Из цикла «Мамулинские небоскрёбы» *** «Привет!». Бег тёплых, как ладонь, мгновений, И телефонный поиск простоты На цыпочках вокруг местоимений. Хотя и вы уже скорее ты, Хотя и рифм расхристана оправа (Чинить – обуза для привыкших глаз). От пятки левой и до пятки правой Менялось расстояние не раз. Не то чтоб ортопеды подгоняли Пространственный свой опус – костыли, Нет, просто мы посильно сочиняли (И посезонно) что и как могли. …Наш диалог – не пиррова победа Читателя - искателя побед. В нём каждый – меньше собственного следа В чужой душе, хранящей этот след. И дождь смывает все следы, и тени, И строчки (многих жаль: не повторить), И души в новой жажде говорить На ощупь ищут новые ступени. Прикосновением ладоней росных Лицо остудит вам неровный стих, И жёсткая гаррота кольцевых Рифм – вместо паутинки перекрёстных. *** Почти что в ночь ввалившись в дом с работы, Отбившись от ума, и ног, и рук, Полуживой, приятно с жизнью счёты Сводить и Вам, эпистолярный друг, Писать. Сон сладко рифмы след заносит В державу снов, где даже тени нет, И Женщина, Которая Не Просит, Откроет дверь в высокий кабинет В шесть вечера бестрепетно и строго. И если из Мамулина дорога Немилостью разгневанного Бога Вдруг превратится в путь в кромешный ад И прочий форс-мажор, она назад Не повернёт от ждущего порога. Цените это, гражданин моих Словесных стран, свободных, как стихия: Манеры подростковые лихие И мой невечный несерьёзный стих. Ни чувств, ни слов не может «слишком много» Быть. Вечная Ахматова права: Неистощима только синева Небесная и милосердье Бога. *** Комары беспокоить не смеют. Расслаблены члены На полу (не на голом), как было и будет не раз. Отдыхаю, верчу карандаш. Два нестройных колена Никому не мозолят усталых и искренних глаз. Человек понормальней сказал бы попроще: на пузе На ковре, мол, валяюсь, пытаясь осмыслить итог. Человек понормальней минут не теряет и музе С сединой не хотел бы ночами писать и не мог. Но проходит, как собственный возраст, и возраст примеров. Вес моих серых клеток ничтожней, чем карандаша, Это так, но в чулане с названьем старинным душа Вам на ощупь или при свечах не искать адюльтеров. Вы так горько честны. Горсть – без верха – подобных мгновений Может в рифму вплетать только самый отъявленный хам, То есть я, за слова не в ответе свои. Значит, Вам Одному и хранить тайну наших неприкосновений. …У субботней воды, как и прежде, обветренной, жёсткой, Та же грация и небывалый коричневый шарм. Вы прощались со мной, провожая неверный мог шаг (Отдохну в сентябре)? Я как дурочка у перекрёстка. *** Стихи, в которых прячется сюжет, Суть письма, даже если много строже, И разделяет заговор острожный Впускающий их в строгий кабинет. Сегодня зарифмуют вам погоду (Рифмованный прогноз – большой прогресс), А завтра вас попросят авторесс Сопровождать, смирясь, в огонь и воду – Возможно, волжскую. Темна вода, И тёмен след на ней во тьме полночной, И по тропе туманной и порочной Там следует скольженье в никуда. Там помощи обманчивые руки Подстерегают близких и родных, И ощутившие объятья их Уже не возвращаются на круги Своя. Там только взглядом лепят тело, И отвечает благодарно плоть Прохладою (так сотворил Господь) И матовостью кожи загорелой. Там хитро. Там ирониею пахнет. Там шеф мой мистер Икс над златом чахнет, И там портрет троянского коня С кого напишут? Правильно, с меня, Из слов и смеха сотканной Татьяны. Но столько слов растрачено, что тронь – Не ощутишь упругости. В огонь, Пока не поздно (не бывает рано)! И о «поэзии» во мне – молчок (Мой шеф хвалил и ждал)! Смешно, ей-Богу, Как примерять хрустальный башмачок На разнотравье любящую ногу Мою. Но что же я опять о теле?! Пойду-ка сигаретой подышу – Опомнюсь. И опять я к вам пишу…. Вы так красиво этого хотели. *** Он – в каждой песне, им от сердца спетой, Иронизирующее дитя. И. Северянин Я обессилена теченьем плавным И нежностью вечерних рифм и вод. Но странен поэтический народ: Он никогда не говорит о главном. Вне собственных речей он во плоти (Вне звука, вне метафоры, вне смысла), Как радуга: в ладонях коромысло – Попробуйте им воду унести. И, формулы иных гармоний холя, (Не стоит им искать корсет и гост), Он сам себе и суд, и строгий пост, Чистилище, соблазн и злая воля. И воля добрая себе он сам. Прикрыв глаза под Рильке и под утро, Как с сумрачным названьем Брахмапутра, Свой полусон несёт он по лесам. Сезоны затянувшейся жары Ему несносны и почти опасны. Его глаза открыты и прекрасны Лишь в ливень и в отсутствие игры. Из слов он бусы, а не сети вяжет, Его подтекстам имя легион, И даже толстое досье не скажет (Как что есть истина) Вам, что есть он. *** Если всё ещё лето, так близок зачем горизонт И так низок, зачем облака так нахмурены эти, И зачем в моей сумке пылится прокуренный зонт, И зачем мои мысли о лете и только о лете? Если всё ещё юность, зачем так усталы глаза (Каждый встреченный взгляд в них мольбою о помощи тонет), И тревожит любая, едва надвигаясь, гроза, И обычно весёлая рифма вздыхает и стонет? Если всё ещё жизнь, почему не взахлёб, не взахлёб Ни рокочущий хохот, ни происки рифм на конверте? Уменьшается папки с бумагами розовый гроб, Приближая к сумятице ливней, свободе и смерти. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
