Святая ночь. Рассказ. Декабрь 1942 года... Северный Урал. Поселок спецпоселенцев с коми-пермяцким названием «Вижай». Далеко на Западе идет война, а здесь иные события, другие измерения... Над конторой леспромхоза круглый год висел большой плакат: " Не выполнил норму - не выходи из леса!" Власть, сделавшая преступлением национальность человека и выславшая его в эти районы на принудительные работы, имела свою систему наказаний и поощрений. В декабре стояли лютые многодневные холода. В тайге разрывало от мороза деревья. Живые соки внутри стволов, превращаясь в лед, расширялись и рвали древесную плоть. Раны эти не заживали по многу лет. По утрам люди, не взирая ни на какой холод, собирались у конторы, выслушивали начальственные команды, разбирали инструменты, и тайга поглощала их до вечера . Пока, согласно плакату, не выдашь положенные "кубики." Лишь они являлись мерилом человека. Место у конторы было своеобразным местным вече. Но, в отличии от Великого Новгорода, вольностью тут и не пахло. В это декабрьское утро толпа, окутываясь морозным паром, ждала на площадке перед конторой выхода бригадира Маркелова . Рвало от мороза стены домов, деревянные заборы, а на речке оглушительно, точно выстрел из пушки, бухал припай берегового льда.Томились недолго. Начальник появился вовремя. Маркелов был коренастый, плотный, с грубыми чертами лица, внешне похожий на гоголевского Собакевича. Неожиданно для всех бригадир Маркелов сдернул с головы теплый собачий треух, обнажив седые, ежиком волосы, начинавшиеся у самых бровей. Поселенцы напряглись. Явно произошло что-то неординарное, из ряда вон выходящее и ожидался очередной жестокий разнос. Причины к тому были. Все знали, что вчера дерзкий по характеру немец Вайс, больной и малосильный, не выполнив нормы, обругал всех на свете на русском и немецком языках и ушел из тайги домой. Разъяренный бригадир отыскал его в поселке, привязал за ноги к саням, и, погоняя коня волоком , как бревно, по снегу доставил обратно в тайгу... Неделю назад одна из женщин, латышка по национальности прикомандированная из дальнего поселка, не испросив разрешения ушла ночью за пятнадцать километров домой к своим детям, чтобы накормить их буханкой свежего хлеба, выданной в качестве премии. Под утро она вернулась обратно, но была выслежена комендантом и бригадиром. Они привязали ее к дереву. Теперь несчастная лежала в больнице с обмороженными руками и врач Берг, тоже из репрессированных немцев, склонялся к ампутации ног. Маркелов, оставаясь с непокрытой головой, поднял короткопалую руку. Тишина достигла предела. Было еще темно и над оцепеневшем от стужи поселком, процарапав небо огненной параболой, ушла за тайгу очередная звезда. Даже как будто сухой пронзительный свист ее раздался на морозе. Все посмотрели в небо, печально проследили за гибелью очередной космической жительницы ,пытавшейся куда-то переселится, а потом снова опустили головы. - С праздником вас, дорогие друзья!-вдруг зычно крикнул Маркелов. Молчаливое недоумение охватило людей. Еще никогда, никто, и ни с чем их не поздравлял. Хотя начальники, бывало, шутили, но весьма своеобразно. Недавно шутил, к примеру, лесник, который принимал делянки после сплошной рубки. Он приказал снизить высоту пеньков, остающихся после спила дерева еще на пять сантиметров. Какой это дополнительный труд знают лишь те, кто заготавливал вручную вековой перезревший лес, у которого внизу стволы разрастались до толщины в несколько человеческих обхватов. К тому же, чтобы подобраться к этому дереву, надо было перекидать несколько кубометров сыпучего перемерзшего снега, хрустящего на зубах, как песок. - Дурни! - хрипел на морозе, затягиваясь вонючей махоркой полупьяный лесник.- Я же для вас стараюсь.Летом станете в тайге ягоду, да гриб брать- меньше спотыкаться будете! Ха! Недотепы! - Изверг конопатый! В рот тебе дышло,- пробормотал тогда Вайс, растирая обмороженные щеки самодельной,из старого мешка, рукавицей.- Пока норму вашу напилишь- не до грибов уже будет. - Эй ты! Заткнись живо -пятая колонна Гитлера! Теперь вот очередная неведомая шутка. - Молчите?- сотрясал вымороженный воздух бригадир.- Эх вы, мать вашу! А еще немцами называетесь! Правильно вас разогнали с Волги-матушки, как мышей из поганого дома. Волга - русская река, нечего ее г..... немецким поганить. С праздником, говорю! Завтра же вашей веры Рождество! Забыли? А сегодня Святая ночь...Как это будет по-немецки? - Вайнахт! Химмель фатер! - радостно подсказал Вайс! - А ты заткнись, пораженец! В другой раз в медвежью берлогу запихаю. И законопачу там. Вернись еще без нормы домой.. - Забыли, гадюки, фатерландию свою?- с напором продолжал бригадир.- И она вас забыла, на хрена вы ей нужны. Я здесь для вас и царь, и бог, и сам фюрер.Поскольку вы не только скотинка тягловая, но и люди. По советским нашим законам вы не осужденные, не заключенные. Вы бойцы трудовой армии..Спецзадание тут у вас в тайге. Вам доверено ответственное дело. - Пошто тогда оскорбляешь, рожа дубленная? -Вайс, друг мой! не вынуждай меня к суровым мерам. Я засажу тебя в карцер. На много- много дней. - А я возьму и подохну там. Отвечать будешь, раз я вольный. Лес пилить ,небось, тебе не хочется. Спирт легче жрать. - Вот сволота! Погоди- в тайге я с тобой побеседую . Твои дерзости мне порядком надоели... От поздравления у немцев потеплело на душе. Рождество они,конечно же, не забыли, просто многие преднамеренно делали вид, что не помнят о нем. Это была защитная реакция от новых поводов ненависти к себе. Здесь люди старались не говорить по-немецки. До войны русские люди спокойно относились к немцам и немецкой речи, сейчас же когда страна воевала с Германией она их просто раздражала. - Слушай дальше!- продолжал бригадир, опять водружая на голову шапку.- Великий праздник отметим двойной нормой выработки.Все слышали- двойной. А завтра будет нерабочий день. Отдыхайте, празднуйте Рождество. А как спросите вы у меня выдать двойные кубики, если и на одну норму у некоторых кишка тонка? Вайс,отвечай? - Я, начальник хоть сутки согласен работать.Свалюсь в тайге- тебя же опять к суду привлекут! - Заткнись, вошь саксонская! И не мечтай- за такого элемента как ты- меня никто к ответу не потянет. Я подскажу вам,- опять возвысил он голос,- Выполнить двойную норму можно , но сегодня не должно быть освобожденных от работ. Никаких. Ни больных, ни инвалидов, ни стариков, ни детей... Все должны работать. Постарайтесь ради праздника. Все- разнарядка окончена.! Он надвинул поглубже собачий треух и ушел. Вообще освобожденных от работ всегда было много, и это являлось постоянной головной болью начальства, потому что снижало процент выполнения плана. Обморожения, простуды, вывихи, порубы топором. Освобождал от работ местный фельдшер Берг. Всяческие проверяющие лица устраивали ему разносы, выдвигали обвинения в сознательном вредительстве,угрожали ему, но стойкий Берг, этот маленький сухощавый человек, верно служа медицине, продолжал заботиться о здоровье своих подопечных. Но в этот день люди, воодушевленные тем, что услышали доброе человеческое слово, обращенное к ним, послушались своего грозного начальника, будто он обещал им бесплатного рожденственского гуся. Все население поселка отправилось в лес выполнять двойную норму, чтобы заслужить Святую ночь, и завтрашний выходной день. Все, кто мог шевелится- стали помогать основным работникам, для остальных же разожгли на соседней делянке большой костер,и, уложив больных на еловые лапки, оставили дожидаться конца смены. Работали в этот день весело, с подъемом и осилили таки двойное задание к вечеру. А когда вернулись к костру, то оцепенели от ужаса. Огонь давно погас, а половина оставленных людей, слабых, беспомощных просто замерзла на жестокой стуже. Среди них была и жена Вайса. Домой поселенцы возвращались молча. Это было, по сути, похоронное шествие. От холода подрагивали в вышине звезды,и опять падали оттуда,оставляя на небе тонкие алмазные царапины. Мертвецы, лежавшие на конных санях, отрешенно и безмолвно смотрели вверх, где была вотчина Отца небесного, принявшего их в эту Святую Ночь... |