Она, действительно, была великолепна! Просто чудо, как хороша, колоритна. Эта женщина взбудоражила своим поведением все безлико-доброжелательное соседство своих соотечественников-голландцев. Маленькая, язвительная, стремительная в движениях, импульсивная, суперсексуальная, Как полагается добропорядочной стерве, она независимо, гордо шествовала мимо всех, не желая видеть никого и ничего. Громко и резко хлопала дверью, с истерическим надрывом звала свою собаку, выпускаемую бегать без поводка... А как ярко высвечивались все эмоции на ее строптивом лице! Досада, раздражение, нетерпение... Бывало, она окидывала меня презрительным взглядом и резко отварачивалась, не скрывая неприятия. И я с удовольствием констатировала факт, что выгляжу, пожалуй, классно!

 

Меня удивляли, а порой и восхищали искренность ее эмоций, мгновенный взрыв неистовства, абсолютное неумение приспосабливаться к окружающему миру. В ней было столько экспрессии, столько непосредственности, что ее, голландку, переплюнуть в этом не смогла бы даже иностранка!

 

Именно ее рождения не хватало этой мирной голландской земле. Ее необузанность и мятежность способны были компенсировать все сущестующие комплексы, заключенные в рамки приличия.

 

До какого-то момента ее проживание в нашем доме я воспринимала как забавную для себя игру. Но когда я поняла, что вся ее стервозность- только следствие безнадежного одиночества, ее незащищенности и отчаянной тоски...Когда я поняла, что она просто патологически не умеет ладить с людьми и, пытаясь защититься от мира, демонстрирует себя в качестве мальчиша-плохиша...Тогда и пришел конец моей тайной игре...

 

Как-то вечером под окнами Стервы скучковались соседи. Благообразные и медлительные,они устремили взоры наверх, откуда доносились истерические рыдания и грохот. Затем полицейские вывели ее из дома и усадили в свою машину. Плачущую, униженную, умоляющую, пьяную. Насладившись спектаклем, люди долго не расходились, покачивали головами, обсуждая чужое падение.

 

Потом я встретила ее на улице, прогуливающую собаку. Еще более непримиримую, еще более нервную и независимую. Я вдруг захотела ей что-то сказать. Но вовремя остановилась, вспомнив о характере этих последовательных, гордых стерв. !

 

И вновь покатились дни... Однажды ее начал сопровождать кукольно красивый юноша лет 22-х. Он безотвязно семенил за ней повсюду, услужливо открывал дверь ее машины, беспрекословно следовал ее желаниям, отражавшимся на ее лице и в коротких окриках. Нет, это была не кроткая привязаность сына. Это была рабская благодарность приживалы. С виду Альфонс был очень застенчивым. Его явно коробила ее бесцеремонность слюдьми. Он при этом краснел, прятал взгляд... !

 

Однажды приехашей ко мне подруге улыбнулось счастье лицезреть Стерву. Подруга замешкалась у выхода дома и , наблюдая за ней, с интересом спросила: « И она-голландка?»

- Она - самая натуральная и самая замечательная стерва,- не без гордости сообщила я, - а у стерв не может быть национальности.

 

Нет, ничего не екнуло в нас, когда мы увидели рядом Альфонса. Не екнуло, несмотря на его пристальный взгляд, как бы споткнувшийся о нашу русскую речь. С той поры при встрече со мной, он странно поглядывал на меня. И ( о, чудо!) здоровался, рискуя навлечь на себя гнев своей Стервы. Он не рассматривался мной как интересный экземпляр, а потому я никак не расшифровывала его перемену.

 

Как-то , вынимая почту, я вздрогнула, услышав русскую речь: - Простите, вы-русская?—спрашивал меня... Альфонс

- Почти,- ответила я.

- Вы из России?-продолжил он.

- Почти,-повторила я.

- Вы знаете, в Голландии я никого не знаю, а так хочется поговорить с кем-нибудь из наших,-произнес он деликатно.

 

Он рассказывал о себе. О том, как жил в России. О том, как познакомился с моей соседкой- через посредничество брачной фирмы. Дама искала хорошенького иностранца. Он- женщину из ЕС. Им повезло. Да, она старше его в 2 раза. Но разве это так плохо, если она еще хороша собой и самое главное.—посулила ему сделать вид на жительство в своей стране?

 

- Только знаешь, продолжал он,- ты была права, когда сказала подруге, что она стерва. Вот уже тянется год, а ее обещания о моей легализации, остаются обещаниями. А знала бы ты, что приходится терпеть от нее!

 

Нет, этого я знать не хотела. Мне было лишь жаль Стерву. Хотя...мне уже давно не хочется ее так называть.