Утренний, довольно ранний телефонный звонок.

Снимаю трубку и слышу его знакомый приятный баритон: «Марк, доброе утро. Я тут записал вашего «Волшебника из местечка», если интересуетесь, - приезжайте, послушайте».

Спустя полчаса сижу в глубоком кресле его однокомнатной квартиры и слышу под звуки еврейской сюиты В. Терлецкого голос Казимира, исходящий из повидавшего многое «Филлипса» - « Посвящаю памяти моего отца, Бориса Климентьевича Серебреника…»

Памяти отца… Это он, Борис Серебреник привил интерес к еврейским песням, это он любил после работы тихо напевать: «Йонэле, Йонэле, спой же мне песенку…» И еще читал маленькому Казику Шолом-Алейхема, попутно переводя с идиша на русский, и вся семья – и мальчик, и мама, Берта Григорьевна, и сам чтец весело смеялись.

Кто знает, не там ли лежали истоки творческой судьбы Народного артиста России Казимира Серебреника, одного из крупнейших мастеров художественного слова в стране? Не от тех ли, веселых и грустных интонаций Шолом-Алейхема, всего в какой-то паре десятилетий назад жившего в его родном Киеве? Те же тенистые улицы, та же крутая Владимирская горка, тот же шумный Бессарабский рынок. А дома – дома перед глазами книги еврейского классика и страстное желание стать актером, таким же, как дядя, родной брат отца, Самуил Серебреник, профессиональный актер еврейских периферийных театров на Украине.

В 1941 со всем этим пришлось расстаться. Судьба забросила семью Серебреников в маленький уральский городок Сухой Лог. Здесь прожили три года, после чего переехали в Свердловск.

В годы войны в этом городе начало работать Театральное училище, в котором обучали студентов опытные преподаватели, приехавшие из Москвы и Ленинграда. Казимир сдал экзамены и начал постигать азы мастерства. Однако учиться удалось недолго. Кому-то из и руководства показалось, что у студента Серебреника «внешние данные не соответствует внутренним(?!)».

В те годы, впрочем, у многих евреев многое стало чему-то не соответствовать…В итоге Казимир был отчислен из училища.

А далее все произошло в соответствии с поговоркой «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Серебреник поступил в студию эстрадного искусства при Свердловской филармонии и окончил ее.

До сей поры артист хранит самые теплые воспоминания о своих педагогах, особенно о Евгении Борисовне Сокольской и о Льве Львовиче Христиансене.

Он выступает уже более полувека, но всегда волнуется . Как-то раз, уже в середине девяностых, мне пришлось выступать вместе с Казимиром Борисовичем во Дворце культуры железнодорожников, и я был удивлен, заметив его нескрываемое волнение перед выходом на сцену. После выступления я спросил его: «Вы что, всегда так волнуетесь?» - «Всегда» - Да как же Вы вообще живым остались, каждый раз переживая выступления в течение более чем полусотни лет?! И он, смущенно улыбнувшись, ответил: «Как видите, живой…»

Вот так и работает всю жизнь, объездив с концертами всю страну от Калининграда до Петропавловска-Камчатского. Особенно ему везло выступать на морских просторах страны. Он посетил с концертами все флоты, дважды был на Северном, трижды на Тихоокеанском.

А многочисленные выступления в почти ставшей родной Риге, а встречи в Минске с Аркадием Райкиным, а разговоры с Расулом Гамзатовым, Вениамином Кавериным, Михаилом Ульяновым, Сергеем Юрским!

Есть в его квартире уголок, где хранятся дорогие реликвии. Вот он показывает мне подаренный ему экслибрис А.Райкина, вот книга с автографом Е.Евтушенко, вот диплом конкурса артистов эстрады с подписями В.Барсовой и Л.Утесова. И вдруг среди этих реликвий я вижу окаменевшую сушку и потемневшую ириску «Кис-Кис». Спрашиваю: «Казимир Борисович, что это?» - «Это мне подарили две девочки-шестиклассницы из тридцать пятой школы после моего выступления. Храню как память, подарено от души.

Девчушки уже, наверное, замуж повыходили…»

Мы часто беседуем с ним по телефону, и я всегда слышу от него нечто, что так и просится быть записанным на бумагу.

Вот, например, его е рассказ о выступлениях в 1986 году в Москве по случаю 50 – летия Свердловской филармонии.

«Мы уже дали три концерта, а вечером в мой гостиничный номер – мы тогда жили в «России» – звонит одна весьма высокопоставленная партийная дама и говорит: «Казимир Борисович, мы тут посоветовались и решили, что открывать концерт (а это делал я, читая стихи перед занавесом) следует чем-то, имеющим уральский колорит. У

Вас в репертуаре когда-то было стихотворение Маяковского «Екатеринбург–Свердловск», вот и читайте его на заключительном концерте».

Я начал отказываться: «Давно его не читал, текста под рукою нет, могу забыть слова, а это недопустимо». Но партийная дама была непреклонна:

«Казимир Борисович, так надо!» - «Да почему так уж необходимо?» И тут дама открыла государственный секрет: «На концерте будет присутствовать Борис Николаевич Ельцин!»

Напомню, что тогда Ельцин был Первым секретарем Московского горкома партии, и чиновники старались ему угодить, заставляя меня читать стихи о Свердловске, где он учился и работал.

Ну, что же делать, если партия сказала: «Надо!». Я стал лихорадочно вспоминать текст.

И вот наступает время концерта.

Задолго до начала за кулисами появились спортивного вида молодые люди, все одинаково и аккуратно одетые. Они пристально следят за участниками концерта, стоя прямо перед выходом на сцену. Наконец, выхожу и читаю Маяковского. Вот уже и заключительные строки: «У нас на глазах городище родится из воли Урала, труда и энергии!»

Все нормально, ухожу со сцены, располагаюсь за задником и, чтобы унять волнение, начинаю ходить крупными шагами.

И тут замечаю, что молодые люди буквально не сводят с меня глаз, следят за каждым моим движением.

После концерта Б.Н. Ельцин поздравил всех с юбилеем, меня персонально с получением звания Народного артиста РСФСР (указ вышел накануне концерта), пожелал всем успехов. У меня хранится памятная фотография с того вечера.

Мы уехали домой, а я все вспоминал тех молодых людей из охраны, что так внимательно следили за мной.

И как-то раз я спросил у одного моего знакомого, много лет проработавшего, как теперь говорят, в «компетентных» органах: «Как Вы думаете, почему они были так бдительны?» Ответ последовал незамедлительно: «Наверное, они подумали, что Вы – внук Фанни Каплан!»

Вот такой забавный рассказ. Да ведь это законченная новелла из жизни артиста!

А вот другая история, случившаяся с артистом сравнительно недавно.

Произошла она в Соединенных штатах, где Казимир Борисович был в гостевой поездке.

«Будучи в Нью-Йорке, записался на автобусную экскурсию по городу. Прекрасно оборудованный автобус с русскоязычным гидом, бывшим кандидатом наук из Минска.

Интересная, содержательная экскурсия с обедом в одном из кафе на Бродвее.

И вот уже, как говорится, под занавес мероприятия гид попросил благодарных экскурсантов представиться, и каждый сообщил, кто он, и откуда. И здесь выяснилось, что в автобусе были наши бывшие соотечественники из Канады, Австралии, Германии, Израиля. Из России я оказался один.

О себе я сказал, что я – пенсионер, а до пенсии работал в филармонии города Свердловска. И тут раздался голос женщины из Канады, которая сообщила, что училась в Свердловской консерватории у профессора М.Г.Богомаз и помнит афиши с именем Казимира Серебреника. Помнит также, что в числе исполняемых авторов были фамилии Пушкина, Зощенко, Бажова.

И тогда меня начали просить прочитать что-нибудь из Зощенко.

Пришлось объяснять, что исполнение Зощенко требует сцены. Я решил почитать Пушкина, тем более, что дело происходило в июне, в пушкинские дни.

И вот, сидя в кресле с высокой спинкой, держа в руках микрофон, я прочитал три пушкинских стихотворения.

Наверное, это выглядело не совсем обычно. Ультрасовременный американский автобус движется по улицам итальянского квартала Нью-Йорка, а из окон слышатся такие русские пушкинские слова: «Подъезжая под Ижоры, я взглянул на небеса…» Вот уж никогда не мог подумать, что доведется читать Пушкина за океаном!

После экскурсии все очень благодарили меня, и мне даже показалось, что слушатели старались как-то поглубже заглянуть мне в глаза, глаза, которые вскоре увидят Россию». Вот такая, на сей раз заокеанская история.

И таких рассказов историй и рассказов у Казимира Борисовича десятки.

Вот бы собрать их всех вместе, какая интересная получилась бы книга! Уже несколько лет я «давлю» на него, прошу заняться мемуарами, но пока все не получается. С досады я даже написал ему письмо, которое назвал – «Размышления по поводу ненаписанной книги воспоминаний К. Серебреника»

 

Ну, чтобы ему мемуар написать!

Воспеть мастерство Кочаряна,

Артиста Каминки особую стать

И вспомнить огни Еревана!

Смоленского Якова речитатив,

И морем концерт окаймленный,

Вертинского песен знакомый мотив,

Характерность Рины Зеленой,

Узнали б, какой из Расула джигит

И где Евтушенко квартира…

 

Но этого кайфа нас точно лишит

Преступная лень Казимира!

 

Ну, насчет лени – это явный перегиб автора. Работает Казимир Борисович и сейчас. Работает много и успешно. Чего стоят его новые программы «Исповедь русского еврея» или «Рожденный под тремя семерками» (он родился 7 числа седьмого месяца 1927 года) Как встречали его в залах Санкт-Петербурга и Киева!

Конечно, особенно тепло его принимали в Киеве, да и ему было приятно выступать в городе своего детства. И я на юбилейном вечере с удовольствием посвятил ему такое четверостишие:

 

Не тратя капельки елея,

Я все же утверждать берусь:

- Каких талантливых евреев

Рождает Киевская Русь!

 

Пожелаем же ему успехов в работе, а книгу, я думаю, он все же соберется написать.

О себе и для нас.