Евгения Соловова

“Камни живые”. Роман

 

Синопсис

 

Это историко-философский религиозно-мистический роман с детективным сюжетом: в круге проблематики «вечные вопросы» «добра» и «зла», «греха» и его «искупления», смысла человеческой жизни и смысла смерти, «служения родине» и «патриотизма», «человека и государства» и «государства в человеке», и т.д. То, что присуще традиционному русскому роману.

О нем можно сказать, как о порядочной женщине – без предрассудков, но с моралью.

В основе сюжета – реальные, но не документированные, факты: организация и нелегальный переход через границу из Латвии в Советскую Россию православного архиепископа и судьбы участников «операции».

Основное действие романа затрагивает события с июля 1931-го по начало весны 1932 гг. с «отступлениями» в 1917-1928 гг. и после 1932 г., когда рассказывается о судьбах действующих лиц - реальных исторических личностей: известных и тех, которые «выпали» из истории, современные историки и Рассказчик, имя которого не называется, но который Свидетель всего происходившего.

Книга написана в современной манере, которая отражает эклектичность мышления человека конца XX - начала XXI в., помещенного в огромное информационное пространство, и потому по форме далека от классического романа XIX-XX вв.

Произведение строится как рассказ о прошлом, а потому в нем нет глав. Внутреннее действие периодически прерывается диалогами современного персонажа по имени «я» с историками и персонажами, которых уже нет в живых. Они соглашаются или спорят с «я», уточняют какие-то события историческими фактами и деталями, объясняют, что происходило на самом деле, обвиняют «я» во лжи или глупости, и т.п.

 

[Фрагмент. Действие происходит в Риге в конце 1929 г.]

 

Человек, посетивший владыку Евсевия и принявший имя "Сергей Сергеевич", оказался в Нарве по своей воле: его попросили помочь, и он согласился.

Никогда раньше он не встречался с Евсевием и даже не слышал о нем.

Не был церковным фанатиком, хотя дома часто вслух пел гимн "Коль славен Наш Господь", который сопровождал его предыдущую жизнь до отъезда за границу - в кадетском корпусе, в военном училище, в действующей армии на фронте Великой войны и позже в Добровольческой.

В церковь же ходил только по двунадесятым праздникам и особенно любил службу в день своих именин, когда священнослужители, хор и все собравшиеся многократно повторяют: "Величаем вас, Архангели и Ангели, и вся воинства, Херувими и Серафими, славящия Господа."

В тот день своих именин в конце службы он подошел приложиться к кресту, и священник попросил его задержаться, а когда в церкви кроме служащих, занятых хозяйственными делами, не осталось людей, вынес письмо.

- Просили передать, - сказал настоятель и тут же быстро ушел.

Он убрал письмо в карман, чтобы прочитать дома, и вышел из церкви.

Оно оказалось из совдепии от старого знакомого. Тот спрашивал, не может ли он помочь одному священнослужителю, оказавшемуся за границей, вернуться к Матери Церкви.

К нему уже обращались с предложением организовать проходы на ту сторону, и не кто-нибудь, а его бывший командир во время великой войны и боевой соратник по Добровольческой армии генерал Кутепов, позже один из руководителей Русского Обще-Воинского Союза.

 

- Нашли, кого вспоминать в приличной книге! - непонятно как влез в чужие трудные, а потому медленные, размышления консультант. - Руководителя террористов!

- Диверсантов, - поправила я. - Террористы и "бомбисты" - то другие: "народовольцы", большевики и прочие, а РОВС действовал только против военных и с гражданским населением не воевал. Помните взрыв в Центральном партклубе в Ленинграде или неудавшийся в общежитии ОГПУ в Москве?!

- Я о другом! - отмахнулся мой собеседник. - Если заговорили о РОВСе и Кутепове, обязательно укажите, что и на невидимом фронте мы победили. Нравственное превосходство над противником - вот главный источник силы КРО двадцатых!

Поняла, о каком "КРО" идет речь: контрразведывательный отдел, созданный по майскому 1922-го решению коллегии ГПУ. Который, по замыслу отцов-основателей, был должен бороться с иностранным шпионажем, белоэмигрантскими центрами и подпольными контрреволюционными организациями на территории Советской России. Но, как часто бывает в жизни, вышел за установленные пределы границ.

- Именно КРО внедрил и стал широко использовать новый метод работы - создание легендированных организаций в белоэмигрантской среде - "Трест", "Синдикат-2", "Синдикат-4". Помните, как поймали Бориса Савинкова? Операция "Синдикат-2". Операция "Трест" описана в учебниках для спецслужб многих стран! Видели фильм?!

Фильм "Операция "Трест" по роману лауреата Сталинской премии помню: в далекую пору студенчества писала по нему курсовую и смотрела несколько раз - классика советского телевизионного кино.

К счастью, фильм намного умнее и по трактовке тоньше романа. Потому что сценарий к нему написал мой учитель.

Прекрасно помню мягкого и наивного, до революции - царского сановника, действительного статского советника, по "Табели о рангах" генерала, Якушева, в 20-х - работника советского наркомата, который после ареста неожиданно осознал правоту, мудрость и нравственность чекистов и помог заманить в большевистскую Россию английского разведчика Сиднея Рейли и обмануть недоверчивого генерала Кутепова. Очень обаятельный актер в роли Якушева!

- Смотри, красная сволочь, как гибнет русская интеллигенция! - кричала в том фильме окружавшим ее чекистам прежде, чем выстрелить в себя, экзальтированная террористка Мария Захарченко, и была не права: во-первых, сама она интеллигенткой не была и не зарабатывала на жизнь умственным трудом, а была богатой пензенской помещицей-конезаводчицей и позже добровольцем на первой мировой и офицерской женой, а, во-вторых, потому, что предавая себя и других, русская интеллигенция сама себя убивала, но не стрелялась. Потому что боялась оружия.

По воспоминаниям знавших, у настоящей Марии Владиславовны Захарченко, в девичестве Лысовой, в Великую войну кавалера двух Георгиевских крестов за личную храбрость и преданного сподвижника генерала Кутепова, как у всех настоящих фанатиков, не было сильных эмоций - их заместила идея.

Уверена: последнюю пулю реальная Мария Захарченко использовала на врага.

Спасибо моему учителю: в конце 60-х, уже после окончания "хрущевской оттепели" в начале "периода застоя", возможно, сам того не сознавая, - по крайней мере, никогда не говоря об этом вслух, - он поставил зеркало перед каждым советским телезрителем.

Еще пол-моей-жизни назад на одной из своих книг он оставил мне дарственную надпись словами Екклесиаста: "Многие мудрости порождают многие печали", и от себя - только для меня - добавил: "а ты не хочешь печали", но никогда больше к этому не возвращался.

Подтвердил диагноз, поставленный Петром.

Потому что, как и тот, заменил мне отца, приняв после смерти Петра, которого, конечно, не знал, невидимую эстафетную палочку.

Наверное, Бог ему сказал. Он же только сделал, приняв Слова за собственную интуицию.

Господи, Ты мне их дал и им дал меня – и они исполнили волю Твою осознанно или неосознанно. В отличие от меня – плохой дочери. Чтобы оставшуюся мне земную жизнь благодарить Тебя за них и просить у них прощения.

 

Оба - и Кутепов, и Сергей Сергеевич - были рады встрече.

Вспоминали знакомых, вместе с которыми воевали, помянули ушедших и живых. Александр Павлович рассказал, кто и чем занимается, проживая в Европе, и подробнее об общих знакомцах в Сербии, где жил после экстернирования из Болгарии прокоммунистическим правительством, и в Париже, куда несколько раз выезжал, а он слушал и молчал и не сказал, что за минувшие годы по служебным делам дважды был в Париже и с некоторыми из них встречался.

- Почему?! - спросил Кутепов, когда он отказался. - Что не трус, я знаю: на германском фронте, когда мог не участвовать в боях, шел вместе со всеми... И на юге не прятался за чужие спины - сам воевал...

Да, он мог не брать в руки винтовку и в солдатской шинели не вставать в цепь, а находиться в штабе, как некоторые его коллеги - контрразведчики из других полков, - но чтобы узнать людей, с ними нужно идти в атаку.

Не хотел говорить, что через бывших коллег до него доходили сведения о больших потерях среди уходивших в совдепию. Специально ездил в Польшу - встречался с людьми и даже один раз перешел границу.

Тогда понял: провал не в районе границы - не на "окнах", а позже и раньше.

Генерал тоже молчал - знал: для кадрового офицера боевые действия в тылу врага - продолжение действий на фронте, и не они - причина отказа.

- Почему?! - еще раз спросил Кутепов, и тогда он ответил:

- Я не верю в серьезные антибольшевицкие организации на той территории.

Ему не хотелось напоминать события весны 17-го, когда прибывшие на пополнение маршевые роты принесли с собой большевицкую заразу.

У него до сих пор в ушах крик "На штыки Кутепова!" и перед глазами безумные лица тех, с кем полковник и его офицеры в одном строю воевали на передовой, не кланяясь пулям.

Они сливались в сплошное полотно, снизу обрамленное направленными голыми штыками, и окружали группу со всех сторон.

Полковой адъютант капитан Малевский-Малевич, на ходу доставая из ножен парадную шашку, попытался встать впереди командира, но тот отодвинул его в сторону.

Какой смысл вставать впереди, если вокруг такие же?! Лучше бы пришел им на подмогу, а то сзади они были только вдвоем с молоденьким прапорщиком Чижовым, у которого от страха наган ходил ходуном. Он же стоял наготове, подпирая левой рукой кисть правой, чтобы стрелять по дуге, и внимательно изучал, чтобы запомнить, лица тех, кто кричал.

Позже он преодолел сопротивление командира полка и настоял на выводе их с переднего края в дальний резерв - тот думал: переменятся.

Тогда их остановил спокойно командный голос Кутепова: "Преображенцы, ко мне!", прозвучавший привычно, как всегда перед наступлением: "Преображенцы, вперед!".

Как овцы пастыря, они узнали его по голосу и услышали. Сейчас они его не услышат.

Он, что, забыл последовавшее лето, когда, наслушавшись большевицкой агитки о "братстве народов", бежали с фронтов целые полки?! Когда Юго-Западный фронт держали только гвардейцы - их Преображенский и Семеновский. Остальные покидали позиции или кидались "брататься" с немцами.

Он, что, забыл спокойный - еще не погрузившийся по колена в кровь от большевицких расстрелов - Курск и свое обращение с просьбой собрать пять тысяч подков для перековки лошадей? Не помнит торжественную депутацию из "почетных граждан", которые, откровенно насмехаясь, вручили десять штук?!

Он, что, думает, реки крови пробудили героев?!

И чтобы прервать затянувшуюся паузу, Сергей Сергеевич пояснил:

- Я не знаю людей, к которым должны придти те, кому обеспечу проход. Если там их арестуют, то подозрение падет на меня и моих людей.

 

- Сила спецслужбы, прежде всего, заключается в надежности ее кадров, в качестве и возможностях тех, кто составляет ее святая святых - негласный аппарат, - заметил специалист по истории советских спецслужб, ставший консультантом не по своей воле, а цитатой из публикации в Интернете.

Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы.

Не я сказала.

 

Если в Москве, Ленинграде, Тамбове или Казани случится провал, то виновным в гибели людей будет он, Сергей Сергеевич, - как звено цепи.

- Их знают другие, которые занимаются всей организацией, - ответил тогда Кутепов. - Люди из моего окружения...

Те, кто отправляют людей в совдепию, перед собственной совестью и людьми отвечают за их безопасность на всем пути. Вплоть до возвращения назад.

Разговор состоялся в то время, когда ОГПУ начало создавать агентурную сеть в Европе - буквально кишеть его агентами Париж стал позже, несколько лет спустя.

Чекисты использовали разные способы, чтобы привлечь эмигрантов к сотрудничеству: бывших белых офицеров, создавая у них комплекс неполноценности из-за военного поражения, интеллигентов, играя на "ответственности ее перед русским народом", и со всеми спекулировали на патриотизме - бросили Матушку-Русь...

Так большевики начали психологическую войну по всем фронтам.

- В вашем окружении много разных людей, - отозвался Сергей Сергеевич, не назвав поименно тех, которым не доверял, и вдруг - к удивлению генерала - совсем по-мальчишески просвистел музыкальную фразу только начавшего входить в моду романса.

Замело тебя снегом, Россия,

Запуржило седою пургой,

И холодные ветры степные

Панихиды поют над тобой...

- Они и сюда добрались?! - удивился Кутепов, и, отвечая ему, Сергей Сергеевич молча кивнул головой.

Спросил о своих близких друзьях - знаменитой русской певице, исполнительнице романса, и ее муже - известном генерале Добровольческой армии, ставшем антрепренером своей жены, но не задал себе вопрос: почему, подробно рассказывая о заграничном гастрольном турне - о Польше, Праге, Берлине, Брюсселе, опять Берлине, Белграде, не говорили о Риге и Таллине?

Наверно, просто забыли - ну, что такое Рига и Ревель для примы, которой восхищался цвет российских столиц?! Европейская провинция!

Сергей Сергеевич не выразил должный восторг от выступлений и не стал хвалить генеральских друзей, а потому тема сама собой закрылась.

Не стал говорить, что, хотя билеты стоили очень дорого - дороже, чем на европейских оперных знаменитостей, - они с женой сидели в первом ряду, и ухватил выражение глаз вышедшего до начала концерта на авансцену невысокого генерала, теперь антрепренера, когда тот рассматривал зал.

На Сергея Сергеевича внимания не обратил: был в дорогом костюме - эмигранты в таких не ходят, - но бросил внимательный взгляд на бриллианты жены и оценил.

Сын всего-то коллежского асессора! После военного училища все время воевал, а потом стал ездить с женой, организуя концерты. Откуда?!

Сергей Сергеевич, чтобы генерал не перевел взгляд на мужа и не узнал, - если узнает и подойдет, почему-то не хотел говорить, чем сейчас занимается, - резко встал и быстро повернулся к нему спиной: перед началом спектакля мужчинам из первого ряда принято стоя крутить головой по сторонам, находя в зале знакомых, чтобы поприветствовать их и показать свое место.

Не объяснять же каждому, что бриллианты не женины, а фирмы, которую он, имея солидные рекомендации и пройдя специальное обучение, чтобы разбирался в золоте и камнях, представляет в Латвии и Эстонии! И надеты для рекламирования. Где ж рекламировать драгоценности, как не на театре?! Да и билеты в первый ряд куплены потому, что свет со сцены хорошо падает и блеск привлекает внимание соседей из трех ближних рядов - потенциальных клиентов. Он же, Сергей Сергеевич, их охраняет.

Тогда и проследил его взгляд - выискивал в зале людей в военной форме.

Не сказал Кутепову и о разговоре, который услышал случайно при выходе из театра: представитель солдатского объединения жаловался другому, что договориться с генералом, чтобы завтра, в следующий концерт, на стоячие места на галерке бесплатно пустили увечных воинов, не удалось - тот запросил огромную сумму. Словно не понимает, что солдаты с трудом находят работу и едва выживают, тем более инвалиды, - откуда ж на театр?! Опять, как в царские времена, офицеры их за людей не считают! Как будто не проливали вместе кровь!

Дома взял деньги из запасных фирмы и те, которые не успел отослать, и тут же отнес знакомому, связанному с руководством солдатского объединения, чтобы срочно, в тот же вечер, не называя его, передал их начальству - пусть сами распорядятся, как использовать.

Объяснил просто: нашел на улице. Конечно, тот не поверил: с такими деньгами пешком не ходят, но ничего не сказал.

Наутро, когда было уже прилично звонить, первым делом поставил в известность директора об израсходованных деньгах, конечно, не говоря на что, и обещал вернуть. Его попросили выслать расписку и почему-то предупредили, что заверять у нотариуса не обязательно, но он все равно оформил в нотариальной конторе, и в тот же день отправил хозяину ценным письмом с уведомлением о вручении, а копию - телеграфом.

Деньги брал у хозяина, а не у фирмы или директора, ему же должен вернуть. Известно: во все времена - читай внимательно Библию! - управляющие обманывают и обворовывают хозяев.

Конечно, очередную проверку прошел - не подвел людей, которые порекомендовали его владельцу фирмы.

Среди них - генерала Кутепова: дал письменную рекомендацию еще в Галлиполийском лагере, когда Сергей Сергеевич получил известие от сестры. Она писала, что солидная фирма ищет представителя в новых странах, суверенных Латвии и Эстонии, - компании, торгующие золотом, себя не рекламируют и не дают в газетах объявления о найме сотрудников - и просила взять рекомендацию у начальника. Командира, под началом которого он служил.

Прежде, чем писать, Кутепов спросил, куда будет представлять, а на честный ответ "В компанию по торговле золотом", засмеялся:

- Боевой офицер станет торговцем!

Прослушал конец или забыл, что во все времена войны обычно ведут за власть и за золото, а территория - само собой разумеющееся, но дал хорошую рекомендацию, указав как основное качество своего подчиненного надежность. Конечно, учел психологию хозяев.

Первой дала рекомендацию подруга их семьи – она же близкая знакомая семьи хозяина фирмы: знала Сергея Сергеевича с детства.

Рекомендацию дала и старая клиентка фирмы, правда, бывшая, - теперь золото и драгоценности не покупала - вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая видела Сергея Сергеевича дважды в жизни – в детстве и молодым офицером, вскоре после окончания военного училища, но хорошо знала его маму, свою бывшую фрейлину, и фактически рекомендуя маму, порекомендовала сына. А он, заказывая панихиды по убиенной царской семье, молился о ее расстрелянных сыне, невестке и внуках.

В тот же день он честно сообщил сотрудникам, что не в состоянии платить им зарплату, и готов выплатить выходное пособие и дать рекомендацию каждому своему бывшему подчиненному.

Последним к нему подошел пожилой, опытный бухгалтер и предложил оставить его еще на месяц: все равно кто-то должен делать отчет, а за этот месяц он обучит его составлению отчетности.

Сергей Сергеевич попросил задержаться на два - если с первого раза не поймет.

Пригласил на работу только одного - нового - человека. Чтобы охранять сейф в его, Сергея Сергеевича, отсутствие, когда нужно, ночуя в его доме.

Он сменил дорогую квартиру на более дешевую, но с привратником, чтобы в случае необходимости вызвал полицию, и все дела, включая сейф с драгоценностями и золотом, перевел в дом. Свел свои расходы к минимуму, а жену попросил на время отказаться от няни.

Хорошую выбрал жену.

Деньги постепенно вернул. Заработал.

Больше полутора лет возвращал.

Просьба Сергея Сергеевича поставлять золото не слитками, а в виде небольших кусков и мелких предметов из золота самой высокой пробы и самого низкого ювелирного качества, не предназначенных для ношения, у руководства фирмы вызвала удивление - в Европе мелкие предметы из золота, которые нельзя надеть, покупают только самые богатые люди и прежде всего обращают внимание на работу ювелира, - но сочли, что представителю на месте виднее, и отправили небольшую партию, а товар очень быстро разошелся - намного быстрее, чем в слитках, - и вскоре потребовалось отправить еще. Затем еще и еще, а потом - регулярно.

Он еще больше похудел и почернел, все время пребывая в разъездах по хуторам и убеждая недоверчивых богатеющих крестьян не класть деньги на банковский счет - управляющие могут провороваться и банк лопнет, как уже не раз бывало в старые времена; не вкладывать их в ценные бумаги - могут обесцениться, а биржевые дельцы часто обманывают простых людей; не покупать дополнительно землю - если к власти придут латышские большевики, могут экспроприировать, как в Советской России; не держать накопления в виде бумажных денег - при пожаре могут сгореть; а менять их на золото и драгоценности, пусть самые маленькие, - на черный день. Который может придти в любой момент. Как вор.

Золото имеет цену во все времена.

И давал советы, где лучше прятать ценности от реальных воров. Искать иголку в стоге сена не будут. Пусть даже золотую!

Брали мелкие предметы - фактически кусочки золота, а не драгоценные камни, - не разбирались в камнях.

Тогда-то узнал людей и прибавил к свободным французскому и немецкому латышский и бытовой эстонский - почему-то эстонцы, с которыми он имел дела, предпочитали говорить по-немецки, а в той части Эстонии, которая раньше была Лифляндской губернией, по-прежнему говорили по-эстонски, латышски и русски.

Позже перестал ездить по хуторам: по приезде в город крестьяне проверили свое золото у ювелира, и он, подтвердив высокую пробу, предложил большие деньги, чем отдали Сергею Сергеевичу.

Теперь, предварительно договорившись, встречался в городе в базарный день – ездил по городам.

Спасибо жене - за все время не задала вопросы: почему, имея большой доход, семья продолжает жить по-прежнему скромно? и почему, зарабатывая огромные деньги, он этих денег не получает?, а по ночам, давая ему поспать, аккуратным почерком переписывала отчеты для начальства и по его черновикам составляла бухгалтерские ведомости. Только однажды, когда он, обняв ее, спросил, почему у них всего один ребенок, заплакала: без слов поняла – выплатил всё.

Преуспевающий коммерсант Сергей Сергеевич. Он же представитель солидной европейской фирмы, через которую Латвийское казначейство пополняет золотой запас страны и по рекомендации которой решило вопрос о хранении его в заграничном банке. Он же скромный "Почетный гражданин Латвийской Республики", который всячески препятствует публичному почету и даже настоял, чтобы в газетах не публиковался снимок, на котором премьер-министр вручает ему знак. Он же торговый агент. Он же бухгалтер. Он же коммивояжер. Он же охранник больших материальных ценностей. Он же кассир. Он же русский эмигрант. Он же доверенное лицо готовящихся к эмиграции. Он же друг местной полиции. Он же надежный человек для промышляющих кражами драгоценностей. Он же хороший посредник при выкупе украденных семейных реликвий и других украшений. Он же помощник не афиширующих доходы. Он же... Один во всех лицах и во всех лицах один.

Единственное "не" - не занимался политикой: ни в каких организациях не состоял. Когда предлагали участвовать, тут же решительно отказывался - говорил:

- У меня семья.

То ли из-за того, что не хотел создавать ей какие-то проблемы, то ли потому, что выше всего в своей жизни ставил семью, то ли потому, что все свободное время отдавал семье...

Политикой даже не интересовался: выписывая или регулярно покупая серьезные европейские газеты, отсматривал только биржевую колонку, красным карандашом подчеркнув цены на золото.

Так доносили.

Однажды осенью 22-го, через год с небольшим после введения правительством российских большевиков новой экономической политики, через несколько месяцев после удачной для них Генуэзской конференции и выгодного Рапалльского договора с германским правительством, по которому Германия и РСФСР отказывались от возмещения экономических претензий друг к другу и Германия признавала национализацию германской государственной и частной собственности на территории Советской России, после успешного, если судить по советским "Известиям", изъятия церковных ценностей, просматривая опубликованные официальные сведения о стоимости золота, он зафиксировал рост цены и сказал:

- Скоро конец их НЭПа!

Не потому, что имел какое-то предубеждение против большевиков, а потому что они не изменились и никогда не изменятся - опять все отнимут и заберут. И те, кто раньше имели дело с большими деньгами, понимают, с кем имеют дело сейчас, и, теперь зарабатывая хоть какие-то, скупают золото.

Сами большевики понимают, что у людей нет оснований им доверять и в свою очередь не доверяют им, и, стремясь удержать власть любой ценой, пойдут на любые меры.

Голод в Поволжье организовали искусственно - мир устроен четко: если в каком-то месте недостаток, то в другом - избыток. Нужно же, чтобы не было ни избытка, ни недостатка.

Не знал и никогда не узнает - в газетах об этом не писали, - что недалеко от Поволжья на запасных путях стояли товарные вагоны с зерном, и зерно в них гнило, а, потому, что сказал только себе, его слова документально не зафиксированы.

При той встрече не стал говорить Кутепову о чужих деньгах: его долг касается только его, Сергея Сергеевича.

Дело не в воинском братстве - любящий что-либо сверх меры не надежен.

Как генерал, который смотрит на бриллианты не как антрепренер: на сцене всегда выступают в фальшивых - только издалека, из зала, кажутся настоящими.

И как те, кто, крепко держась за общее прошлое, верят на слово и принимают изумруды на псевдо-русском костюме актрисы за стекло, а бриллианты в ушах - за стразы.

Или как те, что, всеми силами цепляясь за власть, кричат о всеобщем равенстве и строят рай на земле. По своим представлениям, а потому скорее похожий на ад.

Равенства нет и у Бога: Он дает всем различные дары и каждому – свой, и после земной жизни одни получают Царство Небесное, другие - место в аду.

Больше на выступления приезжей знаменитости не ходил - за все будущие гастроли в Риге и Таллине с ними расплатился сполна.

Жена, любительница музыки, которой ничего не сказал, ходила, - конечно, не в первый ряд и без драгоценностей, - но потом тоже перестала, - сама: в день концерта почему-то стали возникать срочные дела с детьми.

 

- В незримом столкновении всегда действуют коллективы людей, и невозможно на все сто процентов проконтролировать того, кто выдвинут вперед и действует в агрессивной и враждебной среде, - через публикацию в Интернете проконсультировал историк спецслужб.

 

О работе на ОГПУ певицы Плевицкой, исполнительницы неофициального гимна российской эмиграции, стало известно еще при ее жизни. Как и о сотрудничестве ее мужа Скоблина, после гибели генерала Кутепова второго человека в РОВСе.

В отличие от жены, которую арестовали и позже осудили на двадцать лет каторжных работ и на десять запрещения проживать во Франции, так и умершей в тюрьме, Скоблину удалось скрыться. Хотя непосредственно участвовал в похищении в Париже агентами ОГПУ следующего председателя РОВСа - своего начальника генерала Миллера - в сентябре 37-го: сам привез на собственном автомобиле и передал из рук в руки.

Правда, уже после гибели Кутепова.

Генерала Миллера расстреляли в мае 39-го во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке, а тело сожгли в крематории. В бывшем Донском монастыре.

Источники происхождения огромных средств импрессарио и его жены французское следствие не смогло обнаружить. Бухгалтерские расчеты лишь показали: такие средства не могли быть доходами от концертов.

Человек, проживавший в Советской России и знавший Скоблина в детстве, а потом пути их разошлись, однажды в разговоре случайно вспомнил, что мальчиком тот любил сам с собой играть на земле камешками. Наверно, сказывались задатки будущего военачальника.

А в моей голове противной занозой торчит вопрос: кто, где и как потрудился, чтобы за пять лет превратить стекляшки на костюме Плевицкой в драгоценные камни? В гражданскую - мародерствуя на фронтах? Или позже - выламывая из иконных окладов?

Бог всем судия.

Лучше закрыть его мыслью о крестьянах, которые через несколько лет – во время экономического кризиса - и позже с благодарностью вспоминали Сергея Сергеевича, чтобы современный этнограф мог написать: "Уровень жизни крестьян на присоединенных землях был высок. В 1940-м году красноармейцы с удивлением отмечали, как богато жили местные крестьяне по сравнению с колхозниками в СССР... В латышских крестьянских семьях была традиция - иметь небольшие золотые вещи и на свадьбу дарить молодым..." На их черный день.

Честь и хвала основателю местной народной традиции - русскому офицеру! Тому, кто, уповая на милость Божию - чтобы успеть вернуть долг - и надеясь на собственный опыт - чтобы защитить от грабителей, - в мороз и в распутицу через леса и болотистую местность в одиночку шел на отдаленные хутора, неся на себе золотые предметы - туда и большие деньги - обратно.

Слово Божие несли другие.

 

Кутепов молчал, потому что лучше, чем его собеседник, знал: из пяти, отправляемых в Россию, возвращались один-двое. А тот не стал говорить, что, не дожидаясь просьб, установил контакты с людьми на той территории. Конечно, не связанные с золотом.

- Вы знаете не хуже меня, - прервав молчание, сказал он тогда Кутепову, - армия не может идти в наступление, когда позади ее те, кто стреляют ей в спину.

И генерал молча с ним согласился.

 

Другие фрагменты романа опубликованы на сайтах