Ну что же, уважаемые авторы, конкурс практически завершен, стало быть, пора обратиться и к номинации «Твердые строфические формы». Вашему вниманию предлагается итоговый обзор. Должен сразу предупредить, что я предполагаю коснуться ряда вполне конкретных вопросов, а если быть точным, то я хочу поделиться своими мыслями по поводу необходимости вообще самой этой номинации и некоторых тенденций в ней в процессе конкурса. Ну, а на закуску оставлю небольшой коллективный обзор членами жюри произведений, оказавшихся на пьедестале или награжденных грамотами. По остальным произведениям в номинации посмею предложить авторам свое личное мнение в не менее же личном и субъективном обзоре, коий будет размещен несколько позже. Начну с момента появления самой этой номинации. Не всеми авторами она воспринята с пониманием, чувствуется неудовольствие где-то там, на галерке - дескать, какие-такие твердые формы, на дворе - XXI век. Основной тезис таких авторов (нужно признать – большей части авторов), насколько я понимаю, – сейчас-де нужно писать по-современному, не оборачиваясь на старье, каковым, без сомнения, являются многочисленные, впору даже выразиться, атавистические сонеты, рондели, триолеты и иже с ними. Так сказать, «сбросим старое искусство с парохода современности». Не ново это, дамы и господа. Я позволю себе здесь возразить, что вопрос владения формой, на мой взгляд – самое слабое место у большинства современных авторов. Причем не только в поэзии. Припоминаю одну историю, которую то ли мне рассказали, то ли где-то читал – на одной из выставок изобразительного искусства некая художница представила картины, исполненные при помощи странной техники. Кажется, речь шла о создании картин путем оттиска рисунка на новых листах с исходного оригинального листа, покрытого сажей. Этакая картина трубочиста. Ну да ладно, пусть новаторская техника, пусть странные формы… Ее попросили показать традиционную технику, ну, скажем, нарисовать портрет. Так она ничтоже сумняшеся ответила, что этому ее не учили, и вообще это ненужное уже умение. Примерно так же нынче обстоит дело и в литературе. Почему-то повелась среди современных авторов мода считать форму чем-то не стоящим внимания – было бы вдохновение да «чуфства», а всякие там рифмы, размеры, стопы и строфы – какая, право, чепуха! Дабы не растекаться «мысью по древу», позволю себе прояснить личную позицию по этому вопросу. Я искренне считаю, что автор, не умея написать, к примеру, хороший сонет, или триолет, или французскую балладу, никогда не сможет написать хорошие стихи. Не умея вложить свою мысль в «прокрустово ложе» той или иной формы, автор никогда не сможет достичь виртуозной легкости мастера, потому что его технический арсенал окажется слишком бедным для воплощения каких-либо поэтических идей. Как актеры одну и ту же фразу могут произнести не с одним десятком интонаций, так и в стихах можно воплотить мысль в строке настолько же разными и многочисленными вариантами. Одна проблема – как актерам, так и поэтам придется много учиться владеть формой, выразительными средствами, прежде чем у них получится использовать все эти интонации и нюансировки. Кстати говоря, не замечали ли вы, уважаемые читатели, сколь однообразно выглядят современные тексты – сплошные бесконечные катрены, катрены, катрены… Ямбы да анапесты, да еще со сбоями… А ведь найденные в истории поэзии формы так разнообразны, так богаты! И отказываются от этого наследия, на мой взгляд, по двум причинам – либо по незнанию, либо, извините, потому, что силенок, сиречь умения, не хватает. Только и всего. Несколько слов о статистике. Авторы имели честь участвовать в этой номинации во второй раз. На первом, можно сказать, экспериментальном этапе поступило 142 произведения, из них условиям номинации примерно соответствовало 40 текстов, то есть чуть меньше 30%. На втором было подано 105 текстов, из них условиям номинации удовлетворяло 36, то есть 34%. Что из этого следует? А следует то, что, во-первых, интерес к номинации не снизился, а даже повысился. Поэтому я думаю, что и в будущем данная номинация будет интересна авторам. Кроме того, и в том, и в другом случае номинация состоялась, потому что в конкурсе участвовало более 30 произведений. Согласитесь, вполне нормальное количество для выбора. И еще обращу внимание читателей на один факт – посмотрите список авторов, участвовавших в номинации. И посмотрите, сколько среди них призеров и победителей в других номинациях конкурса – как поэтических, так и прозаических. Никакой корреляции не уловили? А я вот думаю, что этот факт напрямую связан с моим утверждением выше по поводу мастерства – если автор может мастерски писать в твердых формах, то и другие формы и жанры ему покорятся. Хотя, конечно, эти цифры говорят еще об одном – о недуге, поразившем с недавних пор наш портал. Я имею в виду катастрофическое нежелание (или, может быть, правильнее сказать – неумение?) авторов читать положения конкурсов и номинаций, в которых они, авторы, собираются выставлять свои произведения. Прежде чем перейти к характеристике произведений в номинации, позволю себе пояснить, что именно нами – членами жюри – понимается под твердыми формами. А под ними мы понимаем такие способы организации стихотворных строк, которые подчиняются устоявшимся на протяжении столетий закономерностям и канонам. То есть к таким строфам предъявляются четкие и конкретные требования – по числу строк (тот же сонет) или слогов в строке (восточные формы), по способам рифмовки, размеру, по строфической организации (повторы определенных строк), в иных случаях – даже по содержанию. Если проще, то к твердым строфическим формам мы относим: из западной поэзии – элегический дистих, сонет, вилланель, рондо и совершенное рондо, рондель, риторнель, триолет, французскую балладу и королевскую песнь, лэ и вирелэ, большую секстину, канцону, глоссу и все венки строф (в том числе знаменитый венок сонетов); из восточной поэзии – газель, касыда, пантум, хокку и танка. В ряде случаев благодаря повторяющимся признакам к твердым формам можно с некоторой долей условности и допущения отнести такие виды строф, как терцина и секстина, определенные виды септимы, королевская и ронсарова строфа, октава, нона и спенсерова строфа, одическая строфа, простая и сломленная децима, малая и большая сапфическая строфа, алкеева и алкменова строфа, а также «онегинская строфа» и ноэль - в западной поэзии; и бейт, рубаи, кыта, муссадас, мухамесс и японский сонет-рэнга (форма, появившаяся недавно, но уже завоевавшая признание) – в восточной. Но для таких форм порой требуется набор определенных дополнительных ограничений, чтобы их можно было причислить к твердым формам. К сожалению, отклонения от этих форм ведут к ухудшению качества стиха. Иначе почему бы эти формы сформировались и бытовали на протяжении столетий в каком-то определенном виде, а не в виде многочисленных вариантов? Именно поэтому мы действительно очень строго подходили к формальным признакам; соответствие устоявшимся каноническим правилам было для нас необходимым критерием. Необходимым, но не единственным – в той же степени мы оценивали и художественный уровень стихов. На этом закончу теоретические экзерсисы и перейду к обзору награжденных текстов. Хотя – нет, позволю себе еще несколько предварительных замечаний. Особенностью стихотворений, выполненных в той или иной твердой форме, является то, что в них неизбежен налет стилизации. Где-то – меньший, где-то – больший. Это вызвано тем, что сами по себе твердые формы часто окружены ореолом или, если хотите, аурой традиционных тем, наиболее часто раскрывавшихся в той или иной форме. На мой взгляд, расстраиваться или негодовать по поводу наличия стилизаций не стоит – это нормальное явление. А вот если, используя классическую форму, автору удается вложить в нее новое звучание, которое еще и органично синтезируется с формой – это высший пилотаж. Итак, «Старость в деревне» Александра Сухих – 1-е место. По форме это японский сонет-рэнга. Для этой формы характерны канонический и свободный варианты. Канонический японский сонет – это, по сути, два хокку и заключительный катрен, сложенные по следующей схеме: 5-7-5 слогов в строках хокку и 5-7-5-7 - для четверостишия (ударные 1-4-7 слоги). Главное достоинство, которое отметили все члены жюри – это удивительная глубина содержания. Пожалуй, лучше всего сформулировал это Никита Брагин: «<…> отвечая образности и духу японской поэзии, эта работа выходит за рамки имитирования восточных форм – так можно написать и о русской деревне, это то самое всечеловеческое и вневременное, что отличает поэзию от подражания. Финал очень хорош – как нежданность тихой смерти <…>» Что касается формальных критериев, то Александр Сухих позволил себе несколько изменить порядок строк, не изменяя их количество в целом. Здесь можно провести аналогию с двумя видами сонетов – французским и английским. Поэтому жюри сочло это допустимым. Излишне говорить, что, по нашему мнению, перемена местами коротких и длинных строк нисколько не умалила достоинств стихотворения. «Холмы над морем» - традиционный западный сонет Игоря Лукшта, занявший 2-е место. Практически все члены жюри отметили некоторые технические шероховатости. Мне, например, не очень импонирует внутренний поясок рифм в первом катрене. Другим – повторы однокоренных слов («белеют – белый»). Но общее мнение – все эти шероховатости сполна искупаются высокой поэзией строк Игоря Лукшта. Великолепная образность сонета подчеркивается финалом. По мнению Никиты Брагина, «тихий финал <…> редко удается в сонете, обычно авторы стремятся к броским, но, увы, банальным сентенциям». Он же отметил и такое неоспоримое достоинство сонета Игоря Лукшта, что он «не нацелен на какую-либо мысль, или вывод, но в его неспешном течении – мудрость бытия». «Касыда о сомнениях» Наталии Шиндиной ( http://www.litkonkurs.ru/?dr=45&tid=18 5554&pid=50&nom_id=120), также занявшая 2-е место, вызвала оживленное обсуждение. Не подвергая сомнению ее достоинства, мнения разошлись по поводу основных признаков касыды как таковой. Скажем, я полагал, что классическая касыда включает в себя пять частей: лирическое вступление (насиб), описание чего-либо (васф), путешествие поэта (рахиль), восхваление (касд) и самовосхваление (фахр). Эта композиция не выдержана. Юрий Щуцкий придерживался другого мнения: «<…> по поводу структуры касыды. Вероятно, у меня другой источник, где структура обозначается несколько иначе: насиб (вступление), тахаллус (переход), мадх (основная часть) и талаб (просьба о благодарности). И в этом раскладе типовая структура, как мне кажется, выдержана вполне. Есть насиб (или ташбиб), в котором идет описание природы, созвучной состоянию поэта: запущенный сад, чрево ночи, луна – «кислый мякиш хлеба» и т.д. Есть тахаллус: переход к теме «страшного выбора быть певцом и палачом». И есть мадх: основная часть о сомнениях. Отсутствует талаб, который, кстати, был необязателен и больше служил для оплаты труда исполнителя касыды.» Вместе с тем есть замечания к качеству рифм в 13-м и 14-м бейтах, хотя нельзя не отметить, что автор усложнил касыду внутренней рифмой и цезурованным размером, который, на мой взгляд, удачно напоминает о классических арабских касыдах. Мнение Никиты Брагина заслуживает, чтобы на нем остановиться особо: «Но вот содержание… Оно сводится к повторению ряда мотивов средневековой арабской поэзии, не выходя за ее рамки. Подобного рода опыты должны либо подниматься до общечеловеческого, либо перебрасывать мост из прошлого – в будущее, и тогда они могут стать фактом поэзии <…> Еще один вариант - если бы это было переводом…» Думается, что автору эта информация покажется заслуживающей внимания. 3-и места заняли три произведения. Начну по порядку. «Два триолета» Лютель. Классический триолет без каких-либо отступлений. В соответствии с правилами конкурса мы рассматривали только первый стих. Общее мнение – в эту форму чрезвычайно трудно вложить какой-то глубокий сюжетный смысл, вместе с тем она выполняет одну из классических задач поэзии – передает в чистом виде лирическое настроение. Единственная претензия – в триолете Лютель настроение это узнаваемое, так как многократно уже обыгрывалось. «Двадцать строчек одиночества» Игоря Ильха – еще один образец японского сонета-рэнга. Опять-таки в соответствии с принятыми ограничениями мы рассматривали только первый сонет. Стихотворение оставило спорное впечатление. С одной стороны, подкупает техническая сложность формы – соблюдены не только требования японского сонета, но и выдержана рифма, что само по себе уже непросто и потому вызывает уважение. Вместе с тем содержание оказалось, на мой взгляд, несколько размытым, неясным, одному из членов жюри – даже неубедительным в некоторых строках, видимо, как раз из-за формальной сложности. С другой стороны, нетривиальная образная система вызвала такие слова Никиты Брагина: «По содержанию достаточно смело – «секунд корабли», «будка неба», «луна – цепной пес». Импрессионизм, или что-то близкое к нему. Вспоминается живопись – например «Любительница абсента» и некоторые другие работы». Но и позволила Юрию Щуцкому поставить вопросы к автору: «Почему жаль, что только один раз живешь? Сколько раз хотелось бы? По индусским философиям человек появляется столько раз, сколько нужно, чтобы усовершенствоваться. А тибетские монахи и один раз живут так долго, пока не надоест. Поэтому первое трехстишие мне показалось не убедительным. Совокупность образов «домна плавит … корабли» - тоже звучит как-то сомнительно. Я имею в виду именно сочетание «домна – корабли». А еще: «жизнь на полный газ». Вообще какое-то прозаическое выражение». Вероятно, эти замечания и не дали этому стихотворению подняться выше. Сонет Люче (Людмилы Чеботаревой) «Два пейзажа» завершает пьедестал. Лично у меня с технической точки зрения вопросов нет. Есть вопросы по содержанию. Например, кем же все-таки ощущает себя лирическая героиня? Просто ли ждет она, украшая пальму, приближения Нового года, или все же пишет картину, будучи живописцем? Дело в том, что в последних строках подразумевается, как мне кажется, последнее, но этот смысл не подготовлен предыдущими строками. Почему я не думаю, что это образ, символ? Потому что слишком реалистично прописаны заключительные строки последнего катрена и замок, дистих. Кружение березовых листьев преподносится как факт – например, на картине. Но тогда нет места украшенной пальме, над которой происходит листопад. Разбирал содержание так глубоко, потому что от Люче ждешь всегда некоего прорыва, и когда его нет (на мой личный взгляд), то остается чувство неудовлетворенности. Эта нестыковка двух пейзажей так или иначе была отмечена всеми членами жюри, так же как и, вероятно, чрезмерная для сонета экспрессивность некоторых выражений. И напоследок два произведения, отмеченных грамотами. «Sonnet» Надежды Цыплаковой. Лично на меня сонет произвел благоприятное впечатление. Но мнения членов жюри разделились. Юрий Щуцкий, например, отметил, что «Умерших снов вчерашних мгла» - слишком тяжеловесная строка. Хорошая аллитерация «не греясь грезами», а вот «увядших к грозам» - гибельное для сонета соединение однотипных согласных: «хкг» – как ногтями по брезенту. Вообще-то в сонетах не принято переводить рифму из катренов в терцеты. Возможно, это и нестрашное расхождение с общепринятыми правилами, как и полный повтор первой строки в конце сонета (как я понимаю, главная находка, но не слишком, на мой взгляд, удачная). Из-за этого хорошая, хотя и неновая, мысль становится какой-то хромой. Уж если мастер владеет словами, мыслью и звукописью (а это несомненно), то и требования к нему, как мне кажется, должны быть повышенными. Такому автору, как Надежде Цыплаковой, по плечу было бы создать сонет, в полной мере отвечающий всем правилам». В похожем ключе, но и с некоторыми замечаниями высказался Никита Брагин: «Пример достаточно удачной версификации. Хорошая техника. Есть достойные аллитерации и внутренние рифмы. Смысл, увы, небогат и достаточно спорен. Если жизнь закусила удила, то априори духу нет возможности искать теплого угла – тогда «но» неудачно. Очевидные смысловые повторы второго катрена – «умерших» и вчерашних», «грезы» и «надежды» сильно сбивают впечатление. Конечно, не «зараженья зла», но «зараженья злом». Зло уже ликует? Или раньше ликовало, ведь путь не был розов? Создается впечатление случайности, спонтанности смысла, принесенного в угоду формальным критериям сонета. Плюс к этому – общая банальность вывода – мир плох, грезы и розы несостоятельны, и наш путь – «к грозам». А не из них?» Вероятно, если бы не было этих вопросов, сонет был бы достоин и более высокой награды. «Я не пишу, скорее брежу…» - рондель Акселя. В отношении данного стихотворения мы были практически единодушны – очень приятная поэтическая миниатюра, порадовала звукопись, но вместе с тем – легко узнаваемая стилизация, можно даже сказать версификационный экзерсис. Вместе с тем изящность строк позволила выделить рондель на общем фоне. Засим откланиваюсь, дамы и господа авторы. Благодарю вас от имени жюри за приятные работы. |