Из книги «РУССКИЙ РЕКВИЕМ» НА ЗАРЕ Перед светом – гладь и тишь, птичий грай… – Ты куда, душа, летишь? – К Богу в рай. – Что Всевышнему несешь на алтарь? – Грохот взрыва, боль и дрожь, кровь и гарь. В стонах сотен голосов – смертный страх… Принимайте, Саваоф и Аллах!.. В свете солнца стих уже птичий грай… Ох, не хочется душе к Богу в рай! БЕЗДНА Ни залпов, ни слов, ни мелодий уже не слыхать в тех краях, где души подводников бродят на мертвых своих кораблях. Уже ни чинуши, ни грозы не властны над бездною той, где горькие женские слезы с забортной смешались водой. Ни песен там, ни разговоров. Реакторы глухо молчат. И вахтенные у приборов, как тени немые стоят. Их жизнь не разбудит с рассветом, им ветров земных не вдохнуть. Их курс только Господу ведом, и вечен их гибельный путь. ЗОЛОТАЯ ПОРА Ничего уже сердцу не надо – ни побед, ни монет золотых. Золотая пора листопада мне сегодня хватила под дых. Мне за кручами, что укатали разогнавшегося скакуна, золотые причудились дали из какого-то детского сна. Там молочные катятся реки и гуляют в садах золотых херувимы иль древние греки в белоснежных хитонах своих. Там с братишкой, вопя оглашенно, мы полдня отдадим беготне. Там с отцом потолкуем степенно о политике и о войне. Мама ужин голодной команде соберет в подступающей тьме и постелет потом на веранде всей собравшейся вместе семье. БОЖИЙ СУД Вопросил Господь сурово у апостола Петра: – Рифмача и острослова смерть сгубила не вчера. Закопали в землю тело, погребение сверша. А куда же залетела многогрешная душа? То ль гуляет вольной птицей, вспомнив юные года? То ль надеется укрыться от Небесного Суда? А хватило бы и мига ей предстать пред Мой алтарь… И, протягивая книгу, так ответствовал ключарь: – Отче наш! Все в мире сгинет. Слава, власть – все тлен и прах. А душа поэта ныне – пред Тобой, в его стихах… И, все знающий до точки, как урок и как итог зарифмованные строчки на ладони взвесил Бог. ГОЛГОФА Горы построились цепью картинной в гордой и дикой своей красоте. Руки раскинув над узкой лощиной, русский солдат умирал на кресте. Тихо светясь в переливах заката, словно невеста, цвела алыча. Камни устали швырять пацанята и разбрелись, хохоча и крича. С кровью и болью сквозь рваные раны жизнь утекала за солнцем во тьму. Лишь милосердные пальцы тумана губы и лоб остужали ему. Не искупал он ничьи прегрешения, не искушали его голоса. И ни спасения, ни воскрешения не обещали ему небеса. Мир не восславит солдата, который здесь за Россию страдал на кресте. Лишь упокоят бездушные горы душу святую в земной красоте. В ХМУРЫЙ ДЕНЬ День настанет – и, глядя с прохладцей, как на висельника судья, «Не пора ль, старина, закругляться?» – огорошит тебя судьба. Сразу напрочь лишая соблазна ждать сочувствия и добра, закивают деревья согласно: «Да, пора… Да, пора… Да, пора…» «Да, пора!» – отзовутся трамваи, отправляясь по кругу с утра. И апрель наступившему маю подмигнет, уходя: «Да, пора!..» Хмурой тучей на полдень погожий ляжет тяжкая длань годов. Поползут мурашки по коже от черемуховых холодов. Божья блажь иль природы причуда – так и сгинешь ты без следа, и придя неизвестно откуда, и уйдя неизвестно куда. СТАРЫЙ ДОЛГ Взойдет ли солнце, глаз и душу грея, проклюнется ль вечерняя звезда – а для тебя нулем свернется время и кончится пространство навсегда. И ты, навек прощаясь с плотью тленной, трудам и мыслям подводя итог, как старый долг, с процентами Вселенной с последним выдохом вернешь свой первый вдох. ТОЛЬКО ЗДЕСЬ… Приходя налегке, налегке мы и мир покидаем – без вещей и друзей, без набитой мошны и жены. Только бренная жизнь одаряет нас адом и раем, только здесь, на земле, мы кому-то зачем-то нужны. Только здесь, на земле, мы и спорим, и миримся с Богом. И любовь, и вражда, и успех, и вина, и беда – все кончается здесь. А за самым последним порогом – только вечная тьма, и безмолвие, и пустота. Только тьма… И безмолвие… И пустота… |