Он шел на север. Вот уже третий день он пробирался сквозь тайгу, кормил своей кровью полчища мошки. Он шел без остановок, только ночью позволяя себе короткий отдых у таежного костра. Он шел, и он знал, что будет идти до тех пор, пока силы не изменят ему. А что потом? А потом неминуемая смерть, и уделом ему стать кормом для хищников. Но мысль эта не беспокоила его, все мысли приходящие к нему он упорно отгонял, продираясь вперед сквозь таежные дебри. Не было в его мыслях ничего кроме горечи, досады и боли. Он уходил от мира, пытаясь уйти и от себя. Он хотел забыть все и всех, он хотел уйти от всего и от всех. Все, что он считал в своей жизни правильным, оказалось ложью. Все, кого он любил, ненавидят его. Все, что он сделал, рухнуло. Все то о чем он мечтал, стало банальным. Все.…Все… Черноволосый парень, лет 28 с голубыми глазами, излучающими уже только лед с прямым, честным лицом. Он шел только вперед всю свою жизнь. И сейчас он не сделает исключения, и будет идти до конца. Жизнь невыносима для него, но он никогда не помышлял о самоубийстве. Нет, он пройдет до конца. Пройдет, несмотря на невыносимую боль, потому что он все-таки, верит в святость и неприкосновенность любой жизни. И если дана ему жизнь, то жить до конца надо. Дана жизнь – распоряжайся ею, как хочешь, но забрать ее, даже если у себя самого, ты не в праве. Лапы елей хлестали его по лицу, корни подставляли подножки, дождь промочил до нитки, но уж лучше так, чем в мире пафоса, лжи, мелочности, паскудности. Он ничего уже не хотел, просто идти… А летом девяносто шестого, под прицельным огнем снайперов в далекой Ингушетии? Когда бойцы его роты гибли один за другим, когда он вел пацанов на штурм здания, когда кровь застелила глаза, и он подумал ну вот и все.… Нет, тогда он хотел жить, тогда он знал ради чего жить, он знал к чему стремиться, чего достигать. Потому, может, и выжил тогда? Очнулся уже в Краснодарском госпитале после операции, и как будто в другом мире. Вокруг жизнь другая, как будто и нет там далеко никакой войны. Из окна вид на парк, там, на скамейках пацаны с девчонками в обнимку сидят, люди гуляют, кто с пивом, кто с детьми. Непривычно и почему-то немножко пугающе после года проведенного там. А в госпитале подполковник орден Мужества вручал, торжественно в актовом зале. И гордость была у него, и чувство выполненного долга. И медсестрички молоденькие, как на героя смотрели. А потом прошло все. И гордость и медсестрички. Утонуло все в пиве, водке и прочем дерьме. Это когда уже думать стал, и понимать начал. За что и как ребята жизни свои положили. И во сне, когда каждую ночь их видеть начал. А Серега на руках у него умирал, он держал его голову на коленях, руками липкими от крови и просил – Серый не умирай, пожалуйста - и Бога просил, и слезы лились, с кровью Серегиной перемешиваясь. Ничего Серега не говорил перед смертью, не было пафоса и патетики как в киношках дешевых. Только смотрел широко глаза раскрыв, а в глазах страх жуткий был. Так и умер с широко раскрытыми глазами. Домой возвращался когда, в форме парадной, рукой загипсованной на перевязи и с орденом на груди. В вагоне, с каким уважением на него смотрели, женщины, что постарше с теплотой и болью в глазах затаенной, молоденькие с интересом (и как это льстило ему, черт побери), мужики все выпить приглашали. Думал тогда, что сейчас вся жизнь перед ним открыта. Только не такая жизнь оказалась. Видел он ее уже другими глазами. Не было на самом деле в ней ни честности, ни доблести, ни доброты человеческой. И пить он бросил только из-за того, что глупо для него это стало, неинтересно. Не то чтобы жить начать, а чтобы животным не умереть. На гражданке жизнь свою в войну превратил, потому что правду свою никогда не скрывал и всегда защищал. Потом уже понял – кому нужна она, правда, его… Как они до армии еще с девушкой его гуляли, как познакомились, как в любви признавались и как верили в свое счастье семейное. И в бою он, когда совсем страшно становилось, о письмах ее вспоминал, и ощущал физически, как они из левого кармана кителя сердце теплом обдают и сил огромных придают, чтобы под пулями дальше вперед идти. Но и тут в жизни все наоборот вывернулось. Может, любила она его, может и сейчас любит. Но если бы только его… Год не смогла дождаться, а дальше уже по накатанной. Когда узнал, чуть рассудком не повредился, два дня вообще из памяти вылетело, да и следующий месяц как в тумане. Никогда ее больше не видел. И не было никакой ненависти, а просто не мог он даже вспоминать о ней, не могли у него в голове уложиться эти два понятия воедино – родной человек и измена. Было у него, когда-то два родных человека - она и мама. Маму он потерял раньше, ее недавно. Он действительно хотел жить, и очень старался найти смысл, ради которого стоит это делать. Но в итоге он понял, что единственный смысл жизни – это жить. А жить ради.… В конце концов, он пришел к выводу что зря. Вокзал. Билет на поезд в никуда. Глухая таежная станция. Он шел на север уже третий день. Зачем, куда.…Как же были несущественны для него эти вопросы. Он шел и знал, что будет идти пока хватит сил, а потом… впрочем, что будет потом его не интересовало. Август 2008 |