Две медсестры и все, что после них осталось

 

Сидела девушка в белом халате и невысокой шапочке за стеклом второго поста больничного отделения и что-то писала, с силой опираясь локтями на стол. Вторая девушка одного с нею возраста стояла в проеме дверей и на-блюдала за движением первой.

- Аля,… Альбиночка... Что ты все пишешь? Ну, обрати на меня внима-ние. Я что же, здесь зря стою? Я вот тебе сейчас расскажу…

- Нет. Ты мне мешаешь. – Оборвала Альбина.

- Ну, что ты! Неужели еще не привыкла за время работы? У меня тоже работа. Много работы, но я ведь пришла специально к тебе. Аля, я так к тебе привязалась! Я так привыкла к тебе с медучилища. Я ведь знала, что у нас много общего.

- Не верится. – Безразлично ответила Аля, все стараясь не ошибиться в оформлении документа.

- Ну, например… Как же ты не заметила! Мало читаем, спим и едим, ра-ботать пришли в одно отделение. Вроде находимся с тобой через стенку, а общаемся мало, почти никогда. Ты вообще не общительна с персоналом. Так не возможно. Нужно тебе как-то помочь. – Задумалась, «как», и, не приду-мав, воскликнула: – Аля! Нельзя говорить только с бабушками из палат, только с больными, – высказала медсестра и застыла от строгого взгляда Альбины. Та, наконец, отложила ручку и смотрела насквозь в свою собесед-ницу.

- Среди бабушек встречаются единственные, кто здешнему рад. Не мно-гим дано отделить себя от жизни, которая осталась бушевать за больничным окном. Они не умеют оценить спокойствие, которое им дается. Хотя болезнь – это единственный способ взгляда на мир со стороны. И почти что никто им не пользуется. Все гении были немного больны. Такой это закон, еще не до-казанный.

Аля говорила с нажимом, отделяя слова друг от друга, чтоб отпугнуть незваную медсестру. Она не любила, когда ей мешают и тех, кто мешает. Та девушка непонимающе вздохнула и вышла к себе в процедурную.

Позже. Альбина сидела в полутьме больничного коридора и наслажда-лась замкнутым пространством поста и своей невидимостью. Она сложила голову на руки вниз левой щекой. Забылась не надолго. Но не почувствовав сон, поправила на голове белую шапочку и пододвинула ближе для чтения толстую книгу.

Осторожными шагами в конец коридора проследовал мужчина, один из больных, в клетчатой рубашке и синих тренировочных брюках, затем он вер-нулся ко второму посту и наклонился к красивому лицу Альбины, отделен-ному стеклом:

- Прошу прощения, где находится процедурный кабинет?

- Вот здесь, за стенкой. – Она показала рукой.

- Спасибо. Никак не привыкну,… – пожал плечами и удалился.

Еще через время выбежала процедурная медсестра и снова встала в про-еме дверей.

- Видела? Видела этого человека? Длинноватый нос, глаза серые, какое-то в них обаятельное притяжение.

- Ну, видела. Ничего необычного – он также болен, как многие здесь.

- Откуда ты знаешь, что болен? Историю успела прочесть?

- Лина, я этим не увлечена.

- Она здесь? Дай ключ от шкафа. Ну, пожалуйста, ну, пожалуйста!

Аля недоверяющими глазами обвела свою коллегу, но все же положила на стол маленький ключик с клеенчатой биркой. Лина протиснулась между нею и шкафом, отворила заветную дверцу и принялась искать нужную фами-лию. Она хихикала и подпрыгивала от любопытства, напоминая Альбине ре-бенка. Дети постоянно мешали, если появлялись с ней рядом.

- Вот! Ядовитов Кир Святославович. 73-го года рождения…

- Тише. Сядь. – Альбина притянула ее к стулу.

- Место работы СХА. Должность ст. преподаватель. Поступил с жалоба-ми на высыпания на коже туловища, руках, ногах зудящего характера; высо-кую температуру; отек дыхательных путей. Диагноз – аллергическая реакция. – Она смотрела растерянно, найдя одно лишь противное и ничего романтич-ного.

- А ты что хотела?

- Я же не просто так. Правда. Когда тебя не было, наверное, он что-то хотел. И сначала ходил там, за стеклом по коридору, а после забрался сюда и пролистал твою книгу несколько раз! Я видела из процедурной. А ты ничего и не знаешь. – Значительно заключила она. Альбина притворно улыбнулась последнему на сегодня рассказу.

Поздно ночью она пронаблюдала, как Лина ушла спать в сестринскую. Альбина выждала время, в нахлынувшем беспокойстве отыскала фонарик, проверила в кармане еще один ключ. Встала, замирая от скрипнувшего стула, и поспешно покинула пост. Она отворила сестринскую и шагнула в темноту. Свет фонарика «нащупал» спящую Алину, а рядом стул с ее вещами. Альби-на недолго подумала, забрала с сидения одну из сережек. Выйдя за дверь, она вздохнула облегченно и спокойней вернулась на пост.

 

Фон для постовой медсестры Альбины

 

К. С. Ядовитов лежал в больничной кровати, терпя манипуляции, кото-рые с ним проделывали болезнь и медсестра Алина. Она стояла, согнувшись, и налаживала капельницу.

- Все… Закончится лекарство – кричите.

- Вас зовут Алина? Я слышал от других.

- Да, Алина… Кричите громче! – предупредила, выбегая.

- Кричать?.. Но это как-то,… – К.С. поводил глазами, подбирая слово, – неприлично.

Алина, не успев уйти, вернулась из-за двери:

- Если не будите кричать, Вам никто не сможет помочь, – выбегая.

- Но можно применить ко мне другой метод? Например...

Она вбежала опять:

- Песочных часов не хватает на всех! – Улыбнулась. – Но Вам повезет непременно.

Алина выбежала снова. К.С. досадно вздохнул и отвернулся головой к стене. Это была двухместная и длинная палата с одною занятой кроватью.

Альбина сидела на посту и видели суету процедурной медсестры. Она достала из ящика часы, положила их перед собой и продолжила писать.

Когда вытекло время, Альбина встала и направилась к палате К.С.. Она постучала и вошла. Он лежал со взглядом, устремленным в кончающееся ле-карство.

- Добрый день, я Альбина. Вам уже лучше? – Она освободила его от ка-пельницы.

- Да, спасибо… Спасибо Вам…

Альбина шла по пустому коридору с гордой головой и капельницей в руке.

 

Проведенный вечер с пожилым художником Б.С.

 

В прихожей висело старое бабушкино пальто. Альбине давно хотелось его надеть, походить, поспрашивать, как ей в нем. Она отыскала в шкафу старый альбом, выбрала хорошую фотографию молоденькой бабушки, при-слонила к зеркалу на письменном столе и, разложив запасы косметики, стала перерисовывать на свое лицо ее макияж. Затем надела бабушкину блузку и черную юбку. В коридоре стояли сапоги, Альбина покачала на них головой и обула лакированные туфли. Теперь она была похожа на себя такую, какой бывала очень редко.

Во дворе ее ноги почувствовали осенний холод. Альбина вышла к про-езжей части и стала прогуливаться вдоль светящих витрин и мигающих вы-весок. В кармане пальто она нащупала что-то странное, рассыпчатое, но, вы-нув, узнала сережку Алины. «Ах. Это ты? Я заговорю тебя, ты принесешь ей несчастье», – и прицепила к цепочке на шее.

Среди прочих показалась знакомая приличная вывеска. Альбина исчезла за дверью, спустилась по узенькой лестнице в полуподвальное помещенье кафе. Она здесь бывала несколько раз одна и с однокурсницами. Ногам ее в туфлях стало тепло. Пальто забрал официант и унес его к вешалке. Альбина стала пробираться меж спинок стульев к свободному столику. И ее молодую холодную руку поймала чья-то рука. Пожилой мужчина сказал: «Девушка, будьте так добры, подайте мне счет». Альбина кинула взгляд на этого чело-века и, видя его почтенный возраст, вернулась назад к официантке:

- Дайте, пожалуйста, счет на 11-й столик.

- Да не нужна мне официантка, мне именно Вы нужны! – возмутился пожилой мужчина, возвращая к себе Альбину. Она села напротив.

- Вы меня знаете?

- Нет. А Вы меня?

- Я Вас ни разу не видела.

- Значит, Вы здесь не часто бываете.

- Почти никогда.

- Да-да-да-да, приличная девушка, – восхитился незнакомец. – Что Вы будете?

- Кофе.

Он развернулся к стойке бара и позвал:

- Леночка, пожалуйста, кофе.

- Вы хотите меня угощать? – поинтересовалась Альбина.

- Конечно. А что же Вы думали?

- Ой,... – вздохнула она. – Ничего...

- А Вы сейчас одеты в ретро, как в моей молодости. И макияж у Вас та-кой же.

- Я не думала, что кто-то заметит. Просто хотелось одеться так – во все старое.

- Не-ет, мода на 60-е не стареет. Такие пальто носили модницы. Я в нем Вас не мог не заметить, как Вы вошли, такая красавица. Это знаки судьбы, между прочим.

- Вам бы с моей бабушкой познакомиться годы назад. Она бы Вам очень понравилась. – Ответила девушка. И почти заныла: – Моя ба-а-бушка была такая краса-а-вица,… до последних дней была стройная… и ходила в этом пальто. А после смерти ни одна из ее подружек не смогла на себе его застег-нуть. И пальто осталось со мной.

- Кофе. – Принесла официантка Леночка.

- А Вы их по имени знаете…

- М-да. Я бываю здесь по вечерам. Курю.

- Когда я была официанткой, к нам по ночам в кафе приходил один че-ловек. Его все уже знали и говорили мне: «Иди, иди к нему, ты ему нравишь-ся, у тебя он много возьмет». Я ушла из официанток. Не могу, от таких у ме-ня сердце разрывается.

- И кто Вы сейчас?

- Медсестра.

Мужчина усмехнулся, закурил обычную сигарету, откинулся на спинку стула и, прищурившись на альбинину грудь, спросил:

- Что это у Вас за кулон?

- Этот? – она уронила свой взгляд на предательскую сережку Алины. – Так, ничего. Серьга.

- А вторая? Неужто потеряна? Это ведь Франция, 19-й век. Бабушка Вам не успела поведать?.. Очень жаль, если потеряна. Я бы у Вас с удовольствием их перенял.

- Нет. – Альбина прижала кулон. – Она не продается… А Вы? Очень внимательны. Или это Ваша профессия. Наверное, Вы антиквар?

- Я работаю в городской филармонии. Не спрашивайте, кем. Кем только не работаю. Но, вообще, я художник, оформитель. – Он поднял голову на этих словах.

- И выставляетесь? Где «Вас» можно увидеть?

- Нет, я давно не выставляюсь. Все мои хорошие работы проданы. Чтобы собрать выставку, нужно тормошить старых клиентов. Они все чаще не со-глашаются. Так что увидеть «меня» можно в моей квартире. Ну, еще одна картина висит в галерее искусств последних лет 20. – И увидев, ее загораю-щиеся глаза, рассмеялся: – Не смотрите восхищенно. Мое искусство не спо-собно ни убить, ни воскресить.

- А я знаю легенду о застывшем искусстве. Рассказать? Жил-был худож-ник. Он был и грустным, и добрым одновременно. И вот один раз в порыве отчаяния он сотворил такую скульптуру: человек с нацеленным пистолетом. Это был крик отчаяния, крик о помощи. Но никто не откликнулся. Художник вскоре умер от голода. Городские власти включили статую в парковую ком-позицию из-за никчемности. Поставили в густые заросли, будто бы в чаще кроется киллер. Никто не понял, что это голодное искусство, все думали – праздное. Мальчишки разрисовывали бедную статую, писали слова, даже де-лали ей жертвоприношения. Но в одну ночь она ожила. Статуя собрала свои силы и выпустила пулю из пистолета. Утром на месте статуи обнаружили го-ру обломков и рядом убитого ее каменной пулей.

- Над статуей изначально подшутили: дали все, чтобы убить. Она не могла не воспользоваться.

- А я считаю, даже если ты атомная бомба, твой смысл жизни – не взо-рваться.

- У Вас ценная конструктивная логика. – Сказал мужчина, помахав сига-ретой в ее сторону. – Вы очень хорошая девушка. Я предложил бы Вам ос-таться со мной, если не против.

- Мне?.. – Альбина выпрямилась. – Я не могу. Это как-то неправильно, не реально,… ничего земного.

- Все упреки какие-то. Отчего?.. А у Вас? Одни факты и никаких пер-спектив? Наши претензии обоюдны – «ноль-ноль».

- Мне кажется, Вы ищите не такую как я.

- М-да? А какую? 35-летнюю? Нет уж. Это будет обман. У таких жен-щин совсем другие надежды. Я не собираюсь тратить силы и так долго жить.

- А дети у Вас есть?

- Есть двое. У Вас, видимо, никого? Эх, лучше бы наоборот.

- Не правда. Для меня уж точно не лучше.

- Зато Вы бы охотней со мною пошли.

- И Вы не боитесь, что кто-нибудь что-нибудь сам от Вас пожелает? Не обязательно женщина.

- Я! Сам хотел от себя нормальной жизни. А там мужчина берет к себе женщину с двумя детьми. Но на самом деле все не так.

- Ах, вот в чем дело. Я Вас немного понимаю... Вы не замечаете, но мир сейчас меняется и именно в ту, нужную, сторону. Вот, например. Я кругом начинаю путать мужчин и женщин. Читаю статью и чувствую, что ее писала женщина своими женскими мыслями. Но нет, автор – мужчина. Я много раз пробовала и убеждалась. Конечно же, я слушаю себя, но делаю наоборот, то-гда выходит правильно. Поэтому я говорю Вам «нет». Мне не возможно жить с потерянной головой.

- Вы не поняли: не обираюсь я Вас хватать и тащить. Хотя… здесь есть некая связь. Я – чувствую, Вы – мыслите… А ведь абсолютно правы, я не встречал еще женщин с «потерянными головами», по крайней мере в этом дневном заведении.

- Борис Стефанович, мы закрываемся. – Предупредил официант, прино-сящий одежду.

- Мы сейчас. – Он передал деньги за кофе.

Два последних посетителя оделись. Б.С. еще раз при свете полюбовался на Альбину в пальто 60-ых годов. Они поднялись друг за другом по узкой ле-стнице. Снаружи была темная полночь. Альбине хотелось идти побыстрее, но Б.С. не спешил и по дороге рассказывал, в каком окне жил какой архитек-тор.

Этот пожилой человек по всем вечерам сидел в этом кафе, выслушивая разнообразных собеседниц. И так искал свою вторую половину. Первая – по-кинула его с двумя детьми примерно 20 лет назад. И, постарев, он придумал способ искать, не прилагая многих сил. Произносил для завязки: «Девушка, девушка! Подайте, пожалуйста, счет... Ах, прошу прощения, я не хотел. Официантки здесь так же приветливы как сами Вы». Но в этот раз произошло по-другому.

У альбининого подъезда нужно было скорей попрощаться. Б.С. протянул ей визитку.

- Позванивайте мне иногда. Когда соберусь умереть, перепишу на Вас свои картины.

Альбина только кивнула и не стала от холода ничего возражать. Они по-прощались. Дома Альбина бережно повесила пальто, поставила туфли и еще долго сидела на диване без света с залитыми горячей водой ногами, и вгля-дывалась в фотографию бабушки.

 

Монолог, произнесенный на дежурстве в палате К.С.

 

Процедурная медсестра снова тихо подобралась к посту, где писала Альбина:

- Ты опять грустишь, Аля… Я не могу, когда ты такая. Как же так мож-но? Так нельзя. Необходимо изменяться. Ты постоянно в одной одежде, с черной подводкой по верхнему веку. Все думают, все это приросло к тебе и не снимается с твоего тела. Есть у тебя лучшее платье? С выпускного, с юби-лея или концертное? Обязательно надень его.

- У меня есть свои планы на это платье. Я обязательно им воспользуюсь.

- Только приди к нам, а то я так и не увижу что-нибудь новое. Хорошо? – Альбина кивнула. Алина захлопала в ладоши. – Уговорила! Уговорила самую нашу холодную.

Альбина осталась одна со своими мыслями, пододвинула ближе толстую книгу и стала ее листать, наткнулась на изображение сердца. Медсестра при-ложила к нему ухо. «Не бьется». И тут Алина вбежала на пост:

- Там капризный такой дедушка! В палату к Ядовитову его положили… Невозможно с ним ничего сделать! Помоги мне, пожалуйста, помоги. Только, пожалуйста, не заговаривай с тем другим. Он какой-то странный, в него нельзя смотреть насквозь.

Альбина отложила рукопись больничную. В палате лежали К.С. со взглядом в потолок и новопоступивший старичок. Альбина склонилась над ним.

- Что ты такая холодная?! Жутко холодная! От рук холодом веет, а! – Он прищурился. – Это другую подослали… Не трогайте меня! Не трогайте! Я требую медбрата! Медбрата-а!

- Дайте мне руку. Видите, мои – совсем не холодные. У нас нет мед-братьев. У нас только сестры.

Старичок обиделся, но замолчал.

- Вы появляетесь вовремя. – Сказал К.С., освобожденный от криков со-седа.

- Не спорю. Во мне это появилось однажды. Я побывала на такой терри-тории. Там было много людей, все заняты своим. Я прогуливалась одна, за-бытая или нетронутая. А внутри нарастало желание не остаться одной, ожи-дание чьего-то прихода, как чуда незнакомого, и нежелание быть найденной кем-то ненужным. Я так ходила, с силой ходила под осенними тучами. От та-кого состояния, между «да» или «нет», начинали искриться сумерки. А под конец, когда никто меня не нашел, не почувствовал, у горизонта вспыхнуло солнце и прощальные строчки в моей голове: «Я вернусь к тебе только тогда, когда небо состарится тучами»… Вообщем, я из тех, кто приходит в крайних случаях… Спокойной ночи Вам и Вам.

Альбина закончила выступление и шла по стемневшему пустынному ко-ридору.

 

Свидание с Моисеем, внешне похожим на Б.С.

 

После дежурства Альбина обнаружила Алину в сестринской. Та отвер-нулась от зеркала и протянула помаду.

- Возьми. Нужно накраситься.

- Конечно. Нужно быть лучше для этого мира, чтоб он хоть ненадолго тебя оставил себе. – Неслышно проговорила Альбина.

- Ну, возьми.

- Нет, спасибо. У меня есть своя.

- Ах, да. Отвратительно коричневая? Нет! Нужна красная. И волосы твои придется забрать повыше. Вот так, – она показала на себе. – И одежду нужно выбирать приталенную типа платья, которое ты нам вчера на посту обеща-ла… Ну, это на будущее.

- У меня нет времени на это.

- На что же ты тратишь свое время?

- Совсем на другие мысли. У тебя представить их не получится. И гово-рить о них я не могу. Они слишком глубоко во мне. Не трансформируются в слова.

- Бедняжка-бедняжка! – Пожалела Алина. – Как бы тебя спасти?..

Альбина вышла из-за шкафа переодетая и села на диван шнуровать сапо-ги. Алина хитро наблюдала за ее склоненной фигурой, и когда та выпрями-лась, ничего не подозревая, она подошла близко и таинственно прошипела:

- Порою хочется вскрыть твою черепную коробку и посмотреть, что за мысли внутри…

- Ничего не получится. Нужно иметь специальное образование на этот случай.

- Накрась губы, Аля. – Своим обычным голосом сказала Алина и вложи-ла в ее руки тюбик. – Ты пойдешь со мной. Я не могу одна. Ну, понимаешь? Сегодня встреча, встреча роковая! Ты мне нужна. Такая ты холодная, такая неприступная, такая ты такая!

И через полчаса две медсестры вышагивали по парку за больницей и с одинаковой помадой на губах. Сначала они ходили взад-вперед по широкой аллее с низкими раскидистыми яблонями и лавочками по бокам. Но вдалеке черной точкой появился человек. Алина тут же запрыгала, заволновалась, притягивая Альбину за руку к себе.

- Это он, это он! Мы пришли раньше. Он ничуть не опоздал. – Преду-предила она непосвященную Альбину. К ним приблизился высокий строй-ный человек в белой рубашке и брюках, в руке он держал свой пиджак. Че-ловек ей сразу напомнил пожилого мужчину, с которым она говорила в кафе, как если бы это был его сын. Такие же лоб и залысины, волосы, но не седые, острый взгляд. Но что-то в нем было отталкивающе неприятное, подозри-тельное для Альбины.

- Здравствуйте. Здравствуйте, – поздоровался с каждой в отдельности. – А вы, видимо из тех, кто всегда только вместе…

- Я сразу же вас хотела представить. Это Альбина.

- А-аля. А я Моисей. Лина о вас говорила, – поцеловал ее руку. И обра-тился к той, ради которой пришел: – Ну, расскажи, как у вас смена, у деву-шек, у медсестер. Наверное, раньше сбежали?

- Такое не возможно. И даже для те-бя. – Отрывисто произнесла Алина.

- Увидим…

- Моисей, у Вас есть отец? – перебила Альбина.

- Ой! Вы так говорите, будто знаете меня.

- Нет. Не знаю: знаю или же не знаю.

- Конечно, есть.

Сквозь их разговор Альбина решила задавать вопросы, подтверждающие гипотезу о родстве внешне похожих человек.

- Кто он по профессии? Вы бывший спортсмен? Как зовут Вашу сестру? Что с ней? Вы живете один?

- Пожалуйста, не обижайся на вопросы. – Попросила Алина. – Ведь это моя любимая давнишняя подруга.

Они гуляли долго, будто в сторону цели. Прошли несколько скверов. Моисей накинул пиджак.

- Что ж, милые дамы, сюда мы и шли. Сегодня это конечный наш пункт.

Они стояли у ресторана с постоянно хлопающими дверьми. Алина, со-всем освоившись, развернулась к Альбине и, положив ей руки на плечи, по-целовала в щеку, сказала: «Спасибо тебе, милая. Все хорошо. Ну, прощай». Пара удалилась, оставив Альбину одну под темнеющим небом.

А после этого знакомства Альбина увидела Моисея с отцом. Б.С. долго смотрел на сына, запахнул его пиджак. К ней долетели обрывки фраз: «есть квартира,… мне нужны деньги,… что ты такое говоришь,… нет, она не пус-тует,… не скоро,… пока,… все, пока».

 

Картина, не дающая Альбине покоя

 

После того разговора Альбине не давала покоя картина, висевшая по-следние 20 лет в галерее искусств. Ей хотелось знать больше о Б.С.. Медсе-стра ходила по бабушкиной комнате, пока не увидела алинину сережку, рас-пластанную по письменному столу, а рядом – визитку. Альбина забралась на диван, подтащила бабушкин телефон и зачем-то набрала его номер. «Да», – тут же послышалось в трубке. – «Говорите». – Она молчала. – «Не перезва-нивайте, если Вы кто-то чужой». Пристыженная Альбина повесила трубку и уткнулась в подушку, пролежав до раннего утра.

После работы, ни с кем не прощаясь, Альбина решительным шагом на-правилась прочь. Уже за воротами больницы она услышала:

- Аля! Альбина! Подожди!

Она нехотя обернулась. Алина скользила к ней на каблуках.

- Быстрей, я спешу.

- Скажи мне про Моисея. – Говорила Алина уже в троллейбусе.

- Я разве не предупреждала, что буду молчать?

- Нет… Ты лучше скажи мне, зачем ты так с ним зло? Вы очень похо-жи…

- Не правда. Таких я ненавижу. Себя нельзя ненавидеть долго. Я бы уби-ла себя. Так можно ненавидеть только других.

- Ах!.. Я хотела как лучше…

- Послушай. Ему нужна твоя квартира… Я слышала один разговор.

Лицо Алины сделалось испуганным и удивленным. В галерее под воз-действием обстановки она тоже молчала.

Картина Б.С. это был городской пейзаж, непримечательный. Альбина надолго застыла возле нее.

- Это картина его отца. – Пояснила она для Алины. Та не отреагировала.

На прощанье Алина сказала:

- Я так устала! Зачем ты меня сюда привела? Я тебе больше не верю. Я никуда с тобой не пойду.

Постовая медсестра покачала головой и потащила процедурную вниз к выходу.

 

Проводы неблагодарного К.С. из больницы домой

 

Альбина и К.С. стояли у овального стола на высокой ножке.

- Ну, что Вы пьете мелкими глотками и ничего не говорите,… только подсматриваете на часы под рукавом?

- Да, так… А Вы?.. Может, зря, что из больницы сразу сюда? Нет?

- Ну, да… У Вас грубая ткань на рукавах. Пока ее отодвинете, я все ви-жу. Что Вы как незнакомая? – Он катал стакан боками по столу, лениво глядя то на нее, то на него. Потом налил еще. – Давайте тост, какой Вы обычно го-ворите…

- Ну-у-у, – у Альбины не было тоста на все случаи. – З-за красоту… Что-бы она что-нибудь решала.

- Мм-ммм… А я обычно говорю: чтобы на все хватило сил… Там в больнице я знаете, что понял? Ничего нет лучше хорошей капельницы в тя-желый момент. Главное – не сопротивляться… Вам спасибо, что встретили из больницы. Я пошел. Домой.

Альбина нерешительно смотрела, как он уходил, держа в руке пакет с вещами, по холодеющей от поздней осени улице.

- Мужчина! Ядовитов, Ядовитов. – Закричала она, расставляя разные ударения в его фамилии. – Как Вы одни после больницы! Стойте!

Альбина выхватила у него из рук пакет. Они медленно пошли к его дому по темнеющей улице.

Позже. Она сидела в зале, пока он долго мыл руки в ванной: все не мог насмотреться своей оставленной на время квартирой. Альбина рассматривала стены, зеркала, паутинки, отбрасывающие на потолок непонятные длинные тени. Затем подошла к окну. Там, во дворе курили какие-то двое. Темно, бы-ло не видно. Только их горящие сигареты летали вверх-вниз, как красные светлячки. Альбина вернулась к дивану. В комнату, наконец, пришел хозяин. К.С. стал выдвигать ящики комода, осматривая. Все было так, как оставил, уходя. Потом вдруг отступил и отошел к окну, посмотрел вниз с 7-го этажа, где все скрыла темень.

- Знаете, почему так грустно?

- Почему же?

- Когда я ложился в больницу, была еще осень… и не слишком жестокая. А теперь там, внизу грязь схвачена льдом.

- Ночью же не видно, что внизу. А утром грязь тает под солнцем.

- Вы ничего не смыслите в темноте. Здесь важно не какое-то там зрение. Если отключить свет, мы перестанем существовать для наблюдателей из до-ма напротив. Вы так хотите? О-ох, не спрашивайте. Не хочу на это отвечать. Устал. Я лягу.

Он сдвинул все диванные подушки к краю и улегся. Будто тяжело боль-ной, будто его комната превратилась в палату, а Альбина – снова в медсест-ру. Она окинула К.С. взглядом и безжалостно задвинула все ящики назад. Он обернулся:

- После всего мне только хочется лета, а лучше – тепла и солнца. Это много, много полезнее сейчас,… чем сон и Вы, и все.

- Все хотят тепло зимой. От холода у многих расстройства и трагедии. Но какой-то один, как кажется, предатель хочет холод. И будет именно по его желанию. Потому что это вопрос, не решаемый мнением большинства.

- Все может… Только речь у Вас забита житейским…

К.С. отвернулся от светлой лампы и больше не хотел ни говорить, ни слушать. Альбина потушила свет и за собой захлопнула входную дверь.

 

Разговор со старой женщиной, задумавшей умереть

 

Альбина зашла в палату № 17 из женского крыла. Все четыре кровати были заняты старушками.

- Здра-авствуйте, – сказала она всем. – Ну, как у Вас дела, Маргарита Ва-сильевна? – подошла к одной, убрала капельницу.

- Хорошо, Альбиночка. Чуть-чуть побаливает, а так – хорошо.

- А Вы еще полежите. К Вам потом придут с уколом, – предупредила она другую.

- Альбиночка, какая же Вы хорошая. Мы Вас так любим.

- Не то, что эта другая – Алина. Такая грубая. Все у нее наскор, наспех, – жаловалась старушка, брезгливо встряхивая ладонями.

- Она к нам заходит как в клетку с дикими зверями.

- Альбиночка, спасите нас от нее… Ха, ха!

Самая старшая пациентка подозвала к себе медсестру. Та села на крае-шек кровати. Старушка взяла ее руки и вложила в них что-то маленькое. Альбина открыла ладони и увидела золотое колечко. Лицо ее сделалось стро-гим:

- Я не могу это взять. – Она оглянулась на остальных – они забылись книжками или сном.

- Что значит такое «не могу», Альбиночка? Вы ведь любите драгоценно-сти. Только, жаль, не все молодые могут себе их позволить. Но я Вас прошу, милая, Вы не крадите, не берите чужого без спроса. Это ошибки, ошибки, ко-торые потом трудно придется исправлять. Вот возьмите мое, – старушка сно-ва сжала ее ладони. – Мне уже все равно, а Вы молодая, доброжелательная, добрая. Но только грустная. Не стоит грустить, пока молодой… Я что-то со-всем плохая. По дороге из процедурной иду и постоянно тапочку теряю. Ни-когда со мной такого не было, сколько я не лежала в больницах. Это конец. Я уж очень стара и месяцами в квартире не прибираюсь. Я Вас попрошу, Аль-биночка, Вы приберите там у меня к моему приходу. За отдельную плату…

- Хорошо, Анжелика Валерьевна. Только никакой платы не нужно. – По-обещала медсестра.

Альбина шла по безлюдному коридору с двумя капельницами и слышала голос Алины: «Она демонстрировала, что не хочет пить таблетки. Говорила, не помогут, отворачивалась к стене, показывала рукой на выход. И теперь, когда встречает меня, так восторженно чихает… Альбина! Где ты была вчера вечером?»

 

Один из вечеров, проведенных с К.С.

 

Альбина стояла у двери К.С. с решимостью его проведать. Она позвони-ла несколько раз, но ей будто бы не хотели открывать. Альбина позвонила еще, прижалась ухом к двери. Послышались шаги. Открыл ей сам К.С.. Лицо не выражало жизни.

- Добрый день… Я Вас проведать.

- Ну, проходите. – Он сказал без интереса и удалился в глубину кварти-ры.

- А Вы все со вчерашнего один? Вам нужно пригласить друзей.

- Хм…

Альбина прошла в зал. Форточка была открыта в темнеющее небо. К.С. указал ей на одеяло. Медсестра накрылась и села в кресло. К.С. расположил-ся на диване.

- Ну, расскажите… мне что-нибудь, – проговорил он.

- Про друзей я не случайно. Они бывают позитивны и очень полезны. Я шла к Вам и увидела сокурсницу. Она встречается мне только на улице и ни-когда не звонит. Было время, когда мне никто не звонил по делу. Никто не знал мой номер. И все звонки были случайные. Мне хочется вернуть то время или хотя бы сказать всем, что ведется ремонт в ближайшие полгода… Ты есть, но тебя будто бы нет. Странно, как присутствие в вакууме. Знаете, как это лучше всего показать? Снять трубку звонящего телефона и положить об-ратно на рычаг. И там все поймут. А если нет – будут звонить еще и опять. Вы больше никогда не сможете сказать ни «алло», ни «привет». Все потому, что ничего не хочется всерьез ни говорить, ни слушать… Но однажды по этому поводу произошла трагедия. Две женщины, знакомые 20 лет, одной холодной ночью не узнали друг друга по телефону. Вообщем, это случилось, когда замерзла протянутая рука одной из них… Вы здесь один?

- Да.

- Все мои родственники, чуть близкие и дальние, сели на поезд и уехали в один из городов. Нет никаких иллюзий, когда я смотрю в даль уходящему поезду. Но в моей голове появился образ. Это девушка, внешне похожая на меня, лежит на ржавой каменной насыпи лицом вверх. Она прилегла возле железнодорожных путей и не успела закрыть глаза, как навсегда уже была позабыта… На перроне все по-прежнему: лучи прожектора иглами колют предрассветное небо. Проходит длинный состав, привозит с собою рассвет. Ах,… весь остаток сил нужно тратить на то, чтоб держать себя в руках. Кру-гом эта непреднамеренная жестокость. Я вспоминаю женщину-диспетчера в электричке. Она так настойчиво повторяла несколько раз за поездку: «Граж-дане пассажиры! Подниматься на крышу электропоезда категорически за-прещено. Это опасно для жизни. Напряжение контактного провода 27 тысяч Вольт». Она тоже причастна к нескольким смертям…

- Я много лет не ездил на электричках.

- Я тоже езжу не часто. Только чтобы встретить эту подружку. Она мне сказала ужасную вещь – будто я не меняюсь. Все, кто был, остались впереди. И ей приходится возвращаться назад, чтобы встретить меня.

- Почему Вы вдруг должны изменяться?

- Меняться – чтобы быть адекватной для жизни. И от других мы ведь почти ничего не ждем, кроме адекватности.

- Я давно потерял это чувство. Все кажется отвратительной болтовней, и даже что-то умное – надоевшим,… субъективным… Со мной это часто в по-следнее время. И этот кризис я встретил в больнице под наблюдением Вас и врачей.

- Я знала одного человека. Его жизнь можно было назвать сплошным кризисом. У одной женщины было двое любимых. Одному она наносила ра-ны, душевные расстройства, забирала деньги, оставляла до самовозрождения. Он ее спрашивал: «Почему ты со мной так безжалостна?» Она отвечала, что есть еще человек, для которого лучше нее не бывает. Но тот любимый ее ни-когда не любил. Конечно же, эта женщина не была разорвана надвое физиче-ски, но так и похоронила в себе то, что берегла от одного любимого для дру-гого.

- Это кризис любви… А всего-то надо вовремя побывать на море…

- Море… Из всего красивого у меня есть только небо, но боготворю я горы. Не хватает их вида и ощущения. Когда хочется красоты, я беру свой халатик, облачаюсь в него, прижимаю к лицу, представляю, что это манто, ангорская шерсть. Так тепло и мягко в нем, оно тяжелое, как бы дорогое. И я не сажусь в нем на стул, где разлито кофе, хожу по комнате, кружусь, подпа-даю под отражение зеркала. И некуда сесть так – ногу на ногу. Все пыльное, грязное, лишь на рояле чисто. Он держит меня на своей крышке, а сам такой холодный! Мне его не согреть. И когда я его продам?.. Дома меня встречает пустота. Мне не страшно. В пустоте никого нет. Ее можно разогнать светом, громким звуком, брызгами... Но никаких котят и кошек. Они обязательно бу-дут карабкаться по мне, пытаться влезть на колени. И будут царапаться. За-чем вы царапаетесь, рвете мою кожу?! Зачем так страшно, это ведь навсегда: шрамы, ожоги… Я так не смогу выйти на улицу. Все будут думать, что я ре-зала вены вдоль… И вот, один раз я сказала такому котенку: «Отпусти свои когти». Представляете, он упал не на лапы и разбился.

- Вы, еще молодая,… но всегда со стариками…

- Каждый раз они новые, как в любимых моих поездах. Я говорила с медсестрой скорой помощи. Ей дано было наблюдать. В субботу был празд-ник. Их машину послали к самой большой площади. Там, как всегда, было много бабушек и дедушек. Мы не стоим на месте. Мы постоянно движемся. Если бы стояли, все бабушки и дедушки давно бы кончились. Но нет. Со-всем старые умирают, а те, кто был помоложе, состариваются за год и попа-дают к ним.

К.С. усмехнулся чему-то своему и спросил:

- Верите ли Вы, Альбина, в смысл жизни?.. – Прозвучало как прощаль-ная фраза. Альбина сложила одеяло, надела бабушкино пальто и вышла из его квартиры.

 

День Рождения Алины

 

В зале собрались две медсестры, две незнакомых девушки и Моисей. Алина с Моисеем танцевали танец с поворотами, кружениями и даже прито-пами, не похожий ни на что. Две незнакомки сидели на диване и ждали оче-реди танца с единственным мужчиной. Альбина, сидя в отдалении от тех и от других, держала на коленях алинину худенькую кошку. К ней долетали слова незнакомок:

- Он весит 150 килограммов и лежа поднимает 245. А рост у него 2 мет-ра. И знаешь, кем он работает?

- Медбратом?..

- Да!.. Что ты!.. Дипломатом!

Алина, пошатываясь от бесчисленных кружений, отвела Альбину в ко-ридор, чтобы сказать:

- Он смотрит на-те-бя. Он снова смотрит на тебя, как тогда, в первый раз, даже больше!

- На меня?.. – переспросила Альбина, пытаясь отыграться от слабой рев-ности Алины.

- Да, на тебя. Нас здесь 5 человек, и ты собираешь все его взгляды, – не-узнаваемой интонацией говорила она. Альбина уже склонила голову с улыб-кой, мало вслушиваясь. – Как же ты не замечаешь? Не притворяйся, что не видишь. Ты мне не кто-нибудь – ты мне подруга. Должна быть со мной на одной стороне. – Альбина прищурилась. – Как он смотре-ел!.. Неужели не видишь? Он ведь всем нравится. Хочешь, бери его… Забирай. Уведи за со-бой… – Уже умоляюще прошептала Алина. – Я с ним не справляюсь. Он по-шел за мной как-то. И все идет, идет дальше. Он как бы питается. А ты не та-кая. Тебя не съедят: ты или отравишь, или не понравишься… Еще ничего не случилось, но случится, если не изменить… Я попалась. Эта его энергетика действует и на мужчин. Неужели не чувствуешь? Я специально пригласила одних только женщин, кроме него. Потому что все они принимают его сто-рону, только увидят его взгляды, его шутки…Не могу!.. Я ведь не виновата. Так получилось. Он задумал обосноваться здесь навсегда. Я не хочу остаться на жизнь в этой квартире, а потом умереть. – Опустила тяжелые от слез гла-за, устав умолять.

- Может, еще показалось? Безумная!.. – Предположила Альбина и не бы-ла столь серьезна. – Ну, не знаю… А что две другие? Предупреждены о его магии?

- Они – так, для Дня Рожденья. Больше не встретятся…

- Нет, все-таки безумная, – согласилась с собой Альбина. Вздохнула как над надоевшим ребенком. – Пойдем. Ну, пойдем. Обещаю тебе, ничего не случится.

Они вышли по очереди из таинства коридора. Сегодня Альбина еще произнесла для Алины: «Желаю тебе жизненной силы, энергии!.. Я хочу, чтоб ты светилась, подруга!»

 

Опыт, от которого не умирают

 

Снова К.С. и Альбина были вдвоем в его квартире.

- Порою мне кажется, мы встретились не случайно. Я работаю в этой больнице 3 года. А Вы что делали, чтобы попасть туда?

- Это не было целью – так вышло.

- Что Вы пили или что Вы кололи?

- Я уверен, к вам в отделение поступали подобные…

- Конечно. Я видела несколько опытов, которые ставили над собой паци-енты. Некоторые еще немного существовали после поступления и погибали. Вытравили из себя все живое. И только несколько из них выжило… И в каж-дом случае была индивидуальность. Вы врачу своему так почти ничего и не сказали – не вошли в доверие… Но я хочу знать Вашу, именно Вашу уни-кальную историю. Вы станете пациентом всей моей жизни!.. Расскажите, расскажите… опыт, от которого не умирают.

- Хм, – усмехнулся он. – Ну,… сначала я почувствовал усталость… Впервые купил коробку какой-то аминокислоты… Потом витамины. Я не понимал, что за блажь такая существование… Опять же – череда событий, после смерть… Все такое навалилось. Седативные микстуры, нейролептики. Плохо как-то все воспринималось – никакого улучшения… Потом витамины в ампулах, уколы… Плохое лекарство – не лечит… не помню названия. За-щита – скоро все сотрет… Если бы не было чего-то в моей голове, ничего бы этого не было… Не могу абстрагироваться от космоса, постоянно его давле-ние… Закрываю глаза – бездна, открываю – то же самое. Почти никого там не чувствую. Вряд ли возможно какое-то осознание… Не люблю об этом го-ворить – страх поднимается. – Говоря, он морщился и хмурил брови.

 

Предчувствие особо важного звонка

 

Альбина и К.С. шли по тротуару, каждый день ведущему к ее квартире на втором этаже пятиэтажного дома. Шли, минуя морские лужи, маленькие – перешагивая. С ними поравнялся человек ниже ростом.

- Кто этот? – едва слышно поинтересовался К.С..

- Это мой пациент очень давнишний. Идет, будто бы вместе, но врозь, обычно чуть сзади, ничего не говоря. Это пациент-прохожий. А несколько месяцев назад, я не знала, как его определить. Даже боялась.

Они свернули в свою арку и остались без него. Было поздно и пусто.

- Пригласите меня… – Сдержанно сказал К.С.. Она отрицательно пока-чала головой. – Я Вас всегда приглашаю…

- Зачем Вам мой дом?.. Такой красивый снаружи и съеденный тоской из-нутри.

- Мой абсолютно такой же… Меня не пугает.

- Ничего хорошего не выйдет.

- Тогда пойдемте в мою квартиру. Там еще много есть неизведанного. Обстановка навеет Вам мысли. Озвучите их…

- Нет. Уже поздно.

- В конце концов, мне нельзя долго на свежем воздухе!..

- Я должна каждый вечер быть дома, кроме дежурств. Дом отражает от своих стен мое же тепло. И если меня не будет вечером дома, круг не замк-нется. Получится взрыв пустоты в пустоте. – Объяснила Альбина.

- Скажите другое… Не принимаю такие отговорки.

- Я разрываюсь оттого, что нечего и некому сказать…

- Не понимаю,… какие причины?..

- У меня предчувствие чего-то важного, как будто там, в квартире, боль-ная бабушка под тремя одеялами. Она ждет. Ей нужнее…

- Хм,… Если б у Вас была сотня бабушек, Вы бы всех их переправили на работу. Там есть уколы, капельницы … Вас окружают одни только бабушки. Они и дома Вам мерещатся… Что же такое получается? Вас провожают при-зрачные пациенты… Вы никогда от них не вырветесь. Вы-ы никогда не най-дете себе человека… – Он пожал плечами. – Не понимаю...

- Мне нужно идти, – вырвались эти слова на прощанье.

Альбина побежала к подъезду. К.С. еще немного стоял с опущенным рассеянным взглядом. Она же заперла свою дверь и села рядом с бабушки-ным телефоном. Тот сразу же зазвонил.

- Алло.

- Здравствуй, Альбина. – Она услышала голос Б.С.. – Это ведь ты звони-ла ночью?.. Определился твой номер. Приходи смотреть свои будущие кар-тины. Если боишься, можешь взять подружку…

 

О том, как Альбина единственный раз была в гостях у Б.С.

 

Бродя по огромной квартире Б.С., напоминавшей музей с развешанными по стенам картинами, Альбина все ожидала увидеть шикарную кровать с по-логом. Но все четыре комнаты были оклеены вишневыми обоями, а по углам стояли софы. Альбина обернулась и увидела его стоящим в проеме дверей.

- Вы всего себя отдали искусству?.. Где же спите, где же Вы завтракаете?

- Я никогда не считал эти картины своими. С ними нельзя делать все, что угодно.

- А что Вы делаете с теми, что новые?

- Теперь они не так уж множатся как годы назад. Я их раздариваю.

Она ходила по комнате, вглядываюсь в каждую.

- Наверное, Вы их не дарите. Вы выбираете владельца для каждой.

- М-да, есть своя выгода в том, что не продаю…

Б.С. сидел на софе, заложив руки за голову, и наблюдал за Альбиной.

- Все эти работы принадлежат одному периоду моей жизни. Это была любовь, моя жена. Она давно умерла. А я так и остался в том времени. Пото-му что ничего хорошего не случилось. Дети выросли и разошлись. Другие люди видят их чаще, чем я… Кому-то из вас повезло. Кто-то носит в себе ее душу.

- В такой квартире было бы абсолютно не удобно жить женщине с двумя детьми. Она бы здесь все переделала.

- В любом случае, это должно быть как-то закончено.

- Вы должны меня научить разбираться в картинах. У меня нет ничего красивого из материального. Бабушка умерла год назад. А теперь ее подруги приходят по старой памяти попить чай, померить давление. И постоянно вы-сматривают, чтобы что-нибудь унести. Такие материалистки. А мне говорят: «Память такая старая. Ей нужно много подсказок, чтоб что-нибудь вспом-нить о твоей милой бабушке»…

- Мой сын – материалист… Возьми. – Он протянул ей фужер с темной жидкостью.

- Я вовсе не пью.

- Я тоже не пью в отрицательном смысле.

Альбина отпила глоток – что-то хорошее. Видимо, то, на что у нее нико-гда не хватало денежных средств. Прозвучал звонок. Б.С. пошел через четы-ре комнаты открывать дверь. Альбине послышалось: «Здравствуй-здравствуй… А говорил, не скоро заглянешь. Проходи, знакомься. Я сейчас».

Альбина увидела бледного Моисея.

- Вот, как… Все-таки отец дождался в кафе молодую как Вы.

Медсестра сделала последний глоток и поставила фужер.

- Поиск – обычное дело несчастливого человека.

- Что Вы хотите?!

- Оставьте Алину.

- А Вы?..

- Я никогда не выйду замуж за Вашего отца и не заберу его квартиру.

- Вы обещали. – Погрозил Моисей и ушел, не попрощавшись.

Б.С. появился из кухни с подносом и тяжело вздохнул, видя отсутствие сына.

 

О том, как у Альбины появилась вторая квартира

 

Альбина поднималась по лестнице дома, в котором жила та старая паци-ентка, подарившая ей золотое колечко. В руках медсестра держала кошку Алины, говорила с ней: «Открою дверь, а ты пройди. Я тебя на прокат взяла. Но ты не обижайся, мы ведь с тобой виделись раньше. Ты сидела у меня на коленях. Такая хорошая кошечка, такая умная кошечка», – все пытаясь от-крыть свободной рукой незнакомый замок. Альбина опустила непонимаю-щую кошку на порог и ждала. Кошка застыла. Альбина даже подтолкнула ее носком сапога, но та только сделала круг и осталась на месте. Тогда медсест-ра первая проползла на четвереньках в квартиру. «Ну, что же ты застыла. Мы здесь одни. Нечего бояться. Это такая традиция. Кыс-кыс-кыс… Ну-ну-ну», – перетащила, наконец, кошку через порог. Зазвонил телефон. Альбина вско-чила с коленей от неожиданности. «Да, все хорошо… Мы обе вошли… Ну, конечно, ты первая… Никто… Хорошо-хорошо, жаль-жаль», – и «выключи-ла» Алину, утопив рычаги. Альбина походила по комнатам, было много за-нятных старинных вещиц. Она убрала всю квартиру, мыла и чистила долго и тщательно. После всего, выйдя на лестницу, даже проверила пальто и сумку от посторонних драгоценных предметов – выпала только алинина сережка. Ее Альбина положила в карман, подхватила кошку и ушла.

Альбина сидела за толстым стеклом поста № 2, а рядом стояла Алина. Мимо по коридору проследовала та старая женщина, хозяйка квартиры.

- Не собралась ли она умереть?.. – Невзначай сказала Альбина.

- Откуда ты знаешь?

- Она всем говорит спасибо, часто без причины.

- Не знаю… Тебе нужно быть ближе к врачам. Ты можешь им точно по-мочь… – Предположила Алина. И вдруг догадалась. – Она тебе завещала квартиру?.. Правда, Аля?.. Эти ключи, с которыми ты ходила, уже твои? На-всегда?..

- Тише, сядь…

 

Странное чувство Альбины, возникшее на закате

 

Неизвестно, куда пропала Алина. Альбина прогуливалась у входа в больницу. Прохаживалась по бордюру, болтала ногой за его краем. Но вот она спрыгнула на дорогу, пошла дальше, дальше в неухоженный парк. Аль-бина ступила на землю, покрытую заиндевелыми листьями, и, наконец, оста-лась одна. Она бродила между грушами, прислонялась к стволам, слушала, что происходит у них под кожей. Альбина не ощущала себя, а только – при-роду. В глубине парка медсестра прижалась к холодной мшистой стене и за-крыла глаза. В лицо светил оранжевый закат. Ей представилось, будто она одна идет по больнице, пустой галерее, квартирам, в которых она бывала ко-гда-либо. Представилась пустынная улица, по которой она идет в одиночест-ве. Альбина открыла глаза. Закат исчез. Она оттолкнулась от стены.

И через время оказалась во дворе алининого дома под светом фонаря. Алина стояла за окном своей квартиры и показывала ей жестом: «Иди сюда. Сюда. Иди. Прогони его, он пришел опять. Глупая, поднимайся же…» Аль-бина прекрасно видела и понимала те жесты сквозь толстых два стекла и не-хотя двигалась к ее подъезду. «Скорая помощь,... хм,… – поднимаясь по ле-стнице. – Иду-иду. В последний раз…»

 

Мимолетная слабость Алины

 

- Эта кровать освободилась для меня… Я в нее и лягу. Так редко осво-бождаются кровати. – Алина зашла в палату № 17, где лежала та старая па-циентка, поправила покрывало и легла на пустую от больных кровать.

- Девушки. Потише. Какая вы смена бесцеремонная, – завозмущалась старушка под одеялом.

- Встань. Что ты придумала? Так никто не делает. Пойдем в сестрин-скую. Ли-на! – Упрекала Альбина под взглядами старушек, пытаясь отвер-нуть от стенки на боку лежащую медсестру. – Ну, вставай! – Вытянула ее из чужой постели, повела по коридору, усадила в кресло. Потрогала лоб под ме-дицинской шапочкой, пульс под кожей. – Ничего, – и вопросительно уселась рядом.

- Я вдруг себя почувствовала такой больной,… такой больной, что про-сто ужас. Я все оценила… Нет, если бы не ты,… меня никто не нашел бы так скоро. Если бы не ты, всегда рядом…

- Не воображай.

- Нет, я как будто видела себя со стороны… И знаешь, что? Я взяла при-мер с тебя. – Алина вытянулась в кресле. Альбина дико посмотрела на нее. – Да. Только ты могла так сделать. Из всего персонала. Я видела себя твоим же взглядом, – и снова села в ту позу, как усадила ее постовая медсестра. Аль-бина оцепенела от холода и неприязни. – А Моисей,… скажи, ну, как он мог?.. откуда взялся?..

На скамейке сидели две незнакомые женщины. Одна быстро эмоцио-нально говорила другой: «Он сначала был Богом для меня. Я его называла «генерал». Не выпускала из мыслей! Но вдруг в нем появилось что-то сомни-тельное, необъяснимое. Точнее всегда было, но я не видела. Он стал все чаще ставить себя в неловкое положение, и меня… Еще тогда я пыталась этого не замечать, отгоняла мысли. Но в одну противную весну… Знаете, есть весны дающие жизнь, есть – отбирающие. Я не люблю ни те, ни другие. Хоть это и сокращает мое пребывание здесь в четверть, но все же… Так вот, в одну из таких ветреных весен он совсем опустился в моих глазах, я перестала его как-нибудь называть. И я оставила его. Такого жалкого! Ручаюсь, его не любил никто больше меня!..»

Во время рассказа Альбина водила Алину вокруг их лавочки. Но та, не понимая, отводила от них голову. Дослушав рассказ до логически выгодного, Альбина сказала: «Ты точно так же его позабудешь».

 

Прощальная часть

 

Альбина сняла телефонную трубку в бабушкиной квартире и услышала голос Б.С.: «Я обещал сообщить,... когда соберусь умереть». Альбина вызва-ла скорую, вытащила из шкафа лучшее бабушкино платье, покрытое целло-фаном, надела его, подвела глаза, как это делала бабушка, прицепила к це-почке украденную сережку; и выбежала из квартиры.

Потом она сидела на краешке больничной кровати Б.С.. Художник был спокоен и улыбался, глядя на нее.

- Сыну сообщили… Я ждал тебя. Какая ты красивая. Платье 60-е. – Он обвел ее взглядом. – Что ж, вторая серьга не нашлась?.. Ну, улыбнись. – Аль-бина улыбнулась. Б.С. закрыл глаза.

На лестнице медсестре встретился Моисей. Он как-то странно быстро проговорил:

- Скажите-скажите мне, что с ним случилось. Я не могу так войти без подготовки.

- В своей одинокой квартире он пережил четыре инфаркта. Этот четвер-тый – последний. Материальное он завещал Вам, картины – мне. И еще: най-дите сестру. Вдруг семью Вы не скоро получите. – Посоветовала Альбина, и Моисей обреченно поплелся наверх.

 

Альбина нашла в коридоре своего отделения Алину и долго смотрела ей в глаза, меняя выражение, будто жаловалась ей на нее же саму.

- На, возьми. Забери ее назад, – она протягивала украденную серьгу. – Я тебя прощаю. Раз и навсегда.

- За что-о? – недоумевала Алина. – Я ее давно потеряла…

- Это Франция, 19-й век, если не знаешь.

Альбина бежала к выходу, бежала, бежала, пока не почувствовала гне-тущие слезы. Она прислонилась к задней стене больницы и обидно плакала, убирая слезы дрожащим запястьем...

Алина внутри здания, удивленная, все шла по коридору, пока не наткну-лась на какую-то медсестру: «Ты представляешь? Эта сережка… Аля брала ее на экспертизу или что-то такое…»

Альбина посмотрела вдаль парка и увидела ту замшелую стену, бывший забор. Опять начинался закат. Медсестра с бесслезным пристальным взгля-дом перед собой пошла по дороге, огибая больницу. Сегодня ей предстояла еще одна встреча.

 

Вечером Альбина появилась у К.С. на пороге.

- Проходите, на кухню. – Пригласил он. Продлилось молчанье. К.С. пер-вым заговорил. – А Вы смелая… Вы каждый раз уходите от меня в ночь… Знаете, что я Вам скажу… Вы рано остановили свое образование. Вам нужно дальше учиться… Что ж. Закончился мой отпуск… Вы никогда больше не придете? Вы это хотите сказать?

- Никогда… Обещаю: я Вас никогда не забуду.

- Оставьте мне что-нибудь, – так же медленно сказал он, не реагируя на альбинино обещание.

Медсестра взяла карандаш из стакана, поднесла к свету, проверила, ост-рый ли грифель, подвинула все бумаги, положила его руку на темный край стола ладонью вверх. И быстро, неожиданно и страшно занесла над нею ост-рее карандаша. Она оставила бы рану на его ладони и память о себе, но он отдернул руку. «У-ходите…»

А дальше Альбине почувствовалась темнота, сплошная клубящаяся, внутри и снаружи.

 

Слезы по Альбине

 

Этой ночью Альбине стало не по себе. Она долго сидела у окна, заку-танная в штору, и наблюдала за тем, как беспокойно менялся пейзаж от ве-чернего к лунному. Внутри нее появилось жжение то ли от бессонницы, или оттого, что оставила Алину одну в первый раз в квартире с чужой ей энерге-тикой. Альбина металась по комнате в широком халате, делая огромные шаги к стенам. И все же сдалась. Вышла на улицу, где не было транспорта, засту-чала каблуками по асфальту в сторону, откуда веяло беспокойством. Уже под самое утро она тихонько ворвалась в квартиру на старой улице. Бесшумно, чтобы не разбудить, скинула туфли и прямо в пальто прошла в комнату, при-села возле дивана со спящей Алиной. Та открыла глаза, полные удивления:

- Я пришла, – наконец, произнесла Альбина.

- Это зачем? Сегодня моя очередь «согревать квартиру».

- Я не сомневаюсь в тебе. Я знаю.

Позже Алина сидела на стуле и плакала, а Альбина причесывала ее ко-роткие с понедельника волосы.

- Сначала ты была такой легкомысленной дурочкой! Я была в ужасе, я сторонилась тебя… Теперь все будет отлично, не то, что тогда. Я изменяюсь, ты меняешься тоже. Мы даже внешне напоминаем одного человека. Ты пере-носила все вещи из моего и бабушкиного гардероба… Я откуда-то знала, что иначе не может. Мне с тобой почти уже не скучно. Мы еще придумаем, что делать с этой квартирой и теми картинами… Я все думала, волновалась, как ты одна ночью в незнакомом месте. Когда отправляла тебя, во мне еще была та безжалостность. А теперь нет; ничего. Эй,… не плачь…

 

июнь 2008