«из прошлого» Моей девушке стукнул 21 год, когда её родственники стали поговаривать со мной о её замужестве. Помню старый бревенчатый сарай, без окон, с наглухо закрытыми дверями. Внутри сидел я, вместе с родственниками: они у одной стенки, я – под другой. Время от времени они разговаривали со мной и стреляли из дробовика выше моей головы на 36 сантиметров. Я мог им сразу сказать, что на всё согласен и женюсь, хоть на бегемотихе, но у меня отнялся язык после первого залпа. Своё согласие я выражал им знаками, а они считали, что это во мне бунтует гордыня и непокорность, и стреляли до тех пор, пока не пришла служанка и не позвала всех ужинать. Меня тоже отнесли за стол, рот разжали ножом, влили туда немного вина, и только тогда смогли узнать, какие глубокие чувства я испытываю ко всей родне Пухальских, как я благодарен им за то, что они мне ничего не сделали, хотя и вполне могли… НЕВЕРНАЯ ЖЕНА «мелодраматическая повесть» Я начал жить в возрасте 30 лет, когда уже твёрдо встал на ноги. Произошло это ночью: невеста Аля меня ждала на белоснежных пуховиках, мечтательно устремив в потолок свои васильковые, все в пушистых ресницах, глазки. Я подошёл к ней… На женщину жизнь производит неизгладимое впечатление. Не раз мне приходилось наблюдать странную метаморфозу, которая происходит с девушкой на другой день после свадьбы. Если накануне она – цветущая роза, принцесса, богиня, то после рокового свидания со своим богом, это уже простая картошка. Правда, современные отношения юношей и девушек делают это превращение более плавным, и мы зачастую даже и не замечаем, что в невестах сидит уже картошка и удивляемся, что стратегические действия супруга не внесли существенных изменений в её наружность. Моя Аля была хозяйственной и рачительной женой и сохранила все свои замечательные природные качества после заключения нашего с ней брачного союза. Мне это очень в ней нравилось. Придёшь с работы усталый, взмокший, пропотевший. Весь в грязи, в мазуте. Воняешь рыбой. В крови. А она на шею прыгнет, поцелует, побежит, выкупается, и – сломя голову – на кухню. А на кухне уже дымится свежая телятина. А в холодильнике сидит на блюде молоденький поросёнок. Много колбасы всякой в холодильнике: и рубленая, и варёная, и копчёная – с ума сойти от запаха и… А ещё гуси и утки, и паюсная икра, и клубника в шоколаде, и свежие ананасы, политые самшитовым соком, и американские джинсы… После горячего душа я иду есть После ужина мы идём… …смотрим цветной телевизор… Ни одно счастье не может продолжаться долго. До сих пор, вспоминая всё случившееся, я не могу найти объяснения тому неотвратимому разладу, наступившему в нашей гармоничной семейной жизни. Зарплату я приносил домой полностью, жене во всём помогал и даже стирал её бельё. Квартиру нам сделали родители. И всё у нас было: мебель, посуда – всё у нас было. И Аля в золоте ходила. АЛЯ Аля была стройна, длинноволоса, носила обувь 34 – 36 размера, питала слабость к вегетарианской пище. Летом я приносил и ссыпал ей в ясли целые охапки сочной редиски и морковки. Хрен она не любила. По-видимому, он напоминал ей что-то мясное. Аля любила меня, но в ту злополучную весну глаза её вдруг затуманились невыразимой тоской. Жена каждый вечер стала подолгу смотреть на меня, и я понял, что она просится на улицу. Одна. Я долго объяснял ей, что там грязь и пока туда нельзя, но Аля плакала и ничего не говорила. Однажды я встретил её на выходе из подъезда с глазами, которые в полумраке блеснули несколько раз зелёным огнём. Я пытался её удержать, но она неслышно проскользнула мимо меня и растаяла в вечерних сумерках. Под утро пришла усталая, но довольная. От неё шёл сильный запах духов, алкоголя, и, как мне показалось, кошек. Аля упала на кровать лицом вниз и заснула, как убитая. Сонную, я её разул, причесал, поцеловал в нежную кожу лба и погасил свет, который горел в моей квартире всю ночь. В жизни человека бывает всякое. И, если обращать внимание на досадные мелочи, то самая хорошая семья окажется под угрозой распада. Люди должны, прежде всего, понимать друг друга. Я решил понять Алю и никогда не напоминал ей о прискорбном случае, который стоил мне прядки седых волос на левом виске. Откуда у женщин иногда бывает такая сильная слабость? Откуда она берётся? И откуда мужчины угадывают про это? Почему иногда они собираются вокруг какой-то одной женщины, и, глупо улыбаясь, ходят за ней с повизгиванием целыми стадами? Моя Аля ведь ни в чём не испытывала недостатка… …Нойберт… …я был у неё первым мужем… …Сколько раз я им обьяснял, что Аля замужем, и не надо посторонним мужчинам провожать её домой, дарить цветы и Голонов, а они продолжали и даже тихонько выли по ночам под окнами. Наутро выемки и дыры в асфальте были полны солёной влаги. В лужах весело отражалось восходящее солнце. Его ослепительные зайчики, подрагивая, сидели на потолке моей комнаты. Жильцы нашего дома приспособились под моими окнами собирать соль, которая к концу дня причудливыми фигурами обозначала высохшие лужи. Правда, желающие поживиться на дармовщинку, вскоре поплатились за свою жадность. Бесплатная соль не содержала в себе профилактической дозы йода, в результате чего многие скареды улеглись в больницу с отчётливо выраженными признаками заболевания зобом. Утром в четверг апреля мы с Алей не пошли на работу. Автобусы ходили так плохо, и все, кто хотел попасть вовремя, так злобствовали, что остальным уже ничего не оставалось, как идти домой. Мы с Алей уселись на скамеечке на нашем Октябрьском бульваре среди свежей зелени. Роса равномерным слоем лежала на девственных былинках. Воробьи весело чирикали свою неторопливую песню. В оранжевых лучах вставало улыбающееся солнце. На скамейках царила теснота: в это утро многие не попали на работу. – - Я давно хотел с тобой поговорить, - миролюбиво сказал я Але. -_Я знаю, мы с тобой очень любим друг друга, но в последнее время в наши с тобой отношения стали безраздельно вмешиваться твои естественные наклонности. Я ни в чём не собираюсь тебя упрекать, но, поверь, эти весенние настроения носят нездоровый характер, что глубоко и основательно меня огорчает. - Я чувствую, что со мной творится что-то неладное, погасшим голосом и с готовностью стала отвечать мне Аля. – Я тоже давно хотела тебе об этом сказать, но щадила твою неопытность. Грустный рассказ Али Когда с первым потеплением в нашу широкую форточку стал проникать волнующий воздух весны, я потеряла всякий покой и душевное равновесие. Меня неудержимо повлекло на просторы улиц вечерней порой. Мне захотелось живого участия в моей судьбе других людей, кроме тебя. Всё что я могла рассказать о себе, ты уже знал наизусть. В моём разгорячённом сознании возникла неотвязная мысль о новых друзьях и товарищах. Я стала выходить на бульвар и обращать на себя внимание молодых людей, особенно мужчин. Мне так и хотелось каждого из них в отдельности погладить, приласкать… Весна ещё не вошла полностью в свои права, а я уже надевала самые лёгкие и яркие платья. Наверное, я выглядела у нас на бульваре немного необычно, ведь все ходили ещё в пальто… Прошлым летом… ты тогда был в командировке… я познакомилась с одним, очень умным, молодым человеком. По образованию он был философ, и всё тянул меня на речку. Достал где-то большой трёхколёсный велосипед и как-то в выходной приехал за мной. Мне было так неудобно… - Кто я такая тебе? – спросила я. Не жена, не сестра. Уселась на заднее сиденье в своей лучшей полупрозрачной юбке из светлого шифона, и мы помчались быстрее ветра. Из-за быстроты вращения педалей, которые размещались на переднем колесе, его ног не было видно. Только колени часто-часто мелькали в голубом воздухе. Руками я забралась к нему под рубашку, держалась за его упругое работающее тело и пищала от восторга. На речке он стал рассказывать о Саймоне, Гарфункеле и Горфинкеле, не сводя с меня восхищённых глаз. Я вся просвечивалась под платьем и старалась ещё попасть между молодым человеком и солнцем. От счастья он совсем потерял голову, целовал мне руки и читал стихи. Я даже запомнила несколько строчек: «Череп на череп, к челюсти челюсть – меняй надоевший труп…». Люблю интеллигентных людей. Весь день мы провели с ним на речке, взявшись за руки. Я не купалась: мне было совестно перед ним раздеваться, а он смеялся и говорил, что я ещё ребёнок… Со вниманием я выслушал увлекательный рассказ моей супруги. Спокойно вытер пот с лица, позеленевшего, как весенняя травка. – Аля, - сказал я жене, - мы с тобой умные, образованные люди. На наше образование государство затратило много денег. Человек сам хозяин своей судьбы. Нашу семью мы создаём своими руками. Хотя я тоже могу привести в пример строчки стихотворения, где автор утверждает, что в этом, в немалой степени, замешаны и ноги. Стихи вообще мешают человеку жить. Мы с тобой вместе должны подумать, как установить в нашей семье здоровый климат. Я ничего не имею против твоих увлечений, это может случиться с каждым. Но, если к тебе придёт любовь? И ты забудешь о моём существовании? А с любовью не шутят. Мало ли дров может наломать влюблённый человек! Сегодня он влюбился, жену, детей бросил, а завтра – Родину продаст, за иностранца может замуж выйти… С любовью нужно бороться. Аля согласно кивала головой. А я продолжал изложение своих мыслей. Я давно собирал и таил их за пазухой. Почти всякое душевное страдание можно загладить и даже свести на нет страданием физическим. Аля, - сказал я, - давай посмотрим друг другу в глаза и решим: сможем ли мы, для сохранения нашей семьи, принять на себя физические страдания? - Да, - беззвучно прошептала моя жена и уткнулась благодарным носом в мою широкую волосатую спину. Догорал закат. Люди возвращались с работы. На скамейках уже сидели парочки, которые хотели жениться в этом году. Несколько дней я провёл в раздумьях. Какой безвредный и доступный вид физических страданий можно применить для моей нежной Али? Я не решался обратиться за советом к товарищам. Не нужно выносить сор из избы, особенно в том случае, когда дело касается такого тонкого и сугубо личного вопроса, как любовь. В одном из справочников я прочитал, что самая мучительная боль – зубная… В субботу вечером, после ужина, я изложил Але свои соображения. Мы вместе обрадовались возможности восстановления в семье добрых отношений. В процедуру решили никого не вмешивать, и обойтись собственными силами. На следующее утро я нагрел воду, налил в таз. Рукава засучил до локтей и протёр ладони одеколоном «Среди лип». Жена искупалась, надела чистую рубашку. Оба мы сознавали важность и ответственность предстоящего шага. Учитывая возможные осложнения, я скормил Але кусок ливерной колбасы, которую свободно приобрёл в «Гастрономе» в прошлый четверг. Даже, ели бы на следующий день моя супруга не смогла пользоваться ртом, то он ей всё равно бы не понадобился: она обрела равнодушие к пище, по крайней мере, на трое суток. Щипцы, нож, долото и молоток я аккуратно прогрел на огне, чтобы избежать заражения полости рта. После всех необходимых приготовлений, Аля уселась в кресло. Чтобы она не дёргалась и вела себя спокойно, ей в руки я дал цветной телевизор. Длинные пышные волосы узлом привязал к батарее. Сам сел к ней на шею, зажал голову бёдрами, чтобы ртом кверху, и крепко ухватился щипцами за зуб мудрости. Во всю громкость играл проигрыватель. Что-то торжественное, воодушевляющее, кажется, из Бетховена. Музыка произвела на Алю неизгладимое впечатление. Слёзы ручьём полились из её глаз. От избытка чувств она даже мычала. Она продолжала мычать даже тогда, когда всё было кончено, и зуб мудрости со звоном упал в хрустальный бокал. Утром сосед из 64-й квартиры поинтересовался, не купил ли я корову? Я сказал, что нет, но он не очень-то поверил и потом, при каждом удобном случае, заводил разговор о породах крупнорогатого скота, о том, что, дескать, своё молоко – оно, конечно, лучше. Когда жены не было дома, я даже как-то пригласил его к себе в квартиру и, как бы, между прочим, провёл по всем комнатам, чтобы у него из головы вылетела всякая дурь. Но сосед нашёл на кухне бутылку с магазинным молоком, потряс её на свет, сказал: «Густенькое», хихикнул, погрозил мне пальцем и ушёл. На улице ко мне стали приставать люди и шёпотом пытались уговорить продавать им молоко за двойную плату. Я не мог удержаться от искушения и два месяца закупал оптом фляжное молоко и продавал в разлив. Жена исправно мычала, так как зубы я ей изредка продолжал выдёргивать, и это давало возможность даже усиленно разбавлять продукт водой. Мне кажется, сила авторитета моей фирмы-фермы была настолько велика, что вскоре я смог бы торговать и обычной водой из водопровода, но мне скоро наскучило это занятие. Тем более, что я был больше поглощён созданием уюта у домашнего очага, микроклимата семейных отношений, и интересы коммерческого порядка как-то, сами собой, отдвинулись на второстепенный план. Аля держалась молодцом. Она прикладывала к дёснам грелку и полоскала рот настойками из целебных трав. В зеркало Аля больше не смотрелась, а разрезы на юбках позашивала: опасалась сквозняков, которые могли дурно повлиять на её зубы. Свободного времени у Али почти не оставалось. Я стал заглядываться на хорошеньких женщин. Нам, мужчинам, это простительно… Я не ставил своей целью варварски повыдирать все зубы жене и тем превратить её в шамкающую старуху. Удаление зубов я производил строго через один, в шахматном порядке. Аля, когда очень хотела, могла есть, стучать зубами от холода и смеяться белозубой улыбкой. Правда, когда моя Аля смеялась/а она уже начала это поделывать/, то люди, которые вокруг неё находились, смеяться сразу переставали и, под разными предлогами, незаметно рассеивались. Исследовав это явление, и тщательно его проанализировав, я пришёл к выводу, что, пожалуй, для моей жены можно подыскать подходящую работу, где с большой эффективностью будет использоваться её привлекательная внешность. Я обратился в английское посольство с предложением использовать Алю для разгона демонстраций в крупных городах туманного Альбиона. Однако, послы отреагировали несколько странно: они собрали свои ценные документы, зубные щётки и мази от сибирских комаров, сели в вертолёт и покинули пределы нашей страны. Вскоре по радио они заявили ноту Советскому правительству, в которой обвинили нас в умышленной психологической диверсии, рассматривая визит моей Али в посольство почти как террористический акт. Мне их поведение было непонятно. Я думал: если не нравится человек, не нужен – не берите. Чего шум на весь мир поднимать? После того, как здоровье моей супруги поправилось, и зубы, которые мешали нам жить, перекочевали в хрустальный бокал, мне стало казаться, что её вид несколько оскорбляет мои эстетические воззрения. Когда жена, расчувствовавшись, улыбалась, мой взгляд невольно перемещался на сервант, к хрустальному бокалу. Использовать возможности такой примечательной внешности не удалось, и я стал подумывать о том, как бы улучшить оформление лица моей супруги, учитывая, чтобы это не отразилось на наших супружеских отношениях. Но прежде я решил посоветоваться с Алей. Со стороны я, конечно, видел, что её состояние уравновесилось. Она много спала, хорошо кушала, в тёплые погожие дни игралась во дворе в песочке. Аля сказала, что знакомиться с кругозором рыщущих по Октябрьскому бульвару эрудитов ей почти не хочется, но, в принципе, она бы не возражала, если бы для профилактики я что-нибудь придумал. Ко мне Аля испытывала, по её словам, чувство прямолинейного и равномерного уважения, и даже заметила, что от меня она уже немножко без ума. Мне, как и всякому мужчине, было очень приятно, что женщина по мне сходит с ума, и я решил довести дело до конца. Раскладывая по вечерам на полированной поверхности стола, изъятые зубы моей супруги, я впервые обратил внимание на их необыкновенно красивую форму. – Вот бы, поставить Але такие же, но золотые – подумал я. Я люблю труд. Когда-то он обезьяну сделал человеком. Потом человек стал стремительно устраивать себе один, два и более выходных в неделю. Может быть, в будущем, общество разделится на две половины, из которых одна возьмёт на себя весь труд – Это будут машины, а другая – их машины ещё долго будут называть людьми, - другая займётся выращиванием естественного волосяного покрова на незащищённых участках тела. Любовь к труду у меня не пропала даже тогда, когда я пошёл на работу. Приходя домой, я ел, и непременно находил себе дело, полезное для дома для семьи: чинил утюг, менял отопительные батареи, вышивал на пяльцах. Соседи приходили ко мне за советом, журнал «Наука и жизнь» ежемесячно благодарил меня за «маленькие хитрости», хотя и не решался обнародовать мои скромные изобретения. Когда я занимался в школьном кружке «Умелые руки», учитель обратил внимание на мои выдающиеся способности. Я сам сделал красивые элегантные подковки из листового железа и, довольно удачно, подковал школьного кота Алексея. В тихие часы утренних занятий он бегал по коридору, как маленькая лошадка, и все мы замирали от восторга, прислушиваясь к цоканью маленьких подковок. Навыки в слесарном деле я использовал, чтобы превратить рот супруги в ослепительные россыпи драгоценного металла. Приобретённые у приятеля золотые кольца я распилил, выпрямил, порезал на кусочки, равные длине зубов моей Али. Работал чисто, на газетке. Любовно обтачивал каждый зуб. Полировал бархоточкой. Торопиться было некуда, поэтому я целиком занялся качественной отделкой протезов. В один из вечеров, я даже чуть не наделал глупостей. Я испытал на себе влияние мещанских веяний и решил нарезать на золотых зубах узоры. Что-нибудь из национального орнамента, или пейзажа Шишкина. Но потом подумал, что моя жена не лошадь, в зубы ей я никому не дам заглядывать, и продавать не собираюсь. В узорах же будет застревать пища. Пока это её вычистишь, например, из соснового леса. Друзья приходили ко мне в гости, и я видел в их глазах неподдельное изумление, уважение к моему искусству, терпению и усидчивости. Я сидел у раскрытого окна. Тёплый летний ветер шаловливо трепал мои пышные волосы. Из глубины комнаты на мой рабочий стол падал жёлто-красный свет от трёх свечей, которые стояли в неправильном порядке. Времени было за полночь. Густой мрак, окутывающий неосвещённые свечами предметы и пространства, а также монотонная тишина способствовали моей сосредоточенности. Я мог отдаться работе до конца, не отвлекаясь, не разбрасывая себя по мелочам. В эту ночь я заканчивал работу. Четыре зуба оказались лишними. Маслом каши не испортишь, – подумал я, а для золотого зуба во рту место всегда найдётся. Скрипнула дверь. От возникшего сквозняка свечи затрепетали, грозя совсем погаснуть. Вошла Аля. Её глаза были заплаканы, она даже не причесалась. Аля высказала мне цель своего позднего визита. Её немножко мучили размышления по поводу предстоящей операции. Она говорила, что мы, наверное, чересчур увлеклись её зубами и совсем забыли, для чего мы это делаем. По мнению Али, мы увлеклись формой и допустили существенный её отрыв от содержания. Аля уже давно забыла о своих ошибочных устремлениях. Былые страсти уже не будоражили её сердца. В сердце остался только я. Обо мне она только и думала днём и ночью. Она думала: что ещё я собираюсь с нею сделать? Я было хотел возразить Але на её необоснованное выступление. Ведь у нас уже существовала обоюдная договорённость…Но я заметил в её глазах наличие какого-то болезненного блеска и не стал вступать в пререкания с бедной не выспавшейся женщиной. Но, так или иначе, в этот раз я решил проявить твёрдость характера и не поддаваться упадническим настроениям. Утром я высказал это Але, взял молоток, зубило и попросил её открыть рот… К жене вернулась прежняя красота. Кроме того, она стала намного дороже мне и всем нашим родственникам. Дни текли за днями. О моей семье по городу распространилась слава. Жёны мужьям в пример ставили меня, мужья жёнам – мою Алю. Товарищи из исполкома снимали головные уборы в знак приветствия, когда встречали нас на улице. Нас освещала печать, в нашу комнату установили телекамеру с микрофоном для демонстрации идеальных супружеских отношений. Мы уже могли жить за счёт авторских гонораров. Супружеская жизнь оказалась нашим призванием, и корреспондентам мы дружно клялись, что мечтали об этом с детства и думаем посвятить браку всю свою жизнь. Но сколько такое могло продолжаться? Я три раза выливал в раковину мышьяк, который, непонятным образом, оказывался у меня в чашечке с кофе или во взбитых сливках. Не выношу его дурацкого привкуса. Об этом я неоднократно ставил в известность свою миловидную жену. Приветливо мне улыбаясь, Аля отвечала, что всё понимает, что так делать нельзя, но она не в силах с собой справиться… 21-го июля происходила чудесная казахстанская ночь. Заглушённые уличными фонарями звёзды не резали изумлённого взора. Из-за сплошного ремонта дорог стояла обильная тишина, а в уютных лабиринтах канав, созданных могучей рукой человеческого гения, многозначительно похрапывали сытенькие пьяненькие бичи. Во время наступления ночи, у меня появилось предчувствие, что я увижу какой-то таинственный, а, возможно, и страшный, сон. Против обыкновения, перед возложением себя на постель, я даже не принял успокоительной дозы левомицетина. Уже давно мною было замечено, что характер сновидений и их содержание находятся в прямой зависимости от состояния кишечника. Мёртвого прадедушку можно увидеть во сне не только перед дождливой погодой, но и после смешения молока, фруктов, тяжёлого селёдочного мяса и прочих мало совместимых компонентов, и преувеличенного употребления их в пищу на ночь. В своём предчувствии я не ошибся. Мне приснился цветной широкоформатный сон о моей жене Але. У неё опять не хватало зубов, и она безжалостно мне улыбалась, призывая к новым, плодотворным, дерзаниям. Я проснулся воодушевлённый, полный свежих сил и энергии. Передо мной вновь открывались неизведанные перспективы! Я снова мог заняться созидательной деятельностью Зубы завтрашнего человека – это зубы нового типа! Довольно предназначать для них унылую процедуру пережёвывания! Зубы будущего должны необозримо расширить диапазон своего применения. Конечно же, это будут исключительно искусственные зубы. По достижении совершеннолетия, всем юношам и девушкам поголовно и безбоязненно будут выламываться их морально устаревшие зубы, а, на их месте, специалисты смонтируют новый совершенный агрегат, который сможет выполнять множество разнообразных операций: разрезание жести, стрижку овец, шинкование капусты, приготовление бифштекса, измельчение гравия и т.д. Я изложил свои идеи в конструкторском бюро нашего завода. Начальник бюро несолидно рассмеялся. Секретарша Верочка сказала, что ей первой всё поменяют, у неё все зубы гнилые. А чертёжница Владислава Эрхольдовна вдруг изменила направление мыслей всего отдела и, как мне тогда показалось, испортила мне настроение на всю жизнь. Она заметила, что толчком к развитию моих смелых и оригинальных задумок послужил сон. Но – какой сон? Мне приснилась жена Аля, и у неё не хватало зубов…А такие сны обычно снятся накануне потери близких родственников. Так говорят в народе, а народ – он никогда не ошибается. Близким родственником Али, её самым близким родственником, был…я…Холодный пот пробежал у меня по желобку спины и дальше. Решение проблем общечеловеческого масштаба перестало меня интересовать. Меня вдруг остро забеспокоила моя собственная судьба. Я тут же отпросился с работы по уважительной причине и более двух часов бродил, как потерянный, по магазинам, то и дело натыкаясь на своих сослуживцев. От судьбы, говорят, не уйдёшь. Но я всё же решил сделать отчаянную попытку, чтобы избежать её заключительного удара по моему организму. Нужно было попробовать уехать из родного и горячо любимого мною города, не дожидаясь решительной развязки. И длинный зелёный поезд увёз меня далеко на запад, за многие тысячи километров от необозримой актюбинской области. Я устроился на берегу тучной реки. Гибкие неплакучие ивы затейливо сплетали могучие кроны над моим скромным убежищем. Его я построил из листьев Папоротника и мха широколистого /essencia laminaria/. В соседней деревне жили бабушка и дедушка, с которыми я любезно познакомился. Они показали мне свою единственную фуражную корову, которая ежесуточно сдавала им пуд цельного молока. Старики помнили случай, когда под праздник Феодора Лысо-Нетленного им удалось угрозами и уговорами принудить корову к сдаче дополнительного фунта молока. Я поделился с сельчанами своим городским опытом увеличения количества молока и слегка намекнул на то, что честность их коровы Селекты можно поставить под сомнение. Например: откуда Селекта, при одинаковом питании, могла нацедить лишний фунт своего продукта? Ответ напрашивался сам собой: либо молоко было разбавлено, либо Селекта где-то крала и потихоньку съедала добавочное сено. Дедушка с бабушкой были очень мне благодарны за городскую науку и сделали корове строгое внушение. Жирность молока стали проверять после каждой дойки. Старик перебрался в коровник, чтобы проследить за четвероногой тихоней. Мне же, дедушка с бабушкой, разрешили каждый вечер выпивать у них кринку парного молока. Но, как я и предполагал, Селекта оказалась не такой уж простушкой, какую из себя корчила всю свою сознательную жизнь. Корова мстительно стала давать молоко, от которого у меня приключилось откровенное расстройство желудка, и вскоре я перестал пользоваться услугами добрых стариков. У себя на опушке неплакучего леса я питался грибом, ягодой, корнем целебных трав. Однажды я даже вылечился от острого перелома голеностопного сустава, сопровождавшегося ишиасом. С лёгким хрустом перелом затянулся и зарос сверку кожей, а по краям его стали расти одуванчики. Ранним утром, когда я спал в тени пушистых лип, прикрывшись своей ветхой одежонкой, меня разбудил загадочный рокот мотоцикла. Я открыл глаза и увидел, как посреди моего живописного обрыва у реки остановился мотоциклист весьма приятной наружности. На нём были не остриженные длинные волосы цвета «блондин», розовые краги, голубой шлем от космонавта и, модно залатанный, джинсовый костюм. Мотоцикл тоже представлял собой совершенно особенное явление. Я сразу подумал, что это или «Ява», или «Восход», потому что на нём были прикреплены мощные стальные дуги с четырьмя противотуманными фарами, всяческие зеркала и салфетки украшали руль, крылья и багажник мотоцикла. Руль же представлял собой очевидное творение владельца и находился рукоятками чуть выше его головы. Таким образом, мотоциклист был похож на темпераментного дирижёра, который решился высечь из своего оркестра немыслимое «форте». Водитель транспортного средства обратил внимание на мои широко раскрытые глаза, что являлось ярким свидетельством моего неопровержимого пробуждения. Тогда он счёл возможным меня поприветствовать, и сам назвался Арнольдом. Оказывается, здешняя молодёжь приняла меня за настоящего странствующего хиппи, и Арнольд приехал с визитом лично со мной познакомиться. Он сказал мне несколько слов по-английски: «Вранглер лейбл вери тейбл», на что я счёл нужным ответить: «Хау ду ю ду Сан-Франциско» и протянул ему маленького лягушонка, коих во множестве обитало в окрестностях моего пристанища. Наверное, Арнольду лягушонок показался иностранной жевательной резинкой, потому что он сразу же бросил хладнокровного животного в рот, и, сделав привычно-равнодушную мину, стал медленно его пережёвывать. Однако некоторое изумление в его глазах всё же обнаружилось. Но Арнольду в считанные мгновения удалось его подавить. Вероятно, лягушонок быстро сдался и прекратил сопротивление навязанной ему роли. Молодой поклонник отечественных хиппи предложил мне прокатиться в село под общим названием Растениеводческий совхоз №8 ДОРУРСа/Растсовхоз, как коротко и любовно называли его сами жители/. Арнольд там проживал. Я согласился, и впоследствии эта поездка явилась поворотным этапом в моей незлобивой жизни. В Растсовхозе жили дружной семьёй люди самых разных племён и национальностей. Мне посчастливилось увидеть несколько характерных сцен, которые позволили составить впечатление о быте и нравах растсовхозовцев. СЦЕНА 1 К концу рабочего дня Доблер и Колтайс крупно повздорили и сошлись в честном поединке в обширной земляной яме, которую сами же в этот день выкопали для силоса. Доблер повалил Колтайса, сел ему на грудь и стал словесно доказывать свою правоту. Колтайс вывернулся, подмял Доблера и наложил ему в рот земли, чтобы тот, наконец, замолчал. Но Доблер землю выплюнул, укусил Колтайса под дых и, пока его противник беззащитно корчился в яме, проутюжил его сверху бульдозером, и так весь трактор на Колтайсе и оставил. А сам ушёл домой. Жена Колтайса, Матильда, управлять трактором не умела. Поэтому, громко ругаясь по-русски, с большими затруднениями, авторитетным низом спины, она сдвинула бульдозер со своего супруга и, продолжая всё так же ругаться, пинками погнала его домой. СЦЕНА 2 Мужик Емельянов работал на заводе слесарем, а, в свободное от работы время, жил в Растсовхозе и выращивал излишки сельхозпродуктов на своём приусадебном участке. Без знания агротехники, Емельянов на три недели раньше совхозных овощеводов начинал убирать урожай и собирал за сезон вдвое больше, чем агрономы в совхозе с такой же площади. Продавал Емельянов овощи на колхозном рынке, в городе. После этого пил. В один из дней базар получился совсем никудышный. Горожане не хотели покупать помидоры. А Емельянов навёз их восемь корзин. Были бы они не свои, а наши, можно было б и плюнуть, отправить на склад, пусть киснут. Солдат спит – оклад идёт. Но унизительная личная зависимость от помидора, на создание которого был затрачен свой труд, прямая и жёсткая формула «продашь – выпьешь» требовала гибкости мышления, умения быстро ориентироваться в создавшейся обстановке. И продавцы Горпищеторга получили возможность прослушать открытую лекцию на тему: «Как нужно обслуживать покупателей» с показом отдельных приёмов. С утра Емельянов раскладывал помидоры на прилавке декоративными кучками, тщательно протирая мягкой тряпочкой каждый из них. Цены бойко выкрикивал и уверял, что с ним можно договориться, он отдаст дешевле. Пел Высоцкого, читал навзрыд Есенина, плясал «Танец маленьких лебедей». Девушкам кричал, какие они красивые, женщинам – какие они молодые, толстым мужчинам – какие они сильные, худым – какие умные. Предлагал за полцены и даром, но никто их и даром не хотел брать, а все только собирались толпами и смеялись. Тогда Емельянов стал брать за ручки каждую корзину, и, поднатужившись, вытряхивать красивые круглые помидоры под ноги прохожим. Ругался по-русски и кричал: «Нате! Ешьте!». А, в последнюю корзину, залез с ногами, и всё перетоптал на томат. СЦЕНА 3 Виктор Ильинёв ударно трудился в совхозе на должности завхоза тридцать лет. И даже, когда Ильинёв ушёл на пенсию, он продолжал принимать участие в жизни хозяйства, баламутя народ во время собраний. Жена у него умерла, и уже несколько лет дед вёл уединённый образ жизни, выкармливал поросят и вышивал на пяльцах. Когда после смерти жены Ильинёва прошёл положенный срок, многочисленные совхозные невесты зашевелились. Словить себе старичка, когда самой уже лет двадцать, как не сорок лет – задача мудрёная. Здесь скромностью не возьмёшь. Здесь хватка нужна. Потому что конкуренция. Бабка Тишиха имела и хватку, и молодой задор, хотя моложе Ильинёва она была всего месяца на три. Поговаривали, что в молодые годы Ильинёв имел с Тишихой любовную связь, что, однако, нельзя было проверить ни по каким документам. Работы в холостяцкой квартире оказалось невпроворот: полы не скоблены, занавески засалены, посуда, хотя и помыта, но не так, как положено. И побелить в квартире не мешало бы. А стирки!.. Старуха неделю трудилась, как пчела, или жук навозный, и дед ей исправно во всём помогал. Когда работы были закончены, Тишиха опять пришла в опрятном ситцевом платье и в белом платочке. Ильинёв сидел за столом, читал Большую Советскую Энциклопедию. Тишиха села подле на скамеечку, вздохнула, сказала о погоде. Дед согласился и уткнулся в книгу. Тишиха поговорила про скотину. Старик и тут поддержал: да, мол, хвост козе надо бы подстричь. И опять замолчал. Так сидели часа три. Потом Тишиха сказала: - Ну, я пойду…Ильинёв ответил: - Ну, иди. Тишиха сидела ещё полчаса и снова сказала: - Ну, я пойду…Дед ей опять разрешил: - Ну, иди. А потом Тишиха всем рассказывала, что он, старый хрен, ни на что не способный, и - Боже мой – как она ругалась! И так по-русски, что её оглохшая сестра, баба Юля, обрела слух, и побежала к совхозной модистке со своей смертной одеждой, чтобы та перешила ей, пропахший нафталином саван, на что-нибудь весёленькое. СЦЕНА 4 Савицкий приехал из посёлка Бестамак за Ефросиньей Ефремовной, которая в ту пору была молоденькой образованной учительницей начальных классов. Приехал он на подержанном «Ковровце» и, в нетрезвом состоянии, стал её повсюду преследовать, чтобы не жениться на ней, а просто жить. До этого про меж них уже случалась обоюдная связь в Бестамаке. Ефросинья Ефремовна пряталась от нахала в густых зарослях совхозной малины, в старом колодце, укрывалась у соседей, а, в свободное от этих занятий время, всё же предоставляла пьяному выродку своё благородное тело, оставляя холодным и неприступным гордое целомудренное сердце. Естественные издержки житейских ситуаций Ефросиньи Ефремовны долго оставались в тайне для доверчивых жителей Растсовхоза, и они всячески старались воспрепятствовать бесстыдным домогательствам грубого мотоциклиста. Так, глубокой ночью, дед Пантюхин вырвал перо из своей любимой утки, спалил его на медленном огне, и, после того, наутро, мотоцикл Савицкого прекратил своё существование. Вначале он просто не заводился, и Савицкий около получаса дрыгал ногой об заводной крючок, чтобы, с помощью такого простейшего ремонта, вдохнуть жизнь в вонючую падлу и продолжить свои провокационные поездки. Но потом пришлось поменять колёса, вымыть чистой водой бензобак, продуть свечи и ещё, часа два, просто бить молотком и ногами упрямую железную тварь, чтобы она переменила свои взгляды на жизнь, но и это не принесло желаемых результатов. Хилый Савицкий с потрясающими по художественной силе и остроте прекрасными русскими словами протащил упирающегося «Ковровца» через весь совхоз и бросил в глубокое, окружённое кудрявыми тополями озеро, которое после этого почему-то стали называть Крокодильским. Совхозные мальчишки из кружка юных техников многократно ныряли в место погребения зачарованного мотоцикла, но, как и следовало ожидать, никаких следов от него ни в самом озере, ни в двух километрах от него, найти не удалось. Ефросинья же Ефремовна через полгода тихо впустила к себе безлошадного Савицкого и никогда больше от него не пряталась. СЦЕНА 5 Один чуваш в совхозе носил кличку «китаец» и имел собственные «жигули-люкс». Работал он посменно и как-то ночью с работы совсем не явился. На третьи сутки жена стала беспокоиться, искала мужа у него на работе, у знакомых женщин, но нигде найти не могла. Китаец пропал вместе с «жигулями». В милиции сказали: - Живым увидеть вашего мужа уже не надейтесь. Жители совхоза очень сожалели о гибели Чуваша-Китайца. Каждый, что мог, то о нём хорошее и вспоминал. Он сделал на свои деньги ограду на сельском кладбище. Каждую весну сажал деревья, и однажды даже запустил камнем в главного бухгалтера, Григория Тимофеевича. Хотя камень в бухгалтера не попал, однако все сельчане с особой теплотой вспоминали этот случай. Нашёлся чуваш-Китаец через девять дней в городской больнице с гастритом. После работы его схватил приступ и «скорая» отвезла Китайца в больницу. А машина его была хорошо спрятана на работе, так, что никто, кроме самого Чуваша и не знал, где она. По возвращении в совхоз, Чуваш-Китаец почувствовал, что на его биографии появилось пятно, которого ему теперь не смыть самой настоящей и страшной смертью. Во-первых, с порядочными людьми не случается таких запутанных историй, и странный случай заставил растсовхозовцев по-новому оценить и творчески переосмыслить прежние поступки Китайца. Теперь камень для бухгалтера рассматривался, как выпад против правопорядка, аморальная выходка и вообще, нездоровый жест в адрес человека с государственной должностью. Ограда же вокруг кладбища была ничем иным, как крупной взяткой потусторонним силам, которых, вдобавок, на самом деле не существует. Но, если уж на то пошло, места в раю ни за какие деньги не купишь, если душа чёрная, а, особенно если большое число порядочных людей вводить в обман, чем, как все заметили, в последнее время и стал заниматься Чуваш-Китаец. Жена Чуваша-Китайца не могла остаться в стороне от общественного мнения, полностью его разделила и выгнала вольнодумного супруга из дома, вместе с «жигулями». Он пробовал ругаться, но по-русски у него не получалось, и добрые люди ему пригрозили, что заявят, куда следует, и, с той поры, Чуваша-Китайца никто не видел… СЦЕНА 6 В семье Певзнеров первыми узнали, что не будет муки. Старший Певзнер сообщил об этом двум своим братьям, тоже Певзнерам, а также зятю Кляйнсукеру. Они все первыми в совхозе стали, правдами и неправдами, доставать муку и содержали свои действия в строжайшем секрете. Через некоторое время, в строгой тайне, муку стали приобретать Гольдберги, Машковичи, Гольдштейны и другие зажиточные семьи. Каждый из глав семейств, прокрадываясь ночью со свечкой в свою кладовку, считал, что у него муки больше всех и самодовольно подхихикивал, представляя, как соседи, в недалёком будущем, станут дивиться его прозорливости и смекалке, и будут приносить свои трудовые и фамильные вещи в обмен на дефицитную муку. Первым взялся потихоньку скармливать свиньям свою муку Соломон Иванов. За ним – в строгом секрете от других – Кейфманы, Малинские, Шелешевичи и прочие зажиточные семьи. Прокрадываясь ночью со свечкой в кладовку, каждый из хозяев думал, что, в общем-то, он накопил не так уж много, а вот его сосед…И радостно подхихикивал, немного ругаясь по-русски. СЦЕНА 7 Савелий Выходец в совхозе был народным умельцем. Бревенчатый дом он себе приволок двумя тягачами из города, для зимы соорудил аэросани, гусей у него пас какой-то страшный робот, который работал на керосине. Природный талант Выходца поставил под сомнение Пашка-француз. Это он, мол, от деда чертежи унаследовал и теперь нахально использует, как свои, а мы, дурни, удивляемся. Дед Савелия тоже был выдумщик до такой степени, что его в совхозе за недоумка считали. Всё через замысловатую чёрную дубину с марсианами разговаривал. А они ему сгущённое молоко присылали, колбасу, обувь импортную. Тоже недоумки. В те времена у рабочих в совхозных мастерских была мода каждому иметь свой ящик с замком. Чтобы класть туда свои чистые личные вещи и надёжно закрывать хорошим замком от хороших людей. И у Пашки-француза было больше всех замков, да ещё и с сигнализацией. Когда рабочие, после двух выходных, пришли с утра в мастерские, они оказались свидетелями редкого зрелища. Как всегда, Пашка с гордостью и величием подошёл к своему сейфу, в течение каких-нибудь десяти – пятнадцати минут открыл его, и в ужасе отшатнулся. Из чёрного проёма с диким криком выскочил тощий дымчатый кот и, продолжая пронзительно вопить, помчался через всю мастерскую к выходу. Но, подлинная трагедия Пашки состояла в том, что, после двухсуточного пребывания кота в сейфе, бронированный ящик пришёл в совершенную негодность, потому как служил несчастному коту не только спальней, гостиной и тюрьмой, но ещё и совмещённым с ними санузлом. Можно представить, каково было в этом ящике к утру понедельника, если такое, по натуре сдержанное животное, как кот, так кричало. Пашка многократно проводил в своём сейфе процедуры по уничтожению стойкого запаха. Клал нафталин, устанавливал туда вентилятор, раскладывал душистые травы. Выливши пять флаконов одеколона «Среди лип», он только усугубил положение. Товарищи по работе участливо советовали Пашке посадить в сейф на выходные совхозного повара Вилли Креца: мол, все посторонние запахи перешибёт. Но Пашка в ответ только скрипел зубами. Косился на ухмыляющегося Савелия и ругался по-русски. СЦЕНА 8 Приусадебный участок Ивана Мальзама отличался чистотой и аккуратностью не только в праздники и дни проезда по Растсовхозу знаменитых иностранных гостей. Иван имел какую-то природную слабость делать всё красиво. Помидоры у нег вырастали стройными, огуречная ботва пышно стелилась по грядкам, а сорняки, ближе пяти шагов, боялись подойти к металлической сетке, окружающей участок Мальзама. За двадцать лет работы в совхозной мастерской Мальзам получил множество благодарностей, и трудолюбие его даже поощряли денежными премиями. Когда в Растсовхозе перед Пасхой запустили первый троллейбус, Мальзам, как передовик производства, был приглашён разрезать алую ленточку, а потом его бесплатно прокатили из конца в конец вместе с другими передовиками. Ничто больше, чем серьёзность, не способствует укреплению репутации. И в этом отношении Мальзам был безупречен. Если Иван сказал: дом горит, - значит, дом действительно, горит, нужно звать пожарных и скорее бежать смотреть на пожар. Если Иван сказал: - Дом сгорел, - значит, бежать уже никуда не нужно, пожарники не приехали, а на головешки можно спокойно посмотреть в любой выходной. Не замечалось у Мальзама и крайностей: когда сказали всем сдать коров, гусей и удавов, он послушно сдал. Сосед его, Юзик, спрятал корову в погреб, кормил её там исподтишка, доил. Но, за разбрасыванием в огороде навоза, его выследил Рытхэу и слегка заложил кое куда следует. Юзика забрали вместе с коровой. Рытхэу поставили в совхозе учётчиком. А Мальзам одним из первых сдал свою корову. Поэтому, когда уже, будучи в расцвете лет и сил, и имея на руках четверых крепеньких внуков, Мальзам вздумал пошутить, шутка обернулась для маленького посёлка большой трагедией. Ни для кого не новость, что если семена помидоров посеять в ящики в феврале, то скушать первый помидор, или же его продать, можно уже где-то в июле. Чтобы кушать в июне, посадить нужно в январе. Но в Растсовхозе скромные энтузиасты приусадебных хозяйств весь январь мирно отдыхали. Смотрели телевизоры. Перерезали глотки своим свиньям, пили тёплую кровь, набивали настоящим мясом кишки домашних животных и коптили колбасы. А, по воскресеньям, собирались у Виолины, плясали, читали стихи и ели и пили столько всего такого, о чём неподготовленному городскому жителю и читать вредно Как только февраль начинал пригревать южные скаты железных крыш совхозных частнособственнических домишек, их обитатели засыпали мелкие ящички чернозёмом и сеяли в них помидоры. А в июле наперегонки бежали с первыми помидорами на базар и портили там настроение людям кавказских национальностей. Как-то в середине мая, под вечер, Мальзам освобождал свой погреб от ненужных солений и - какая его муха укусила? - целую бочку, нерастраченных за зиму помидоров, распределил на грядках на молодых кустах, терпеливо привязывая каждый плод к ветке суровыми нитками. На следующее утро, ничего не подозревавшие доверчивые совхозные женщины погнали своих реабилитированных и расплодившихся коров в единоличное стадо, а, поскольку дорога проходила мимо Мальзамова огорода, то глазам их предстало потрясающее зрелище… Если Иван сказал, что дом сгорел… Иван Гельд не выдержал удара и повесился от чёрной зависти. Иван Клясс удавился от белой. Соломон Иванов надрался обыкновенной водки и выл всю ночь белугой. Рытхэу пошёл пешком, куда следует, в надежде получить должность заведующего складом. Представители кавказских национальностей прискакали на своих ГАЗ-24, и вышли к Мальзаму без оружия, с пухлыми пачками советских денег. Мальзам их не пожалел. «Рецепт» уступил за круглую сумму, и пришельцы не торговались. Спокойствие братских республик стоило таких денег. Когда обман обнаружился, и правда раскрылась во всей своей вопиющей наготе, сейсмологи Южной Америки зарегистрировали странные подземные толчки, а также и некоторое подрагивание атмосферы, что можно было принять за крупное землетрясение в Европейской части СССР. Это, в небольшом посёлке Растсовхоз, оскорблённая общественность сотрясала окружающее пространство неистовыми раскатами сочного, непереводимого и понятного на всех языках, русского мата. СЦЕНА 9 Филипп Богданек не сказать, чтобы жил со своей женой душа в душу, но никому на неё не жаловался. Его мать, а жены свекровь, рассказывала, что, пока у молодого Филиппа и его жены Вали тёк медовый месяц, в доме, а также и во дворе, и в огороде нельзя было шагу ступить. Ни людей, ни родной матери не стеснялись. Жена обманула ожидания Филиппа: родила ему двух девочек, а потом ещё и облила его грязью: спуталась с солдатом, который приехал на хлебоуборку. В совхозе об таких делах узнают через 6 – 8 часов, так что уже наутро бабы со жгучим интересом смотрели на шлакобетонный дом Богданеков. Но дом не потерял ни одного стекла, и ни одна ложка не звякнула в литом добротном сооружении. Отплатил же Филипп Вальке по-современному и спустя недели две после того, как она споткнулась. Жила в совхозе Ольга Броневицкая. Спокойная, увесистая девушка, которую перетрогали все совхозные мужики и парни, но снять с неё невинность почему-то ни у кого не поднималась рука. Броневицкая измочалила своими свирепыми ласками Богданека, который зашёл к ней вечерком выпимши и от горя, и которому, по-видимому, ничего не оставалось, как дерзнуть на Ольгу. Её глухое рычание переполошило весь совхоз, и о страшной мести своего супруга вероломная Валька узнала не через 6 – 8 часов, а прямо в ту жуткую ночь, во время совершения кровавого акта возмездия. Мало того, на следующее утро, Броневицкая обежала всех двадцати семи самых языкатых совхозных сплетниц, и поделилась с ними своей нечаянной радостью, во всех подробностях. После этого семья Богданеков зажила ладно и дружно. Они купили цветной телевизор, дуршлаг, автомобиль «Москвич», Баян «Проминь», пластмассовые прищепки для белья в количестве 92 шт. и регулярно ходили вместе в кино на индийские картины. И никто от них никогда слова плохого не слышал. СЦЕНА 10 В воскресенье, после трёх часов, хоронили коллектив продавцов из совхозного продмага. Померли со смеху оттого, что Ванька Цибера зашёл к ним с заднего крыльца, показал удостоверение народного контролёра и стал требовать редкостных товаров, за которыми в тот день были давка и очередь. На похоронах присутствовало много приезжего народу, играл духовой, никто не ругался. В воздухе пахло полынью, и, не к месту, улыбались ромашки, качаясь от лёгкого тёплого ветра. Размышления совхозного писателя-самоучки Николая Семёновича Кашкина, записанные им самим на бумаге. Много раз мне приходилось удивляться недюжинным способностям женского ума. Если кто-нибудь из вас вспомнит школьные годы, то, наверное, вспомнит и аккуратные тетрадки одноклассниц, и их бойкие ответы учителю. Слово «двоечник» имеет в школах гораздо большее распространение, чем «двоечница», а в диспутах тонкие девичьи голоса пламенны, осмысленны, убедительны, в то время, как их прыщавые мальчишки-одногодки, с трудом преодолевая косноязычие, мямлят беспомощные фразы. Но всё меняется с возрастом. «Учитель» уже звучит солиднее, чем «учительница», руководителем женской полеводческой бригады ставят мужчину, и даже гинекологу больше доверия, если он не женщина. Тогда в чём дело? Куда деваются умные девушки, и откуда берутся глупые бабы? Почему с годами способности женщины куда-то прячутся? И настолько, что возникает необходимость говорить о равноправии, о том, что женщины такие же люди, как и мужчины и даже установить для них в году отдельный праздник – 8 Марта. Что-то, вроде Всемирного больничного листа для женщин на один день, когда мужчины за них пьют и носят их на руках, как инвалидов. А ведь мы, мужчины, зачастую испытываем их превосходство над нами. Особенно, когда добиваемся их расположения. Цветы носим… Женщина, когда становится женой и матерью, оказывается задавленной домашним хозяйством. А в это время медлительный ум мужчины навёрстывает упущенную дистанцию./Наверное, всё-таки, неспроста врачи и психологи советуют брать жену моложе на 5 – 7 лет. Нужно же соблюдать соответствие интеллектуальных уровней…/. …Даже закоренелый дебил, знакомясь с женщиной, старается выглядеть умнее, чем он есть на самом деле. Как будто он чувствует, что это ему как-то поможет. Любой женщине интересно, когда мужчина демонстрирует не только сталь мускулов, но и остроту ума. И чего только они, эти мужчины, не наговаривают! Стихи пишут, о событиях в Индонезии рассказывают, шутят, ещё и об искусстве говорить тужатся. Правда, чем глубже знакомство, тем меньше разговоров об искусстве, но почему именно такая форма взаимоузнавания была нужна женщине, была ей интересна? А всё очень просто. Назначение женщины, её высокая миссия – материнство. Нужно, чтобы будущие дети рождались здоровыми, сильными и…умными…Потому что у них есть человеческие мозги….Законом природы предусмотрена, заложена в инстинктах женщины потребность заботиться об интеллекте будущего ребёнка. Девочка играет, девушка учится, работает, общается с мужчинами, провоцируя их на умственные выкрутасы, и всё это время происходит накопление мыслительного заряда, который потом скрупулёзно сдублируется в генах и хромосомах ребенка. …Мужчины, когда вас внимательно слушает женщина, когда она смеётся вам, одобрительно наклонив свою очаровательную головку – не обольщайтесь чересчур на свой счёт. Это – забота о потомстве, формирование будущего Человека в будущей Матери и не обязательно в вас видят кандидата на почётную должность Отца, которому, в общем-то, останется выполнить всего лишь некоторые приятные формальности. В конце концов, у женщины рождается ребёнок. Она приступает к следующему этапу своей жизни, собственно – материнству. Мужчина, муж, интеллект которого уже высосан и употреблён без остатка, слоняется с видом идиота вокруг женщины-матери и, ввиду явного ослабления внимания к своей особе, начинает сомневаться в достоинствах женщины, перед которой не так давно ползал на животе и пел свои петушиные песни… Спокойная жизнь маленькой неприхотливой деревушки Растсовхоз здорово пришлась мне по нутру. Я никогда не думал, что люди могут быть такими занимательными, а их поступки – столь возвышенными. Каждый из них, не сморгнув, преодолевал всевозможные жизненные препятствия и стоически переносил назойливые удары судьбы. Невольно я вспомнил свою трудную биографию, и всё минувшее показалось мне уже не столь значительным, а светлое и сытное настоящее давало повод смирненько, но с надеждой, заглянуть на дальнейшие горизонты своего существования. Мне так и не удалось вступить в сношения с местными хиппи. Натолкнувшись на моё своеобразное мышление, они как-то отпрянули от меня. Но я не видел в этом особого ущерба для моего восприятия мира. Я прожил под крышей Арнольда некоторое приятное время. Сам Арнольд на ту пору очень ко мне привязался. Ежедневно на завтрак он приносил мне кринку парного молока, за что, при каждом удобном случае, я бросал на него благодарные взгляды. По вечерам я выходил в лесистую местность окрестностей, что нескончаемо благотворно сказывалось на моём пищеварении. Уже три недели и пять дней я вёл образ жизни одинокого мужчины, что, конечно, не могло сказаться на моём мировоззрении. Я уже находился на подступах к тому состоянию, когда человек может влюбиться даже в козу, была бы у неё душа хорошая. Для решения своих важных жизненных потребностей я решил обратиться к Агате Готье. Агата работала уборщицей в начальной школе совхоза и жила неподалёку от Арнольда, в другой половине одного с ним дома. Жила одиноко, без мужа, но была чистоплотной и хозяйственной. Одно время у неё часто ужинали приезжие греки Они приезжали, то ли из Афин, то ли из Чимкента помогать совхозу строить скоропортящиеся базы для скота. Деньги за базы греки получали большие, строили их быстро и исчезали. Через месяц-два кирпичные стены начинали разваливаться, и уже на следующее лето за большие деньги эти базы чинили приезжие чеченцы. Хотя греки и работали на своём строительстве от зари до зари, но они успевали ещё вечерком заглянуть «на огонёк! К Агате, чтобы помочь одинокой женщине по хозяйству. Греки посадили в садике Агаты персики. Через год чеченцы сделали персикам прививки, и на них выросли мягкие яблоки с косточками. Армяне сделали так, что мягкие яблоки стали расти отдельно, а косточки – отдельно. Из них можно было делать вино, варить повидло, можно было употреблять в сыром виде, как обыкновенные фрукты. Косточками в зимнее время Агата топила печь. Я обратился к Агате, как порядочный, видавший виды, мужчина. На мне были надеты белая рубашка и чёрные штаны. Галстук. Кримпленовый пиджак в цветочек. Кроме того, на свежую клеёнку хозяйкиного стола я поклал вниз донышком бутылку дорогой водки. С помощью рассудительного разговора и серьёзного поведения я в один вечер добился глубокого расположения Агаты Готье. Чтобы не обидеть хозяйку, я остался у неё ночевать, свернувшись клубочком на половичке у её кровати… Город был прежним: красивым и строгим. Я приехал в него осенью, рано утром. Его окутывала лёгкая сиреневая дымка холодного тумана, подцвеченного ядовитыми оттенками газов развивающейся промышленности. Клёны обречённо желтели, их обмякшие листья солнечными пятнами распластывались на сером асфальте. За время моего отсутствия в Актюбинске я многое переосмыслил, многое перечувствовал. Я понял, что лучший город в мире – это тот, в котором ты родился и вырос. Может быть, не случись со мной загадочного сновидения, я никогда бы не уехал из Актюбинска и занимался бы прежними делами, окончательно усугубляя своё семейное положение. Нашему нравственному возрождению нередко способствует простая перемена климата. – Нужно вовремя менять свои привязанности, – Так шептал Гуго Базикян моему другу Коле, склоняя его к сожительству. Я решил предложить руку Агате Готье и поселиться в Растсовхозе, вдали от мирской суеты, под сенью персиковых яблонь. Сердца я, увы, предложить не мог, хотя языки мужчин в таких случаях не испытывают стеснения. Вы скажете: а что я, в сущности, выиграл, оставив жену Алю, которую приводили в благоговейный трепет суровые очертания мужских силуэтов, и, связывая судьбу с женщиной, послужной список которой тоже свидетельствовал об известных человеческих слабостях? Но Агату в объятия к садоводам бросало вынужденное одиночество, а Алю – излишняя опоэтизированность её натуры. А, поверьте, жена-поэтесса – это ужасное явление. И не важно, пишет она стихи, или нет… У моего дома было многолюдно. Духовой играл Шопена. Бабы по найму рыдали сквозь зубы. Посреди двора стояли три гроба, обитые красной материей. Тихо и торжественно сложив на груди руки, в них лежали покойники. Подойти к ним не было никакой возможности, и поэтому я поинтересовался у присутствующих, кого сегодня хоронят? Отпевали моих хороших друзей и знакомых. Я не хочу называть их имён и фамилий, чтобы лишний раз не беспокоить душ усопших. Но, в тот момент, мне почему-то вспомнилось предсказание моей сотрудницы: - Твоей жене грозит потеря близких людей…Очевидно, все мои страхи были напрасными, и моей жизни ничего не угрожало. Мы как-то всегда имеем о себе искажённое, несколько преувеличенное, представление. Свидетельство тому – наше собственное существование. Мы, как угодно, можем дурно о себе отзываться, даже перед самим собой, становясь в горделивую позу: - ах! – какой, мол, я негодяй и подонок, но лишь в очень редких случаях негодяю и подонку удаётся возвыситься до самоубийства. Чаще погибают люди достойные, чей добровольный уход из жизни вызывает искреннюю горечь и сожаление. Под удаляющиеся звуки Шопена я вошёл в свою квартиру. В ней было пусто. На полу валялись подушечные перья, старые газеты, в углу стоял цветной телевизор. Жена Аля ушла, не дожидаясь моего возвращения. Соседи сказали, что она улетела куда-то на юг. По-видимому, ей всё время не хватало тепла, и, в поисках его, она улетела. Мне стало немного грустно. Ведь, как-никак, а прожили мы с Алей много лет, и у нас были счастливые минуты. А в оценках Алиных поступков я, может быть, часто бывал и не прав. Может быть, если бы Аля взялась описывать нашу с ней жизнь, многое во мне и в моих поступках выглядело бы иначе, и даже совершенно противоположным образом, как о том рассказывал вам я. И тогда, наверное, получилась бы совсем иная повесть, с иным названием… Я уже собрал чемодан с личными вещами, которые накупил в магазине. Агате в Растсовхоз я повезу подарки. Она уже ждёт меня там, нарядившись в кримпленовое платье в цветочек. |