Что хочет автор. Литературные конкурсы

В центре комнаты сидит в кресле мужчина в спортивных брюках, майке и в носках с фуражкой на голове. Перед ним два табурета. На одном разложена летная карта со спичечными коробками и крошками хлеба сверху. Другой табурет мужчина время от времени поднимает за ножки и использует, словно штурвал самолета. Он возбужденно рассказывает играющему поблизости пятилетнему сыну:

- Послушай, малыш, разве можно не любить небо! Я влюбился в него с пеленок, когда еще меня катали в коляске. А каких я запускал змеев, какие самолетики делал из тетрадок.

- Папка, а мне сделаешь самолетик?

- Да я тебя на настоящем покатаю, сынуля…

- Мама заругает…

-Да что она понимает в авиации, твоя мама. У меня знаешь, какие царапины и синяки были в твои годы. О-го-го!

После этих слов он опять взялся за табурет и заговорил металлическим голосом:

- Первый, первый, иду на объект, вижу цели…Есть огонь на поражение! – Набрав в легкие побольше воздуха, он сдунул с табурета коробки и крошки и громко рассмеялся.

- Папка, папка, хочу самолетик! – захныкал его сын.

Мужчина, не любивший детских и женских слез, осмотрелся, вытащил из стенки старую книгу, вырвал из нее несколько страниц и стал делать бумажные самолетики. Он запустил один из них в комнате, но тот сразу ударился в стену и упал. Тогда мужчина вышел с сыном на балкон и стал вместе с ним выпускать бумажную эскадрилью.

- Папка, ура! Здорово они летят! – кричал счастливый сын. А прохожие, глядя на их развлечения снизу, чаще всего делали суровые лица. В разгар игры раздался звонок в дверь.

На пороге стоял милиционер, он деловито произнес:

- Здравствуйте, лейтенант милиции Иванюк. Можно пройти?

- Да, пожалуйста, а что собственно произошло? – вопросом на вопрос ответил хозяин квартиры, отодвигаясь от порога.

- Сигнальчик на вас поступил, что вы в пьяном виде бросаете с балкона мусор и ребенка чуть не вытолкнули…

- Да ты что лейтенант, я же летчик. Сашка Тройский, лучший ас полка. Не слыхал что ли про такого? Сына учу летному делу.

- Да действительно, Тройский. Извините, товарищ майор. Сигнал поступил. Мы обязаны проверять. Всего доброго. Только лучше с балкона самолетики не пускайте. Не все понимают, что вы сына к авиации приобщаете. Правила благоустройства и все такое, а мы реагировать должны на сигналы. Вы уж как-нибудь в другом месте, хоть на аэродроме тренируйтесь.

- Ладно, лейтенант, не будем правила нарушать, - миролюбиво проговорил Тройский, закрывая входную дверь.

2. Интерьер. Та же квартира. Вечер.

На пороге стоит миловидная молодая женщина с большими сумками в руках. Она звонит и переминается с ноги на ногу. Наконец, дверь распахивается и на пороге появляется Тройский с сыном на руке:

- Наша мамка пришла, молочка принесла! – радостно напевает он, свободной рукой обнимая жену.

- Хоть бы сумки у девушки взял! Когда женился, обещал всю жизнь на руках носить, а сам! – ворчит она.

- Мама, а что ты мне вкусненького купила? – спрашивает их маленький Володька, пытаясь перелезть с папиной шеи на мамину.

Тройский умудряется, не отпуская с руки сына, взять у нее сумки и зубами подхватить снятое пальто и повесить его на вешалку. Этот трюк он проделывал не раз и всегда разряжал им обстановку. Пройдя в комнату и устроившись в кресле, она говорит ему встревоженным голосом:

- Саш, в городе только о тебе и говорят. По телевизору уже несколько раз показывали. В Москве заявляют, что виновный будет наказан. Тебя что ли козлом отпущения сделать хотят?

- Начальству, Светик, видней! Но не отчаивайся. Не пропадем. Голова есть, руки из нормального места растут. Даже если попрут из авиации, прокормлю.

- Да я, Саш, за тебя больше переживаю! Как ты без своей сушки! Ты ж с детства небом бредил. Ведь сопьешься к чертовой матери без своих полетов. А?

- Что ты заладила, сопьюсь, да сопьюсь! Настоящие летчики уходят достойно. Много я у тебя пьянствовал что ли? Лучше вспомни, как мы познакомились?

Она звонко засмеялась, вспомнив их первую встречу.

3. Натура. Опушка леса.

Девушка с корзинкой в одной руке и с ножом в другой бредет воль опушки, всматриваясь в траву, в которой время от времени замечает белые и подосиновики. Нагнувшись, чтобы срезать очередной гриб, она слышит откуда-то сверху грубый мужской голос:

- Этот гриб уже принадлежит тому, кто увидел его с неба!

Девушка в ужасе оглядывается, но никого не замечает. Вновь нагибается к грибу и опять шарахается от голоса сверху:

- Возьми мой гриб, но помоги спуститься на грешную землю!

Подняв голову вверх, она, наконец, видит запутавшегося в ветвях парашютиста, который безуспешно пытается выбраться. Немного посмеявшись над собой, она отчаянно лезет на дерево и помогает летчику выбраться, перерезав несколько строп. Уже внизу они со смехом пересказывают друг другу ощущения от первого знакомства.

4. Интерьер. Домик предполетной подготовки.

Сашка Тройский, уже облаченный в летное снаряжение со шлемом на столе смотрит телевизор. Там в очередной раз показывают историю с его залетевшим в Литву самолетом, и командующий ВВС заявляет, что нарушитель государственной границы будет уволен из вооруженных сил. Стоящий рядом с Тройским командир полка с досадой говорит:

- Вот твари, свои генеральские задницы прикрыли, а лучшего аса списали под чистую. Кто, блин, им небо будет охранять, когда и так на одного нашего десяток натовских коршунов кружат.

- Да ладно, Вася, что я первый год в армии. Так всегда было. Вспомни, сколько после Руста голов генеральских полетело. Им тоже там не сладко. – утешил командира и самого себя Тройский, понимая, что сегодня летит в последний раз.

- Ты же сам, Сашок, знаешь, когда система навигации последний раз ремонтировалась. Сколько лет мы летали меньше, чем в учебке и на всем экономили, а ты теперь крайний. Ладно, сегодня у тебя важное задание, не бери лишнего в голову.

5. Натура. Взлетная полоса. Реактивный самолет с Тройским в кабине.

Тройский привычно проверил в кабине все необходимые приборы и сообщил о готовности к взлету. После кадров взлетающей сушки съемки в кабине с наложением панорамы под самолетом с высоты в 2-3 тысячи метров. На обратном пути Александр в тягостном раздумье отвлекся от приборной доски и пропустил квадрат, над которым летать запрещалось из-за аномальной зоны. Увидев, как задергались, словно в панике, все навигационные указатели, летчик матерно выругался и стал снижать самолет, чтобы определить свое местоположение по местности. Выше из-за сильной облачности лететь было бессмысленно.

Спустившись, он приметил впереди проплешину в зеленом море тайги. Приблизившись еще ближе, увидел несколько домов. Двигаясь на заходящее солнце, он вырвался из аномальной зоны. Через несколько минут полета приборы вновь заработали, а вскоре показались давно знакомые места, над которыми Тройский раньше пролетал десятки раз. Он выключил систему «Антилокатор» и сделал запрос:

– Арбат-пелинг, арбат-пелинг, я сто тринадцатый, дайте прибой!

– Сто тринадцатый, я арбат-пелинг, ваш прибой триста десять, как поняли?

– Понял хорошо, арбат-пелинг, только антенну все же подстрой, я-то последний раз летал, а молодежь будет ругаться, – проговорил Тройский, увидев по своим приборам, что наземный пеленгатор опять дает неточные координаты.

– Да мы ее только вчера настраивали, сигнал неустойчивый. А вам счастливой гражданской жизни!

– Арбат-пелинг, что за разговоры в эфире не по уставу! Прекратить немедленно! А ты, сто тринадцатый, поляну накрывай, вечером все слетимся, – раздался в наушниках голос командира полка.

6. интерьер. Столовая для летного состава в стиле 30-х годов с круглыми столиками, накрытыми белоснежными скатертями, колоннами.

Вышколенная официантка подошла, мило улыбаясь, и предложила меню. Ей явно нравился этот высокий, всегда аккуратный подполковник с пронзительным взглядом. Александр мельком изучил меню, удивившись, что от накопившихся в глазах слез впервые за всю его жизнь расплываются буквы, и неожиданно спросил:

– Ну что, Наташа, чем сегодня потчуешь?

– Есть мясо по-дворянски, отбивные, суп грибной и уха из форели…

– По-дворянски, говоришь, – грустно усмехнулся бывший теперь летчик и добавил: – Вот его и давай с макаронами. И, пожалуй, графинчик водки…

– Вы же не пьете, Александр Михайлович! С чего это вдруг? – удивилась знающая привычки всех своих клиентов официантка.

– Все, родная, отлетался я. Списали подчистую, – глухо ответил он, опустив голову.

Наташа не стала больше ничего спрашивать, понимая, как тошно лучшему летчику части от подобных расспросов. Она выполнила заказ и сообщила о том, что Тройский с горя решил напиться, заведующей столовой. Через час за ним пришла машина командира полка и отвезла домой.

7. интерьер. Сауна.

Сашка выскочил из парилки с командиром полка Васей и двумя другими бывшими сослуживцами.

- Эх, хороша сауна после трудовой недели! – блаженствуя проговорил один из них.

- Не, банька все-таки подушевней будет. – сказал второй.

- Особенно по-черному! Как там Высоцкий пел: «Протопи ты мне баньку по-черному…» - добавил Сашка, никогда в такой баньке не парившийся.

- Ладно давай это дело отметим! – прервал разговор командир.

Один из них достал из спортивной сумки бутылки с пивом. Второй завернутого в газету соленого сига. Пока один открывал бутылки и разливал пиво, второй раскрыл газету и нарезал на косую соленую рыбу. Хотел выбросить старую местную газету, но Тройский заметил заголовок «Тайны раскроем вместе» и вчитался в заметку. Командир зашумел:

- Сашок, ты чего местной сплетницей увлекся, лучше оцени сижка с Онеги, таких больше нигде нет.

- Правда, Сашок, ты своим невниманием к боевым товарищам и их предпочтнениям нас обижаешь, - присоединился к упрекам один из летчиков.

- Да, сейчас, мужики, тут темка образовалась больно любопытная. Мне все-равно больше не летать, а дух здоровой романтики из меня разве вышибешь!

- И чего за темка тебя проняла? – спросил командир, отхлебывая пиво.

- Да вепсы, это такой загадочный народ, что тайн в их среде целый бак, а у меня есть подозрение, что я могу редактору помочь очень ценным джополнением.

- Ну за вепсов и твое новое увлечение! – поднял стакан командир.

Все с удовольствием чокнулись и выпили свое пиво, заедая соленым сигом.

8. интерьер. Кухня. Мужчина неопределенного возраста пьет в одиночестве кофе.

Появившаяся на кухне жена, потягиваясь, спросила:

– Чего стонал-то во сне?

Он, зло сжимая кулаки, пробурчал:

– Поспишь один, еще не так застонешь…

– А что тебя не устраивает? Многие спят отдельно. Мне здоровье дороже твоей похоти.

– Ну что ты заладила опять про похоть, любой нормальный человек имеет право на любовь. Любой нормальный муж должен спать в одной постели с женой…

– А кто тебе сказал, что ты нормальный муж и человек, – зло перебила она его нудные упреки.

Тут в дверях появилась собравшаяся в школу их дочь и, пытаясь погасить назревающий скандал, сказала:

– Привет, папуля, ты самый нормальный отец, и мы тебя с мамой очень любим, просто иногда ты, правда, не прав.

– А ты не встревай, когда взрослые разговаривают, – на смягченных тонах проговорила жена Николая Ирина и шутливо шлепнула ее.

Николай не сказал ничего, но миролюбивая фраза дочери его успокоила. Быстро собравшись, он ушел на работу.

9. интерьер. Кабинет редактора районной газеты. Столы и стеллажи завалены подшивками газет, макетами полос, рукописями и книгами. Среди этого бумажного царства возвышается Николай, увлеченно читающий очередное письмо. Перед ним сидит полу-глухая и полуслепая старушка и кричит неразборчивой речью:

- Милок, мне бы раз-ться. Сто делать, куда общаться?

В дверь заглянул ответственный секретарь, мимикой показывая, что срочно нужно отдавать заметку для окончательной верстки полосы.

Бросив телефонную трубку после разбирательств с недовольным стихотворцем, Николай настроил себя на улыбку и, захватив заметку, повел старушку к какому-нибудь корреспонденту. На месте, к его радости, оказалась молодая сексапильная Юля:

– Юлечка, у бабушки трудности с соседями. Разберись, пожалуйста. Если что, напиши заметку.

– Хорошо, Николай Иванович, только я скоро должна идти на открытие выставки в музее.

– Разберешься и сходишь, бабушка ведь тоже понимает, что у тебя много дел, и будет краткой, – привычно выручил корреспондентку Николай, А сам уже устремился в компьютерный отдел, чтобы не задерживать выпуск очередного номера.

10. интерьер. Кабинет редактора

Николай начал наводить на своем рабочем столе порядок, распределяя десятки бумаг по пачкам. В одну собрал официоз, в другую – непрочитанные материалы, в третью – письма, в четвертую – собственные наработки, а в пятую – приглашения. Разложив все бумаги, он достал из стола папку с неподписанными договорами и нашел тот, что касался подписки.

В дверь кабинета постучали. Вошел подтянутый стройный мужчина в летной куртке. Он быстро огляделся и деловито спросил:

– Здравствуйте, вы редактор?

– Я… Присядьте, пожалуйста!

– Прочитал вашу заметку и готов помочь…

– И чем же вы собственно можете помочь? – Николай нахмурился, приготовившись к навязчивому рассказу очередного полусумасшедшего правдолюбца.

– Я нашел неизвестную деревню или хутор. Ее нет ни на одной карте. К ней нет дорог. Дома среди болота, которое мы всегда облетаем стороной. Там какая-то аномалия. Как в зону залетишь, все приборы, словно сумасшедшие, начинают врать безбожно. Начальство поэтому строго-настрого запрещает в тот квадрат залетать. На любой высоте приборы барахлят. А я случайно с маршрута отклонился, смотрю – дома там, где ничего не может быть…

– Может, вам показалось? – с гораздо большей заинтересованностью спросил Николай.

– Послушайте, я летаю уже 15 лет. Спиртное только по праздникам. Я пролетел над ней всего в трехстах метрах, дым из труб видел, а дорог нет. Начальству тогда не доложил, там посмеялись бы только да дюлей бы вставили за нарушение приказа. Я ведь тогда только по солнцу и выбрался из квадрата. Приборы пришлось потом перезамерять да настраивать.

– И что, так и не рассказали?

– Не рассказал. У меня до этого случая была неприятная история с отказом навигации. Из-за нее, собственно, и уволили меня из авиации. Шум большой был. Может, знаете?

– Так вы тот самый Тройский! Лучший ас России, залетевший в Литву! – воскликнул редактор Николай Рогов. – Нас же тогда предупредили, чтобы ничего не писали, людей не будоражили. А слухи, знаете, всякие. Будто специально провокацию наши затеяли, чтобы проверить их противовоздушную оборону…

– Чушь это все, – резко перебил его Тройский. – Приборы действительно отказали. И давайте не будем об этом. Больная для меня тема. Мне все равно не служить больше, поэтому скрывать что-либо не к чему. Уезжаю скоро с семьей в другой город, вот и решил вам помочь. Вдруг, правда, найдете что-то необычное на этом хуторе.

– А там может Лыковы, как у Пескова…– задумчиво проговорил Николай и добавил: – Интересно, очень интересно… У меня ведь и карта имеется очень подробная нашего региона. Покажите, где искать эту загадочную деревню…

– Вот глядите, примерно в пятидесяти километрах от этой. Там вокруг тайга да болота непроходимые, вот и осталась деревенька может со времен царя-гороха…

– А на вертолете туда можно подобраться?

– Вряд ли. Вокруг топи. И приборы там не работают. Я ведь случайно наткнулся на нее. Деревушка небольшая, среди высоких деревьев. Начальство все равно не разрешит. Случись чего, посадят за нарушение техники безопасности.

– А на вездеходе?

– На гусеничном, думаю, если аккуратно…

– Ну что ж, спасибо вам за ценную информацию. Я обещаю, что снаряжу туда небольшую экспедицию. Есть у меня один знакомый чудак. Кстати, заядлый охотник.

– А я попробую у своих знакомых ГТС-ку выпросить.

– А что это такое?

– Гусеничное транспортное средство. Для бездорожья лучше не придумаешь. Может и плавать. Болота, озера и реки нам будут не страшны. Так что прорвемся…Только бензина надо будет литров двести заправить.

– Заправим …

– Я вижу, вас это всерьез заинтересовало. Ну, я тогда готов помогать. Могу вместе с вами пойти в экспедицию. Может, открытие сделаем, товарищ редактор. Мне пока, собственно, делать нечего. Пенсию уже заработал. Вы мне, если что, сообщите обязательно. Вот телефон и адрес.

– Я обязательно позвоню.

Они попрощались очень тепло.

11. интерьер. Запущенная без хозяина квартира. На огромном рюкзаке сидит бородатый мужик и говорит по телефону с редактором Николаем.

- Здорово, Коля.

– Привет, Миша. Про дела и здоровье не спрашиваю, оба мы люди занятые. Звоню, чтобы предложить участие в научной экспедиции.

– Да я только вчера с Вологодчины вернулся, столько находок привез!

– Понимаю, что ты только с полевых приехал. Но я предлагаю уникальный материал. Местные Лыковы.

– Какие Лыковы могут быть в европейской тайге. Здесь белых пятен еще в прошлом веке совсем не осталось.

– Сегодня у меня военный летчик был. Видел неизвестный хутор. Ни на одной карте его точно нет…

– Это, пожалуй, интересно. Но ты же знаешь, что на этот год все грантовые и бюджетные деньги закончились. Давай заявку на следующий год напишем, тогда и посмотрим…

– А если и в следующем году денег никто не даст? Знаю я, сколько желающих на эти гранты.

– Так ты предлагаешь все бросить, чтобы хутор неизвестный найти в вепсском краю? Так, извини, не бывает. Готовь почву, собери дополнительные сведения. Ты же в нашем деле не новичок.

– Ну, Миша, ты совсем бюрократом стал. Обойдусь и без твоей помощи. Еще пожалеешь, что сам от научного открытия отказался. Пока.

12. Интерьер. Кабинет местного градоначальника. Он вальяжно сидит в кожаном кресле под портретом Путина и лениво слушает редактора.

- Послушайте Иван Иванович!

- Не всякий хрен Иван Ивановичем зовется, между прочим.

- Вы поймите, эта экспедиция принесет вам, быть может, мировую славу!

- А еще головную боль. Если люди живут, придется дорогу строить, медика, магазин, почту обеспечить, на выборы их тащить. Мне это надо?

- Да им уже полвека, наверное, не надо ничего.

- Ну и еще полвека не понадобится, иди лучше в газете напиши, что мы будем скоро новый дом строить для бюджетников.

13. Натура. Возле местного музея стоит дорогая иномарка, а возле нее чиновница областного уровня с важным надменным видом.

- Тамара Ивановна, для областной культуры эта находка будет уникальным приобретением.

- Слушайте, Рогов, нам на храмы ваши деревянные деньги не изыскать, а вы предлагаете потратить бюджетные средства на поиски неизвестной деревни.

- Но вы же историк. Там можно найти подтверждение информации о магической силе веси.

- Читала я ваш труд про предсказания и смерти князей. Популярный, но ненаучный. Вам, как редактору, не к лицу пропагандировать мистику.

- Не мистика это, Тамара Ивановна, а реальные факты. С их помощью и сейчас, я уверен, можно влиять на судьбу всей России!

- Эко, махнули, голубчик. Пишите лучше о районных достижениях, хотя они тоже похожи на мистику.

13. Несколько сменяющихся интерьеров разных кабинетов и начальников, с которыми бурно обсуждает свои идеи Николай. Бизнес-тусовка в дорогом кафе, где он подходит то к одному, то к другому дельцу.

14. интерьер. Простенькое кафе с кавказской кухней. Посетителей немного. В дальнем углу сидит рыжеватый крепыш с наглым взглядом и неторопливо ест шашлык. Перед ним хороший французский коньяк и дымящаяся сигара.

К нему неуверенно подходит Николай с папкой в руке.

– Здравствуйте, Анатолий Николаевич!

– Привет, коли не шутишь!

– Я вам вкратце уже рассказал вчера, что благодаря вашей помощи мы сможем сделать научное открытие…

– Слушай, а мне с того открытия что-нибудь обломится, кроме головной боли? Ко мне каждый день ходят: «Дай на книжки для нищей библиотечки. Дай на простыни для убогой больнички, на горшки для садика дай, инвалидам дай». И все – дай, дай, дай. Пожарники, инспекции, херекции, все чего-то требуют. Никто не спросит, как мне мои деньги достаются. Я сплю всего по 5 часов в сутки. На жену уже не встает, только подружки и спасают…

– Так бы и сказали сразу, что не можете помочь, а хамить, и упрекать не надо, – побледнел от внутренней ненависти к этому хаму Рогов.

– Да ладно, губы-то не дуй, помогу я твоей долбаной экспедиции, – ухмыльнулся Егоров. – Только наука меня не интересует…

– Тогда что же, вас интересует?

– Корреспондентка твоя меня очень интересует! Юля… Я даю деньги на долбаную экспедицию, а ты берешь туда ее и меня. И разговор короткий.

– Но сводником я никогда не был и девочку заставлять не могу, не имею права…

– С девочкой я сам буду отношения выяснять. Вот за что не люблю я вашу интеллигентскую братию, так за эти фразы, которые ничего не стоят. Ты же все равно согласишься. Повыпендриваешься и согласишься. Вы же на самом деле такие же, если не хуже, только скрываетесь за фразами. Выкаете, а сами ненавидите. Ругаете, а сами от страха трясетесь, как бы между глаз не перепало. Я же таких насквозь вижу… Твою медь!

– Мне уйти? – еще больше побледнел Николай.

– Ладно, не обижайся. Сколько надо денег?

– На питание и снаряжение для пяти человек на трое суток тысячи две надо. Спальные мешки и еще кое-что я постараюсь достать без оплаты. Самое дорогое – гусеничный вездеход. Бензину понадобится литров двести. Аренда и страховые, плюс оплата водителю. Тут уже тысяч двадцать уйдет.

– На тебе штуку баксов, потом и кровью моими заработанные. И чтобы все было в ажуре. Я еду с вами…

– Спасибо, конечно… А если Юля не согласится?

– Ты что не редактор у нее?

– Редактор, конечно, но экспедиция в ее должностные обязанности не входит…

–Если Юля не поедет, вернешь зеленые обратно с процентами, так что сам решай со своими инструкциями. А я поехал, и так долго базарили…

Анатолий вальяжно встал, протянул редактору руку демонстративно сверху, подчеркивая свое превосходство.

15. интерьер. Кабинет редактора

Бледный, с мешками под глазами от бессонной ночи, Николай сидит в своем кабинете в ожидании Юли, которую вызвал по телефону. Он нервно перебирает бумаги на столе и прихлебывает кофе.

Она тихо постучала в дверь редакторского кабинета, так и не привыкнув к тому, что более опытные коллеги всегда заходили к нему без стука.

– Вызывали, Николай Иванович? – робко спросила она.

– Проходи, Юлечка, не стесняйся. Поближе садись, разговор у нас будет серьезный.

– Что-то не так? Я все письма вовремя регистрирую. Жалоб ни от кого не было. А вчера, вы не думайте, я с обеда не опоздала, бабушка одна попросила про текущую крышу в ее доме написать. Вот я и ходила… – затараторила Юля, заранее оправдываясь.

– Юля, ты работаешь хорошо, никто к тебе претензий не предъявляет. Просто появилась интересная тема, которую без тебя точно не сделать…

– И что же это за тема? – оживилась она.

– Неизвестная вепсская деревня…

– Но я же этим не занималась, про вепсов вы у нас пишите… – на ее лице появилось удивление.

– Условия мне, Юля, поставили. Если поедешь с нами в экспедицию, деньги на нее дадут. Не поедешь – не будет экспедиции. А там, быть может, научное открытие в тайге укрывается, разгадаем, может быть, тайну вепсских заговоров и предсказаний…

– У меня же свадьба через месяц, что скажет Сережа? – полуотрешенно, полувзволнованно спросила она, борясь в душе с нагрянувшим противоречием.

– Едем всего на три дня, – Рогов вдруг обратил внимание на ее красивые ноги в короткой красной юбке и, покраснев, добавил, – от тебя требуется только посильная помощь. Сварить, посуду помыть, что-то записать.

– Николай Иванович, а почему тогда именно я нужна тем, кто вам деньги дает? – спросила она, пронзая его чистым и искренним взглядом, как накаленной до красноты иглой.

– Неужели ты думаешь, я стану тебя в качестве оплаты предлагать какому-то зарвавшемуся уроду с деньгами! – занервничал редактор от этого взгляда, как от приговора.– Пойми, мне это очень надо, а без тебя Анатолий Егоров спонсором быть не желает, остальные вообще даже разговаривать не захотели…

– Я подумаю… – опустила она глаза

– Только, пожалуйста, без Сережи подумай, он ведь не поймет и не отпустит тебя… – облегченно вздохнул Николай и затараторил в привычной манере: – Глупо все это, но нет другого варианта. Зато тебе представится уникальная возможность продолжить традиции лучших мастеров пера. Студенты будут изучать не только Белинского, Аграновского, Кольцова и Пескова, но и Раскатову, сделавшую репортаж о научном открытии. Я помогу тебе его написать…

– Тогда я согласна. Не ради науки. Ради вас.

Она опять пронзила его взглядом-приговором, от которого редактор занервничал с новой силой.

– Через десять дней поедем… Большое тебе спасибо, и… прости! – проговорил он, стараясь не смотреть ей в глаза.

16. интерьер. комната в квартире. На журнальном столике салатница, почти пустая бутылка вина, тарелки с колбасой и сыром. Юля рассказывает подруге, но икая:

– Он на мои ноги смотрел, как кобель, я это чувствовала. А раньше такого не было. Кроме работы никаких разговоров. Даже удивлялась, что он во мне женщину вообще не видит.

– А ты бы могла с ним в постель?

– Раньше, наверное, сказал бы он – и согласилась бы, а теперь – как-то противно. Он меня как вещь продал. На экспедицию свою обменял. Я этого Егорова знаю. Он ко мне несколько раз на улице приставал. Наглый такой. Думает, если богатый, все ему можно.

– Да, Юлька, твой редактор тебя под него укладывает. В экспедиции ведь ни милиции, ни папы с мамой, ни Сережки. Кто за тебя заступится, если что?

– Да не… Николай Иванович ничего плохого не допустит. Пусть в душе меня продал, а так он же не совсем подлец какой, а?

– Ой, не знаю, Юлька!

– Да не, испугается он. Я ведь это так, если что, не оставлю. Такой репортаж напишу, мало не покажется. У меня теперь тоже руки развязаны. Он меня продал, я его тоже при случае… Ха-ха-ха.

17. интерьер. Спальная комната в квартире редактора. Она красится перед зеркалом. Он подходит к ней, пытаясь обнять и поцеловать. Но она отстраняется.

– Ну, чего тебе еще?

– Мы так давно с тобой не целовались!

– Тоже мне, целовальщик нашелся! Ты что-то хотел?

– У меня к тебе серьезный разговор, – разочарованно проговорил Николай.

– У тебя десять минут, – досадливо проговорила она, продолжая чистить ногти.

– Вечно ты так! – взорвался он с негодованием. – Ногти важнее человеческой души и наших непростых отношений!

– Уже девять. Время идет, – невозмутимо проговорила она.

– Ну, хорошо, я скоро уезжаю в экспедицию, три дня меня не будет. Не успеете соскучиться.

– А если что-нибудь случится? С кем, кстати, едешь?

– Возможно, поедет мой питерский знакомый, Юля из отдела писем, отставной летчик и один местный бизнесмен. Водителя, конечно, наймем и проводника, наверное, возьмем…

– А без Юли нельзя?

– Нельзя, увы.

– Видела я вашу Юлю. Смотри, доиграешься. Приедешь из своей деревни, а нас не будет, или другой папа у дочери твоей появится, настоящий…

– Ну что ты все в бочку лезешь, разве я давал тебе поводы для ревности?

– Все вы, мужики, вечные поводы, вам только условия дай… – усмехнулась она.

– Хватит при ребенке!

– Папа, да не слушай маму, она просто за тебя волнуется, – попыталась сгладить назревавший конфликт дочь.

– А тебя я сколько раз просила не встревать, когда взрослые разговаривают! – сердито проговорила Ирина. – Иди в свою комнату и не высовывайся, пока мы не закончим!

– Ну что ты опять на ребенка ополчилась! И куда, кстати, собираешься на ночь глядя? – сердито спросил Николай.

– На курсы по вождению! – с вызовом воскликнула она.

– У нас машины никогда не было и не будет!

– Это у тебя не было, а у меня будет.

– А мы, что, живем не в одной семье?

– Я этого не чувствую. Вечно ты думаешь о своих экспедициях, читателях, писателях. Денег не зарабатываешь, по дому не помогаешь. Проку от тебя никакого.

– А ты, что, только ради проку со мной жить хочешь?

– Слушай, надоел ты мне, Николай Иванович, со своей романтикой хуже горькой редьки. Вали в свою экспедицию и можешь не возвращаться! – с этими словами она вышла из комнаты.

18. Натура. Осенний лес. Деревня с дымящимися трубами. В нее въезжает джип и останавливается у поместья питерского предпринимателя, построившего здесь свою усадьбу. Хозяин усадьбы, крепкий широкоплечий мужик, встречает гостей с радостной улыбкой:

- Николай, хорошо, что ты позвонил. А то я здесь с тоски начал сохнуть. Хочется чего-нибудь стоящего. Знакомь со своими попутчиками.

- Это моя корреспондентка Юля, надеюсь, еще буду ею гордиться. Это Саша Тройский, летчик. Про него много шумели по телику и в прессе. А это Анатолий Егоров, местный предприниматель. Он нам денег и дал на экспедицию.

- Ну а я, ребятки, здешний Верещагин. Только без Петрухи и басмачей. Оружие свою покажу и трофеи, все поймете.

Гости вытащили из джипа свои вещи и пошли с хозяином осматривать его владения и коллекцию оружия, а Николай отправился в деревню.

19. интерьер. Старый скособоченный дом на краю деревни, где живет местная колдунья. Над входной дверью иссохшая щучья голова и две ветки можжевельника,

Николай постучался и, зайдя в дом, весело поздоровался с копошившейся возле печи старушкой:

– Здравствуйте, бабушка.

– Кому бабушка, а кому – старушка.

– Я слышал, вы гадать умеете…

– Не гадать, а судьбу приоткрывать. Тебе и без угольков скажу: потеряешь ты свое счастье, если уже не потерял. Много в тебе суеты, а направления верного нет. Вот твоя беда.

– Так, может, на угольках тоже посмотрите?

– Если так хочешь, посмотрю, но я тебе и так все сказала… Знала, что придешь. Знаю, для чего ты все затеял. Все знаю. Я ведь с предками своими девяти поколений общаюсь. Они мне и прошлое, и будущее показывают.

После этого она достала из печи два маленьких уголька. Положила их на стол. Взяла из буфета два кусочка сахара и оформила что-то похожее на квадрат с двумя черными углами и двумя белыми. Потом пожевала во рту кусочек хлеба, скатала из него шарик. Прикрепила к нитке и начала раскачивать над черно-белым квадратом, нашептывая какие-то слова на вепсском языке. Во время этого необычного обряда она вдруг стала сильно зевать и впадать в полусознательное состояние. А потом забормотала:

– Найдешь то, что ищешь. Найдешь и потеряешь. Не будет тебе от этого радости и покоя. Счастья не заметишь, к несчастью приползешь. Но не отчаивайся, не оставит тебя Бог.

– Вы, как цыганка, прямо. Наговорили того, что и не проверишь. Как в гороскопе: любому подходит, – разочарованно проговорил Николай.

– Будешь ты, милок, совсем один на собственной могиле рыдать, а больше я тебе ничего не скажу, не поверишь и не изменишь судьбу свою. Только лесных людей не обижай!

– Что за лесные люди? – удивленно спросил Николай.

– Мы их называем «метсямезь». Главней их в лесу – никого нет. На глаза чужим не показываются, но сгинешь за милую душу, если не понравишься им, что дурное подумаешь, скажешь или сделаешь…

– Ну, это уж сказки…– расмеялся Николай.

– Не веришь – не верь, мое дело предупредить…

– Спасибо и на том, бабулька, вот тебе чаю индийского пачка, – грустно усмехнувшись, сказал Николай и пошел к выходу.

– Спасибо ты зря сказал, лишнюю беду накликал на свою да и на мою голову, а чай твой пригодится.

20. натура. Улица деревни.

Николай шел вдоль старых домов, выискивая взглядом что-нибудь интересное. Возле одной большой избы на завалинке сидел старый седой дед и задумчиво смолил папиросу.

– Здравствуйте!

– Здорово! – ответил ему старик, делая ударение на последнем слоге.

– Как дела у вас, как здоровье?

– Дики чома, хорошо, – улыбнулся старик.

– Можно с вами поговорить?

Прежде чем ответить, старик надолго задумался, как бы подыскивая нужные слова или не доверяя собеседнику, глубоко затянулся, выпустил дым и ответил вопросом на вопрос:

– О чем хотите говорить?

– Вы ничего не слышали о хуторе примерно в пятидесяти километрах отсюда на юго-востоке?

– Там уже вологодская тайга. Безлюдная. Южнее шимозерские раньше жили. Да их всех выселили. А мы раньше часто в Шимозеро ездили за водкой.

– А хутор не помните?

– Там, где вы показываете, болота большие, и никакого хутора не было и не может быть. Пропащие места.

– Летчик с самолета видел именно там.

Старик опять надолго задумался, втягивая и выпуская папиросный дым, словно забыл про собеседника.

– Если говорите, видели люди с самолета, может, и есть дома. У нас в 37-м четыре семьи исчезли. Их раскулачили и со всеми вещами и скотиной повезли в район вместе с уполномоченным. Вот они и не доехали до центра. Как в воду канули. Следы вели от дороги к болоту, а там плохо искать. Места там темные, охотники стороной обходят. Геологи тоже лет десять назад ушли и не вернулись… Хорошие семьи были, работящие. Может, и выжили…

– Спасибо, дедушка, вы нам очень помогли, – обрадованно произнес Рогов и достал из сумки бутылку водки, зная, что в сегодняшних деревнях она лучше любой валюты. За нее и воды натаскают, и дров наколют, и огород вспашут.

– Спасибо! – сказал и старик, делая по-вепсски ударение на первом слоге.

21. натура. Берег озера с купальней возле баньки. Над дымящимся костром висит котел. За деревянным столом, на широких пнях участники экспедиции.

– Я думаю, надо взять пару ружей с запасом патронов, побольше спичек, муки, соли, керосин, непромокаемые плащи, резиновые сапоги больших размеров и что-нибудь еще из одежды, – предложил опытный охотник Дмитрий.

– Да, за шестьдесят лет они, наверное, здорово поизносились, – пошутил Николай, – им бы еще книг с газетами прихватить, если они там читать умеют. Путина фото надо показать, пусть знают, кто теперь Русью правит.

– А я бы косметикой поделилась. Вот удивятся тамошние женщины, когда косметику увидят! – мечтательно проговорила Юля и добавила: – Посуду тоже надо подарить.

– Инструмент им нужен, если сразу не захотят с нами в большой мир вернуться, – подсказал здравую идею Александр Тройский. – Я бы и гитару взял, ведь музыка понятна всем. Вдруг они русского языка вообще не знают.

– И деньги, чтобы к настоящей жизни привыкали, – поделился своими мыслями Егоров.

22. натура. Мелколесье, по которому продирается гусеничный вездеход. Внутри участники экспедиции.

– Скоро легче будет. Мы уже на краю большого болота. По нему ГТС-ка пойдет, как по маслу – проговорил Дмитрий.

– Я по карте смотрел, болото тянется километров на сорок, так что у нас появился шанс мягко добраться почти до самой деревни, – поддержал его Александр.

Через некоторое время ГТС-ка вдруг странно дернулась и закрутилась на одном месте, увязая в болотной жиже. Пришлось глушить мотор и вылезать из машины. Когда все столпились вокруг нее, Миша обреченно махнул рукой и произнес:

– Все, граждане, доездились по чащобам. Не починить мне ее. Опять палец лопнул, а больше нет. Угробили машину на пнях да корягах. Придется обратно двигать пешком…

– А сколько мы проехали? – нервно спросил Анатолий.

– Думаю, около полусотни километров. Почти доехали до вашей чертовой деревни. Но есть ли она на самом деле, никто не знает. Впереди одно болото. Надо обратно идти, чтобы к ночи на сухое место выбраться и у костра переночевать, а не в этой топи.

– Я пешком не пойду. Ремонтируй свою колымагу, либо иди за подмогой!– закричал рассерженный Егоров.

– Одному мне не дойти.

– Возьми кого тебе надо, вон редактора и летчика, а мы в машине с Юлей останемся, Дмитрий тоже с нами. У него ружье и у вас ружье будет, – продолжил Анатолий, пытаясь приобнять встревоженную Юлю.

– Что ты тут раскомандовался! – тихо, но уверенно сказал ему Дмитрий. – Здесь я решаю, как дальше быть. Будешь работать, как все. И погибнешь, как все, если не помогут нам в этой глуши. Понял?

– Что ты сказал? – Толик пошел на него с кулаками.

– Остынь, парень, – встал у него на пути Саша. – Дима правильно говорит, в тайге все равны. Кто не понимает этого, первым погибнет.

– Вот уроды, – пробурчал Толик, – завезли, черт знает куда. Связи нет, еще и работать заставляют.

- Все, хватит ныть, мы втроем пойдем обратно за подмогой, – грубо перебил его Дмитрий. - остальные будут нас ждать здесь. Соляры и припасов на несколько дней хватит, а там и мы вернемся.

Вскоре Дмитрий, водитель и Толик ушли в обратном направлении.

23. натура. Возле вездехода стоят в раздумье оставшиеся участники экспедиции.

Из-за вездехода появился незнакомый старик в странной одежде с трехлинейкой в руках и произнес распевно:

– Здорово, люди.

– Кто вы? – растерянно спросил Николай.

– Здесь мы живем годов, считай, шестьдесят с гаком.

– Так вы и есть раскулаченные? – изумленно спрашивает Николай. – Значит, нашли мы деревню…

– Кулаченные, кулаченные, – распевно проговорил старик и прибавил: – Пойдемте-ка со мной, там и поговорим!

Участники экспедиции забрали из вездехода некоторые вещи и покорно пошли за стариком по болоту.

24. натура берег небольшого озерца.

Старик наломал сухостоя, подложил бересты и белого мха, высек кремнем огонь. Костер быстро разгорелся, а старик ловко соорудил из куска бересты ковшичек и, набрав воды, предложил всем напиться. Он начал расспрос:

– Меня вообще-то дедом Ефимом можете звать. А вас как величать?

– Меня Николаем, ее Юлей, а его Александром, – ответил за всех редактор.

– Александр Тройский. Летчик, если вам что-нибудь это говорит, – по-военному отчеканил Саша.

– Летчик… Слово вроде бы простое, русское…– заинтересовался дед Ефим.

– Летчик, от слова летать. Летал я, дедушка, на специальном аппарате. Самолет называется. Раньше аэропланы были и воздушные шары. А теперь такие машины, что быстрее звука и выше всякой птицы запросто летают…

– Про аэропланы-то я читал. Забавно, – усмехнулся дед Ефим и спросил Юлю:

– Ты, девица, тоже летчик али как?

– Я для газеты работаю. Корреспондентка, – проговорила Юля. – Вы про газеты что-нибудь знаете?

– А как же! Дед, когда кулачили, и газеты, и книги с собой прихватил. По ним наши дети читать и русский разумеют.

– Я у вас хотела узнать, что за сапоги такие у вас, вроде и не резиновые, а в болоте не промокли? – оживилась Юля.

– Сапоги у меня телячьей кожи. Сам вымачивал, сам мял. Под каблуком подкладка из бересты, крепеж тоже березовый, вот и не промокают. Я их, почитай, лет десять ношу, нет сносу. И одежа на мне из льна да шерсти барана. Сами растим, сами шьем.

– А я у нее редактор. Самый главный в газете. Будем про вас статью писать, расскажите, как вы здесь оказались? – возбужденно проговорил Николай.

Старик пронзительно посмотрел на него, пытаясь понять, не кроется ли опасность в этом вопросе, подбросил в костер несколько толстых сучьев, тяжело вздохнул и начал рассказ:

– Мне тогда лет десять было. И папу, и маму, и дедушку с бабушкой и прабабушкой, всех нас, с братьями и сестрами, выгнали. И Анхимовых с Федоровыми и Корнышевых также. Зажиточными посчитали. Кулаками. Комбед так постановил. Велели выселяться. Повезли в райцентр со всеми вещами. Мы и струмент нагрузили, и утварь, какую могли, скотину к телегам привязали. Так табором и двинулись. Да больно-то далеко не уехали. Полномоченный стал измываться. К мамке моей приставать. А дед мой не выдержал. Полномоченного и тюкнул кулаком по темени. Кулак у него здоровый был, мог быка завалить. Полномоченный сразу и помер. Не успел за наган ухватиться. Старшие его закопали и решили в тайгу податься. Телеги в лесу закопали. Смычки соорудили. Долго мы шли. Дед вел. Я думал – пропадем в болоте. Малыши плакали от страха. А он все говорил, мол, родной лес лучше большевистской каторги. Дошли, обжились, обстроились потихоньку. Так и живем все эти годы.

Тихо потрескивал костер, верещали неподалеку сороки. Старик, не дождавшись откликов на свой рассказ, продолжил:

– В деревне-то трое нас и осталось. Все остальные померли. Кто по старости преставился, кого медведь задрал, а кого хворь утащила. Мне-то, видать, тоже недолго осталось на земле куковать. Не ведаю, как без меня дочка с сыном управятся. Ну да, Бог даст, не пропадут.

– Возвращаться вам надо, – задумчиво проговорил Николай. – Нет больше в России уполномоченных. Никто вас не расстреляет…

– Что, опять царь-батюшка с купцами и дворянами?

– Нет, Президент.

– Что еще за президент такой?

– Самый главный, – Николай достал из внутреннего кармана газету и показал старику фотографию. – Путин Владимир Владимирович.

– Так значит, это теперь царь. На вепса похож. ПУ – по-нашему дерево. Хороший, наверное, человек. Давно он на престоле?

– Нет, его выбирают люди.

– Как это: выбирают, какие-такие люди?

– Ну, народ в один день пишет на бумажке, кто ему больше нравится из разных желающих стать Президентом. Кто больше голосов наберет, тот и Президент.

– Мудреные слова говоришь. Разве можно добровольно главному отказаться от власти. Такого отродясь мирно не было, только через кровь.

– Не важно. Вы поймите, что вам нечего бояться. Никто вас не расстреляет, никто в тюрьму не посадит и не раскулачит…

– Ладно, хватит нам тайгу пугать. Пойдемте, в доме договорим… – с этими словами старик встал, набрал из озера воды и залил остатки костра. Потом прикрыл костровище мхом, не оставляя следов.

25. Натура. Из зарослей молодого ельника на опушку выбираются участники экспедиции и бредут к ближайшему дому с маленькими оконцами, покрытому соломой.

Остановшись возле ограды из окоренных жердей, воткнутых наискосок, старик стукнул по одной из жердин прикладом и, услышав гулкий стук, удовлетворенно произнес:

– Еще дед мой их ставил. Они еще лет двадцать простоят, если вовремя подрубать.

Над входной дверью Николай подметил щучью голову, словно рогами окруженную ветками можжевельника, а под ней старую ржавую подкову и спросил:

– А это у вас для чего?

– Это всегда в наших домах должно быть. Матерь-щука от злых духов и людей оберегает, ветки эти от порчи и дурного сглаза, а также от всякой хвори, а подкова счастье манит, – пропевно пробормотал старик и пропустил гостей в дом.

Там крупная в кости молодая девушка с широким, как блин, лицом шуровала ухватом в печи, а такой же ширококостный парень закладывал в трубу старинного самовара светящиеся жаром угли.

– Terve, papoi. Keda mest toid? – распевно произнесла она и хотела добавить что-то еще на своем струнно-берестяном языке, но старик перебил ее:

– Здорово! Говорите по-русски. У нас гости. Они наш говор не маутают.

– Здрасте, – почти хором проговорили экспедиционеры, растерянно перетаптываясь сразу за порогом.

– Tule, tule, proidi. Проходите в дом, обедать будем! – слегка зардевшись, произнесла дочь хозяина Ольга.

– Проходите, проходите, аla vareida, – поддержал ее брат Павел.

Николай, Александр и Юля прошли по широким некрашеным половицам к столу и сели на лавку. Вепсская девушка разложила перед ними искусно вырезанные деревянные ложки, поставила на стол блюдо с калитками и чугунок с наваристым мясным супом.

– Руки у нас на дворе моют. Пойдемте, налажу, – опять зардевшись, сказала она.

– И, правда, чего это мы, как дикари! – воскликнул Александр, первым направившись к выходу.

За ним шумно последовали остальные незваные гости. Когда они выходили во двор, Николай услышал, как девушка ворчливо спросила отца:

– Keda shcoid, Lemboi?

– Аla vareida, – ответил он ей уверенным голосом.

Она полила им с ковшика на руки и подала расшитое вручную полотенце. За столом сидели молча. Есть начали после молитвы, которую вслух по-русски произнесли хозяева дома. Первым брал еду из чугунка старик, затем, глядя на него, гости, и только после них своими ложками ловко управляли Павел и Ольга. Когда опустели чугунок и блюдо с калитками, девушка принесла новое блюдо с пирогами и расставила на столе старинные граненые стаканы. Вскоре на столе появилась большая бутыль с желтоватым напитком.

– Это олудь, наше вепсское пиво, – с улыбкой произнес дед Ефим. – Я его на меду и хмелю варю.

Раскрасневшаяся Ольга через некоторое время со смехом приговаривала:

– Humolos, humolos.

– Это по-нашему совсем пьяный означает, – пояснил дед Ефим. – Пора вас на ночлег устраивать, пока еще кехтаете.

26. натура. Берег реки. Раннее утро. Ольга несет от речки воду в ведрах на коромысле. Ее встречает Николай и помогает донести ведра до бани. Он спрашивает:

– Меня вепсскому можешь научить?

– Это долго…

– А я никуда и не тороплюсь, Вот, к примеру, как будет по-вашему «хлеб?»

– А ты отцу что говорила, когда мы умываться выходили?

– «Keda shcoid, Lemboi – кого привел, черт?» – спрашивала, не знала тогда, что вы за люди.

– А он тебе как-то странно ответил, мне слово «алла» запомнилось…

– Ala vareida – не бойся, – засмеялась она. – Это он меня успокаивал.

- А как по вашему, я тебя люблю?

Покраснев, она произнесла, – Миня синя армастан».

Тут из бани высунулся дед Ефим. Он задорно крикнул:

– Чистой душе чистое тело подавай. Давай-ка, мил человек, скурья в баенку!

– У меня и белья чистого нет…

– Белье найдем, старое Ольга или Юля твоя набучит.

27. интерьер. Баня по-черному. На полке сидят с вениками старик и Николай.

Николай спросил, едва скрывая внутреннее напряжение:

– Как бы нам обратно вернуться?

– Обратной дороги у вас нет, на леший след! – твердо, как отрезал, произнес дед Ефим.

– Но почему? – насторожился Николай.

– Не верю я тебе. А даже если бы и поверил. Нет у тебя дороги назад.

– А если мы силой уйдем? Свяжем вас и уйдем!

– Дерево срубишь – обратно не поставишь. Шаль энту из головы выкиньте. С ружьишком я своих детей с малолетства управляться учил. Да и слова знаю, не выпустят вас мecamez. Если попытаетесь уйти, здесь для вас будет нuba taho. Гиблое место, по-нашему.

– И что, нам теперь пропадать здесь? – расстроенно пробубнил Николай.

– Зачем пропадать. Живите с бабами, детей рожайте, в общих делах помогайте и худого никому не делайте. Летун пусть с дочкой моей, а ты с Юлей своей.

– А сын твой что ж?

– Сыну с чужой нельзя, он продолжатель рода.

– А мне с Юлей нельзя, у меня дома своя семья есть.

– Здесь теперь твой дом, – жестко проговорил дед Ефим, – либо ты с Юлей живешь, либо вообще не живешь для общего покою. Смотри, я проверю. А то заладил, что дребезда: домой да домой.

28. интерьер. Та же баня. В парилке сидят Ольга и Юля.

Ольга спрашивает с любопытсвом:

– Ты, Юля, хворая что-ли?

– Нет, а что не нравлюсь?

– Слабенькая, худенькая. С такой муегой дюже не накехтаешь, воды не наволочишь, корову не справишь…

– А зачем мне это? У нас в городе все такие, – с гордостью произнесла Юля. – Все, что надо, можем купить, вода и тепло в доме наготово, на работе тяжелее ручки и блокнота ничего не поднимаю…

В это время под воздействием сырого жара тушь, смешиваясь с тенями, потекла по ее щекам темными зловещими ручьями, напугав Ольгу.

– Что этта чудо с тобой? – в ужасе вскрикнула она.

Юля сразу не поняла и сиганула с полка вниз, чтобы посмотреть на свое отражение в воде. Потом звонко засмеялась:

– Это косметика. Надо было ее смыть, а я забыла.

– Косметика? – переспросила Ольга, услышав незнакомое слово.

– Ну, да. Все женщины красят губы, ресницы, лицо, чтобы быть красивыми… – объясняла Юля, смывая с себя все краски.

– А разве без косметики нельзя? – удивленно спросила Ольга.

– Без косметики ни один мужик не посмотрит, даже если от природы не уродина, – с вызовом ответила Юля. – А еще духи нужны, чтобы пахнуть, как роскошный тонкий букет.

– А мне, Юля, энтот запах не нравится, – задумчиво сказала Ольга. – Какой-то он острый. Травы лучше пахнут и деревья.

– По-твоему, и навоз лучше пахнет моих французских духов? – раздраженно спросила Юля.

– Мне он дом напоминает. Придешь из леса, сразу корову с теленком вспомнишь, какие они ласковые. И на сердце теплей становится, – радостно проговорила Ольга.

29. интерьер. Внутренняя часть дома, в котором живут летчик Саша и Ольга.

Юля подошла взволнованно к сидевшему за столом летчику и спросила:

– Саша, как тебе здесь?

– Я в восторге, …такие люди. Можно диссертацию защитить по вепсскому пивоварению и книгу написать…

– Так, может, хватит уже материала для диссертации? Рванем отсюда?

– Ты извини, но мне теперь моя красавица дороже любой диссертации. Она что – бумажка, каких тысячи. Уверен, что мне больше ничего для покоя и не надо. Хозяйка чаю вскипятит, супов наварит. Все просто и понятно, никто никому не завидует. Нет интриг, лизоблюдства, предательства.

– Но ты же летчик, военный. Спаси меня! – закричала в истерике Юля.

– Был летчик, да весь вышел, – печально сказал Александр. – Знаешь, Юля, иди-ка ты лучше к своему редактору.

– Вот дерьмо! – в сердцах произнесла она и вышла, сильно хлопнув дверью.

30. интерьер. Дровяник.

К верхней балке привязана веревка с петлей. Сложенная из поленьев пирамида. На ней стоит Юля. Онапросунула петлю через голову. Чтобы не передумать, оттолкнула дрова из-под ног и захрипела от больно сдавившей горло веревки…

Через несколько секунд она рухнула на развалившиеся дрова. На пороге неожиданно появился дед Ефим, услышавший грохот. Быстро сориентировавшись, он подскочил к корчившейся от боли Юле и перерезал сдавливающую горло веревку ножом.

– Что это ты удумала, красавица, али кавалер не люб? – поглаживая ее по голове широкой ладонью, спросил он участливо.

– Ненавижу я его, и вас с вашей деревней ненавижу, дайте хоть кончить с мучением этим, идите своей дорогой, – прохрипела она, содрогаясь от рыданий.

– Нет, красавица, на смертоубийство тебе рано идтить, отведу я тебя обратно, оставь вервие в покое.

– Отведете?..– оживилась она, мгновенно забыв про боль и отчаяние.

– Отведу, отведу…

– А как же завет дедовский?

– А вот отведу с условием, что ты там скажешь всем, что остальные утопли в болоте и искать их не надо. Скажешь?

– Скажу, скажу, дедушка! Только выведи, ради Бога.

– Сама-то ты дорогу точно не запомнишь, а если обманешь и расскажешь кому о деревне моей, страшное проклятье на тебя наложу, в мучениях помрешь, на леший след…

– Что вы, что вы, дедушка, никто ничего не узнает…

– А что мы мужу твоему скажем? – задумчиво произнес дед Ефим, спрашивая то ли Юлю, то ли себя самого.

– Какой он мне муж. Меня дома жених Сергей дожидается, – боясь потерять надежду на избавление от заточения, спешно проговорила она.

31. Натура. Зимний лес на краю болота.

Дед Ефим нашел бересты, сухих веток и запалил костер. Хорошенько прогрев огнем землю, затушил пламя и угли, настелил на костровище лапника, а сверху бросил мешковину. Велел Юле снять верхнюю одежду и укрыться ею, как одеялом. Сам сделал то же самое и прижался к спине девушке своей спиной, чтобы поддерживать друг друга теплом. Ефим проснулся от необычных прикосновений ласкающих его грудь рук. Благодарная Юля прижималась к нему всем телом и нежно целовала в шею и в затылок.

32. Интерьер. Дом. Николай растапливает печь.

Вдруг раздался тихий стук в дверь. Она начала медленно приоткрываться, и на пороге появилась Ольга в теплой походной одежде. В руке у нее было ружье, но она оставила его перед порогом, следуя заветам предков. Неуверенно шагнула в дом и пронзительно посмотрела в глаза Николаю.

– Ты чего это? – настороженно спросил он. – Убивать меня пришла?

– Собирайся… – тихо произнесла она, опустив голову.

– Куда? – растерянно и испуганно спросил он.

– Отец твою Юлю увел. Хочу и тебе помочь.

– Miny siny armastan…– едва слышно произнесла она на родном языке.

– Меня? Любишь? – понял, но переспросил он еще более растерянно.

– Не ведаю. Люблю, как солнце, как небо, как старую березу. Пришла, значит. Ружье вот, оно тебе пригодится. Покажу наши заветы, там поймешь, уходить или не уходить. У матери-реки спрошу благословения. Оно отцова слова сильней.

– Ну, спасибо, родная. Не ожидал, – Николай порывисто обнял и поцеловал свою нежданную спасительницу, даже не заметив, как взволновала ее эта внезапная нежность. Через несколько мгновений он спохватился и спросил:

– Не думай об эстом, – твердо сказала Ольга. – Я ужо испекла хлеб.

33. Натура. Берег еще не замерзшей речки. Ольга и Николай стоят на берегу.

Она достала из своего мешка каравай. Проговорила, сильно волнуясь и обливаясь слезами, древнее заклинание на вепсском языке и бросила каравай на стремнину. Хлеб закрутился под сильными струями воды, но сдерживаемый подводным камнем, оставался на одном месте. Прождав в оцепенении несколько томительных минут, Ольга запричитала почему-то по-русски:

– Не дает матерь-речка ответа. Ни благословения, ни запрета. Не будет нам счастья, не будет мне жисти. Горюшко мое горькое, как трава от ветра клонюся, а двинуться не могу, держат мои ноженьки девичьи камни родимые, не дают бежать с любимым…

34. Натура. Другой берег незамерзшей речки со стремниной. Николай и Ольга переправляются на лодке долбленке. Идут по едва заметной тропинке до огромной глыбы затвердевшего песчаника, издали напоминающей молящегося монаха.

Ольга достает из мешка старинную золотую цепочку с маленьким крестиком, кладет у подножия глыбы и страстно произносит заклинание на вепсском языке, часто повторяя слово метсамезь.

Раздается сильный шум. Деревья вокруг странно шатаются. К камню со всех сторон стали подходить странные существа, фигурами похожие на людей. Одеты они были в серые одинаковые балахоны, подпоясанные ивовыми ветками. Длинные волосы и мужчин, и женщин были распущены, скатались от грязи и жира, лица более походили на морды. Николай кричит и теряет сознание.

35. натура. Зимний лес. Охотник с собакой идет на широких лыжай, высматривая добычу.

Подбежав к большой раскидистой ели собака громко лает, пока не подошел хозяин.

Заглянув под ель, охотник увидел полузамерзшего скрючившегося человека. Он быстро скинул рюкзак, положил на него ружье и расстегнул куртку незнакомца, чтобы проверить, бьется ли еще сердце. По легкому движению грудной клетки он понял, что замерзающий еще жив, и принялся за дело. Он начал растирать лицо незнакомца снегом. Вскоре тот застонал и приоткрыл заспанные глаза.

– Вы кто? – спросил он осипшим голосом.

– Твое счастье…

– В лесу, конечно, – усмехнулся охотник. – Давно заблудился?

– Здравствуй, человек! – обрадованно прохрипел Николай.

– Здрасте, давно, спрашиваю, блудишь? – переспросил охотник. – Меня, кстати, Лешей зовут.

– Не спрашивай, Леша, дай лучше поесть хоть что-нибудь. Я уже давно на одних ягодах подснежных и хвое…

36. Натура. Городская улица. День.

Николай медленно бредет мимо городского рынка, озираясь по сторонам. Подходит к лоткам и шарит по карманам в поисках денег. Потом трогает правой рукой наручные часы, печально смотрит на них. И подходит к одному из торговцев кавказской национальности.

- Слушай, дружище, купи часы!

- Зачем, дорогой, мне твои старые часы, у меня своих девать некуда.

- Да я почти даром, за сто рублей отдам.

- Что, дорогой, похмелиться хочешь, давай за бутылку!

- Нет, мне дочке подарок надо купить…

- Ну, раз дочке, возьми, дорогой, деньги. – подает мятую сторублевку и спрашивает, -А она у тебя красивая?

- Маленькая еще, часы возьми. – отвечает раздраженно Николай и идет к другим лоткам.

37. Интерьер. Подъезд обычной пятиэтажки. Вечер.

Николай медленно поднимается на свой этаж. С волнением достает из кармана ключ. Немного помедлив, вставляет его в замок. Но ключ упорно не подходит, словно упираясь в невидимую преграду. Дверь вдруг открылась сама. Резко и решительно, как удар профессионального боксера. На пороге стоял в его любимом махровом халате водитель редакции Сергей. Он смотрел зло и ошарашенно, но после минутной паузы спросил, прикрыв дверь:

– Чего, бомжара, здесь забыл?

– Сергей, ты чего это? – изумленно переспросил его Николай. – Это же моя квартира! Ты меня не узнаешь?

– Счас, твоя! Разбежался! Здесь живем мы, а прежний хозяин сгинул.

– Я и есть прежний хозяин... – растерянно произнес Николай.

– Так ты же, Коля, погиб, я и не узнал сразу… – злорадно усмехнулся Сергей.

– А ты что в моей квартире делаешь, жену, что ли, мою утешаешь, сволочь?– закричал Николай и попытался пробиться в квартиру. Но более крепкий водитель резко оттолкнул его.

– Ну, ты, во-первых, сам сволочь. С женой твоей бывшей мы еще в школе встречались. Так что ты давно опоздал. Она по дурости за тебя замуж выскочила. На меня тогда обиделась. А во-вторых, тебя уже похоронили. Сам можешь на кладбище свою могилу отыскать. Была жена твоей, стала моей. О дочке не беспокойся. Накормлена, одета, учится на одни пятерки. Папкой стала меня называть.

– Я ее отец! Пусти! – упрямо пробиваясь к двери, пробубнил Николай.

– Зачем тебе это надо? – все сильнее отталкивая его, спросил Сергей. – У нас с Ириной все хорошо. Ты здесь лишний. Будешь надоедать – с лестницы спущу. Понятно?

– Я это так не оставлю. С милицией приду! – продолжал упрямствовать Николай, хотя в душе уже понял, что окончательно проиграл и потерял семью.

– Приходи с милицией, если дочки не жалко, – зло проговорил Сергей, еле сдерживая желание разбить очки на носу настырного гостя. – Ей эти страсти вряд ли на пользу пойдут.

– Ты хоть передай ей это, я обещал, – глухо проговорил Николай, как-то сразу сникнув, и протянул Сергею корзинку с огромным красным яблоком внутри.

Сергей демонстративно положил яблоко в карман халата, а корзинку сильно сжал в кулаке, а потом разломанную выбросил вниз по лестнице:

– Я же сказал: все, ты умер для нее, возвращайся обратно в лес и не тревожь нормальных людей, – проговорив с нескрываемой ненавистью эти слова, он отвернулся, скрылся в чреве квартиры и уверенно захлопнул дверь.

38. Интерьер. Обновленный и ухоженный женской рукой кабинет редактора. Утро.

На редакторском кресле сидит Юля и болтает по телефону.

– А удачно мы Сережку с Ириной на поминках сосватали. Он теперь мне по гроб жизни будет благодарен… И Ирка довольна…

– Ну, здравствуй, Юля! – жестко произнес Николай. Не ждала?

– Вы? Ты? – поперхнулась она сигаретным дымом.

– Как видишь, я.

– Что ты здесь делаешь? – начала она приходить в себя и набирать командирский тон.

– Это ты что делаешь в моем кабинете? – сердито спросил он и двинулся к ней ближе.

– Я теперь редактор, назначенный после твоей гибели. Это мой кабинет, и попрошу его очистить. Я тебя не вызывала! – почти прокричала она остолбеневшему от неожиданности Николаю.

– Не смеши меня, девочка, какой ты редактор! – нервно засмеялся он.

– Я тебе не девочка, а Юлия Александровна! Учителя были хорошие, вот и заняла свое место, а тебе даже должность дворника не доверю. Лучше вали в свою деревню. Окончательно взяв себя в руки, твердо и решительно произнесла она.

– Пошла вон, стерва! – зло произнес он и придвинулся еще ближе.

– Сам пошел вон отсюда, а то охрану позову! – завизжала она и начала лихорадочно нажимать кнопки на телефоне.

Николай схватил со стола какую-то безделушку, бросил ей в лицо, опрокинул пару стульев и шумно вышел из кабинета, со всей силой хлопнув дверью.

39. Натура. День ближе к вечеру. Городская улица возле школы.

Николай печально бредет по улице. У светофора притормозила Ока. В ней он заметил бывшую жену за рулем, которая самодовольно улыбнулась. На заднем сидении сидела его дочь. Она жалостно смотрела на него. И прижималась губами к стеклу. Машина тронулась на зеленый свет.Николай бросился вслед за ней, пробежал несколько метров, споткнулся о кусок льда и рухнул на дорогу. Вскочил, снова бросился бежать, но опять поскользнулся и ударился еще сильнее. Ярко-красная «Ока» резко прибавила скорости и исчезла за поворотом.

40. Натура. Городское кладбище. Холмик. С деревянным крестом. На нем табличка с крупной надписью. Николай Иванович Рогов. Вечер.

Николай сидит на своем холмике, уткнув голову в колени. К нему подходит священник во всем облачении, идущий с отпевания.

– Здравствуйте, молодой человек

– А вы то, батюшка, чего здесь забыли? – удивленно спросил Николай.

– Так время приспело, мил человек, отпевать, вот я и отпевал. Родственники свою бабушку теперь землей засыпают, а душа ее к небу устремилась, в родной дом. Хорошая была бабушка, крепкой веры и многих добрых дел.

– А я никому не верю, даже себе. Жить больше не хочу, вот стою над собственной могилой, чтобы быстрей отмучиться…

– Чудно вы рассуждаете. Вижу, что тяжело вам. Но отчаяние – смертный грех. Ведь душа человека, как аккумулятор, нуждается в подзарядке. У вас, видимо, подзарядки давно не было. Надо в храм на службу сходить. Сами почувствуете облегчение. Новые силы появятся, все и наладится. Выход есть из любой ситуации.

– Я свой выход сам закрыл, а ключ потерял… – глуховато проговорил Николай.

– Помогите-ка, мил человек, Божий дом строить, а то мне одному несподручно. Прихожане-то у меня пожилые да телом немощные. Бревно поддержать некому, а мужики на деревне пьют и в храм не идут. Не созрели еще до духовной радости. Верю, что смогу вам помочь… И вы мне очень нужны. Видно, сам Господь вас послал храм в нашей деревне строить.

41. Натура. На срубе в 4 венца сидят в рабочей одежде Николай и священник, подрубают топорами бревна. Еще не поднятые бревна тешут топорами старик и его сын из затерянной деревни. К ним с ведром и ковшом в руках подходит улыбающаяся Ольга.