Снег. (Отрывок из повести «Осень следующего года»)

 

Подсудимых было трое. Они сидели, развалившись, в клетке из толстых, рифленых железных прутьев – если только на скамье подсудимых можно сидеть, развалясь. Вели себя свободно, перекликивались с залом, который, по большей части, быз заполнен такими же, как и сидевшие за решеткой, молодыми парнями с короткой стрижкой и крикливо одетыми девицами. Сидевший с правого края подсудимый – с мощной шеей и толстыми запястьями, лениво обмахивался толстой тетрадью с записями и что-то жевал, всем своим видом показывая, что происходящее здесь его не касается. Второй – длинный, с острыми глазами, не переставал улыбаться, выискивал кого-то в зале и время от времени вскидывал руку, найдя его и приветствуя. Лишь третий – самый молодой – все время делал пометки в своей тетради и тихо переговаривался с первыми двумя.

Я и Петрович сидели в первом ряду, около заплаканной женщины в темном платке и мужчины, обнимавшего ее за плечи. Время от времени он растерянно оглядывался назад, обводя глазами зал суда. Начинался первый день суда.

 

Все началось позавчера вечером, у Деда, как всегда по вечерам игравшего в шахматы с Петровичем. Они с Петровичем уже выпили - раскрасневшийся Петрович в третий раз расставлял на доске фигурки, когда на кухне раздался телефонный звонок. Через минуту, вернувшийся из кухни Дед, налил себе водки и залпом выпил. Мы с Петровичем с интересом смотрели на него. Дед, ушедший на кухню, и Дед, вернувшийся оттуда – это были два разных человека.

-…В общем, дело такое… - сказал он.

…У Деда был друг. У друга был сын. У сына была единственная пятнадцатилетняя дочь. «Умница и красавица», как ее называл Дед. Летом она возвращалась домой с дачи и на нее напали три пьяных отморозка, затащили под домом и поочередно изнасиловали, избив и угрожая ножом. Издевались. Выбили передние зубы, ножом поставили отметину на горле. Отпустили через час, девчонка дошла до дома, где ее заметили соседи. По горячим следам опера быстро нашли насильников. Поработали с ними, закрепили признательные показания, изъяли нож. Вроде бы все, доказательств выше крыши. Но…

 

Девчонка сошла с ума. Она тихо пела что в своей комнате, улыбаясь и кружась по комнате, никуда не выходила, при звонке в дверь – металась по квартире, пытаясь спрятаться, в общем, родители не выдержали и определили ее на Котенко. В психдиспансере врачи только удрученно качали головой, говоря, что время – в данном случае, лучший лекарь. Мать и отец девчонки разом постарели и все время проводили в больнице.

Тем временем, следствие шло своим чередом. Обвиняемые разом отказались от своих показаний, свалив все на оперов, избивших их ради признания. Следователь прокуратуры при допросе свидетелей – жильцов дома, под которым все произошло, - почему-то делал акцент на вопросе, почему они не пришли на помощь потерпевшей, чем приводил их в такое замешательство, после которого они чувствовали себя чуть ли не соучастниками преступления. Поговаривали, что дружки обвиняемых облюбовали тот двор, каждый вечер собираясь на подъездах и распивая пиво. Да еще и девчонку допросить было невозможно… Обвиняемым передали и это.

 

-В общем, дело такое… - сказал Дед.

Петрович, седой старикашка, с обожженным солнцем и изборожденным морщинами сухим лицом… Петрович, битый жизнью, прошедший через северные зоны – старик, завидев которого, местные авторитеты, бросали машины посреди улицы и бежали поздороваться… Петрович, спасший меня и Семью холодной зимой … Петрович докурил третью папиросу подряд и сказал:

-Даня, сходим-ка мы на суд.

 

Шел последний день суда. Председательствующий все время косился на Петровича, которого по ходатайству родителей девочки, признали представителем потерпевшей. Представитель же сидел спокойно, в ход разбирательства практически не лез, что внушало судье определенные опасения.

Разбирательство шло вяло. Если в первый день адвокаты лезли из кожи вон, отрабатывая свои гонорары, то и они сейчас просто привставали, отвечая судье: «Вопросов нет…» Вызванные в заседание опера, на вопрос судьи о примени физического и психического насилия к подсудимым, уже привычно отрапортовали: «Нет!» и были благополучно отпущены. Свидетели, видевшие подсудимых под домом и свидетели, слышавшие крики из-под дома, а также свидетели, видевшие потерпевшую выползающую из-под дома – давали сбивчивые неуверенные показания и сейчас сидели в зале, втянув головы в плечи, затылками ощущая дыхание дружков подсудимых. Лишь одна женщина дала четкие и ясные показания – я понимал, что это единственный свидетель, на котором и держалось обвинение. Дело рушилось. Адвокаты откровенно позевывали, подсудимые перешептывались между собой, прокурорша раздраженно перелистывала свои записи. Петрович все сидел и молчал.

 

Рассмотрение дела заканчивалось. Прокурорша долго и нудно пересыпала свою заключительную речь номерами статей, заканчивая, постояла немного, вдруг сказала: «Вот…» и села. Встал Петрович. Подсудимые зевнули. Петрович помолчал и начал негромко:

-Я человек старый. Много чего в жизни со мной происходило, и по ту сторону, – махнул он головой в сторону решетки, - был, вот сейчас здесь стою.

Зал перешептываясь, не обращал на него внимания. Судья что-то писал, не поднимая головы.

-Вот что я вам скажу, ребятки…- вдруг поднял тон Петрович и зал замолчал. – То, что вы сотворили – это всем ясно. Юридические законы - это одно, а есть законы еще и человеческие. Осудит вас суд или не осудит, но люди вокруг, и друзья ваши и родные, соседи – все знают, что это вы сделали. Так или иначе, отвернутся теперь все от вас. Здороваться может и будут, и ручки жать, а опасаться будут. Одни вы остаетесь теперь в этой жизни. И дорога у вас теперь одна – в мир другой… Не иной мир, не бойтесь, а в мир, в котором такие как вы и живут. Был я в том миру, несчастные все там. И рано или поздно, оттуда одна дорога – вот туда, где вы сидите сейчас.

-Не каркай, дед! – ввизгнул девичий голос из зала.

-Порядок в зале! – прикрикнул судья, уже внимательно рассматривавший седого старика.

-А вы, - уже тихо обратился Петрович в зал, - третий день за друзей своих сидите. А подумайте, представьте себе свою жизнь. Скоро взрослыми станете, переженитесь, детей родите… Мальчики будут, девочки… По ночам над кроватками их будете сидеть, в школу в первый класс за руку поведете, бантики повяжете… А вечерами они вам свои секреты будут рассказывать…А потом девочка ваша придет домой, избитая, да изнасилованная тремя такими вот… - махнул рукой назад Петрович, не оглядываясь, - и в палате будет кружиться и напевать песню детскую, которой вы сами ее и учили… Зал молчал. Отец потерпевшей изо всех сил сдавливал жене руками уши, глядя невидящими глазами на Петровича.

 

-Э… Представитель, - прервал тишину судья, - давайте по существу… О каком сроке наказания вы ходатайствуете?

-Срок они уже сами себе отмерили, - жестко ответил Петрович, желтыми волчьими глазами глянул на него, - и срок тот, жизнь их вся. А годы… Годы ничего не решают, это люди придумали для того, чтобы совесть свою успокоить, мол наказали мы их и мера наказания – годы… А мы вот тут сидим с вами, а там… Девочка в палате кружится и напевает что-то…

Петрович сел. Зал молчал. Все вдруг как-то отвернулись друг от друга и смотрел каждый куда-то. За окном хлопьями шел снег.

 

-Подсудимым предоставляется последнее слово! – объявил судья. Внезапно встал тот, крайний, штудировавший все время свои записи.

-Я полностью признаю свою вину.

И сел, спрятав голову в ладонях.

 

Снег все шел и шел. Мы стояли на крыльце суда и курили. В зале после зачитывания приговора к нам подошел пристав и шепотом предложил вывести нас через аварийный выход, мол, судья предложил. Петрович только взглянул на него желтыми глазами и пристав быстро отошел. Отец потерпевшей, только взглянул на нас и быстро увел жену, беспомощно оглядывавшуюся по сторонам, словно искавшую кого-то. Сейчас мы молчали и курили, разглядывая проходивших мимо нас людей…

…На крыльцо вывалила толпа, с которой мы просидели в зале три дня. Из нее вылетела молодая девушка и с криком: «Все ты, ты!», бросилась на Петровича, но бритоголовый парень в кожаной куртке успел ее перехватить, вскинул вверх и потащил с крыльца, оскальзываясь на мокрых ступенях. Девушка рыдала, размазывая косметику. Второй парень, такой же, как первый, подошел к нам, постоял, разглядывая, как уводят девушку, молча бросил: «Извините ее…» и не оборачиваясь, вразвалку пошел вниз.

Снег уже накрыл все белым пушистым ковром. Темнело.

-Завтра в больницу пойду... – сказал Петрович и легко сбежал по ступенькам в снежную пелену.