Ворон, огромный и черный как клок безлунной ночи, философски созерцал лесную дорогу, тянувшуюся мимо толстой корявой ветки, на которой он восседал, крепко впившись в древесную плоть хищными кривыми когтями. Вот уже много лет изо дня в день созерцал он этот пейзаж, видел, как растут деревья, и набирался своей, доступной только птицам, мудрости. Под ним, сверкая железом, во весь опор проносились всадники на взмыленных лошадях, проезжали одинокие путники… Еще раньше, он помнил, пролетали роскошные экипажи, сверкая золотом и дорогой эмалью, ползли неспешные купеческие возы. Все это было давно. Очень, очень давно. Теперь времена изменились. Но старый ворон умел ждать. Короля Диких Лесов не пугали крики и звон металла, он давно перестал бояться грохота выстрелов. Старый ворон знал, что его пища всегда придет к нему. Надо только немного подождать. Уже немного…

Известный факт: судьба вертит нами, как гулящая девка - подолом. И подчас не угадаешь, чем может обернуться рутинное, в общем-то, занятие.

Когда дозорные донесли о приближении отряда вооруженных людей, охраняющих одну-единственную повозку, Кор Тегрэн, бывший капитан Седьмого пограничного отряда, а ныне командир Белого, решил, что какой-то купчишка заплутал на извилистых тропах. Может, пожадничал, решил сэкономить на проводнике, может, вообразил, что сможет быстрее срезать дорогу, может…да мало ли что привело в Дикие Леса случайных путников?

Отряд сработал, как всегда, четко - сказалась постоянная муштра и свирепая ругань опытного служаки, полжизни проторчавшего на границе и до мелочей изучившего тонкости партизанской войны. Конвой не заметил, что подозрительно много ветвей нацелилось на дорогу, пропустил мимо ушей слегка изменившийся щебет лесных пташек, встревоженных обилием чужаков, вторгшихся в их исконные пределы…

Такого поворота не ожидал никто. Все привычные, родные угодья изучены до мелочей, дозоры не дремлют. Отработанная бесчисленными удачными вылазками ловушка захлопнулась. Вот только радоваться лесным удальцам пришлось ох как недолго. А точнее, до первого залпа. Когда рассеялся дым, сидевшие в засаде увидели не стадо мечущихся баранов, в которых так легко превращались привыкшие к безопасной жизни стражники и городские ополченцы, а ощетинившегося стальными иглами ежа, бесстрашного и злого. Короткая команда - и конвой перешел в контратаку, вырывая преимущество у нападавших…

Удар! Сверкающий клинок хищно свистит, пытаясь дотянуться до уязвимого сердца…мимо! Перед глазами вспыхивает маленькое солнце, тут же расплываясь облачком белого дыма…Спасибо, вовремя! Будто из другого мира доносится странно тягучий грохот выстрела, противник, нелепо взмахнув руками, заваливается набок…

- Кор, сзади!

Поворот на ноге, маленький щит - баклер успевает встретить рушащееся с небес лезвие…

Мать вашу, да кто же вы такие? Непохожи на ленивых растяп - стражников, годных только спать, опираясь на парадную алебарду, да задирать служанкам юбки в темных коридорах!

Верный эсток ожившей змеей бросается вперед, отшвырнув жалобно зазвеневший кинжал, и находит открытое горло. Ага, а вот этого мы не знаем, не обучены. Не преподают в фехтовальных залах эту науку, ее на границах изучают. Если успевают выжить…

Добрые боги, да что же сопровождает этот невеликий конвой, третьими дорогами пробирающийся через густые леса манора?

Рукав набряк кровью, рана неопасная, но мешает здорово…это ничего, это неважно, других забот полны карманы…

Да чтоб тебя! В нарушение всех благородных канонов фехтования противник выбрасывает ногу в подкованном сапоге. Поворот корпуса, сапог проходит впритирку к животу, а тонкий край похожего на металлическую миску щита, будто кастет в руках заправского висельника, рассекает мерзавцу бровь, щеку и превращает губы в подобие переваренной кровяной колбасы.

Противник отлетает, цепляясь за услужливо подставленный носок невысокого сапожка, хищная змея в правой руке догоняет и кусает в грудь…

Лесная дорога не может вместить всех, сражение растянулось витой лентой из косы деревенской красавицы. В кустах тоже что-то топочет и лязгает, запах свежей крови тревожит ноздри, липкий пот выбивается из-под шляпы и горячими каплями срывается с бровей.

Да где ж вы насобачились так драться?

Следующий грациозен и быстр, будто камышовый кот, с железными запястьями и стальными икрами опытного фехтовальщика. Серые глаза оледенели высокомерным презрением, но смотрят прицельно и цепко.

Сбоку стелющимся, неуловимым шагом приближается верзила с протазаном, широкое лезвие рисует в воздухе замысловатые петли, бросает колючие иглы солнечных зайчиков…

- Капитан, в сторону!

Два ножа повисают в воздухе, пробивая себе путь в душном мареве. Кинжал в руке сероглазого раскрывается сверкающим трилистником, и небрежным поворотом сбрасывает лезвие на землю. А вот алебардисту не повезло. Бритвенно - острый клинок глубоко рассекает плечо.

Не повезло, приятель, с тебя и начнем.

Эсток обходит подставленное в тщетной попытке защититься древко и жалит под ключицу, провернувшись в ране…

Сбоку короткий взблеск стали, дага перехватывает рванувшийся назад клинок, зажимая между жадно раскрывшимися зубами лезвий. Перед глазами полыхает взметнувшаяся молния палаша…

Гремят слившиеся в один выстрелы. Сероглазый судорожно вздрагивает, презрение в глазах медленно уходит, сменяясь безграничным изумлением. Словно сильный хищник, чье естество уже почуяло ледяное касание смерти, но разум не может, отказывается смириться с неизбежным, он застывает на миг…И стальная молния, потеряв уверенную руку хозяина, падает, раскалывая пополам весь мир…

- Капитан! Капитан, вы слышите? Это ничего, это не смертельно, Вы только держитесь, капитан…

 

Тихая деревушка, находившаяся почти в половине дневного пути от старой дороги, ведущей в столицу, и, следовательно, нетревожимая постоянно снующими каретами и повозками, лежала в излучине реки, раскинувшись невдалеке от холма, увенчанного небольшим замком. Население выплачивало дань своему сеньору - главным образом деньгами и иногда службой, и налоги – королю. Жителям деревни почти всегда хватало оставшегося, чтобы вести спокойную, размеренную жизнь. Конечно, бывали тяжелые годы неурожая, или лихолетья войн, не щадивших никого, но все же условия жизни здесь были куда легче, чем во многих других манорах - например у соседей через реку, или крестьян грозного графа, чьи владения лежали к западу от замка.

Замок Гамильтон своим подлинно феодальным обликом был обязан расположению на вершине холма над рекой и деревней.

Непоколебимые стены, все сплошь из толстых каменных глыб царапали нежно - голубой животик небесного купола. С трех сторон за могучими стенами плескалась река, с четвертой дорогу перекрывал некогда глубокий, а ныне изрядно оплывший ров.

Окруженный очень красивым и ухоженным садом, замок до времени был обиталищем непритязательных людей, больше интересовавшихся охотой и вечерним отдыхом у камина, нежели бурной столичной жизнью. Но с недавних пор…

Свежий ветерок колыхал тяжелые портьеры, играл исписанные листами бумаги, будто беззаботный сорванец, обнимающий фыркающую для вида соседскую девчонку. Он нахально задирал подол тяжелым шторам, теребил занавески. И, словно получив пощечину, испуганно отскочил, натолкнувшись на рукоять богато украшенного кинжала, что придавливал желтоватые листы.

Над маленьким столиком, широко расставившим причудливо выгнутые ножки, склонились двое.

- Счета, счета, счета…ты утомляешь меня, Маркус! - капризно скривив губу, заявил богато одетый юноша с тонкими чертами лица. С изящной небрежностью он отвел предлагаемую ему бумагу. Блеснули золотые перстни на мягких белых пальцах. - Мне начинает казаться, что основная часть моих доходов уходит на закупку пергамента и чернил для записи последующих доходов. - Юноша беспечно рассмеялся, отбросив назад прядь длинных блестящих волос.

- Осмелюсь заметить вашей милости, - возразил тот, которого назвали Маркусом. - Что после смерти вашего светлейшего батюшки именно вам надлежит заниматься делами вашего манора!

Полные щеки управителя негодующе заколыхались, едва не касаясь неудобного стоячего ворота роскошной ливреи. - Это повседневная обязанность любого маркиза, и, право же, я не понимаю, почему…

В глазах молодого дворянина сверкнул огонь. Ладонь ударила в богато инкрустированную столешницу, подбросив аккуратную стопочку очиненных перьев.

- Замолчи! О каких обязанностях ты говоришь? Кто меня обязал к этому?

Маркус всем своим видом изобразил полнейшее непонимание.

- Вот то-то же, - удовлетворенно закончил молодой маркиз, глядя на вытянувшееся лицо своего управителя. - Нет у меня обязанностей, а есть желания. Вот когда я захочу…нет, даже изволю…вникнуть, так сказать, в финансовые дела моего манора, вот тогда вы и покажете мне все это, - рука с изящно оттопыренным мизинцем неопределенно покачалась над стопкой бумаг, укрывших большую часть стола.

- А в остальное время у меня есть вы, - внезапно улыбнулся Гамильтон. - Да, именно вы, милейший. В конце концов, вы являетесь моим управителем, и я плачу вам деньги. Весьма немалые по здешним меркам, извольте заметить! Поэтому я желаю…даже повелеваю…чтобы именно вы занимались ведением учета налогов, расходных книг, или как там они называются, а мне предоставляли устный отчет в последних числах каждого месяца.

- У…устный? - управитель судорожно вздохнул, словно его только что окатили ведром воды, - а как же…

- А никак. Если однажды окажется, что мне не хватает средств к существованию, я буду знать, что в этом виновны вы. И, разумеется, незамедлительно велю вас повесить. Мелочи же мне неинтересны, - невозмутимо закончил молодой аристократ, и расхохотался, глядя на отвисшую челюсть собеседника. - Ох, да не трусьте же так, старый хрыч, я шучу!

- Прошу меня извинить, милорд Гамильтон - обретший подобие спокойствия управитель сгреб бумаги со стола. - Но есть еще одна статья расходов, на которую я осмелюсь обратить ваше пристальное внимание.

- Ну что еще?

- Это касается вашего…хм, гостя, - в голосе Маркуса промелькнула тень неуверенности. - Вынужден заметить вашей милости, что обеспечение его потребностей обходится вам довольно недешево…

- Чтобы больше я этого не слышал! - резко оборвал маркиз. - Господин Фортунатто почтенный муж и ученый человек! Он почтил мой манор своим присутствием, и если ему потребуются какие-то ингредиенты для научных опытов, то я, как воспитанный хозяин, считаю своим долгом всемерно ему содействовать. И прошу вас запомнить, что любую обиду, нанесенную моему гостю, я восприму, как личную.

С минуту управитель пристально вглядывался в лицо молодого аристократа, затем пробормотав «как прикажет ваша милость», почтительно поклонился и, прижимая к груди бумаги, повернулся к двери.

- Кстати, Маркус - уже прежним, ласково - барственным голосом окликнул управителя маркиз Гамильтон - Вы обещали мне, что придержите про запас какую-то приятную новость, но уходите, так и не поделившись ею. А мне абсолютно неизвестно, чем цивилизованный человек может развлечься в подобном месте.

- Конечно, милорд. - Маркус замер у выхода, поискал глазами, и, в конце концов, сбросил бумаги на изящный стул. - Ваш почивший батюшка особенно любил охоту. Его стараниями замок может похвастаться великолепной сворой гончих, и прекрасными конюшнями. К услугам вашей милости также фехтовальный зал с прекрасными дуэльными комплектами работы столичных мастеров, и…- управитель осекся, заметив, что маркиз с трудом сдерживает зевок. - Впрочем, вы можете устроить бал, пригласив ваших соседей. Уверен, они с благодарностью примут вашу идею.

- Бал? Клянусь Королевским дворцом, это неплохая идея! - лорд Гамильтон вскочил, не в силах сдержать радости. - У нас есть Большая Зала, которую всегда можно привести в порядок…я велю выписать из столицы новые люстры…оркестр нанять нетрудно… - маркиз быстрыми шагами измерял комнату, размахивая руками.

- Вы совершенно правы, ваша светлость, - склонил голову Маркус. - Зал вашего дворца способен принять несколько сотен человек. Его легко привести в порядок и подготовить к празднику. Наши подвалы забиты продуктами, а повар много раз жаловался, что ему все не подворачивается случая проявить свое мастерство. Конюшни в прекрасном состоянии, и кареты ваших гостей будут размещены в наилучших условиях. Касаемо оркестра не извольте беспокоиться - уверяю вас, у нас имеются музыканты, способные удовлетворить даже вашему столичному вкусу. Есть и фокусники, жонглеры, акробаты, танцовщицы - в общем, все, что бывает необходимо в таких случаях, - чувствовалось, что управитель оседлал любимого конька. - У нас также сохранились бланки приглашений с того раза, когда все отмечали вошествие на престол нового Короля. Вы пожелаете сами надписать, или доверите эту обязанность мне? Впрочем, - продолжил он без малейшего перерыва - это стоит решать, когда будет известен список гостей. Кого ваша светлость изволит пригласить?

- Ну…- замялся опешивший от такой энергичности маркиз. - Вы забываете, милейший, что я пока не особо знаком со своими соседями…

- О, это легко исправить! – спохватился Маркус. - Извольте взглянуть сюда, - он подошел к висевшей на стене карте в массивной бронзовой раме с затейливыми завитушками.

- Вот это, - палец управителя прошелся по контуру заштрихованного зеленым пятна в центре карты, - ваши земли. Неплохие, надо сказать, земли - в реке полно рыбы, земля почти вся пахотная, несколько заливных лугов, свой лес… Но я отвлекся. Вот здесь - палец ткнул в область, закрашенную желтым, и уходящую, судя по всему, далеко за обрез карты - находятся земли графа Готара, к северу от него расположен манор виконта Лермона, он как видите, совсем невелик. Вот здесь, за рекой – палец уперся в место, где тщательно выведенная рукой неведомого живописца синяя лента причудливо изгибалась, вырываясь за пределы манора Гамильтон, - здесь владения барона де Бюасси. Вообще-то он слывет изрядным домоседом, но, думаю, нарушит свое добровольное уединение, чтобы поближе познакомиться с новым соседом. Есть еще сэр Джон, - управитель несколько пренебрежительно царапнул ногтем небольшой фиолетовый кружок внизу карты, - бывший рыцарь Короны, пожалованный землями не то за подвиги далекой юности, не то просто за выслугу лет… Уж этот-то точно прибудет, говорят у него нюх у на бесплатную выпивку…

- Но-но! - строго прикрикнул лорд Гамильтон. - Не забывайся, старый пень! Ты говоришь о дворянах, и я жду от тебя надлежащего почтения!

- Прошу меня извинить, милорд! - с бесстрастным лицом поклонился управитель. - Я позволил себе излишнюю дерзость в отношении этого, вне всякого сомнения, благороднейшего господина. Но, увы - его излишняя страсть к горячительным напиткам, к сожалению, действительно имеет место быть.

- Что ж, для налаживания добрососедских отношений я готов поступиться лишним бочонком вина, - расхохотался лорд Гамильтон. - В конце концов, я повидал немало подобных старых вояк. Иногда они бывают даже забавными.

- В таком случае я сегодня же разошлю приглашения и займусь приготовлениями к балу, - кивнул управитель. - Думаю, дату лучше будет назначить на послезавтра.

- Да-да, разумеется, - рассеяно согласился маркиз, целиком поглощенный какой-то своей мыслью.

- Но, Маркус! - Он озабоченно заглянул в лицо управителю. - Я всего несколько дней, как приехал из столицы, и абсолютно не знаю моих соседей! Есть ли среди них молодые красивые барышни? Ведь без этих цветов любой бал потеряет свою прелесть, превратившись в скучнейшее мещанское сборище. Право же, это будет удар по моей репутации!

Его собеседник замялся, подошел к окну и выглянул наружу с таким видом, будто ожидал узреть под стенами стайку этих самых барышень. Знающий управителя человек мог бы сказать, что Маркус не на шутку смущен.

- Вам следует знать, милорд, - прокашлялся он, - что здесь царят весьма строгие нравы. Даже заговорить с девицей считается приличным только в присутствии свидетелей, что же касается флирта, до которого, как я слышал, весьма охоча столичная молодежь… то это может грозить вам крупными неприятностями! Родня может посчитать себя оскорбленной, и отправить жалобу королю. Или пойти на вас войной, и никто из соседей не выступит в вашу защиту.

Тягостная тишина заполнила комнату. Вытянувшееся лицо молодого маркиза ясно показывало, с какими надеждами он прощался в эту минуту.

- Впрочем, - прервал молчание управитель, - у вас есть еще право тетравленда, мой господин.

- Право первой ночи? - щеки новоиспеченного лорда Гамильтона слегка тронул румянец. - Я не ошибся?

- Нисколько, мой господин. Сие есть ваше веками освященное право, и никто не осмелится оспаривать его. Ведь все ваши крестьяне - суть ваше имущество, они принадлежат вам в той же мере, что и звери, прячущиеся в ваших лесах, птицы, севшие отдохнуть на ваших землях…

- Но, как я слышал, эти крестьянские девушки ужасно грубы! - с сомнением протянул молодой аристократ. - Они целыми днями копаются в земле, у них мозолистые натруженные руки и громкие голоса, которыми они гонят на водопой стаи свиней… или как там ходят свиньи? И они совсем непохожи на придворных барышень, с которыми я завязывал знакомства в столице. Я, знаете ли, совсем не желаю обнаружить в своей постели нечто с грязными ногтями и кривыми зубами, да к тому же не очень отличающееся от тех свиней, которых она пасет.

- Но это же не является вашей обязанностью, милорд! - мягко улыбнулся управляющий. - Когда девушка входит в возраст тетравленда, это не означает, что ее первым мужчиной должен стать ее господин. Будь так, тетравленд являлся бы не привилегией, а жуткой обязанностью, от которой старались бы отказаться любыми средствами. По сути, это всего лишь признание взрослости недавней девчонки, дарование ей права ожидать милости господина. Именно милости, ведь господин вполне может выбрать не ее, а ее подругу, а то и вообще не заметить… Уверяю вас, они сами будут делать все, чтобы обратить на себя ваше благосклонное внимание!

- Все равно, - поморщился маркиз, - боюсь, у меня слишком высокие запросы. - Не уверен, что вы найдете среди этого сброда девушку, которая мне подойдет.

- Может быть, вам стоит обратиться с этим вопросом к мадемуазель Брийон? - осторожно предположил Маркус.

- А это еще кто?

-Мадемуазель Брийон - ваша экономка. Она лучше меня знает, какая девушка сможет вас заинтересовать, и, вне всякого сомнения, сможет полностью ответить на все ваши вопросы.

- Вот как? Что ж, пригласите ее, пусть расскажет мне о моих поданных, - повел рукой лорд Гамильтон.

Маркус поклонился, отчего его объемный живот заколыхался, будто бычий пузырь, наполненный водой, и исчез, прихватив с собой все деловые бумаги.

 

Экономка появилась в покоях маркиза без стука. Сопровождаемая слугой, тащившим пергамент, затейливую бронзовую чернильницу, перья, и прочие письменные принадлежности, она остановилась у порога. Один повелительный взгляд - и вышколенный слуга бережно разложил свою ношу на столе и исчез, словно унесенный легким летним ветерком.

Молодой маркиз во все глаза разглядывал посетительницу, ничуть этого не смущаясь. Во-первых, она отнюдь не подходила под тот сложившийся в уме образ пожилой и костлявой супруги мелкого буржуа, занятой выжиманием денег из тех, кто имел неосторожность оказаться под ее тяжелой рукой. Перед Гамильтоном стояла, безусловно, представительница благородного сословия. Чуточку бледная рыжеволосая женщина с длинными локонами, спускавшимися до самых плеч, с томными глазами цвета изумруда, изумительной фигурой, белыми, словно алебастр, руками… тонкий чувственный нос, красиво очерченные чувственные губы, изысканный чувственный подбородок, длинная чувственная шея... Черт, да у нее все чувственное, а ниже шеи и вовсе убийственное, ибо грудь начинается почти от ключиц, торчит, как два холма, глубокий вырез позволяет оценить глубокую ложбинку, а сами... э-э... холмы будто только и ждут, чтобы их освободили от стесняющих одежд… Женщина в самом деле красива, вызывающе красива, но как-то нехорошо красива, чересчур. Гордая приподнятость скул, легкая надменность в глазах, что странно уживается с теплотой и участием. Будто ледяное пламя, промелькнуло сравнение.

Во-вторых, гостья держала себя абсолютно не так, как по его представлениям, полагалось провинциалам, пусть и знатным, но обремененным патриархальными традициями и консервативным воспитанием. Изящно присев на краешек стула, она улыбнулась:

- Вы звали меня, милорд. Я вся в вашем распоряжении.

Голос мягкий и зовущий, улыбка показала ровные белые зубки и красивые полные губы, созданные не для разговоров, а для… усилием воли лорд Гамильтон отогнал яркие картинки, что навязчиво подсовывал распаленный мозг, и заставил себя встряхнуться.

- Собственно, я пригласил вас, чтобы вы помогли мне ознакомиться… впрочем, не хотите ли для начала вина?

Появившийся, будто чертик из коробочки, слуга «опять новый. Интересно все-таки, сколько в замке всего людей?» разлил по кубкам легкое красное вино, поставил небольшую тарелочку с крохотными сухариками и исчез так же неслышно, как и появился.

- Маркус изложил мне суть вашего вопроса, - понимающе кивнула экономка. - Хочу сказать что вы, ваша милость, поступили абсолютно правильно, обратившись ко мне. И, со своей стороны, я постараюсь оправдать возложенное на меня доверие, - мадемуазель непринужденно отставила тяжелый серебряный кубок и зашуршала бумагами. Для этого ей пришлось низко наклониться над столом, и маркиз застыл, не в силах оторвать взгляд от представившегося ему зрелища.

- Вынуждена вас огорчить, - наконец прервала молчание экономка. - Девушек у нас хватает, но таких, чтобы отвечала вашим требованиям - я правильно вас поняла: молодая девственница, ухоженная, воспитанная… насколько это возможно для ее сословия, разумеется, - взгляд бездонных глаз цвета молодой травы, казалось, проникал в самую глубину души. - Такие вас интересуют?

Маркиз утер вспотевший лоб, проклиная себя за слабоволие, нахлынувшее с первой минутой появления этой невероятной женщины в его покоях. Мадемуазель как – ее - там вежливо молчала, ожидая ответа.

- Да-да, именно так, - прокашлялся лорд Гамильтон. - Прошу вас, продолжайте.

-Как прикажете, милорд. - Экономка вновь занялась бумагами. - Кстати, меня зовут Орланда. Мадемуазель Орланда Брийон, к услугам вашей милости.

В животе маркиза родилось непонятное ощущение. Желудок будто съежился и рухнул куда-то вниз, желая спрятаться под стельку сапога.

- Так вот. К моему величайшему сожалению, на данный момент такая девушка в вашем маноре всего лишь одна.

- Вот как? - голос маркиза более походил на воронье карканье.

- Увы, милорд, это действительно так, - экономку, казалось, искренне забавляли попытки Гамильтона сохранять положенную дворянину надменность. - Эта девушка сирота, запечница в доме деревенского старосты. Что - то вроде служанки, - пояснила она, заметив вопросительно вздернувшуюся бровь маркиза. - Обычно таким особам отводят место за печкой, отсюда и повелось название. Но нам с вами это не важно, правда? Если верить приходской книге, девушку зовут Эмбер. Мила, вежлива, почтительна… Пользуется повышенным вниманием всего мужского населения деревни, но, как ни странно, блюдет себя в строгости.

Молодой лорд вопросительно вздернул бровь.

- А я слыхал, что деревенские девушки очень рано узнают, что детей не находят в капусте – удивился он.

Обычно да, - согласилась Орланда. - Но здесь все не так гладко. Как бы так объяснить…она с детства вбила себе в голову, что ее родители не умерли. Просто они переселились в чудесную страну, где живут эльфы, гномы, и правят законы древнего волшебства. И однажды они вернутся, чтобы забрать ее с собой. Поэтому, - продолжила Орланда, взглянув на вытянувшееся лицо маркиза, - она не желает уживаться в нашем мире, и не очень соглашается с его законами. С правом тетравленда в том числе, - ехидно улыбнулась экономка, наблюдая, какое действие произвели ее слова на Гамильтона.

- А как же тогда, собственно, э-э-э… - голос все же подвел молодого лорда, и маркиз поспешно спрятал лицо в кубке.

- Не беспокойтесь об этом, милорд, - небрежно отмахнулась мадемуазель Брийон. - С вашего позволения, я решу эту проблему. Согласны? Уверяю, вы останетесь довольны!

Окончательно потерявший нить разговора маркиз судорожно дернул головой, изображая свое полное согласие.

- А теперь разрешите откланяться, ваша светлость, - экономка присела в чинном книксене, и исчезла, напоследок одарив Гамильтона мимолетным, но не потерявшим от этого своей чудесности, образом туго натянувшегося лифа.

 

Кор медленно выныривал из небытия. В темной бездне, как слепые рыбы мрака ворочались некие смутные тени, странные и пугающие. Он выбирался с трудом, отпихивая норовившую втянуть обратно тьму, продираясь сквозь липкую паутину тягостных снов.

Воздух в мире, куда он воплотился так странно, оказался теплый, настоянный на запахах свежего кофе, жарящегося мяса, душистой похлебки. Кор чувствовал себя непостижимо огромным, больше всего мира, и тяжелым как звездное небо. В нем бродили теплые реки, скрытые в глубинах, что-то поднималось величаво и неспешно, затем так же неспешно начало схлопываться…

Где-то шлепали босые ноги, негромкий мужской голос напевал нехитрую песенку. Чувствуя себя несколько странно, Кор открыл глаза. Под веки кольнули лучи яркого солнца, он почувствовал его теплое прикосновение и одновременно ощутил еще и нечто мягкое, что накрывало его с ног до головы, оставив открытым только лицо. Лицо…нет, лицо тоже было наполовину укрыто какой-то тканью.

Метрах в десяти от того места где он лежал, горел костер. Над костром висел закопченный котел, из которого валил густой пар, а рядом с костром стоял высокий грузный человек с красным, обветренным лицом. В правой руке он держал железную ложку, на поясе висели палаш и устрашающих размеров кинжал. Человек мерно помешивал в котле, иногда подносил ложку ко рту и пробовал содержимое с видом заправского повара. Чуть в стороне мирно спал, закутавшись в потертый плащ, еще один человек. Порхающая над кустом боярышника бабочка села ему на лицо и человек невпопад отмахнулся, пробормотав что-то неразборчивое. Повар замер, внимательно прислушиваясь к голосу спящего.

Края поляны были белыми от маргариток. На молодом деревце висела чья-то шляпа и широкий пояс с пустыми ножнами. Наконец певец прекратил прислушиваться, поднес ложку ко рту, лизнул ее и снова принялся мешать в котле, тихонько мурлыча себе под нос.

Спящий проснулся, перевернулся на другой бок, отогнал бабочку и зевнул так, будто желал проглотить весь мир разом.

- Эй, Бертран, обедать не пора?

- Нет, дурачина, не пора, - отозвался повар. - Еще вчера ты валялся на этом самом месте и трясся в лихорадке, а сегодня открыл глаза и первое, что просишь - пожрать. А на твоем месте я вознес бы молитву Добрым Богам за то, что они сохранил твою, в общем-то, никчемную жизнь. Займись этим, а я пока закончу готовить. Вам, неумехам, все одно что жрать, лишь бы горячим было. А я не хочу набивать себе брюхо недоваренной похлебкой и потом маяться животом только потому, что какой-то бездельник не может подождать.

Но широкая улыбка певца ясно показывала, что он рад увидеть друга здоровым, а ругается просто чтобы наконец отвести душу и успокоить нервы, измотанные переживаниями и уходом за раненным. Так добрая нянька ворчит на неугомонное чадушко, промывая ему царапину на коленке.

Звякнул металл, что-то тяжелое шлепнулось на землю, и его собеседник протянул просительно:

- Ну, хватит уже. У меня скоро кишки друг друга сгрызут, а ты все варишь, мешаешь…тебе б на Королевскую кухню идти, а не с нами…

Волной нахлынуло чувство дикого голода, в ответ утробно заворчал желудок. Тут же по траве прошлепали босые пятки, и пронзительную синеву неба закрыло встревоженное лицо.

- Капитан! Капитан Кор, вы проснулись? Вы можете говорить?

 

Восхитительно крепкий, сладкий кофе пробивался по иссохшему горлу, проваливался в желудок. Кор пил, обжигаясь, жадно глотал живительную влагу. Какое наслаждение, оказывается, приносят такие простые вещи, как хороший кофе, запах свежего утреннего воздуха, неповторимый аромат леса, и даже простое ощущение тяжести глиняной чашки в ладонях. Он сидел на густой волчьей шкуре, брошенной на деревянный чурбак, и наблюдал, как колышется густая черная влага, замкнутая в кольце его чашки.

-Тот, с которым вы сошлись, был последним, - рассказывал Бертран, угрюмый матерый человечище в кожаной куртке без рукавов, подшитой на бригантный манер железными пластинами. - Правду сказать, изрядно они нас потрепали, капитан! Но Добрые Боги помогли, вроде управились. Глядим, только ваш и остался. Ну, мы и пальнули. Больно уж хорошо вы нам его спину подставили, ровно мишень на стрельбище. А он, гад, - солдат удачи возмущенно фыркнул, - как раз замахивался… Ну подстрелили мы его чисто, а вот руку удержать не успели, уж не серчайте.

- Каковы потери?

- Большие потери, капитан, - помрачнел Бертран. - Даром что и было их двенадцать человек, и сошлись мы, почитай, четыре к одному…да и засада у нас выгодная была…тридцать человек за Грань ушли.

- Сколько?! - На секунду Кору показалось, что он ослышался. - Ты не ошибся?

- Какой там ошибся? - еще тяжелей погудел детина. - Вот этими руками могилу каждому копал. Думал уж, всякое в жизни повидал, ничем не прошибешь, а вот же ж… Не знал доселе, что такие воины бывают. На каждого наваливались по трое-четверо разом, так они и при таком раскладе ошибок не прощали. Чуть зевнешь - и все, отпрыгался. У нас всего трое раненых, капитан! И то… по дурости. Наповал били, сволочи.

- Да кто ж они такие, прах их забери?

- Уже забрал, - скривился Бертран. - Не знаю я, кто они и откуда, да только мы их осмотрели, перед тем как в яму сбросить. И вот что я тебе доложу, капитан - у них перед нами еще бой был, и позлее! Мыслю я, многих они тогда потеряли. Почитай все перевязанные, кто какие доспехи носил - так у всех вмятины, будто их из катапульт в упор расстреливали. У многих клинки повыщерблены, да так что только в перековку отдать, на подковы какие-нибудь. И представить страшно, что бы было, если бы они к нам свеженькими вышли! – гигант зябко передернул плечами, будто в лицо ему внезапно дохнуло зимней стужей.

- Дела…что ценного они с собой везли?

- От мертвого осла уши! - Бертран зло сплюнул. - Я ж грю, доспехи - дерьмо. Хотя, когда были новые, наверно громадных деньжищ стоили. С оружием - та же картина. Есть парочка хороших палашей, одна алебарда да несколько кинжалов - а остальное кузнецу отдать, может, на что полезное сгодится. Я прибрал, на всякий случай, но толку-то…Денег - кот наплакал, со всех набралось десятка полтора золотых, да еще какая-то мелочь серебром. Колец, серег, зубов золотых - ни у кого, хоть обыщись.

- Ну а груз? Что они такого везли, что такая охрана потребовалась?

- Да тут сплошная бестолковщина! - Бертран ушел куда-то за спину. Кору не хотелось поворачивать голову, и он лениво ждал, мелкими глотками допивая остывший кофе.

- Вот! - в руках вернувшегося здоровяка поблескивала медной отделкой маленькая шкатулка. - Они сундучок несли на носилках, а в сундучке только эта штука и лежала.

- А внутри-то что?

Толстые пальцы любимца фортуны с трудом подцепили крышку. Внутри, на подложке синего бархата, переливался, разбрызгивая отряды солнечных зайчиков, небольшой кристалл. Тщательно ограненный кусок горного хрусталя, немногим больше ладони в длину. С торцов камень выглядел будто бы заточенным, а в самой глубине зоркие глаза бывалого пограничника заметили какое-то образование, словно муравей, навеки заточенный в застывшем янтаре…или жучок… Но какой жучок в хрустале?

- И что это?

- Да откуда ж мне знать? - пожал могучими плечами Бертран. - Знаю только, что такого прежде не встречал. Но, с другой стороны, мало ли чего я не встречал? Может, этой штукой какая-нибудь… - руками он попытался показать, кого именно имеет в виду. Получилось весьма узнаваемо. - Ногти подтачивает, для примеру.

- Ага. И поэтому отправила сопровождать свою любимую пилочку отряд отборных головорезов, - хмыкнул Кор, и тут же поморщился - резкая боль ожгла лицо, а в череп как будто плеснули кипятком. Перед глазами на миг поплыли яркие мошки. - Ох ты ж как…вот сволочь!

- Капитан, вы ложитесь, полежите. Рано вам еще вставать! - Бертран, словно заботливая нянька, подхватил своего командира на руки и унес на ворох шкур, прикрытых шерстяным солдатским одеялом.

- Да я ж для примера про ногти, - продолжил он, убедившись что Кор удобно улегся на импровизированном ложе. - Не знаю я, что это за штука. Непонятная она. А я непонятное не люблю. Боюсь, можно сказать. И не смешно! - насупился гигант, заметив, как командир улыбнулся уголком губ. – Вот не нравится мне, когда такие безделушки охраняют почище Королевского дворца! Как бы нам через эту штуковину большой беды не вышло, капитан.

Заскрипел песок под чьими-то ногами. Бертран дернулся было, подхватывая с земли тяжелый палаш, но сразу же расслабился, плюхнулся обратно, засопел успокоено.

На небольшую поляну выходили остатки Белого отряда. С болью наблюдал Кор возвращение своего некогда грозного воинства. Четырнадцать человек - вот и все, что осталось от большого отряда, почти полусотни опытных, повидавших жизнь бойцов. Рослые, крепкие люди. У каждого миска и кубок, сделанный из коровьего рога. И одеты и вооружены они были совсем по-разному. Одни носили некрашеные груботканые рубахи, а все снаряжение их состояло из лука и охотничьего ножа, другие одевались, как настоящие лесные франты: куртки зеленого сукна, шляпы украшены длинными перьями, за поясом - рог на цепочке, и пара пистолетов, на боку соседствуют кинжал с палашом или саблей. Но лица у всех одинаково измученные, глаза ввалившиеся. Один баюкает на перевязи сломанную руку, другой хромает, опираясь на палку. Его отряд. Каждого он знал, как родного брата, а они знали его. Своего командира. Тридцать человек заплатили своими жизнями за никчемный кусок камня. Но не следует командиру в такой миг показывать чувства. Он улыбался, пожимал руки, отшучивался и смеялся. В кустах вдруг раздались радостные голоса, и еще двое выволокли оленью тушу, подвешенную на палке.

-Ребята! - крикнул один. - Вы тут грустно сидели в ожидании пустой похлебки и свистели от голода! Но счастье уже улыбается нам. Вот его первый посланец - молодой олешек!

Под гул одобрительных голосов они скинули добычу на землю. Бертран обидчиво кинул прошлогодней шишкой в говорившего, и, подцепив кинжалом, выволок на из котла на всеобщее обозрение изрядный шмат мяса. Но всерьез начинать ссору никто и не думал. В лесу мясо-основное и постоянное блюдо, и его много не бывает. К счастью, зверья здесь - видимо-невидимо, голодать не доводилось ни разу. А теперь уж и точно не придется…

С прибаутками сняли с костра огромный закопченный котел. В нос шибануло густым запахом наваристой мясной похлебки с луком и чесноком. На угли уложили ломти мяса на вертелах, тут же зашипело и зашкварчало, от рубиновых россыпей вверх рванулись язычки пламени, жадно хватая за нежные волоконца…

Лесные удальцы (а Кор предпочитал именно это определение, а не оскорбительное «разбойники») рассаживались вокруг кострища, протягивали Бертрану миски, которые тот ловко наполнял огромным черпаком на длинной ручке. Командира оделили полной до краев миску с похлебкой, от которой одуряюще пахло мясом и диким чесноком, поднесли вертел с горячими ломтями. Коричневая корочка трещала и ломалась, как мелкие льдинки, сладкий сок потек по пальцам.

Кор с рычанием вгрызся в жаркое, нежное мясо тает по рту, запах щекочет ноздри, но успевал подхватывать языком струи сока, что побежали до локтей. Внезапно ощутил, что сок уже потек по гортани, влился в жилы, в голове разом прояснилось, а усталость улетучивается с каждым мгновением. Бертран шумно обгладывал берцовую кость, с хрустом расколол рукоятью кинжала, одним махом высосал костный мозг. Тем же кинжалом отхватил здоровенный кус жареной оленины и тут же принялся запихивать в рот, даже не поперчив и не посолив. Ели по-мужски, основательно, что значит - наедались впрок. День начался хорошо, но кто скажет, чем он обернется для лесного жителя к вечеру? Те, кто пришел первыми, уже пообедали и либо повалились в траву и тотчас заснули, как сытые удавы, либо болтали между собой, либо чистили и приводили в порядок оружие.