Ах! Какой замечательный в Тунисе Средиземноморский климат (жара ещё та – сентябрь)!

Теплое ласковое (полное медуз) море!

(Относительно) чистый песочек, мелкий, заботливо прилипающий к мокрой коже.

Амфитеатр в Эль-Джеме (не Колизей, но у нас и такого нету).

Ах! Карфаген! Седая древность (остатки лужи порта, раскопки и несколько римских колонн, которые фотографировать нельзя из-за близости какого-то военного объекта)!

Музеи, мечеть Зейтуна, муэдзины на минаретах, какие-то пещеры в пустыне.

Заботливо высаженная растительность (естественная сильно деградировала).

Заботливый сервис (им не понять врожденную гордость русского человека, который никогда не берет чаевых!).

 

2.

И вот отъезд.

А перед отъездом были стихи:

 

Ночь сорвёт самолётом,

мы сидим чемоданно,

пёс по комнатам – чёрным чёртом,

ожиданье – дурманом.

 

«До свиданья!» – жмём руки.

Пёс – глазами печалей.

Дверь закрыли без хука-стука

и таксисто умчались.

 

И на сером асфальте

жёлтый рог кособочий

проявился и сверху: «Здрасьте!» –

интродукция ночи.

 

Конечно, тут все наврано:

а) уезжали в три часа дня. Разумеется, никакая луна на серых небесах в этот час не была бельмом;

б) уезжали автобусом (вот она, экзотика! Автобусом 1000 километров!);

в) не такси нас увезло на автовокзал, а сын на машине;

г) и пёс не черный, а бежевый.

 

Этот пёс (по кличке Сэм; он похож на американского бородатого президента; у него выпирающие вперед зубы от мертвой хватки) сейчас сидит у меня за спиной и грызет свою косточку. И воняет, как портянка солдата после многодневного марш-броска.

 

Когда щенка для себя покупал мой сын, продавец клялся, что это помесь мопса и пекинеса. И что мальчик будет короткошерстным. Потом этот пёс переехал к нам (вместе с заботами, сыном, женой сына и мебелью).

Когда кобелёк стал похож на тонкорунного недомерка-мериноса (безрогим, слава богу!) с курдюком, жена вычислила предполагаемую породу пса: двортерьер.

Однажды Сэм выгуливал мою жену и встретил кинологов. Они сразу сообщили ему, что он – самый настоящий брюссельский грифон. Очень веселый и забавный. И даже позволили ему ткнуться носом в носы их собак.

Теперь пёс гуляет с чувством собственного достоинства (иногда отпускает мою жену с поводка; меня – никогда!), и плевать он хотел на дворянкость таких же, метивших те же углы чистопородных. Сэм с тех пор не стесняется их обгавкивать и нюхать у них под хвостом.

 

А мне всегда жаль этих симпатичных уродцев. Самая красивая собака – волк.

 

А в стишке правда только – про печальные глаза.

 

Косточка сгрызена.

«Куда ты тапок потащил!? Плохой пёс!»

Так он меня и послушал!

 

Выехали из Ростовской пробки.

Шоссе.

Когда покупали билеты, я примерялся к каждому месту на втором этаже.

Потому что не помещаюсь.

Как в самолете.

 

Жена же потащила меня вперед и усадила на самое переднее кресло. Как раз над водилой.

Обзор замечательный.

Только ноги некуда вытянуть. Высунул бы в форточку, да ее нету.

 

И вот мы сидим и наблюдаем через черные очки, как автобус обгоняет дальнобойщиков. Я им мысленно показываю средний палец. Такой же мысленный палец автобусу показывают пассажиры крутых легковушек. В мире все уравновешено, и каждый обязательно увидит предназначенный только ему средний палец.

 

За Шахтами сплошняком на обочинах продают арбузы, дыни и гарбузы («оптом и в розницу»). Эти ягоды и овощи разных калибров навалены выше терриконов.

Шоссе до Каменска – новенькое (правда, сразу за Новочеркасском его уже начали расковыривать), развязки радовали глаз своей элегантной легкостью и свежей рекламой, голубенькие пешеходные переходы сверху то приветствовали каждым районом, то прощались всем миром. А потом пошел советский асфальтированный большак в один ряд в каждую сторону.

 

Машины по таким шоссе ездят стаями. Впереди каждой стаи – вожак. Это или перегруженная фура с маломощным движком, или какой-нибудь раритет, который обязательно рассыплется на скорости выше 50 км/час. И будет ещё хуже.

Мало кто осмеливается вылезть поперёд вожака. Это – большой риск для кошелька или для жизни или, по крайней мере, для здоровья. Потому что осевая беспросветная. Потому что навстречу едут аналогичные стаи. Потому что в кустах справляют нужду гаишники.

 

Стать вожаком очень просто. Надо отстать от своей стаи и уверенно ползти по шоссе как можно ближе к осевой.

 

Иногда шоссе расширялось аж до трех полос! Но почему-то две полосы были только для встречных стай.

 

Но нет в мире ничего, чтоб оставалось неизменным навсегда! Кое-где на обочинах в красно-розовых суглинках ковырялись дорожники, которые воздвигали через балки и бугры новую будущую транспортную супер-магистраль. К Сочинской олимпиаде или её закончат, или закончатся деньги.

 

Я до сих пор наивно полагаю, что «автомобильная дорога федерального значения» М4 должна быть достойна апломба, опубликованного на картах и в классификаторе.

 

6.

После Каменска на обочинах стали продавать мёд. Стоят настоящие стеклянные баночные заборы разного медового цвета.

 

Я люблю только один тип меда: майский акациевый, легкий, жидкий, который никогда не засахаривается.

И жене он нравится.

А вот моей аллергии такой мёд совсем не нравится: она радуется травяному, а еще больше – подсолнечному. Вот тогда у неё есть повод поиздеваться надо мной!

 

В Воронежской области на обочинах – штабелями бутылки со сгущенным молоком и даже сгущенным какао.

Мы с женой поспорили. Я говорю:

- Это молоко!

- Не может быть! Молоко скиснет на такой жаре за 15 минут!

- А в чёрных бутылках – квас!

- Не может быть! Ты когда-нибудь пил кипяченый квас? Неужели это вкусно?

Конечно, никто не допускал и мысли, что был неправ. И оба выиграли. Хорошо еще, что не подрались.

Представляю себе зрелище: драка в окне автобуса, как на экране в «Доме-2».

 

А в Верхнем Мамоне поели баснословно дешевого шашлыка: шампур – 180 руб. Потом пересчитали. Вышло: те же 600 руб. за килограмм.

Но было уже вкусно.

 

В дороге обсуждали экзотику Туниса.

Жена выкачала про Африку несколько гигабайт за эти три месяца подготовки, когда всё было решено окончательно.

Я ей постоянно подкидывал e-mail-инфу от дружбана из Вильнюса, который нас и сблатовал на эту поездку. Он там бывал не один раз.

 

И в Суссе мы должны были встретиться. И насладиться отдыхом. Какой-то особенной солянкой. И особенными маслинами. И пением муэдзинов.

Помню, когда-то отдыхали в Анапе. Под окнами нашего номера было кафе. До трех ночи там крутили только две очень модные песни: «It’s my life» и «Happy nation». Мода на песни муэдзинов не проходит уже 1500 лет.

 

Ваучеры получим в Москве.

А подружка жены нашла нам тур с той самой – нужной! – гостиницей.

 

Жена немного волновалась.

Потому что сама она из Средней Азии, и встреча с пустыней у нее всегда вызывала легкое сердцебиение и расстройство. Она даже зуб дала (дантисту, чтоб не дай Бог он в Тунисе не разболелся).

 

Где-то под Москвой начался дождь.

Стало холодно.

Окна запотели. Я не успевал их протирать ладошкой.

 

Зато дождь размочил и смыл многочисленные шлепки птичьего помета и коллекцию насекомых с ветрового стекла. Я жене сразу сказал, что обязанность протирать стекла возложена на пассажиров первого ряда. Но если изнутри пассажир ещё может стёкла протереть (чтоб в просвет увидеть свет), то до наружной поверхности при всем своем желании даже каскадёр не дотянется. Полуспящая жена (она умеет устраиваться калачиком на сиденье) открыла левый глаз, чтоб тут же его закрыть в знак согласия. Она всегда восхищается моим юмором.

Впрочем, «дворники» в автобусе были предусмотрены и на втором этаже!

От них остались, правда, одни пеньки.

 

В Москве дождь почти кончился. А местами кончился совсем. Пока.

 

Мы на дрожащих ногах вылезли из автобуса у станции метро «Орехово» (которую жена упорно называла «Орехово-Зуево»).

 

Поехали в Домодедово, где оставили свой чемодан. Узнали, что полетим навстречу желанному отдыху завтра в 8-00. Что регистрация – в 4-00. Лететь 4 часа. А отсыпаться будем на курорте.

 

Подружка жены по институту назначила встречу на 12-00 в центре. Время было, и мы пошли. По дружно нелюбимой нами Москве.

 

Я начал было фотографировать, но жена запретила: на Тунис памяти флэшек не хватит!

На фоте я, слегка помятый, гордо стою на фоне далекого Кремля под зеленым сигналом светофора и табличкой «STOP», а сбоку оригинальничает надпись местных граффитимазов: «FLY».

Нет, все, что происходит, происходит не просто так!

 

И мы бродили по Москве с пакетом вяленой рыбы, которая периодически попахивала в нос прохожим.

А купили мы идиотских лещей. А их покупают на Дону только кацапы. Потому что не понимают, что есть на свете, например, рыбец или шемая или донская селедка. Которые хоть и поменьше, но гораздо вкуснее.

Кацапы покупают даже цимлянских лещей, которые хуже донских. По той же причине: те лещи крупнее донских рублей на тридцать.

А по мне даже вобла – и та вкуснее лещей.

И мы завоняли рыбой метро, переходы, кафе «Шоколадницу», куда мы забрели выпить какао.

 

Правда все остальные там пили кофе.

И ели что угодно, но не блинчики с творогом или маком. Как мы.

 

А ещё нам с женой там понравилась одна деловая встреча.

Пара мужиков пожали руки, сделали заказ, обменялись парой фраз о «как дела?», потом парой фраз о деле. А потом у них парно и удивительно синхронно зазвонили мобилы, и мужики стали парно разговаривать со своими телефонами.

Очень похоже, сказала мне жена, что они продолжили переговоры друг с другом по телефону.

Результат встречи мне не известен: мы ели не больше сорока минут, растягивая удовольствие в сухости кафе.

А уйти нам пришлось, когда запах рыбы стал просто неприличным.

 

Наконец, ровно в 13-00 мы встретились!

Они кинулись друг другу в объятия и лобызались. И начались сплошные «а помнишь?..».

И кто из одногруппников, однопоточников, однокурсников, одноинститутников сегодня в Москве. Чтобы с ними продолжить «а помнишь?».

Подъехала машина. Где-то за полчаса мы покрыли расстояние, которое пешком бы прошли минут за пять.

 

И вообще. Ольга – подружка жены – сказала, что на работу в свою фирму ездит только на метро. Машина ей для этого не нужна и даже вредна.

 

И вот мы – в чистеньком офисе.

 

И тут выясняется, что тур в нужную нам гостиницу нам обойдется в полтора раза дороже!

 

Та самая, "нужная нам гостиница" – это наше место встречи с дружбаном из Вильнюса.

Эту поездку мы с ним вынашивали полгода.

Он предупредил, в какой корпус селят русских, и что туда селиться нельзя: корпус старый!

А селиться надо в другой корпус и то в правое крыло. Туда тоже иногда попадают русские. И вообще, если поселиться в другой корпус, то будет сложнее стыковываться, чтоб вместе отдыхать.

 

Так вот, даже старый корпус этой гостиницы – несбыточная мечта. Владелец или продает тур, или – по той же цене – только билеты до Туниса. Не то, что в Литве, где туры подешевели к середине сентября в полтора раза!

 

Выбора не было.

Вернее, был: поселиться получше, но дальше, или дешевле, но ближе (всего-то 500 метров!).

Поковырялись в Интернете, чтоб понять, что такое эти новые для нас гостиницы.

 

Выбрали.

Звоним.

А наш тур уже продан кому-то другому. Потому что.

 

Потому что в Москве пошел дождь и стало холодно. И москвичи срочно потянулись на юга за перелетными птицами. И туры именно в Тунис стали дефицитом.

Потому что компания «Трансаэро», которая выполняла рейс, входит в альянс «Эйр Юнион», который уже погорел на топливе. И вообще, в Тунис выполняет рейсы уже совсем другая компания. И возникла проблема с самолётами. И сразу билеты стали нарасхват.

Потому что раньше надо было звонить: не в 14-00, и даже не в 13-48, когда перерыв закончился, а не позднее 12-59, когда перерыв еще не начался.

 

В общем, перед нами замаячила безрадостная перспектива не увидеть своими глазами развалины Карфагенского порта.

 

Но надежда умирает последней.

Ольга стала искать не два места, а по одному!

И нашла!

Я улетаю завтра утром с чемоданом и сумкой, а жена – после меня, вечером с пляжным зонтиком и лежаком. И в шляпе.

 

Окрыленный таким вариантом, я бегу в «Сбербанк». Несколькими пассами снимаю деньги в банкомате (сразу собралась толпа, думающая, что после меня в банкомате что-то останется). С полным кошельком прибегаю в офис.

И замечаю, что цвет лица Ольги изменился не в лучшую строну с одной стороны. И она не делает попыток привести цвет лица к естественному цвету.

 

Несколько лет назад авиакомпании придумали очередной замечательный вариант вытягивания из своих клиентов ещё больше денег. Ранее расходы на топливо входили в стоимость билета. Теперь, не меняя стоимости перевозки, авиакомпании придумали «топливный сбор»! Явно – под тлетворным влиянием загнивающего, как рыба, запада.

 

Ну, например, конкурирующие авиакомпании «Эх, прокачу!» или просто «Прокачу!» на маршруте Москва-Монастир-Москва (ну, прямо «МММ» получилось!) берут 100 баксов. Логично предполагать, что топливо для пассажира, летящего только «туда», стоит $50.

Действительность достойна внимания прокураторы: если я лечу в Монастир «Эх, прокачу!», а возвращаюсь «Прокачу», то – эх! – платить мне придется по 100 долларов каждой компании. Чтоб неповадно было.

 

Ольга вздумала торговаться с правилами, которые компании хорошенько продумали для себя. Чтоб удешевить поездку на 100 баксов.

Пока она билась, тщетно добиваясь правды-матки, за эти «смешные 100 баксов» за одно место, второе было с удовольствием продано. И конечно, не нам.

И оказалось. Что туда может полететь только один, зато возвращаться мы сможем вместе! Счастливое воссоединение семьи! Что радовало до истерики.

 

Тут часы на Спасской башне пробили шесть вечера (время, как всегда, московское), и все дела закончились.

 

Оставалась надежда на завтрашний день: улететь вдвоем вечером.

 

Мы раздали, наконец, рыбу, оставив один хвост Ольге.

И поехали к Ольге в гости.

Хвост сразу, не спросясь, сожрали кошки, которых в обилии любила Ольга.

 

Побили в комнате комаров – дом Ольги стоял прямо посреди парка возле Царицынских прудов. В 10 минутах хода от станции метро «Орехово» (а не «Орехово-Зуево», как сообщила Ольге моя жена – цепочка невезения!).

Я заснул, а девочки болтали (под непрекращающийся дождь) о своих студенческих делах до самого сумрачного утра.

 

Разумеется, очередные полдня – те же пустые хлопоты, и наша дальняя дорожка накрылась окончательно.

 

Была еще задумка плюнуть, растереть и поехать в Узбекские пустыни, по родным местам жены, но билетов уже не было (и никогда не было) и туда.

 

Бог явно нас уберег от чего-то. Или втягивал в какую-то гадость. В общем, отпуск рухнул.

 

И дождь лил не переставая. Погода была в Москве беспросветной. Идти никуда не хотелось. Развлекать кошек несколько дней – тоже. Заставлять Ольгу развлекать нас, бросив дела, нам не хватило совести.

Поэтому мы расслабились и решили поехать вечером на том же автобусе домой.

 

А потом к Ольге зашла поэтесса и музыкант Светлана Максимова.

Её книжку стихов я пытался читать без очков на ночь, пытаясь игнорировать «бу-бу-бу» девочек за стеной.

 

Думаю, что Светлана зашла не случайно.

Она притащила три (!) диджериду, сетовала, что не захватила варган и не умеет петь горловым пением под бубны и барабаны.

Было настолько интересно, что об этом надо сочинять особый рассказ.

 

Диджериду – австралийский музыкальный инструмент аборигенов. Тяжеловатая толстая палка, длиной более метра, которую изнутри выели термиты. Издает низкий оригинальный обертонный звук. Особая техника игры позволяет звучать инструменту без перерыва, пока хватит сил исполнителю.

Одна труба была оригинальной австралийской («фа»).

Русские умельцы сделали два других инструмента почище термитов (еще одну «фа» и «ля»).

И вообще ребята из клуба, куда вхожа Светлана, создают потрясающие спектакли с этими инструментами.

 

И как замечательно, что мы застряли у Ольги на эти несколько часов, а не топтали, как все, давно известные красоты Москвы!*

Но об этом – в другой раз.

 

А пока – ночь; мы едем на автобусе обратно.

Жена посапывает в своём калачике.

Дождь кончился, как только мы проехали Тулу.

Но он был и тут: лужи, мокрый асфальт; осень в Средней России уже началась. Это не у нас, на Дону; у нас бабье лето – в октябре.

 

Через ряд – на двух креслах храпит тётка. Она трижды покушалась головой на телевизор, пока не получила, кажется, сотрясение мозга. Даже поплакалась нам от досады. Не то, что терпеливый я.

 

Автобус плетется в очередной стае. Вслед за красной дорожкой: точно муравьи в два ряда.

 

Серое утро.

С обочин автобус чуть ли не хватают дикобразные лапы сосен. И березы тянут свои скрюченные дистрофичные скелетированные ветки.

Настроение, конечно, не очень. Отпуск рухнул. Придется пробыть в Ростове эти оставшиеся полторы недели, а так хотелось куда-нибудь уехать, до чего все обрыдло!

 

Но – хватит о грустном.

 

Солнце!

Надели черные очки.

 

В Верхнем Мамоне купил полуторалитровую бутыль со сгущенным молоком. Положил в сумку. На сумку поставила ноги жена. Представляю, что там, в сумке.

 

За нерастраченные на курорте деньги жена решила вставить зуб. Нет худа без добра.

В Тунисе было здорово! Дружбан мне об этом обязательно напишет!

 

Услыхав по оперативке, что по шоссе от Чертково до Каменска перегоняют комбайны, со всей Ростовской области собрались на пир гаишники и даже транспортная полиция. Машины ехали сквозь мундирный строй. Даже наш автобус остановили раза три.

Заверяю, что пир удался.

 

Жгут стерню. Обочины чёрные. А деревья среди пожарища – зеленые, как ни в чём не бывало!

 

Шоссе закончилось у бетонного огромного указателя «Ростов-на-Дону» с двумя советскими орденами.

 

Въезжаем в Ростовскую пробку.

 

А дома нас уже ждёт радость в преданных собачьих глазах.

 

Сентябрь 2008