не сплю по ночам уже на протяжении двух месяцев. Вы, наверное, даже не задумывались никогда, насколько страшно спать одной в темноте. Под телевизор особо не заснешь. Нет, я знаю таких людей, которые легко вырубаются, скажем, под журчание телеканала «Культура», но я к ним, к сожалению, не отношусь. Два месяца.

Каждый вечер я приезжаю с работы в свою пустую квартирку, включаю свет только в прихожей, чтобы раздеться и видеть очертания других комнат и не привлекать внимание тех, кто сейчас проходит мимо моих окон. Потом пробираюсь к дивану, нажимаю кнопку на пульте телевизора, и только после того, как комната озарится неярким голубоватым светом, иду и выключаю свет в прихожей. Я закрываю входную дверь на два замка по два оборота, проверяю, хорошо ли держится черная изолента на «глазке» и только после этого ложусь на диван и закутываюсь в плед. Телевизор у меня всегда работает без звука, чтобы я могла слышать, что происходит на улице и за стенами у соседей. Если мне кажется, что картинки слишком яркие и сменяются настолько часто, что это можно заметить, проходя мимо моего окна, я накрываю экран полупрозрачным шифоновым шарфом. У меня все продумано.

Так я лежу всю ночь. Глядя на сменяющие друг друга картинки через вуаль шифона, я напряженно вслушиваюсь в любые шорохи и звуки извне. Я очень боюсь. От страха потеют руки, а вырабатывающийся в крови адреналин даже от шороха ветвей деревьев за окном прогоняет остатки сна.

Наверное, я боялась бы меньше, если бы жила не одна. Но мне страшно пускать в квартиру чужого человека. И страшно знакомиться с кем-то, чтоб этот кто-то не был чужим. Я привыкла так. Так мне проще и даже, наверное, лучше.

Утром я встаю с дивана, растираю онемевшие ноги, выключаю телевизор, одеваюсь, пью чай и выхожу на работу. Душ я не принимаю. Душ – слишком большая роскошь для человека, который всего боится. Я могу позволить себе только ванну, и только по выходным, и только в светлое время суток, и только так, чтобы при наборе ванны напор воды был очень слабым. Я должна СЛЫШАТЬ. Иначе я могу пропустить момент, когда кто-то зашуршит отмычкой в замке, или заскребется в попытке влезть в окно, или подойдет тихими шагами ко мне со спины. Если такое случится, я должна успеть. Не убежать, нет! Я должна успеть сначала тихо вызвать ментов, потом взять что-нибудь режущее или колкое и, скажем, перерезать вены или воткнуть себе шило в горло. Вы только представьте: эта мразота лезет ко мне в квартиру, а я – уже труп. Он будет смотреть на меня умирающую и охуевать, а я буду истекать кровью и улыбаться. Потому что, теперь ты, сука, которую я так боялась и так ждала, единственный и последний, кто видел меня в живых, единственный, кто оказался на месте преступления, единственный, на кого падут подозрения! Ты же наверняка ухватишься с испугу и за шило в моем горле, и за лезвие в моей руке, вымажешься в моей крови, наследишь в квартире, как последний лох. Ты уже никуда не денешься. Я же вызвала ментов. Ха! Это будет просто волшебно. Это будет мой триумф! И я наконец-то высплюсь. Потому что, как не крути, а мой нынешний образ жизни в постоянном страхе и ожидании очень выматывает.

Но! Я отвлеклась. На чем я остановилась?

Да. Утро.

Я выхожу на работу. Два замка на два оборота. Бегом до метро. Главное, двигаться достаточно быстро и близко к людям. Не в самой толпе. Ты можешь быть там. А рядом. Так, чтобы ты не успел, не смог… потому что не здесь и не сейчас это должно произойти. Здесь я не успею. Ты должен прийти за мной ко мне. Только так.

Самое трудное – это метро. Метро утром и вечером. В метро очень шумно. В метро невозможно быть вне толпы, невозможно СЛЫШАТЬ. Много людей, много звуков, много страхов. И самое ужасное, что в метро я МОГУ спать! Я могу спать там даже стоя. Это самое уязвимое мое время. Эти 34 минуты в подземке утром и 34 вечером, 68 минут в день, когда ты можешь сделать все, что угодно, не опасаясь возмездия. Я не знаю, почему мне так везло эти два месяца, но факт остается фактом – я еще жива.

Как проходит день на работе я не знаю. Даже не спрашивайте меня об этом. На работе меня нет. На работе вместо меня пашет мой клон, моя машина, мой робот. Именно он создает отчеты, подписывает договора, ведет телефонные переговоры, ходит на совещания, даже зарплату получает он. Не я. Ровно в семь вечера робот выключается, и я возвращаюсь. В свое тело, в свою жизнь, в свои страхи. В свою доводящую до паники, а иногда и до легкого безумия дорогу домой. От метро до квартиры не очень далеко. Купить в магазине сыр и хлеб – не самое страшное, что может произойти в жизни. В магазине ничего не случится. Главное, делать все быстро и не уходить вглубь помещения. Держаться между выходом и кассой. Такой аутотренинг – каждый вечер. Пока сбоев не было. Тебя пока не видно, не ощущаемо. Обычная процедура возвращения домой. Без проишествий. Но впереди еще ночь…

А помнишь, как мы впервые с тобой встретились? Это было еще в той жизни. Без страха. Без ожидания. Не могу поверить сейчас, что когда-то я так жила. Так ты помнишь? Нет? Я задержалась на работе. Очень сильно. Я не помню точно на сколько, но было лето, и было темно. Видимо, было, действительно, поздно. Это сейчас я знаю, что ходить по темным улицам не весело и не безопасно, как бы банально это не звучало. Это сейчас мне страшно идти по освещенной стороне улице, потому что меня видят те, кто находится в тени, и страшно идти в тени, потому что можно наткнуться на того, кто не хочет быть потревоженным, кто уже начал свою охоту. А в той моей жизни мне было по фиг на такие мелочи. Хотя…. Вряд ли ту мою жизнь можно назвать ЖИЗНЬЮ. В жизни должен быть СМЫСЛ. А смысл появился только после встречи с тобой. Но благодарить тебя за это почему-то не хочется. Сначала я увидела твою собачку. Красивое и ухоженное животное. Респект тебе за это. Пятнистый, длинноногий долматинец. Скорее всего, это псина твоей жены. Я подняла глаза на того, кто держит поводок. На тебя. Я уже по твоей улыбке тогда все поняла. Ты ведь улыбался, да? Было темно, ты был каким-то нереальным, размазанным, как картинки на экране моего телевизора через шарф. Ты, кстати, очень неудачно повалил меня на землю после того, как спустил собаку с поводка. Во время всей процедуры я лежала на жутко остром камне. Этот камень изодрал мне спину, наверное, круче, чем тебе твоя жена или любовница, если она у тебя есть. И синяки… господи!!! Как ты мог умудриться и наставить мне столько синяков?!?!! На руках, плечах, бедрах. Все лето стояла жуткая жара, а мне приходилось ходить в закрытых свитерах и брюках. Я бы пожурила тебя за это, но, боюсь, не будет такой возможности. Я хочу сдохнуть без разговоров с тобой. Странно, да? А потом… ты извинялся! Сбивчиво, со всхлипами, с трясущимися плечами. Ты плакал (!) и извинялся. Я собрала остатки одежды и ушла. Молча. Быстро. Тихо.

На следующее утро я обнаружила у себя под дверью конверт. В нем были деньги. От тебя, я так понимаю. Я закрасила конверт черным маркером и обернула широким скотчем, поставила в рамку и повесила на стену, дав себе слово, что не воспользуюсь этим никогда. Но мне пришлось нарушить слово. А эти деньги пригодились на аборт. Видишь, ты мне помог. И обеспечил для себя мое молчание, мой страх и мою ненависть.

Я тебя больше не видела, потому что я больше не задерживаюсь на работе, а ты гуляешь с собакой в определенное время.

Но сегодня мой робот перегорел. Я очнулась в кабинете, когда никого уже не было и за окном сгущались сумерки. Хотя, может, это я перегорела. Робот выключился вовремя, а я просто уснула за рабочим столом.

Я узнала твою собаку. А ты узнал меня. Я это почувствовала. Я прошла мимо, не поднимая глаз. Страх держал меня за ноги, не давая поднять их от асфальта. Но другой страх, страх остаться с тобой один на один посреди темной улицы, нес меня к дому, он был сильнее.

Как только я оказалась в квартире, раздался звонок в дверь. Это ты. Ты проходишь на кухню. У тебя очень сильно трясутся руки. Что ты говоришь? Ты живешь этажом выше? Мы соседи… жена, двое детей… ты болен?... но лечишься… это был просто приступ. Ты раскаиваешься. Ты не можешь спать по ночам? Надо же! И ты – тоже. Я решила тебя перебить.

- Возьми, – я протягиваю тебе шило.

Ты не ожидал, поэтому взял его в руки, повертел, взглянул на меня.

- Зачем?

- Отнеси в ванну.

Относишь. Идешь медленно, как сквозь толщу воды. Ты напуган, потерян. Это хорошо. Потому что я уже не боюсь. Два замка по два оборота. Захожу в ванну следом за тобой, прошу тебя выйти.

- Шило-то оставь! – смеюсь. Ты выглядишь так… по-дурацки! Надо пользоваться тем, что ты медленно соображаешь. Пока ты сидишь и кумекаешь о чем-то своем на кухне, я надеваю перчатки и, держась за острие, ввожу себе аккуратненько в шею твое орудие убийства меня. Больно ли мне? Да. Но тот кирпич царапал спину больнее. В уме прокручиваю свои шаги… бля! Забыла позвонить ментам. Стаскиваю с руки перчатку, кидаю ключи от входной двери в унитаз, нажимаю на смыв и выхожу к тебе с торчащим в шее шилом.

Ты – умница! Сам кидаешься к телефону. Вызываешь скорую. И подписываешь себе приговор, выдергивая из меня шило за деревянную ручку. Я оседаю к тебе на руки, улыбаюсь и шепчу:

- Попался!