (кивает и загибает палец): Мы находим золотую жилу в Тонопа. И кто первым подает заявку?

Боб: Старина Нед, конечно…

Уилл: Вечно он ставит нам палки в колёса… Боб… (Секунду молчит). Как думаешь, не поздно замышлять что-нибудь для себя, что не пошло бы в прок ему?

Боб: Ну-ну… Самое время! Только вся беда в том, что ни ты, ни я, ни Нед, никто из нас до сих пор точно не знает, что же нам, собственно, надо. Мотаемся по всем этим городам-химерам, высматриваем, хватаем... И Нед высматривает и хватает. А ведь это ему вовсе не надо, он потому и старается загрести, что мы стремимся. Загребет, но только мы унесем ноги, как и он все бросает и тянется за нами, надеется еще какой-нибудь хлам раздобыть. Вот увидишь, в тот день, когда мы поймем, что нам нужно, Нед шарахнется от нас прочь раз и навсегда. А впрочем, черт с ним! Вдохни поглубже… Оглянись… (глубоко, с улыбкой вздыхает). Небо. Травы. Степь и...

Осекается. (тихо звучит тема миража). Хмуриться и приоткрывает рот.

Уилл: И?.. (смотрит на друга) Боб, что случилось?

Боб не отвечает. Руки крепко сжали баранку, даже костяшки побелели.

Боб (тихо): Почему-то... Мы должны свернуть с дороги...

Он осторожно нажимает на педаль тормоза. Медленно поворачивает баранку, и машина соскальзывает на обочину. Ныряет с насыпи. Потом вываливается из облака поднятой пыли и, задрав капот, оказывается на пологом склоне невысокого холмика.

Боб поворачивает ключ, выключает двигатель. Потом кладёт загорелые, медного цвета руки на руль и недоуменно разглядывает их. Уилл с тревогой смотрит на него.

Уилл: Объясни, почему ты это сделал?

Боб продолжает молча разглядывать свои руки. (По тексту: Боб недоверчиво смотрел на баранку, стиснутую его руками, проявившими вдруг такую интуицию). Наконец он говорит.

Боб: Что-то заставило меня… Зачем? Я…

Поднимает глаза и вздыхает. Он расслабляется, и взгляд его перестаёт быть напряженным. Тревожные морщины на его лбу разглаживаются.

Боб: Вероятно, только затем, чтобы полюбоваться этим видом. Отличный вид. Все как миллиард лет назад.

С холм видна степь на сорок миль вокруг. Травы стелятся, точно огромный зелёный ковёр, точно латаное-перелатаное одеяло. Кое-где неровными пятнами колосится пшеница, где-то цветут одуванчики, уже созревшие, уже покрытые мягким белым пушком. И всё это летнее великолепие таит в себе стрекотанье насекомых, витиеватые переливы птичьего пения.

Некоторое время старики любуются. Потом взгляд Уилла падает на зеркало заднего вида. Там виден ГОРОД. Уилл удивлённо хмурится. Открывает дверь и выходит.

Уилл (всматриваясь в даль): Всё как миллиард лет назад. Не считая города.

(Тихо звучит тема миража).

Боб (удивлённо): Города?

Он оглядывается в начале в одну сторону, потом в другую, открывает дверь. Выходит из машины и подходит к Уиллу. Поправив очки, смотрит в даль. (Тема миража звучит громче).

(По тексту: Взвешенное в волнах горячего утреннего песка и света, плавает некое видение, неопределенный набросок города).

Боб (задумчиво): Это не Феникс. До Феникса девяносто миль. А других городов поблизости нет.

 

Сцена 4

ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ ЭПИЗОД!!!

 

В этом моменте надо максимально точно отразить всю историю скитаний Боба и Уилла.

Уилл некоторое время копается в бардачке. Вываливает на сиденье какие-то квитанции, рекламные проспекты, всякую мелочёвку вроде поломанных ручек, грязных галстуков, носовых платков. Наконец поверх всего этого он кладёт карту. Выложив из неё на бумажки и несколько сосательных конфет. Расстелив её на крыше машины, водит пальцем, ища место остановки.

Карта старая, по складкам истёртая до белизны. На ней кружочками обведены некоторые города, некоторые дороги прочерчены ручкой. Это карта людей, всю жизнь путешествовавших в поисках собственного прибежища. На этой карте должны быть отражены их частые поражения и редкие победы.

------------------------------------------- ------------------------------------------- --------------------------

Уилл: Верно... нет других городов.

Боб (показывает в даль и громко шепчет): Сейчас лучше видно!

Мираж затрепетал и выступил на фоне неба ещё ярче. Лёгкий ласковый ветер коснулся лиц стариков, заиграл их волосами.

Уилл: Постой, Боб. Знаешь, что это? Мираж!

Ветер переворачивает листы, разложенные на сиденье в машине. На одном из них сереет схема устройства миража, вырисованная тонкими, аккуратными линиями, точно схема какой-то невероятной машины на древних гравюрах.

Уилл: Ясное дело! Особенное сочетание света, атмосферы, неба, температуры. Город где-нибудь за горизонтом. Видишь, как он колышется и становится то темнее, то ярче? Он отражается в небе, как в зеркале, и возвращается вниз как раз тут, так что мы его видим. Мираж, чтоб мне лопнуть!

Они молча оглядывают город. На лицах светится лёгкая удивленная улыбка.

Боб (тихо, полувопросительно): Такой огромный мираж?

Уилл не слышал вопроса друга. Он удивлённо, прищурившись, оглядывает горизонт.

Уилл: Всем миражам мираж! Нет, это не Феникс. И не Санта-Фе, и не Аламогордо. Может… Погоди... Да нет, и не Канзас-Сити...

Боб (качая головой): Еще бы, до него отсюда...

Уилл: Верно. Слишком далеко... (быстро говорит) Да ты погляди на эти дома. Высоченные! Самые высокие в мире. Во всем свете только в одном месте есть такие…

В свете утренней зари город, высокий, сверкающий, виднеется как на ладони. Разбитое на тысячу сверкающих осколков солнце живёт в многометровых небоскрёбах. Кажется, слышно даже как гудят застрявшие в traffic jams машины.

Боб (взволновано вздохнув): Ты хочешь сказать...

Уилл (на выдохе): …Нью-Йорк.

Вступает голос Армстронга (НАЙТИ ПЕСНЮ №1!!! Можно “this wonderfully world”). Картинки из жизни додепрессионного Нью-Йорка начала тридцатых. Едут старомодные машины, суетливые улицы, утопленные среди бетона, задумчивые гавани с огромными кораблями, негры, статуя свободы, улыбающиеся люди. Чарли Чаплин, старушка Мэрилин Монро. Фейерверки, первые кинотеатры, сверкающие премьерами (НАЙТИ ЗАПИСЬ №1!!!). Дальше всё кончается. Боб умиротворённо смотрит в даль.

Боб (тихо): Да. Здорово!

Уилл (точно эхом ответил): Здорово…

Задумчиво молчит. Потом, наклонившись к Бобу, заговорщицки оглядываясь на ГОРОД, шепчет.

Уилл (свистящим шёпотом): Но, что он тут делает, в Аризоне? В трех тысячах милях от восточного побережья, невесть где?

И снова тёплое дыхание лета теребит гравюру устройства миража.

Боб (качая головой): Уилли, дружище, никогда не задавай природе вопросов. Ей не до тебя, знай себе сидит, занята своим делом… Скажем, что радиоволны, радуги, северные сияния и все такое прочее… (молчит) В общем, какая-то чертовщина сделала этакий огромный снимок Нью-Йорка и проявила его тут, за тысячи миль, только для нас и как раз в это утро, когда мы нуждаемся в поднятии духа.

 

Сцена 5

 

Старики идут к машине. Вдруг Уилл хмыкает. Он останавливается, глядя под ноги, потом медленно подходит к склону. Весь склон иссечён следами от автомобильных шин.

Уилл: Погляди-ка! Следы шин. Знать не мы одни свернули сюда.

Боб подходит к другу.

Уилл: Ради чего, Боб? Понимаешь?

Уилл опускается на колени. Взяв горсть земли, дрожащими пальцами просевает её в своих ладонях.

Уилл: Ради чего, ради чего? (задумчиво) Чтобы посмотреть мираж? (отбрасывает оставшуюся в руке горсть и встаёт) Так точно! Чтобы посмотреть мираж!

Боб: Ну?

У Уилла горят глаза. Ему в голову пришла великолепная идея. Он сбегает вниз, к самой дороге.

Уилл: Ты только представь себе! (вытягивает перед собой руки) Рррррр!

Уилл быстро идёт, потом поворачивает воображаемую баранку. (Тут сделать вставку реального движения машины, синхронизируя её с действиями Уилла). Затрусил вдоль машинного следа.

Уилл: Рррррр! Ииииии! Торможу!

Машина в воображении останавливается, разбросав облако пыли, и Уилл тоже, как и машина, оказывается в огромном облаке пыли. Уилл переводит дух и горящими глазами смотрит на Боба. Тот непонимающе поднимает брови.

Уилл: Роберт, Боб, понимаешь, на что мы напали?! Глянь на Восток! (вечернее похолодевшее небо) Глянь на Запад! (нежно-алое зарево). (Шёпотом, точно по-секрету, приблизившись к другу) Это же единственное на много миль место, где можно свернуть с дороги и сидеть любоваться!

Боб осматривается.

Боб: Это неплохо, что люди понимают толк в красоте...

Уилл (раздражённо): Красота, красота!.. Кто владелец этого участка?

Боб: Государство, надо полагать...

Уилл (решительно, буквально перебив друга): Не надо! (рукой обнимает Боба за плечи и широко прочертив по воздуху свободной рукой, на одном дыхании говорит) Мы владельцы, ты и я! Разбиваем лагерь, подаем заявку, приступаем к разработкам, и по закону участок наш... Уф… (вытирает пот, выступивший на лбу) Верно?

Боб отступает на два шага и через плечо оглядывается на ГОРОД.

Боб (Удивлённо): Иначе говоря, ты собираешься... собираешься разрабатывать мираж?

Уилл: В самое яблочко угодил! В точку! Разрабатывать мираж!

Уилл полон энергии. Он срывается с места и, легко зацепив Боба, решительно шагает к машине.

Боб (медленно и недоверчиво): И мы можем это сделать?

Уилл, откинув багажник, что-то ищет. Поочерёдно на свет божий появляются самые неожиданные вещи. Вываливается картонный ящик, полный дешёвыми галстуками. Галстуки немедленно показывают свои слегка полинявшие языки. Затем серая палатка, затем старый котелок. Наконец, Уилл вытаскивает фанерный лист, на котором пестрит реклама знаменитых галстуков. Нырнув почти полностью в багажник, из самых глубин Уилл выхватывает палаточные колышки и пёструю ленту.

Уилл решительно подходит к склону. Говорит Бобу: «Подержи вот так». Боб послушно прижимает колышек. Уилл, осторожно, пытаясь на попасть другу по пальцам, вколачивает первый колышек.

Боб с удивлением следит, как Уилл привязывает ленту к первому колышку и, широко меряя шагами землю, проходит метров десять. Там он останавливается и, самостоятельно заколотив в землю новый колышек, привязывает к нему нитку. Потом встаёт и довольно оглядывает свою работу.

Боб (с тревогой смотрит на друга): Уилл?..

Уилл (активно жестикулируя): Вот отсюда (проходит до Боба, не дойдя двух шагов, останавливается) и до сих пор (с усилием бьёт ногой по земле) простирается золотой прииск, мы промываем золото. Это корова – мы ее доим. Это море денег – мы купаемся в нем!

Уилл бодро шагает к открытому багажнику и извлекает оттуда старые акварельные краски. Заливает в заляпанный засохшей краской стакан воду из помятой флаги. Обходит машину и ставит, точно на мольберт, на капот машины, фанерный лист с рекламой галстуков. Переворачивает его и принимается за роботу.

Засунув в стакан кисточку, с усилием скребя затвердевшей кисточкой в засохшей на мольберте краске, он водит по фанере, с усердием вырисовывая буквы.

Боб (глядя на его работу): Уилли. Кто же станет платить за то, чтобы посмотреть на какой-то жалкий, невзрачный...

Уилл: …Мираж? Поставь забор, объяви людям, что просто так они ничего не увидят, и им сразу загорится. Вот!

Он поднял на руках объявление.

 

СЕКРЕТНОЕ ДИВО – МИРАЖ

ТАИНСТВЕННЫЙ ГОРОД

25 центов с машин

С мотоциклов гривенник

 

Сцена 6

 

Вдалеке рокочет мотор, дым столбом висит над появившейся вдалеке машиной. Всё прямо как в воображении Уилла.

Уилл (взволновано): Как раз машина идет. Теперь гляди!..

Срывает с капота фанерный лист и случайно сбивает стаканчик с красками. Краски брызнули на стекло, залил капот.

Уилл, размахивая над головой рекламным листом, несётся к дороге.

Уилл: Эй! Смотрите! Эй! Погодите!

Когда он подбегает к дороге, до машины остаётся ещё метров сто. Уилл останавливается у обочины и, с улыбкой держа перед собой фанерный лист, кричит:

Уилл: Необычайное чудо! Только здесь…

Боб следит за компаньоном. Машина, точно бык, не заметивший тореадора, проносится мимо. Боб закрывает глаза, чтобы не видеть, как сползёт улыбка с лица Уилла.

Уилл, кашляя и чихая в облаке пыли, с мрачным выражением лица следит за уезжающей машиной. Потом поворачивается и плетётся вверх по холму. Но он не успевает пройти и нескольких шагов, как машина, пронзительно скрипнув тормозными колодками, останавливается. Пыль выплёвывается вперёд из-под задних колёс.

Уилл так и замирает, приподняв ногу для шага. Потом срывается с места и, размахивая под дороге рекламным объявлением, бросается к машине.

Уилл: Извольте, сэр! Извольте, мэм! Секретное Диво Мираж! Таинственный город!

(Тихо звучит тема миража). На груди необъятной, пёстрой акварели – той самой, акварели, которая степь, люди кажутся такими маленькими…

 

Сцена 7

 

Шелестят колёса, выдавливая на песке неглубокие борозды. Хлопают двери, хрипло вздыхают моторы. Пыль тихо скрипит, когда на неё ступают сандалии, теннисные туфли, лёгкие кроссовки.

Люди стоят вразброс. Некоторые переговариваются, вглядываясь в удивительное видение. Они удивлены, тронуты до глубины души, каждому охота немедленно поделиться чувствами с другими. В конце концов, все смолкают перед лицом того, что являла им пустыня.

Кто замер возле самой машины, так и не закрыв дверь, уцепившись пальцами и вглядываясь восторженным взглядом в даль.

Кто остановился у самого обрыва, и смотрят задумчиво, тихо вспоминая что-то.

Кто заглядывает за горизонт, даже не выходя из машины.

Кто стоит в сторонке, исподтишка поглядывает, скромно потупившись, точно стеснительный юноша, не смеющий заглянуть в глаза любимой.

Наконец, некоторые наполнили свои души красотой до краёв, и теперь они садятся в машины и осторожно, медленно, точно боясь спугнуть чудо, выводят свои авто к спуску с холма.

Уилл и Боб стоят возле столба, на котором они повесили рекламу «СЕКРЕТНОЕ ДИВО» и собственноручно разукрашенный ящик для сбора денег. К ним подкатывает первая машина. Солнце откалывает от её лобового стекла сверкающие блики. Блики скачут по лицам друзей.

За рулём машины сидит Маргарет.

Маргарет: Спасибо! Действительно, самый настоящий Рим!

Первая машина съезжает на дорогу. Друзья провожают её взглядом, а потом Уилл с недоумением спрашивает.

Уилл: Как она сказала: "Рим" или "дым"?

Боб: Погоди-ка…

Он делает шаг к обрыву и смотрит на мираж. Уилл подходит к нему и тоже смотрит в даль. Через несколько секунд Уилл обескуражено спрашивает.

Уилл (тихо): Боб… Ты… Ты видишь это?

Боб (шепчет): Рим… Мрамор… Арфы…

…Уютно и грустно поёт арфа. Солнце шагает размашисто и уверенно по старинным улицам, колко пляшет в стёклах машин, скользящих по узким холмистым улочкам. Колизей, Собор святого Павла. Кирпичные стены, повидавшие за свою жизнь миллиарды людей, стены, знакомые с Муссолини и с _______апостолами Петром и Павлом_____. Всё испещрено витиеватыми барельефами. Старинные монументы, слегка высокомерно поглядывая на прохожих, излучают спокойствие и трепет перед временем. Мраморные изваяния, точно куски окаменевшего льда, точно глыбы колотого сахара – услада для глаз и души.

Боб: Рим… Струны…

Вторая машина заколесила к выходу.

Уилл толкает Боба в бок. Мистер Монтег останавливает машину, протянув через открытое стекло руку, благодарит Боба.

Мистер Монтег: Ничего не скажешь! Так и чувствуешь себя французом.

Боб (едва ли не отдергивая руку): Французом!?

Водитель улыбается и кивает. Вторая машина укатывает, едва видимая сквозь пыль.

Стрики смотрят ей вслед, и их заполоняет музыка.

Эдит Пиаф, стоя на маленькой ресторанной сцене, поёт своего «Милорда». Её пение звонко отдаётся в прохладных глубинах ресторанах, где над сковородками вспыхивает адское пламя, вмиг поджаривая изысканные яства, где задумчивые туристы смакуют привередливыми губами молодое красное вино. Её пение проноситься над гладкими корпусами уютных такси, оно звучит над маленькими аккуратными пятиэтажками.

Ночной воздух пахнет виноградом, дымом и тёплым тестом. В небе мерцают редкие звёзды. На земле перемигиваются светофоры и люстры в разноцветных абажурах. А между небом и землёй, точно призрачное видение, то вспыхивает, то гаснет Эйфелева Башня.

Боб и Уилл тихо вздыхают, Уилл качает головой.

Уилл: Что же это такое?..

Он замолкает, увидев, как к ним подъезжает третья машина. Старики подаются вперёд и замирают. Водитель очень медленно останавливает машину. Старый мистер Джонc сидит за рулём. Он озадачено смотрит в зеркало заднего вида, потом, тихо качая головой, уставляет взгляд в лобовое стекло. Наконец, смотрит на Уилла и Боба.

Мистер Джонc: В жизни не видел ничего подобного. Подумать только: туман, все как положено, Вестминстерский мост, даже лучше, чем на открытке, и Большой Бен поодаль… (Молчит) Как вы это делаете? Боже храни вас… Премного обязан.

Окончательно сбитые с толку, старики пропускают машину. Они вглядываются в мираж.

Уилл: Вестминстерский мост?.. (Прочертил в воздухе кривую, точно по навесным канатам).

Боб: Большой Бен?

Там, за краем земли, совсем тихо, почти неслышно трижды пробили огромные часы? И кажется, ревуны окликают суда на далекой реке и судовые сирены гудят в ответ? В тумане виднеются задумчивые чопорные дома, выставив навстречу молчаливой реке аккуратные балкончики. И в прохладной мгле плывут духи Байрона и Шекспира.

Боб: Рим? Разве это Рим, Уилл?

Ветер переменился. Струя жаркого воздуха взмыла вверх, извлекая перезвон из невидимой арфы. Что это, никак туман затвердел, образуя серые каменные монументы? Что это, никак Солнце водрузило золотую статую на выросшую глыбу чистого снежного мрамора?

Боб: Но как здесь всё меняется… Мы говорили кому-нибудь, какой город они увидят?..

Уилл: Откуда здесь четыре, пять городов? Ну, держись, Боб, держись!

Они оглядываются на последнего посетителя.

 

Сцена 8

 

Последний посетитель стоит на краю мыса, замерев, точно изваяние, и, кажется, не дышит даже. Этот человек лет пятидесяти от роду выглядел так, точно всю жизнь бесконечно, тысячи часов подряд тащил на себе телегу с камнями, и, наконец, освободился от этой ноши. Он напоминал одного из тех архитекторов, которые бродят среди строительного мусора возле своих творений, глядя, как железо, металл, стекло взмывают кверху, заслоняя свободный клочок неба. У него было лицо зодчего, глазам которого вдруг, в одно мгновение, предстало, простершись во весь горизонт, совершенное воплощение давней мечты.

Внезапно, будто и не замечая стоящих рядом Уильяма и Боба, незнакомец говорит тихим, спокойным, задумчивым голосом. Он говорит о том, что видит и чувствует.

Последний посетитель: В Ксанадупуре...

(Звучит тема миража, в своём наиболее раскрытом варианте).

Уилл: Что?

Последний постетитель чуть улыбается, и продолжает, не отрываясь от миража:

Последний постетитель: В Ксанадупуре чудо-парк

Велел устроить Кублахан.

Там Альф, священная река,

В пещерах, долгих как века,

Текла в кромешный океан.

Мираж меняется. Загораются под солнцем купола. Гроздья минаретов из восточной сказки, стройные башенки, которые выросли на волшебных посевах цветочной пыльцы из Гоби, россыпи запекшейся гальки на берегах благодатного Евфрата, Пальмира - еще не руины, только лишь построенная, новой чеканки, не тронутая прошедшими годами, вот окуталась дрожащим маревом, вот-вот улетит совсем...

А Последний посетитель все говорит. Его голос угомонил ветер, и ветер затрепетал в волосах двоих стариков, так что они совсем присмирели.

Последний посетитель: Десяток плодородных верст

Властитель стенами обнес

И башнями огородил.

Ручьи змеистые журчали,

Деревья ладан источали,

И древний, как вершины, лес

В зеленый лиственный навес

Светила луч ловил.

Видение озарило счастьем преобразившееся лицо незнакомца, и отзвучали последние слова.

Воистину диковинное диво -

Пещерный лед и солнца переливы.

 

Они молчали очень долго, вслушиваясь в незнакомую музыку – спокойную, и в то же время исполненную внутреннего движения. Они замерли, оцепенели, как замирает море в блаженный штиль – только тёплые нежные блики играют в прозрачной прохладе, ластятся, как котята. Жаркое стрекотанье цикад, пёстрая ширь степи, сливающаяся с закатным небом – всё это заполнило души стариков. И, как призрачный дирижёр над многокрасочным оркестром, город мерцал загадочно и величественно.

Незнакомец вздохнул. Оглянулся в начале на Уилла, потом на Боба. Старики всё продолжали всматриваться в мираж. В глазах Незнакомца блеснули слёзы. Он дрожащей рукой вытащил из кармана потёртый кожаный бумажник. Уилл, услышав шорох бумаги, вздрогнул и взглянул на последнего посетителя. Тот порывисто улыбнулся и крепко стиснул руку Уилла.

Уилл раскрыл ладонь. На ней лежал истрёпанная пятидолларовая купюра.

Уилл: Но вы уже заплатили…

Незнакомец: Возьмите… Будь у меня ещё, я бы всё отдал… (Глядит на город) Это же…

Он замолчал. Через секунду, закрыв глаза, он слабо махнул рукой и стремительно направился к своей машине, похожей на него самого – побитая пылью далёких стран, пахнущая, точно озоном – быстрыми ветрами и горными потоками.

Хлопнула дверь.

Загремел мотор.

Колёса, раскручиваясь, взметнули облака пыли. Машина почти съехала на дорогу, когда незнакомец вновь остановил её. Незнакомец выскочил из неё и побежал вверх по склону. Под мышкой он сжимал небольшой ящик. Он остановился перед удивлёнными стариками.

Незнакомец (тяжело дыша): Мне это больше не надо…

Он поставил ящик перед стариками. Не давая им опомниться, глянул на них, глянул им через плечо, улыбнулся, быстро отвёл глаза и убежал. Машина укатила в облаке пыли.

 

Сцена 9

 

Боб сделал несколько шагов вслед за машиной. Он был потрясен. Ему показалось, что только что перед ним распахнулась тяжёлая штора, и теперь он стоит у открытого настежь окна, и жмуриться от яркого зелёного света, глохнет от звонкого, как натянутая струна, летнего беспорядка.

За его спиной Уильям громко хлопнул в ладоши, взмахнув руками, гикнул, щелкнул каблуками, и заплясал, закружился на месте. Из-под его ног бросились врассыпную кузнечики. (Тут можно пустить тему жизненной суеты).

Уилл: Аллилуйя! Роскошная жизнь! Полная чаша! Ботиночки со скрипом!

Боб всё ещё не может прийти в себя. Наверное, так себя чувствовали Ньютон, Коперник или Архимед. //Впервые обычное, жизненное, прочное зарябило, раскрылось вглубь и оказалось гораздо невероятнее самой волшебной сказки.//. Оглушённые внезапным открытием, даже гении немеют.

Пока Боб задумчиво молчит, Уилл выплясывает чечётку.

Уилл (не останавливаясь): Загребай горстями! Боб, откупоривай шампанское, бей в барабаны!.. (Он замечает, что друг задумчиво молчит) Боб?

Боб (тихо, задумчиво): А по-моему не надо...

Уильям перестал плясать.

Уилл: Что?

Роберт устремил пристальный взгляд в пустыню. До него опять, как эхо, донеслись загадочные звуки – отголоски таинственной арфы.

Боб: Не надо, Боб. (Благоговейно) Разве же этим можно овладеть. Вон как далеко до него. Допустим, мы подали заявку на участок, но... Мы даже не знаем, что это такое.

Город слегка дрогнул в порыве ветра. Качнулись стены домов, опрокинулись и встали новыми зазубренными стенами какого-то не то замка, не то забора. Но тут же стены выросли в сверкающие небоскрёбы.

Уилл (пожимаем плечами): Как не знаем: Нью-Йорк и...

Боб: Ты когда-нибудь бывал в Нью-Йорке?

Уилл: Какая разница?.. (Засовывает руки в карманы и смотрит на носки своих ботинок) Всегда мечтал... Но никогда не бывал.

Боб: Всегда мечтал, никогда не бывал. Так и они. (Всматривается в даль) Париж… Рим… Лондон... Или, как тот последний... Ксанадупур… (Качает головой) Уилли, да мы тут напали на такое… Удивительное, невероятное... Боюсь, мы только все испортим.

Уилл: Но… Постой, ведь мы никому не отказываем, верно?

Боб: Почем ты знаешь? Может быть четвертак кому-то и не по карману. А это же – оно для всех. Уилл, ты погляди… Просто погляди, и скажи - разве я не прав.

Уильям опять передёргивает плечами, но всё же слушается.

…Город был похож на тот самый, первый в его жизни город, увиденный им, когда однажды поутру мать повезла его с собой на поезде. Они ехали по зеленому ковру степи. И степь была такой же огромной, необъятной, как дорога скитальца. И степь была молчалива, как влюбленная девушка. И степь была, как все степи – как и эта степь, в которую их сейчас занесло.

И внезапно, вместе с паровозным гудком, впереди горбится горизонт и, выглядывая из-за столба валившего из трубы тягача дыма - крыша за крышей, башня за башней – всплывает из зелёных пучин город. Точно остров лилипутов, точно Неверляндия, испытующе глядя на Уилл, следя как он подъезжает все ближе. Волшебные башенки, красные черепицы, фонтаны, птичьи гнёзда в пыльных чердаках. Город - такой невиданный, такой новый и в то же время старый, такой пугающий и чудесный...

Боб (говорит тихо, не мешая Уиллу) : Оставим себе ровно столько, сколько нужно, чтобы купить бензину на неделю, а остальные деньги положим в первую же церковную кружку.

Уильям, глядя вдаль сквозь шелестящие вихри пыли, молчал.

Боб (Улыбается) Кто-то, изнемогает, катит через эту пустыню, и уже так устал от песков, что голова кругом. А тут этот мираж - он как чистый прозрачный родник, к которому припадают жаждущие. Умный человек зачерпнет стакан, освежится глотком и поедет дальше. А если мы останемся, примемся плотины сооружать, кто знает - вдруг родник пересохнет...

Уилл вздыхает.

Уилл: Раз ты так говоришь...

Боб: Да нет же, не я, весь здешний край говорит.

И в этот момент раздаётся резкий, как пулемётная очередь, смех.

Нед: А вот я скажу другое!

Они подскочили и обернулись.

На косогоре над дорогой стоял мотоцикл. В радужных пятнах бензина, в громадных очках, с коркой грязи на щетинистых щеках, верхом на мотоцикле сидел человек, источая столь знакомую заносчивость и высокомерие. Некрасивые морщины прорезали щёки Неда. Нед Хопер улыбался.

Да… Нед Хоппер улыбнулся своей самой ядовито-благожелательной улыбкой. Он придавил педаль газа и въехал к своим старым приятелям.

Боб: Ты...

Нед Хоппер, стал на землю и, щурясь одним глазом, захохотал.

Нед: Я! Я! Я!

Он смеялся громко, запрокинув голову. Нед трижды стукнул по кнопке сигнала. И каждый протяжный гудок тяжёлым, тугим эхом ухнул в степи. Даже птицы и цикады примолкли на миг.

Боб вздрогнул и, всплеснув руками, умоляюще воскликнул.

Боб: Тихо! Разобьешь. Это же как зеркало!

Уильям, заразившись тревогой Боба, беспокойно оглянулся на горизонт над пустыней.

Мираж затрепетал, задрожал, затуманился - и снова гобеленом расстелился в воздухе.

Нед (поставив мотоцикл на подножку): Что как зеркало?

Скользнув цепким взглядом по испещренной следами земле, Нед направился к склону.

Нед: Ничего не вижу! Признавайтесь, что вы тут затеяли, ребята?

Через плечё оглядывается на стариков. Смеётся.

Нед: Я двадцать миль отмахал, прежде чем догадался, что вы спрятались где-то позади. Э, говорю себе, разве так поступают старые добрые друзья, которые в сорок седьмом указали мне на золотую жилу, а в пятьдесят пятом подарили этот мотоцикл. Сколько лет помогаем друг другу, и вдруг какие-то секреты от старины Неда. И я завернул назад. Полдня следил за вами во-он с той горы.

Снимет с шеи бинокль, и идёт к мотоциклу. Останавливается, заметив колышки . Потом быстрее доходит до мотоцикла, кладёт бинокль на сиденье.

Нед: А вы, ребята, неплохо тут развернулись. Я ведь видел, как сюда заворачивали все эти машины, видел денежки. Да у вас тут настоящий театр!

Боб морщится.

Боб: Убавь голос. Уилл, идём отсюда.

Нед приторно улыбнулся, схватился за бока и расхохотался.

Нед: Как, вы уезжаете? Жалко. Хотя вообще-то можно понять ваше желание покинуть мой участок.

Уилл (возмущённо): Твой?!

Его голос звучит слишком резко, и, осёкшись, Уилл повторил.

Уилл: Твой?

Нед усмехнулся.

Уилл: Я как увидел ваши дела, махнул прямиком в Феникс. Видите этот документик, который торчит из моего заднего кармана?

В самом деле, там была аккуратно сложенная бумажка.

Уилл протянул руку.

Боб: Не доставляй ему этого удовольствия.

Уилл отдернул руку.

Уилл (хмурясь): Ты хочешь сказать, что успел подать заявку на участок?

Нед перестал улыбаться. Он оскалился и спокойно сказал.

Нед: Хочу не хочу. Допустим, я соврал - все равно я на своем мотоцикле доберусь до Феникса быстрее, чем вы на вашей колымаге. Так что, ребятки, гуд бай…

Нед шагнул к склону, едва не споткнувшись через разметку участка, сорвал шёлковую нитку. Мелькнув синей змейкой в голубом небе, нить исчезла из вида. Нед, не убирая с лица оскала, оглянул окрестности в свой бинокль.

Нед: Лучше выкладывайте все денежки, какие получили с двух часов дня… Да, допустим, я подал заявку тогда, и с того часа вы находились на чужой земле.

Боб подошёл к столбу, и, сорвав коробочку от галстуков (туда посетители складывали деньги, она чем-то похожа на стоящие возле церквей ящики для пожертвований), швырнул её перед Недом. Крышка отпала от удара, и в пыль выкатилось несколько монет. Нед Хоппер бросил небрежный взгляд на блестящий мусор. Глянул на монеты через бинокль. Опустился на колени, собрал их в кулак.

Нед: Монета правительства Соединенных Штатов!

Нед подбросил деньги на ладони. А за спиной его висел невидимый им мираж…

Нед прячет деньги в карман и снова оглядывается вокруг через бинокль.

Нед (в полголоса, удивлённо): Лопни мои глаза, ведь ничегошеньки нет… (Оглядывается на следы от машин) А глупые кролики все равно тащат денежки…

Он отнял бинокль от глаз и взглянул на стариков, потом снова принялся озирать окрестности через бинокль.

Нед (глядя в бинокль): Вы всё ещё здесь? Проваливайте, проваливайте… Частная собственность!

Роберт медленно поворачивается лицом к пустыне. Смотрит на Неда, потом снова глядит на город.

Боб: Ты ничего не видишь?

Нед (Фыркает): Ничего, и ты это знаешь!

Уилл взволнованно качает головой, срывается с места и подходит к Неду. Нед отшатывается от неожиданности и недоумённо смотрит на Уилла. Уилл останавливается перед самым обрывом. Камни летят вниз с глинистого склона.

Уилл (горячо): А мы видим! Мы видим ручьи, минареты, леса... Город… (Кивает на горизонт) Посмотри же, вон там… Неужели не видишь?

Нед (Коситься на Боба и отступает на шаг от Уилла): Чего это с ним?

Боб (тихо): Уилл, не надо…

Уилл (Оглядывается на Боба, и снова обращается к Неду): Хоппер, это же нельзя купить… Нельзя взять в аренду… Это же для всех… (Оглядывается на Роберта) Боб… Скажи ему… Ведь нельзя…

Уилл (поднимая руки и взволновно дыша): И Рим… Нью-Йорк… (Оглядывается на Боба) Боб!.. Роберт, скажи же!..

Уилл смотрит на Неда. Тот прищурив глаза, таращится на него, как на сумасшедшего.

Боб (Подходит к Уиллу и мягко берёт его за локоть. Обращается к Неду): Там нет ничего. Он прав.

Уилл: Боб, но зачем?

Боб (Шепчет на ухо): Так надо.

Уилл, обречённо идёт к машине. Боб смотрит на Неда, потом на мираж, и тоже идёт к машине.

На горизонте возникает пыльный столб. Под барабанную дробь моторов к ним приближаются еще машины.

Нед (снова споткнувшись о колышек): Извините, джентльмены, мое место в кассе!

Бежит к дорге, размахивая руками.

Нед: Извольте, сэр, мэм! Сюда! Сюда! Деньги вперед!

Боб, сутулясь, садится за руль и заводит мотор. Ожидая, пока он прогреется, Боб смотрит вслед Неду.

Нед: Извольте, сэр! Извольте, мэм! Секретное Диво Мираж! Таинственный город! Сорок центов!

Уилл: Почему?.. Почему мы позволяем ему это делать?

Боб: Погоди. Ты увидишь.

Их машина соскальзывает с холма и, пропустив вверх по склону чей-то "форд", чей-то "бьюик", чей-то устаревший "мун", едет прочь.

 

Сцена 10

 

Небе поблёкло, выцвело. Предвечерние сумерки были насквозь пропитанные треском цикад, словно те вздумали себе, что этот вечер – самый последний на свете, и что надо успеть всё сказать до наступающей ночи.

Алым солнечным осколком сверкнуло стекло машины.

Боб, приложив к глазам старый театральный бинокль, смотрел сквозь открытое стекло на холм, где располагался «Кругозор Таинственного города Миража».

Боб: Тридцать клиентов с тех пор, как мы уехали. Ну ничего, скоро придется закрывать. Десять минут, и солнце совсем уйдет.

Уилл, насадив на вилку боб, глядел на друга.

Уилл: Нет, ты мне скажи: почему так? Всякий раз, как нам повезет, Нед Хоппер тут как тут? Он прямо как пёс нутром чует?

Боб хукнул на стекла бинокля и протер их рукавом. Они сидели в машине. У Боба на коленях остывал скудный ужин: свинины считай что и нет, одни бобы.

Боб положил бинокль перед рулём, поправил такрелку у себя на коленях и глянул на Уилла.

Боб: Потому, дружище Уилл, что мы с тобой чистые души. Вокруг нас сияние. И злодеи мира сего, как завидят его, радуются: "Эге, не иначе там ходят этакие милые, простодушные сосунки". И летят со всех ног к нам, погреть руки. Что нам делать?.. Не знаю. Разве погасить сияние?

Боб задумчиво зажевал. Уилл сложил руки лодочкой, подышал на них, растёр как следует.

Уилл: Да нет… Не хочется… Просто я надеялся, что, наконец, настала наша пора. Такой тип, как этот Нед Хоппер, только брюхом и живет… Когда только его гром разразит?

Некоторое время они молчат. Уилл с мрачным видом ковыряется в тарелке. Его взгляд случайно падает на ботинок. Поношенный, порванный ботинок. Он с удивлением на лице цепляет ботинок пальцем, потом, отпустив, длинным взглядом окидывает степь, чистое, без единого облачка небо. Удивлённо и растерянно спрашивает у друга.

Уилл: Боб… Дружище… Что мы тут делаем?

Боб (молчит, а потом, горько усмехнувшись): Живём как миллионеры…

Уилл: Что-то я не чувствую себя миллионером, Боб.

Боб: А ты старайся… Оглянись по сторонам… (Он вышел из машины) Это же прекрасно… Ты посчитай, кому сейчас выпал такой шанс, как нам. Кто ещё увидел этот мираж?

Уилл (тоже выходя в предночную свежесть): Ты так считаешь…

Боб: Сколько скитальцев здесь побывало?.. Уилл, да нам же повезло, как ни кому!

Они в который раз за сегодня молча огляделись по сторонам. И вдруг каждому показалось, что он попал на вечный праздник именин. Миллионы смертей и миллиарды рождений свершались в травах, и было это красиво и просто. Здесь всё было нетленно, бессмертно, как и миллионы лет назад, точно мир только успел отпраздновать своё рождение.

Запах у сумерек был душистый, свежий. Так пыхнет дом, в котором только что открыли духовку и извлекли на свет божий праздничный пирог. Так пахнет в церкви под Рождество…

И снова приоткрылась перед двумя друзьями завеса, и их словно озарило спокойствием.

Боб (едва слышно, про себя): Да… Ведь не хлебом единым…

Он помолчал, а потом по инерции приложил бинокль к глазам и вдруг удивлённо вскрикнул.

Уилл: Что такое?

Боб открыл дверь, вскочили, положил тарелку на своё место, и, не отнимая бинокля от глаз, бросился к краю холма.

Уилл быстро подошёл к нему сзади.

Уилл: Что такое, что?

Боб вдавил бинокль в глаза и громко расхохотался.

Боб (смеясь): Позор маловерам!

Уилл (выхватывая бинкль из его рук): Ну?

Уилл смотрел секунду, а потом тоже весело смеясь, воскликнул: «Так его!».

Уилл (смеясь): Да падёт меч карающий! Какое зрелище…

Они поделили бинокль, каждому по окуляру.

Уилл: Семь верст до небес!

Боб: И все лесом!

Торжествующе жужжали цикады, и старые напарники как в немом кино наблюдали крах Неда Хоппера. Старый скупердяй переминался с ноги на ногу возле машин. В вечернем сумраке было не разглядеть сидящих в машине. Было видно только, как мелькают разъярённые руки перед озадаченным и растерянным лицом Неда. Сидящие в ней люди энергично жестикулировали. Нед вручил им деньги. Машина окуталась пылью и уехала.

Компаньоны проводили её взглядом (она проехала прямо мимо их холма). Свет фар дрожали, когда машина подскакивала не незаметных неровностях.

До Боба и Уилла донеслись приглушенные расстоянием горестные вопли Неда. Крики тут же растворился в цикадном хоре.

Уилл: Гляди! Он возвращает деньги!.. Чуть не подрался с вон тем... А тот грозит ему кулаком! Нед ему тоже возвращает деньги! Гляди, еще нежное прощание... Еще!..

Уильям ахнул и расхохотался.

Уилл: Ого-го! Ты видел…

Мимо с шумом прокатывались всё новые машины. Они стали уже ехать так часто, что своим возмущённым рокотом перекрывали звуки степи. Последняя машина исчезла у горизонта.

Старина Нед исполнил какую-то яростную чечетку, хватил оземь свои очки и сорвал плакат и с силой бросил его с обрыва. Описав длинную дугу, разрисованный картон упал у подножья холма. Нед поднял руки и ужасающе выругался. До Уилла и Боба докатились только отголоски его брани.

Боб: Во дает! Не хотел бы я услышать такие слова.

Уилл отпустил бинокль и шагнул в сторону. Они напряжённо вслушивался в ругань Неда.

Уилл: Слушай, Боб, там ведь мираж…

Боб (вдруг замерев в молчании): Быстро поехали!

Они бросились к машине.

Крики Неда смолкли, грянул мотоциклетный аккорд и окружённый песчаными чёртиками, Нед укатил прочь, в том направлении, в котором он сюда явился.

 

Сцена 11

 

Свет фар пересёк плакат. Он становился всё ярче. Всё ближе звучал рокот мотора, и, наконец, мотор смолк, и фары померкли.

Боб поднял плакат, наклонил его, ссыпая пыль. Присмотревшись, он увидел, что это та сторона, на которой была реклама галстуков. Боб перевернул плакат. Обратная сторона была пуста.

Уилл (глядя ему через плечё, горестно): Нет, нет!

Боб: Боюсь, что да.

Сумерки сгустились, солнце прощалось с далекими вершинами, степь затаилась и смолкла. Двое стариков стояли на опустевшем мысу, среди исчерпавших пыль колесных следов и глядели на пески и загадочный воздух.

Чуть окрашенная в розовое золото заходящим солнцем, пустыня была пуста. Мираж пропал. Два-три пылевых вихря кружили, рассыпаясь у горизонта, и только.

Уилл (со стоном): Это он сделал! (обернувшись в сторну, куда укатил мотоцикл) Нед! Нед Хоппер, возвращайся, ты!.. Все испортил, негодяй! Чтоб тебе света не видать! Что бы тебе покойно не было!.. Боб, как ты можешь? Стоит, хоть бы ему что, как истукан! Ну почему ты молчишь, всё время молчишь!

Боб: Что ещё делать? Остаётся терпеть и ждать…

Уилл (полочал, а потом, вдруг сразу присмирев, опустошённо): Да, Боб, ты, наверно, прав.

Боб: А если про Неда… Мне его жалко. Старина Нед, давным-давно перестал радоваться. Ты подумай только – несётся сейчас на своём мотоцикле, в пыли. И так будет ехать десятки часов подряд, всю ночь, весь год, всю жизнь. Глядя только перед собой, и не видя самого главного. Как не пожалеть, когда представишь его. Добровольный каторжник, слуга своего кармана…

Уильям внимательно оглядел пустынный край.

Боб: Он так и не увидел того, что видели мы. Не увидел того, что видел любой. Даже на миг не поверил. А ведь неверие заразительно. Оно и к другим пристает.

Уилл: По-твоему, в этом все дело?

Боб (вздыхает): Кто его знает. Одно несомненно: когда люди сворачивали сюда, они видели город, города, мираж, называй как хочешь. Но попробуй разглядеть что-то, когда тебе все заслоняют. Неду Хопперу не надо было даже руки поднимать, чтобы закрыть своей лапищей солнце. Стоило ему появиться и театр - двери на замок.

Уилл (чуть не плача): Слушай, а нельзя... Нельзя нам снова открыть его? Что? Что нужно сделать, чтобы оживить такую штуковину?

Они окинули взглядом пески, горы, редкие одинокие облачка, притихшее бездыханное небо.

Уилл: Если глядеть уголком глаза, не прямо, а как бы невзначай, ненароком... Вдруг оно перестанет боятся, и покажется.

И они стали смотреть на ботинки, на руки, на пыльные камни под ногами. Степь молчала, медленно погружаясь в сумерки. Воздух становился всё прохладнее. Наконец Уильям буркнул:

Уилл: А точно ли это? Что мы чистые души?

Роберт усмехнулся.

Боб: Конечно, не такие чистые, как дети, которые побывали здесь сегодня и видели все, чего им хотелось. И не как те взрослые простые люди, которые родились среди золотистых полей, среди нежных ветров, и милостью божьей странствуют по свету, оставаясь в душе детьми. Нет, Уилли, мы с тобой ни те, ни другие, ни малые, ни взрослые дети. Но и у нас есть маленькое достоинство: мы радуемся жизни. Знаем, что такое прозрачное утро на пустынной дороге, знаем, как рождаются и гаснут звезды в небесах. Знаем толк в красоте.

Боб замолчал и поглядел на Уилла. Тот потихоньку, несмело вёл глазами в сторону пустыни.

Боб (шепотом): Видишь что-нибудь?...

Уилл (вздохнув): Нет, может быть... Завтра...

На шоссе, у самого горизонта, сверкнули две полоски света. Вечерняя тишина задрожала и лопнула. На шоссе показалась одинокая машина.

Они переглянулись. Глаза их вспыхнули исступленной надеждой. Но руки не поднимались и рот не открывался, чтобы крикнуть. Они стояли молча, глядя на пустой плакат, приваленный к их машине.

Машина пронеслась мимо.

Они проводили ее молящими глазами. Машина затормозила. Дала задний ход. Остановилась перед самым подъёмом. В ней сидели мужчина, женщина, два мальчика и девочка. Мужчина крикнул.

Лео: Уже закрыли на ночь?

Уилл: Да уже нечего...

Боб (перебивая): Он хочет сказать: ничего не надо платить! Последние клиенты сегодня, к тому же целая семья. Бесплатно! За счет фирмы!

Лео: Спасибо, приятель, спасибо!

Машина, рявкнув, въехала на площадку кругозора.

Уилл стиснул локоть Роберта.

Уилл (шёпотом, глядя на выходящих из машины людей): Боб, какая муха тебя укусила? Огорчить детишек, такую славную семью!

Боб (мягко): Помалкивай. Пошли.

Дети выскочили из машины. Мужчина и его жена выбрались на волю и остановились, освещенные вечерней зарей. Небо было сплошь золотое с голубым отливом. Где-то в песчаной дали запела птица.

Боб (на ухо Уиллу): А теперь смотри.

И они подошли к семье, которая стала в ряд, глядя на пустыню.

Уильям затаил дыхание.

Мужчина и его жена неловко прищурились, всматриваясь в сумрак.

Дети ничего не говорили. В их глазах сверкал чистый отсвет заката.

Уильям: Уже поздно. Кхм... Плохо видно...

Мужчина хотел ответить, но его опередил мальчик.

Саул: А мы видим... здорово!

Кэти: Да... Да! Вон там! И возле тех холмов.

Джозеф (он самый младший): Питер Пен! Корабль капитана Крюка!

Мать и отец проследили взглядом за их руками, точно это могло помочь, и...

Лина: Боже, на миг и почудилось... но теперь... хотя... Ну да, вот оно!

Мужчина присмотрелся к лицу женщины, потом напряжённо всмотрелся в горизонт, и лицо его разгладилось.

Лео: Да. Конечно же… Я вижу…

Уильям посмотрел на них, на пустыню, на Роберта: тот улыбнулся и кивнул.

Лица приезжих светились.

Кэти: О, неужели это правда?

Отец кивнул, озаренный видением, которое было на грани зримого и за гранью постижимого. И он сказал так, словно стоял один в огромном заповедном храме:

Лео: Да. И клянусь... это прекрасно!

Уильям уже начал поднимать голову, присматриваясь к небу, но Роберт прошептал.

Боб: Не спеши. Сейчас появится. Потерпи немного, не спеши, Уилли.

Уилл за этот день привык верить Бобу, и лишь, оглянувшись, хотел спросить что-то. Но он тут же сам сообразил, что надо сделать.

Уилл: Я... я стану вместе с детьми.

Боб с улыбкой кивнул и они, ещё раз переглянувшись, медленно прошли вперед и остановился за спиной мальчиков и девочки. Так он долго стоял, точно между двумя жаркими огнями в студеный вечер, и они согрели его, и он боялся дышать, стоял глядя себе под ноги. Наконец, набравшись решимости, медленно поднял глаза, осторожно направляя взгляд на вечернюю пустыню и сумеречный город.

И в легком облаке летучей пыли, из которой ветер лепил смутные башни, шпили, минареты, Уилл увидел мираж. Это было как морозная пряжа на зимнем окне, точнкие кружева. Город менялся, точно кто-то крутил в руках чудесный калейдоскоп.

И Уилл ощутил на шее, совсем рядом, дыхание Боба, который шептал, словно разговаривая сам с собой.

Поистине... диковинное диво -

Пещерный лед и солнца переливы...

Они долго стояли под сереющим небом. Ясными точками сверкнули на небе первые звёзды. А ветер всё нёс на своих крыльях эти слова.

Поистине... диковинное диво -

Пещерный лед и солнца переливы...

Они глядели во все глаза, пока не перестали видеть.

 

Эпилог

 

Нед Хоппер гнал мотоцикл вперёд. Он нёсся сквозь пустыню, пробивая ночную тишину как раскаленная спица – масло. Оглушающий треск мотора пугал ночных птиц и сверчков. Нед яростно давил на рукоятку газа, лицо его перекосила гримаса остервенения. Отблески мигающей фары придавали ему вид почти демонический. Свирепо светились отраженным светом очки, металлически блестел шлем.

Внезапно мотор закашлялся и захрипел, как раненая лошадь.

Нед (хрипло и яростно): Что такое?!

Мотоцикл начал терять скорость. Тёмный, густой дым повалил из двигателя.

Нед (ещё яростнее дёргая ручу): Ну?! Пшёл!

Мотоцикл остановился, дёрнулся, и опять остановился. Фара порывисто замигала.

Нед соскочил с седла и с силой ударил мотоцикл. Тот завалился на бок. Фара лучом слепо уткнулась в землю.

Нед сорвал с лица очки, повесил их на руль мотоцикла и проговорил что-то нечленораздельное, явно крайне нелицеприятное. Он огляделся по сторонам. Дорога, насколько хватало глаз, была пуста. Вокруг была одна лишь степь. На много сотен миль вокруг, холмистая, загадочная, бесконечная. Укрытая, точно тёплым одеялом, молчанием.

Сверчки, решив, что гроза миновала, снова запели свои песни. Точно решив им подпеть, мотоцикл тихо затрещал, и его фара померкла.

Нед, оказавшись в темноте, вздрогнул. Он, бормоча что-то, подошёл к мотоциклу, затряс его. Потом постучал по фаре. Ничего не помогало.

Нед: Это что, бунт?! Ну?!

Он ещё раз ударил мотоцикл. Очки слетели с руля и, пролетев метра три, упали в пыль.

Нед, не прекращая сыпать несвязными ругательствами, поплёлся к ним.

Он нагнулся и протянул руку, и вдруг замер. Неуверенно сделал шаг вперёд. Опустившись на корточки, Нед заглянул в стёкла очков. Там перемигивались звёзды.

Нед медленно встал на ноги и медленно поднял голову.

Над ним огромным полотном, бисерной вышивкой распростерлось небо.

Нед стоял на дороге в город своего детства. Там, внизу, ждала его мать, лёгкими дымками курились трубы уютных коттеджей. Нед, десятилетний мальчишка разглядывал звезды, и они были такими же, как сейчас, в степи.

Нед смотрел вверх, и лицо его больше не было грубым. Оно разгладилось, пожалуй, он даже сам себя не узнал бы. Нед был растерян, ошарашен.

Его лицо сверкало, как сверкало звездами небо. По щекам Неда быстро катились слёзы. Они бусинками капали на запыленные очки, лежащие на земле.

Стрекотали сверчки. Мотоцикл, бесформенной глыбой лежал за его спиной. Затрещало. Фара мигнула и её свет косо лёг на дорогу.

 

Конец фильма